Эпоха реформ Петра Великого

Эпоха реформ Петра Великого

§ 96. Царь Федор Алексеевич. Царь Алексей Михайлович умер в начале 1676 года, всего 45–46 лет от роду. После него осталась большая семья. Первая жена царя Алексея, Марья Ильинична (§ 81), умерла раньше мужа, оставив ему двух сыновей, Федора и Ивана, и несколько дочерей. После ее кончины царь Алексей женился вторично, взяв за себя воспитанницу своего друга А. С. Матвеева (§ 89), Наталью Кирилловну Нарышкину. В 1672 году (30 мая) у Натальи Кирилловны родился сын Петр. Таким образом при царе Алексее в царском семействе естественно образовалось два круга родных. Первый состоял из всех старших детей царя с их ближайшею роднею Милославскими, из рода которых происходила покойная царица Марья Ильинична. Второй круг составляли царица Наталья Кирилловна и ее сын Петр с их приближенным Матвеевым и роднею Нарышкиными. Оба круга царской родни не любили друг друга и готовы были на ссору. Только страх перед царем Алексеем сдерживал проявления семейной розни и вражды.

Когда же царь Алексей Михайлович скончался и на престол, по московскому обычаю, вступил его старший сын, 14?летний царевич Федор Алексеевич, вражда не замедлила открыться. Начались ссоры и интриги. Боярин Матвеев, стоявший тогда во главе всех дел, был оклеветан перед царем и сослан на далекий север (в Пустозерск); Нарышкины же были удалены от царя. Милославские думали получить после этого влияние и власть. Но государь был под сильным влиянием своих личных любимцев и друзей (придворных И. М. Языкова и А. Т. Лихачева), которые и заняли первые места при слабом и молодом государе. Таким образом, рядом с двумя враждовавшими придворными кругами царской родни, Милославских и Нарышкиных, возник еще третий кружок – боярский. Все короткое царствование Федора Алексеевича было наполнено борьбою и взаимными интригами этих кружков.

Из государственных дел при царе Федоре Алексеевиче особенную важность имел мир (точнее – перемирие на 20 лет) с турками, которые вмешались в малороссийские дела еще в царствование Алексея Михайловича (§ 95). Они предъявили свои права на правобережную Украйну и пытались занять столицу правобережных гетманов – г. Чигирин. Московские воеводы отдали им Чигирин лишь после упорной обороны. Так как долгая война за Украйну и постоянные набеги татар и турок совсем разорили правый берег Днепра, то правобережное казачество стало уходить оттуда и массами переселялось на восток, на левую сторону Днепра, в область Сев. Донца (Слободская украйна). Московское правительство не дорожило поэтому опустошенными правобережными областями и легко уступило их (кроме Киева) султану. Так, наконец, завершилась (1681) борьба за Малороссию, тянувшаяся более двадцати лет.

Во внутренней московской жизни при царе Федоре Алексеевиче заметно было господство новых культурных понятий. Распространялись новые обычаи; усиливалась мода на польско-литовские костюмы и книги; задуманы были многие реформы. Между прочим задумана была и учреждена Славяно-греко-латинская академия – высшее богословское училище, в котором могли обучаться люди всех сословий. (Первыми ее преподавателями были выписанные с востока греки – братья Лихуды.)

Одновременно с заботами о просвещении шло обсуждение широкой военной реформы. Была осознана необходимость усиления и улучшения регулярных войск иноземного строя, которые получили свое начало еще при царе Михаиле Федоровиче. Это дело было поручено просвещенному вельможе князю В. В. Голицыну (§ 89) и комиссии выборных дворян. Комиссия предположила, чтобы дворяне служили по новому порядку в регулярных войсках и оставили устарелый обычай местничества, очень вредный для воинской дисциплины (§ 54). Государь с сочувствием отнесся к предположениям служилых людей и устроил торжественное заседание высшего духовенства и бояр, целый «собор», для отмены местничества (1682). Собор согласно и торжественно осудил и отменил «враждотворный» и «братоненавистный» обычай. Взамен старого «государева родословца», в котором были записаны знатные московские роды, приказано было составить новые «родословные книги» для всего потомственного дворянства.

Царь Федор Алексеевич скончался в апреле 1682 года, всего 20 лет от роду, и Москва осталась без прямого наследника престола.

§ 97. События 1682 года. По общему мнению, наследовать Федору должен бы был следующий за ним его брат Иван. Но 15?летний Иван был очень болезнен и малоумен и, конечно, не мог принять власти. Зная это, любимцы царя Федора (Языков, Лихачев и др.) пред кончиною царя сблизились с Нарышкиными, призвали в Москву из ссылки боярина Матвеева и устроили дело так, что тотчас по смерти царя Федора патриарх Иоаким и бояре провозгласили царем младшего царевича Петра мимо старшего Ивана. Избранием младшего брата права царевича Ивана были явно нарушены; царское избрание было произведено безо «всей земли», без земского собора, который в старину, в минуты междуцарствия, один имел право избирать государя. Понятно, что родные царевича Ивана, его сестры и бояре Милославские, не могли примириться с происшедшим. Самыми умными и решительными среди них были царевна Софья Алексеевна и боярин Иван Михайлович Милославский; они не любили стесняться в средствах и потому не остановились перед открытою смутою. Против своих недругов они подняли стрелецкое войско.

Стрелецкое войско, составлявшее тогда гарнизон Москвы, делилось на полки (или «приказы»). Каждый полк жил в том или другом квартале Москвы (всего более – в Замоскворечье) особою «слободою». Стрельцы со своими семьями помещались в отдельных дворах, вели свое хозяйство, занимались торгом и промыслами в свободное от службы время. Каждый полк (или приказ) стрельцов управлялся своим полковником, по имени которого и назывался. Всеми же стрельцами ведал особый Стрелецкий приказ, во главе которого в то время стоял дряхлый старик князь Юрий Долгоруков. В последние дни царя Федора Алексеевича среди стрельцов обнаружилось недовольство на то, что их полковники допускали злоупотребления: заставляли стрельцов работать на себя; задерживали выдачу им жалованья, утаивали часть его в свою пользу и т. п. Стрельцы жаловались на полковников и получили право взыскивать с них свои убытки; это повело к открытым беспорядкам в стрелецких слободах. Стрельцы утратили дисциплину и стали насильничать над своими начальниками. Таким?то настроением стрельцов и воспользовались Милославские. Стрельцам дали знать, что во дворце бояре завели измену и что царевича Ивана уже задушили; в руки стрельцам дали и список «изменников-бояр». (Нарышкиных главным образом.) Стрельцы поверили и начали мятеж.

15 мая 1682 года они вооруженною толпою пришли в Кремль ко дворцу. Царица Наталья Кирилловна вывела на Красное крыльцо дворца царя Петра и царевича Ивана и показала их стрельцам живых и благополучных. Сам Иван успокаивал мятежников, говоря, что его никто не изводит. Однако стрельцы не успокоились, вломились во дворец и на глазах у царской семьи зверски убили Матвеева и многих Нарышкиных, родственников царицы Натальи. Они разошлись и по всей Москве, везде муча и убивая обреченных на погибель бояр. То же продолжалось и на другой, и на третий день, пока не были избиты все «изменники». Затем стрельцы потребовали, чтобы царевич Иван царствовал вместе с братом Петром и чтобы за несовершеннолетних братьев правила государством царевна Софья (а не царица Наталья). Это было исполнено. Наступило, таким образом, двоецарствие, и началось правление Софьи с Милославскими. Все их недруги и противники были избиты или сосланы; все высшие должности были в их руках. Над стрелецким войском вместо убитого стрельцами князя Ю. Долгорукова был поставлен князь И. А. Хованский.

Сторона Милославских добилась таким образом полного успеха. Однако успокоения в Москве не наступило. Некоторые ревнители «старой веры» сообразили, что и им можно попробовать воспользоваться возбуждением стрельцов и с их помощью попытаться отменить Никоновы новшества. В стрелецких слободах начались проповеди и поучения; стрельцов всячески возбуждали вступиться за старую веру. Хованский как будто поддерживал староверов. С его помощью, по просьбе стрельцов, в Грановитой палате (§ 49) устроено было торжественное собрание духовенства, в присутствии царей и правительницы, для прений о вере. Расколоучители (между которыми всех виднее был священник Никита, прозвищем Пустосвят) вели себя на собрании дерзко. Конечно, за один раз нельзя было решить сложный вопрос о сравнительном достоинстве старого и нового обряда. Однако староверы, выйдя из Грановитой палаты, кричали на улицах, что они победили, и приглашали народ креститься двумя перстами. Соблазн был очень велик, и правительница Софья упросила стрелецких офицеров переловить расколоучителей; некоторых из них (Никиту) даже казнили. Движение было таким образом подавлено, и вопрос о вере заглох. Но поднялась новая тревога. По Москве пошел слух, что князь Хованский с помощью своих стрельцов хочет погубить царей и Софью и сесть на Московское царство. Хованский, действительно, держал себя бестактно, делая вид, что он один только и может управиться с буйными стрельцами и поддерживать в Москве порядок. Царская семья испугалась, выехала из Москвы в «потешные» (дачные) села и окружила себя дворянскими отрядами. Князь Хованский с сыном были вызваны к правительнице из Москвы, обвинены во многих злоумышлениях и казнены. Против же стрельцов к Москве были двинуты вооруженные силы, так как была боязнь нового стрелецкого бунта. Однако испуганные стрельцы не поднялись; напротив, они принесли повинную во всех своих буйствах. Стрелецкое движение прекратилось, и в конце 1682 года царевна Софья с братом Иваном возвратилась в московский дворец. Царь же Петр с матерью продолжал с тех пор обычно жить в подмосковных селах (всего больше – в селе Преображенском).

§ 98. Воспитание Петра Великого. Тревоги и смуты оказали сильное влияние на характер и жизнь маленького царя Петра Алексеевича. До смерти своего отца, царя Алексея, Петр жил баловнем в царской семье, составляя предмет любви и нежных забот своих родителей. Ему было всего З? года, когда умер его отец. Царь Федор был крестным отцом своего маленького брата и очень его любил. Он держал Петра при себе в большом московском дворце и заботился о его учении. Лет пяти Петра начали обучать грамоте. Царь Федор сам выбрал ему учителя, дьяка Никиту Зотова, и Петр с ним выучился читать. С ним же, вероятно, начал Петр и писать (но никогда не приобрел четкого почерка)[92]. За обучением у Зотова должна была следовать схоластическая наука, с которою знакомились уже старшие братья и далее сестры Петра под руководством киевских монахов (§ 89). Петру предстояло изучать грамматику и философию, латинскую и греческую грамоту и, вероятно, польский язык. Но пред началом этого «грамматичного учения» умер царь Федор и произошла смута 1682 года. Благодаря ей Петр остался без образования. Между ним и его матерью, с одной стороны, и Софьей и Милославскими, с другой, произошел открытый разрыв. Бывшие в Москве киевские ученые все пользовались покровительством Софьи и казались ее приятелями и приверженцами. Поэтому царица Наталья не имела склонности допускать их к Петру и не учила его. А Софья, в свою очередь, не имела желания заботиться об образовании нелюбимого брата, и Петр оставался в известном смысле неучем.

Это было одним из последствий тяжелой смуты 1682 года. Были еще и другие. Во время стрелецкого мятежа Петр своими глазами видел гибель своих родных и близких, поневоле смотрел на их мучения и кровь, трепетал за свою мать и за себя. Целое лето жил он в стране стрелецких насилий, целую осень со своими родными странствовал кругом Москвы и жил в стенах Троице-Сергиева монастыря, боясь, как и Софья, въехать в беспокойную Москву. Пережитые им ужасы он не мог забыть во всю свою жизнь и никогда не любил жить в московском дворце, залитом кровью его близких. Когда в конце 1682 года Софья справилась со стрельцами и водворилась в Москве, для Петра и его матери страхи и опасности не прекратились. Хотя Петр и носил царский титул, однако он не царствовал на самом деле; мало того, он был опальным человеком, которому как бы не было места в Москве. Мать Петра была вынуждена жить с сыном в подмосковных селах (Преображенском, Коломенском), вдали от большого двора, в некотором пренебрежении и унижении от Софьи. Она постоянно ожидала зла себе и своему сыну. Немудрено, что и сам Петр боялся и не любил всего того, что окружало Софью и служило ей. Он стал чужд и враждебен той обычной дворцовой обстановке, в которой росли и жили его старшие братья и сестры; он не знал и не желал знать обычного «чина» (порядка) московской придворной жизни. И в этом смысле он также вышел неблаговоспитанным человеком, казался неучем.

Жизнь маленького царя Петра в подмосковных потешных селах сложилась очень своеобразно. Потешные дворцы бывали обыкновенно невелики; вместо большого придворного плата там была немногочисленная дворня; двор и сад царские граничили с крестьянским селом. Это были условия обычной боярской усадьбы, и Петр рос в потешных селах, как простой дворянин. В своих играх он собирал кругом себя не только детей бояр и дворян, но и дворовых и крестьянских ребятишек; из царских хором он легко выбегал на двор, на село и в окрестные поля и рощи. Московские царевичи вырастали обыкновенно в тесных кремлевских хоромах; Петр рос на просторе подмосковной деревни. Поэтому?то детские забавы Петра приобрели свой особый характер. Он рано начал играть в войну не только в хоромах, но и на поле. На берегу Яузы (притока р. Москвы), у с. Преображенского, он построил себе «потешную» крепость (Пресбург) и около нее собрал целую дружину «потешных» воинов. Сначала это был простой сброд – «преображенские конюхи», как выражалась Софья. Потом этой компании Петр придал форму двух солдатских полков (Преображенского – в с. Преображенском и Семеновского – в соседнем селе Семеновском), и понемногу из «потешных» полков образовались у Петра полки настоящие, положившие впоследствии начало нашей гвардии. Полевая забава Петра, именно потому, что она развилась на просторе полей, получила широкие размеры и серьезное значение. Петр понемногу уразумел серьезную сторону военного дела и стал учиться инженерному и артиллерийскому искусству. Разумеется, ему пришлось начать эту науку, так сказать, с азбуки и по доброй воле засесть за арифметику и геометрию. Как только маленький царь пожелал изучать военную технику, около него неизбежно, по общему московскому порядку, должны были появиться учителя-«немцы» (то есть западноевропейцы), которые тогда были инструкторами и начальниками регулярных московских полков (§ 79).

Близость этих «немцев» к Петру не должна нам казаться удивительною и необычною. Московский двор в то время широко пользовался услугами западноевропейцев. Маленького Петра лечили доктора-немцы; в вычурных садах царя Алексея он видел немцев-садовников; всякие технические поделки во дворцах исполнялись мастерами-немцами. Мать Петра Великого, царица Наталья, выросла у своего воспитателя А. С. Матвеева в приязни к немцам; боясь близких к Софье ученых киевлян, она не страшилась немцев и допускала их к сыну. Наконец, Немецкая слобода, где жили немцы, была расположена очень близко от с. Преображенского; было очень просто и легко послать туда за всяким делом и позвать оттуда сведущих и искусных немцев по первому же слову царя Петра. Таким образом, немцы из слободы помогали царю строить его крепость; голландец Тиммерман учил Петра арифметике, геометрии и фортификации[93]; голландец же Брант обучал его плавать под парусами. Под влиянием своих забав и учителей-немцев Петр мало-помалу обращался в военного техника и любителя-моряка. Не было у него общепринятого тогда схоластического образования, а были какие?то особые, совсем необычные познания, какие?то странные, совсем не царские вкусы. Молодой государь представлял собою необыкновенный для московского общества культурный тип.

Многое в характере и в жизни молодого царя Петра вызывало осуждение окружающих. Осуждали в нем его необразованность и невоспитанность, его пристрастие к забавам. В особенности странною представлялась страсть Петра к лодкам и кораблям: после того, как Петр нашел в селе Измайлове заброшенный мореходный ботик («дедушку русского флота») и научился плавать на нем, он весь ушел в это новое дело и начал строить себе суда на большом Переяславском озере. Конечно, это казалось многим пустою и странною забавой, не подходящею для подраставшего государя. Осуждали в Петре и его особую близость к немцам. Петр с течением времени стал часто бывать в Немецкой слободе. Там он свел близкое знакомство с некоторыми из обитателей слободы, сиживал у них в гостях, принимал участие в их увеселениях. Особенно сблизился он с шотландцем Гордоном, генералом русской службы, ученым и серьезным человеком, и со швейцарцем Лефортом, полковником, человеком очень способным и веселым. Под влиянием Лефорта Петр, по мнению многих, отстал от русских обычаев и привык к шумным пирам и разгулу. К сожалению, состоявший при Петре «дядькою» (воспитателем) князь Борис Алексеевич Голицын и учитель Петра, Никита Зотов, в этом отношении сами не были безгрешны и не могли удержать молодого Петра от кутежей и шумных пирушек.

Итак, вследствие особых неблагоприятных условий своего детства Петр остался без правильного образования и воспитания и вместо богословско-схоластических познаний приобрел военно-технические. Не было у него любви к старым обычаям и порядкам; не было никакого видимого интереса к делам государственным и придворным. Петр весь ушел в свои забавы, все свое время употреблял на «потехи Марсовы и Нептуновы». Его громадные умственные способности находили пока применение в тесном кругу полудетских затей и были заметны для немногих. Вообще же московские люди считали Петра несерьезным и пустым человеком, от которого нельзя было ждать проку. А между тем подходила пора его совершеннолетия, приближался конец опеки царевны Софьи над царями и царством. Чтобы отвлечь сына от пустых забав и сделать его более солидным, царица Наталья задумала женить Петра и нашла ему невесту по своему вкусу – Евдокию Федоровну Лопухину. В начале 1689 года Петр женился, но не изменил своих привычек: легко оставлял мать и жену и всего более интересовался постройкою судов в Переяславле и воинскими забавами. Так подошло его совершеннолетие (30 мая 1689 года), когда его мать и родные заставили его начать борьбу с сестрою Софьею за власть.

§ 99. Правление и низвержение царевны Софьи. Начавшееся в 1682 году правление царевны Софьи продолжалось семь лет. Главную роль при ней играл князь В. В. Голицын (§ 89). Под его влиянием находилось как управление внутреннее, так и внешняя политика. Внутренние мероприятия отличались вообще заметными чертами гуманности, потому что просвещенный Голицын был склонен действовать мягко и, как говорят, мечтал о широких преобразованиях, между прочим об освобождении крестьян от власти помещиков. Во внешней политике удалось достигнуть важного успеха, именно заключить с Речью Посполитою в 1686 году вечный мир на условиях Андрусовского перемирия 1667 года (§ 95). Польский король Ян Собеский согласился на вечную уступку Киева Москве лишь под влиянием тяжелых обстоятельств трудной борьбы с турками и выговорил за то у Москвы обязательство помогать ему против турок и татар. Обязательство это надо было исполнить: московские войска, под начальством князя В. В. Голицына, два раза (в 1687 и 1689 годах) ходили на Крым, и оба раза неудачно. Большие и тяжелые ополчения москвичей, не приспособленные для степных походов, дошли до Перекопского перешейка, но не могли долго держаться в голой степи и повернули назад, не победив татар, скрывшихся за Перекопью[94].

Неудача Крымских походов подала удобный повод к ропоту и обвинениям со стороны противников Софьи. Как раз в эту пору младшему из царей, Петру, исполнилось 17 лет: он стал совершеннолетним и мог уже сам с братом Иваном править государством. Это грозило Софье близким переворотом. Опасаясь переворота, Софья попыталась из временной «правительницы» обратиться в постоянную «самодержицу», соправительницу царей. Назначенный после князя Хованского (в 1682 году) начальником всех стрельцов, думный дьяк Федор Шакловитый, человек крутой, решительный и ловкий, держал стрельцов в полном повиновении. Полагаясь на него, Софья думала повести дело так, чтобы стрельцы подали ей челобитье – не оставлять правления, венчаться царским венцом и стать самодержицею. Однако старания Шакловитого возбудить стрельцов не имели успеха: стрельцы челобитья не подали. Дело это разгласилось, и противная Софье сторона царя Петра тогда решила действовать. Летом 1689 года начались открытые ссоры царя Петра с Софьею и закипела между ними острая вражда. Софья опасалась прямого нападения на себя Петра с его потешными «конюхами», и потому держала вокруг себя в Москве усиленные караулы стрельцов. Уступить Петру и отказаться от правления она и не думала. Петр также боялся покушения на себя стрельцов; опасалась за сына и царица Наталья. Когда в августе 1689 года в Преображенском ночью получено было известие, что в Москве на улицах собраны сильные отряды стрельцов, приближенные разбудили Петра и страшно напугали царя криком, что стрельцы идут его убить. Петр раздетый ускакал в ближайшую рощу, там оделся и помчался оттуда в Троице-Сергиев монастырь, куда приехал чуть живой от усталости и волнения. Страхи оказались ложными, но от них Петр начал страдать постоянным нервным недугом: у него появились подергивания щеки, непроизвольные движения головы и некоторая неправильность походки: он, по тогдашнему выражению, «голову запрометывал и ногою запинался».

С отъездом Петра к Троице началась открытая усобица. К царю в крепкий монастырь приехали его мать и жена; съехались родственники и бояре, отставшие от Софьи; пришли потешные полки, также стрельцы полка Сухарева. Постепенно туда же подходили регулярные солдатские полки и съезжались дворяне. У Петра оказывалась громадная сила. Софья с братом Иваном сидела в Москве, окруженная недоумевающими стрельцами. Скоро выяснилось, что у нее нет сил бороться с Петром: от нее уехал патриарх Иоаким, друг за другом уезжали бояре, стали уходить и стрельцы. Все чувствовали, что право на стороне Петра. Петр победил без боя. Князь В. В. Голицын был арестован и сослан; Шакловитого и некоторых близких к нему стрельцов казнили. Софье указано было уехать из дворца в подмосковный Новодевичий монастырь. Петр особым посланием пригласил брата Ивана «царствие править самим». На деле же, вследствие полной неспособности и безгласности царя Ивана, правление всецело перешло в руки Петра, его родных и близких. Так совершился переворот 1689 года.

§ 100. Годы 1689–1694. В первое время после низвержения Софьи Петр мало интересовался государственными делами и все свое время посвящал либо маневрам со своими потешными, либо плаванию на кораблях и кораблестроению. Свои «Нептуновы потехи» молодой государь перенес с Переяславского озера в Архангельск. Море произвело глубокое впечатление на Петра и неудержимо стало тянуть его к себе.

Между тем управление государством оставалось в руках царицы Натальи, ее родных и патриарxа. Они дали делам такое направление, которое не могло нравиться самому Петру. Государь дружил с иноземцами; а правительство, напротив, стало к ним и к киевлянам очень холодно. В особенности патриарх Иоаким вооружался против них. В правление Софьи патриарху пришлось видеть много неприятностей от выезжих киевлян и их московских друзей. Киевляне свободно распространяли в Москве свои церковные обычаи и высказывали мнения, иногда отличавшиеся от московских[95]. Иоаким поставил дело так, что созванный им собор 1690 года заподозрил правоверие киевского духовенства, и с тех пор киевские монахи и киевские ученые потеряли свое привилегированное положение в Московском государстве и как бы подверглись гонению. Вместе с тем и другие иноземцы перестали пользоваться покровительством в московском дворце.

Патриарх Иоаким умер в 1690 году. Духовенство избрало на патриаршество одного из московских архиереев, Адриана, столь же враждебного новшествам, как и Иоаким. За Адриана была мать царя Петра. Она продолжала, без всякого видимого участия сына, править государством до самой своей смерти, которая последовала в 1694 году.

§ 101. Азовские походы и флот. Кумпанства и великое посольство. Смерть матери заставила царя Петра самого приняться за дела управления. Ему в ту пору было уже 22 года. Предстояла новая война против турок и татар в исполнение договора с королем Яном Собеским 1686 года. Петр видел неудачу двух московских походов против Крыма и не хотел повторять эту затею. Он принял другое решение – идти на турецкую крепость Азов в устьях Дона. В таком решении не было ничего необычайного: еще при царе Михаиле Федоровиче в Москве шли речи об Азове (§ 80). В Москве всегда понимали важное значение этой крепости, служившей как бы ключом к морю для всего Дона. Весною 1695 года, для того чтобы замаскировать свое движение к Азову, Петр послал на низовья Днепра большое войско, угрожавшее оттуда походом на Крым; а сам с регулярными полками по Дону и Волге направился к Азову. Осада Азова затянулась до осени 1695 года и не имела успеха, потому что крепость получала с моря водою припасы и подкрепления и могла держаться. Петр сам участвовал в военных действиях. Он понял причины своей неудачи и, когда вернулся в Москву, начал немедля готовиться к новому походу, проявив необыкновенную энергию и упорство. Он задумал построить флот, который помог бы осадить Азов и с моря. На реке Воронеже, под г. Воронежем, была устроена верфь для судов; шли работы и в самой Москве, и в других городах: везде готовили части судов и снасти. Весною в Воронеже был готов «морской караван» в 30 военных судов и собраны сотни речных стругов и плотов. Московская рать с флотом явилась к лету 1696 года под Азовом и, окружив его, крепко осадила и скоро взяла. Это был громадный и неожиданный успех. Молодой государь и его приятели, Гордон, Лефорт и другие, оказались способны не только на потехи, но и на подвиги.

Победа окрылила Петра и внушила ему широкие планы. Он стал мечтать о постройке большого флота и об изгнании турок из Европы силами соединенных в один союз европейских народов. По свойству своего характера, Петр начал немедля приводить в исполнение то, что задумал, с тем большею свободою, что с 1696 года он остался единодержавным государем; царь Иван скончался перед вторым Азовским походом, оставив после себя лишь дочерей.

Постройка нового флота получила характер особой общенародной повинности. Было указано, чтобы к 1698 году с определенного количества крестьянских дворов землевладельцы (светские – с 10 тысяч дворов, а церковные – с 8 тысяч) выстроили по одному оснащенному и вооруженному кораблю; все же вообще горожане (посадские люди) должны были построить общими силами 12 кораблей. Для того чтобы сговориться, кому с кем вместе строить корабль, помещики и вотчинники должны были немедля собраться в Москве и образовать «кумпанства»[96]. Поставив так круто хозяйственную сторону дела, Петр не менее круто и быстро повел техническую часть дела. В Воронеже были устроены верфи; на них свозили материал и собирали рабочий народ; туда выписывали из?за границы корабельных мастеров и всяких техников. Для того же, чтобы приготовить в будущий флот своих русских моряков, кораблестроителей и мореходов, Петр решил (1697) для «навигацкой науки» послать за границу 50 человек из придворной родовитой молодежи.

Другую свою мечту – о союзе христианских держав против турок и татар – Петр думал осуществить путем переговоров. Он задумал послать великое (чрезвычайное) посольство в Германии, Голландию, Англию, Рим и Венецию для «подтверждения древней дружбы и любви» и для заключения союза против турок. Послами он назначил Лефорта и Ф. А. Головина и дал им большую свиту. С удивлением узнали в Москве, что и сам царь хочет ехать за границу в этой свите. Действительно, поручив государство своим близким людям (князю Федору Ромодановскому и др.), Петр весною 1697 года отправился за границу вместе с послами, скрыв себя в их свите под именем «Преображенского полка урядника Петра Михайлова».

Все эти дела и затеи молодого государя были так необычны, а его личное поведение так мало походило на привычный царский «чин», что против Петра стал в эту пору раздаваться уже явный ропот. Созрел, по?видимому, даже заговор на жизнь Петра. Стрелецкий полковник Иван Цыклер и родовитые дворяне Алексей Соковнин и Федор Пушкин были уличены в том, что искали случая убить Петра. Вот почему перед отъездом за границу Петр принимает особые меры предосторожности; между прочим стрелецкие полки высылаются из Москвы в Азов и на литовско-польскую границу.

§ 102. Заграничное путешествие Петра Великого. Заграничное путешествие Петра Великого имело очень большое значение. Во-первых, пребывание в чужих краях в течение полутора лет окончательно выработало личность и направление самого Петра. Он получил много полезных знаний, привык к культурным формам европейской жизни, умственно созрел и стал европейцем по духу. Во-вторых, Петр за границей узнал действительные политические отношения держав и вместо несбыточных мечтаний об изгнании турок в Азию усвоил себе трезвый план борьбы со Швецией за Балтийское побережье, утраченное его предками.

Великое посольство, а с ним и Петр, выехали из Москвы весною 1697 года. Путь их лежал на Балтийское море. В Риге шведские власти очень сухо встретили русских. Зато в Курляндии прием был приветливее, а в Пруссии (тогда еще курфюршестве Бранденбургском) курфюрст Фридрих встретил Петра очень радушно. Правда, воевать с турками он отказался, посоветовав Петру войну со шведами. Но самого Петра он очаровал своею любезностью. Из Пруссии Петр поехал в Голландию сухим путем. На дороге он встретился с женою и тещею курфюрста, и те, проведя с Петром целый вечер, дали любопытное описание его наружности и манер. Их удивил его ум и живость, поразила невоспитанность. «Он очень хороший и очень дурной», выразились они: прекрасна натура, дурно воспитание. Такое же впечатление замечательного, но невыдержанного человека произвел Петр и в Голландии. С немногими «денщиками» (адъютантами), опередив посольство, Петр приехал в голландский городок Саардам, в котором было развито кораблестроение и из которого мастера работали у Петра в Москве. Там он немедля поступил на верфь как простой плотник, жил в маленьком домишке, одевался как рабочий. Однако саардамцы узнали царя, и Петр стал предметом всеобщего любопытства. Он мог выжить в Саардаме всего 8 дней и должен был уехать оттуда в Амстердам. В Амстердаме дело пошло лучше. На одной из самых больших верфей Петр работал, как простой мастер, более 4 месяцев и, по его словам, «своими трудами и мастерством новый корабль построил и на воду спустил». Но, трудясь на верфи, узнал он, что в Голландии научной теории кораблестроения не существует. За этою наукою Петр бросился в Англию и в английском городке Дептфорде, на казенной верфи, «через четыре месяца оную науку окончил». Так он сам впоследствии писал о своих занятиях за границей. Кроме «навигацкого дела», Петр в Голландии и Англии увлекался всем, что его занимало: смотрел музеи и фабрики, слушал лекции, посещал госпитали, учился гравировать, учился литейному делу. После занятий в Англии Петр вернулся в Голландию и вместе со своим великим посольством поехал в Вену. Где ни побывало это посольство, везде оно терпело неудачу со своей идеей общей борьбы против турок. На западе Европы завязалась тогда напряженная борьба Габсбургов с Бурбонами, и никто не интересовался турками. Германский император искал мира с ним, чтобы направить свои силы против Франции, и потому русское посольство в Вене не имело никакого успеха. Недовольный императором, Петр собирался уже из Вены ехать в Венецию, славную своим мореплаванием, как вдруг пришло из Москвы известие о стрелецком возмущении. Петр поспешил домой. Путь его лежал через Польшу; там встретил его только что избранный король польский (он же саксонский курфюрст) Август. Петр быстро сдружился с ним, и между ними впервые высказана была мысль о совместном действии против Швеции. Разочарованный в прежней мечте о союзе против Tурции, Петр легко схватывает новую мысль о борьбе за Балтийское побережье и с этою мыслью в августе 1698 года приезжает в Москву.

§ 103. Первые преобразования и стрелецкий розыск. Вернувшись из путешествия, Петр сразу обнаружил свое новое настроение. Приехав в Москву, он даже не заехал в московский дворец, а прямо проехал в свое Преображенское. Своей жены Евдокии Федоровны он не видел, а заглазно послал ей приказ идти в монастырь. Против воли отвезли ее в Суздаль и там постригли (в Покровском монастыре, где была пострижена жена великого князя Василия III Ивановича, Соломония). Сына своего, Алексея (родившегося в 1690 году), Петр отдал на попечение сестры своей, царевны Натальи.

При первом же приеме придворных в Преображенском Петр отдал им приказ впредь носить короткое европейское платье, вместо длинного русского, и брить бороды. Он сам резал бороды и окорачивал кафтаны у тех, кто упрямился. Право носить бороду сохранило только духовенство и крестьянство. Горожане могли покупать это право, уплачивая известную пошлину и получая ежегодно «бородовой знак». С принудительною переменой внешности узаконялось и вообще господство западноевропейских обычаев в русской жизни. Одним из внешних знаков этого господства стало установление нового летосчисления. До тех пор в Москве считали годы от сотворения мира и праздновали новый год «на Семен день» – 1 сентября. Отпраздновав 1 сентября 1699 года наступление нового 7208 года по старому счету, Петр велел 1 января вновь праздновать новый 1700 год и впредь считать годы от Рождества Христова, как и в прочих православных странах.

Одновременно с первыми шагами своих культурных преобразований Петр начал свой страшный стрелецкий розыск.

Стрелецкое возмущение 1698 года произошло оттого, что стрелецкие полки, выведенные из Москвы в Азов и на польскую границу, были недовольны своим положением. Стрельцы видели нелюбовь и недоверие к ним царя и ожидали, что стрелецкое войско будет вовсе уничтожено. Стоя на границах, они роптали и посылали в Москву за вестями, чего им ждать далее. Когда из Москвы пришли смутные и вздорные вести, что царя в царстве нет и что впереди надо ожидать только дурного, стрельцы не выдержали. Несколько стрелецких полков вышло из повиновения и двинулось к Москве – к своим семьям и хозяйствам. Навстречу ослушникам из Москвы вышли регулярные войска с пушками. При первой же встрече с ними (у Нового Иерусалима, или Воскресенского монастыря) стрельцы положили оружие и побежали. Их переловили и наказали: многих казнили, а прочих посадили под стражу.

Возвратясь в Москву, Петр нашел, что дело о стрельцах недостаточно исследовано и преступники недостаточно наказаны. Начался новый «сыск» (следствие) и пытки. Под пытками некоторые стрельцы показали, что их поднимала на бунт царевна Софья из Новодевичьего монастыря, где она жила. Хотя этот оговор и не был достаточно доказан, однако Петр поверил ему. Он объявил вину сестры выборным от народа, приглашенным во дворец, и велел постричь Софью в монахини в том же Новодевичьем монастыре. Стрелецкое же войско Петр решил вовсе уничтожить. До 2000 стрельцов было казнено смертью в разных концах Москвы. Остальные стрельцы были распущены из полков, и их было даже запрещено принимать в солдаты.

§ 104. Великая Северная война. Первые годы войны. С 1699 года Петр начал приготовления к войне со шведами. Он вступил в союз с Августом II, саксонско-польским королем и курфюрстом, и с датским королем Христианом. Союзники убедили его, что наступило очень удобное время для действий против Швеции, так как на шведском престоле воцарился молодой и легкомысленный король Карл XII. Однако Петр не решался начать войну с Карлом, пока не будет заключен мир с турками. В августе 1700 года получил он известие о том, что его послы в Константинополе добились мира с уступкою Азова Москве, – и тотчас же московские войска были двинуты к Балтийскому морю. Началась знаменитая шведская война – на целых 21 год[97].

Петр осадил шведскую крепость Нарву. В это время обнаружилось, что король Карл XII обладает огромной энергией и военным талантом. Как только союзники начали против него войну, он собрал свои наличные войска, бросился на Копенгаген и принудил датчан к миру. Затем он направился на русских к Нарве и напал на них так же быстро и неожиданно, как на датчан. У Петра под Нарвою все его регулярное войско (до 40 000 человек) стояло укрепленным лагерем на левом берегу р. Наровы. Карл ворвался с запада в этот лагерь, смял и погнал русских к реке (19 ноября 1700 года). Имея всего один мост на Нарове, русские спасались вплавь и гибли. Только «потешные» полки Петра (Преображенский и Семеновский) отстоялись у моста и с честью перешли реку после того, как остальная армия бежала. Карлу досталась вся артиллерия и весь лагерь московского войска. Довольный легкою победою, Карл счел силы Петра уничтоженными, пошел на своего третьего врага, Августа, и этим сделал крупную ошибку: Петр быстро оправился и восстановил свою армию; сам же Карл, по выражению Петра, надолго «увяз в Польше», куда от него укрылся Август.

Поражение под Нарвою не привело Петра в отчаяние. Напротив, так же, как после первой Азовской неудачи, он проявил громадную энергию и в течение зимы 1700–1701 годов успел собрать новое войско и отлить до 300 новых пушек (для которых, за недостатком в государстве меди, брали даже церковные колокола). Увидевшись со своим союзником королем Августом (в м. Биржах), Петр заключил с ним новый договор о том, как им держаться вместе против Карла. Согласно с этим договором, все последующие годы Петр вел войну в двух разных областях. Во-первых, он помогал Августу в Речи Посполитой деньгами, хлебом и войском. Русская армия не раз ходила в Польшу и Литву, чтобы задерживать Карла XII в Польше и не допускать его до окончательного торжества над Августом. На этом театре войны особенно отличался любимец Петра из его «потешных», Александр Данилович Меншиков, которому Петр вверил здесь все свои войска. Во-вторых, Петр, отдельно от своего союзника, предпринял завоевание Финского побережья и вообще старых Ливонских земель (Эстляндии и Лифляндии), пользуясь тем, что главные силы Карла были отвлечены в Польшу[98]. Петр осенью 1702 года явился при истоках р. Невы и взял шведскую крепость Нотебург, стоявшую на месте старого новгородского Орешка. Возобновив укрепления этой крепости, Петр назвал ее Шлиссельбургом, то есть «ключом-городом» к морю. На весну 1703 года русские спустились к Невским устоям и взяли, при впадении р. Охты в Неву, шведское укрепление Ниеншанц. Пониже этого укрепления на Неве в мае 1703 года Петр заложил Петропавловскую крепость и под ее стенами основал город, получивший имя «Питербурха», или Санктпетербурга. Это был для Петра укрепленный выход в море, которым он тотчас же воспользовался. На Ладожском озере (точнее, на р. Свири) начали строить наспех морские суда, и в том же 1703 году они были уже спущены на воду. Осенью этого же года Петр уже начал работы на Котлине-острове для постройки морской крепости Кронштадта (предшественник нынешнего Кронштадта). Эта крепость и стала гаванью для нового Балтийского флота. Таким образом Петр не только приобрел для себя выход на море в своем «парадизе» – Петербурге, но и защитил этот выход рядом твердынь. Допустив Петра до такого успеха, Карл сделал непоправимую ошибку, которую он задумал загладить тогда лишь, когда справился с другим своим неприятелем – Августом.

§ 105. Великая Северная война. Годы 1707 и 1708. К началу 1707 года Августу пришлось, несмотря на русскую помощь, прекратить свою борьбу с Карлом XII. Карл изгнал Августа из Речи Посполитой, настоял там на избрании нового короля (Станислава Лещинского) и затем вторгся в Саксонские владения Августа, где и вынудил у него мир. Отдохнув в Саксонии, шведы в конце 1707 года начали свой поход в Московское государство.

Не было времени тяжелее и страшнее во все царствование Петра Великого. Сильный и непобедимый враг стоял у порога Руси; союзников уже не было; подоспели внутренние неурядицы. Тяжелые годы войны утомили народ, вызывали ропот, а на окраинах государства даже бунты. Еще в 1705 году произошел мятеж в Астрахани; в то же время началось движение среди башкир за Волгою. Наконец, вспыхнуло восстание среди донского казачества. В течение всего XVII века народ из государства выходил на Дон в казаки, чтобы там навсегда освободиться от холопства и крестьянства. «С Дону выдачи нет», – так обычно говорили казаки, когда из Москвы пробовали вернуть какого?либо беглеца. Вот против этого?то правила и стал действовать Петр. После Азовских походов, в которых донские казаки оказали большую помощь, Петр хвалил и награждал их, но требовал, чтобы сами казаки не принимали более к себе беглых и выдавали обратно приходящих к ним из государства. Это требование оставалось без исполнения, потому что обижало казаков и представлялось им нарушением их старого права. Тогда Петр прибег к небывалой мере: в 1707 году он послал на Дон отряд войска, чтобы искать и силою возвращать новопришедших туда беглецов. Голытьба, еще помнившая времена Стеньки Разина (§ 84), поднялась и истребила посланный царем отряд. Несмотря на то что домовитые казаки пробовали подавить движение, оно разрослось. Под предводительством казака Кондратия Булавина голытьба одолела домовитых, овладела главным городком на Дону, Черкаском, и подняла против государства весь Дон. Петру надобно было послать на Дон много войск, чтобы подавить восстание. Когда царские войска осадили Черкаский городок, Булавин застрелился, а его товарищи убежали на р. Кубань и в другие места. Черкаск был взят (1708) и весь Дон был подвергнут жестокому взысканию. С тех пор всякая самостоятельность Донского казачества пала и правительство стало полным хозяином на Дону. Петр таким образом добился своего.

Наконец, сверх всего того, что происходило в Московской Руси, дурные вести стали приходить к Петру и из Малороссии. Гетман малороссийский Иван Мазепа готовил измену и сносился с врагами Петра. К этому его побуждало внутреннее состояние Малороссии, очень смутное и беспокойное. В стране не прекращалась внутренняя усобица. Казачья «старшина» (§ 95) желала господствовать над управляемыми людьми, а простые казаки и горожане не желали подчиняться старшине. Старшина хотела сохранить автономию Украйны и не любила московского вмешательства в малороссийские дела; а простой народ, города, иногда и духовенство – сами обращались к Москве за защитою и покровительством. Мазепа, став гетманом (1687), в течение целых двадцати лет искусно умел сдерживать и примирять распри и ссоры, соблюдая интересы и московского правительства. Положение его стало, однако, шатко и тяжело с тех пор, как Карл XII победил Августа и переменил в Польше короля. Торжество шведов должно было, казалось, повести к окончательному поражению Петра. Все ждали разгрома Москвы. Если Малороссия останется верна Москве, она разделит тяжкую участь побежденных; если же она вовремя отойдет от Петра, она может обеспечить свою самостоятельность посредством соглашения с победителем. Так рассуждал Мазепа и все те, кто подбивал его перейти на сторону Карла. Ради этих соображений Мазепа вступил в тайные сношения с Карлом; но он вел себя так скрытно, что Петр не верил отпадению Мазепы до последней минуты[99].

Такова была обстановка шведского нашествия на Русь. Восстания инородцев за Волгою и казаков на Дону, опасность отпадения Малороссии и страх (правда, неосновательный) нападения турок и татар с юга – вот что видел и чувствовал Петр, ожидая нападения Карла. Однако военные события 1708 года сложились неожиданно счастливо для русских.

В самом начале 1708 года Карл XII взял г. Гродно, где стояли тогда русские войска, и оттуда двинулся по направлению к Москве. С ним было более 40 000 отборного войска и, кроме того, он ждал к себе на помощь из Лифляндии генерала Левенгаупта с 16 000 солдат и с военными запасами. На дороге к Днепру шведы победили русских при с. Головчине и в Могилеве овладели переправою через Днепр. Петр ожидал их марша к Смоленску; но вместо этого Карл пошел на юг в Малороссию в расчете на измену Мазепы, о которой Петр еще не знал. Левенгаупт со своим войском остался теперь позади Карла и должен был его нагонять. Сообразив это, Петр не дал им соединиться: он напал на Левенгаупта на р. Соже, при дер. Лесной (в сентябре 1708 года), и разбил его отряд, отняв у него весь обоз (5000 повозок). Карл остался без пороха и провианта. Он и в Малороссии не нашел того, чего ожидал. Когда пришло время Мазепе соединиться открыто со шведами, русский полководец Меншиков узнал про его измену и едва не схватил его самого. Мазепа убежал к Карлу лишь с небольшим отрядом казаков, а русские войска штурмом взяли гетманскую столицу Батурин и предупредили возможность восстания Украйны против Москвы. Карл и Мазепа расположились на зимовку в Малороссии (между Ромнами и Гадячем), а русские войска окружили их своими отрядами. Население же Малороссии осталось верным Москве и смотрело на шведов как на врагов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.