События, происходившие на востоке Европы в последней четверти II тыс. до н. э. — первой трети I тыс. до н. э
События, происходившие на востоке Европы в последней четверти II тыс. до н. э. — первой трети I тыс. до н. э
На востоке Европы на рубеже II–I тыс. до н. э. в полосе лесостепи и степи шли извечные процессы борьбы оседлого запада и кочевого востока. В роли оседлых земледельцев в украинской лесостепи выступали носители белогрудовской культуры XII–IX вв. до н. э., являвшиеся прямыми и непосредственными преемниками носителей культуры курганных погребений центра Европы XV–XIV вв. до н. э. (наслоившихся на культуры шнуровой керамики и унетицкую), восточная область которой трансформировалась в ряд индоевропейских культур (тшинецкая, комаровская, сосницкая XV–XIII вв. до н. э.), около XIII в. до н. э., в свою очередь, породивших классическую культуру полей погребений — лужицкую XIII–VIII вв. до н. э. и лежащую к востоку от неё белогрудовскую на севере Правобережной Украины.
Процесс оседания громадного индоевропейского вала евразийской степи, накрывшего значительные территории Европы (культура курганных погребений XV в. до н. э.), занял около трёх столетий и сопровождался активным смешением вновь пришедшего степного населения первого этапа андроновской культуры XVIII–XV вв. до н. э. и местного, явившегося наследником древних индоевропейских культур Европы (культура воронковидных кубков IV–III тыс. до н. э., шаровидных амфор III тыс. до н. э., шнуровой керамики рубежа III–II тыс. до н. э.).
Вслед за прошедшим в центр Европы потоком носителей андроновской культуры на запад в степи юга России устремились этнические иранцы, подвергшие в XIII–XII вв. до н. э. так называемой варварской оккупации оседлый юг Средней Азии и вошедшие в Европе в историю как киммерийцы и последовательно сменявшие их в степях Нижнего и Среднего Дуная, Днестра, Днепра, Дона, Волги скифы (VIII в. до н. э.) и сарматы (III в. до н. э. — III в. н. э.).
Мы помним о том, что иранский мир Евразии своими языковыми, духовными, экономическими и культурными основами произрастает из восточноиндоевропейского мира древних ведических ариев Евразии V–II тыс. до н. э., к середине II тыс. до н. э. покинувших свою прародину (Айриана-Ваэджо) и ушедших частью в Малую Азию (хетты XXIV–X вв. до н. э.), частью в Афганистан, Пакистан и Индию (XVII–XV вв. до н. э., ведические арии), а частью в центр Европы (культура курганных погребений XV–XIV вв. до н. э.).
Смешение трех основных слоев индоевропейских потоков в Европу (культура воронковидных кубков, культуры шаровидных амфор, шнуровой керамики IV–III тыс. до н. э.) с культурой курганных погребений XV–XIV вв. до н. э. дало окончательное оформление группам индоевропейцев на крайнем западе Евразии (кельты, латины, германцы, славяне, балты, эллины, иллиры, фракийцы).
Сложение в чистом виде протоиранской общности индоевропейского мира Евразии следует отнести к XV в. до н. э. — времени ухода степной аристократии (андроновская культура XVIII–XV вв. до н. э.) на юг и запад континента и сложения срубной культуры степи, заложившей основу обособления иранской общности степей Евразии.
Для подошедших с востока иранцев некогда широко распахнутые ворота Европы оказались практически закрыты. Слишком устойчивы к XIII–IX вв. до н. э. были общности культуры полей погребений, занимавшие центр Европы, и слишком далеки и труднодоступны оказались ее отдаленные периферии — Скандинавия, Британия, Пиренеи, Апеннины.
Последним эпохальным вторжением индоевропейских кочевников в мир нарождающихся устойчиво оседлых европейских цивилизаций оказалось вторжение дорийцев (XIII–XII вв. до н. э.) в Элладу. Иранский кочевой мир, хотя и проникал в долину Среднего и Нижнего Дуная, на Балканы, в Малую Азию и даже доходил до Восточной Балтики, все же в Европе как целостная мощная индоевропейская общность укрепиться не смог и продолжение как оседлая культурно-историческая общность получил на Кавказе (Северная и Южная Осетия), в Средней Азии (Таджикистан), в Иране и Афганистане.
Могучий славянский вал центра, юга и востока Европы с середины II тыс. до н. э. явился непреодолимой преградой для любых идущих с востока на запад и наоборот переселений целых народов. Единственным, получившим долгое историческое развитие успешным вторжением с востока в центр Европы оказалось нашествие угров IX в. н. э., сумевших не только укрепиться на Среднем Дунае, но и занять прочное место в ряду культурных общностей Европы. Нашествия гуннов, аваров, монголов носили характер грандиозных набегов и исторически государственного продолжения в европейской реальности не получили, равно как и идущие им навстречу, с запада на восток, нашествия фракийцев, кельтов, латинов, германцев перспектив в историческо-государственном смысле на землях славян, за редким исключением, не имели и не добились.
Восточно-тшинецкая культура трансформировалась в белогрудовскую культуру (север Правобережной Украины) на рубеже XIII–XII вв. до н. э. Северные леса Восточной Европы, как мы помним, с III–II тыс. до н. э. занимали носители культуры шнуровой керамики, невольно законсервировавшие в исторической балтской общности Европы состояние и форму индоевропейского языка конца III тыс. до н. э.
Как отмечалось выше, леса и болота лесной полосы востока Европы надежно прикрыли балтов с юга и востока, море защитило их с запада, а с севера жили не угрожавшие культурному и языковому своеобразию протофинские охотники.
Литовский (балтский) и славянский языковые миры кажутся наиболее близкими среди западной группы индоевропейских языков Евразии. В то же время в языке балтов есть явные и древние соответствия с германским и даже греческим языками, подчас отсутствующие в славянском.
Всё это указывает на то, что в конце III тыс. до н. э. протосла-вянский языковой субстрат уже занял свое устойчивое место в центре Европы, укрепившись в защищенных природой отрогах Карпат и Восточных Альп и в труднопроходимых долинах рек Эльбы (Лабы), Одры, Вислы, Припяти и отчасти на берегах Дуная, Днестра и Среднего Днепра. Срединное положение протославянской общности Европы к концу III тыс. до н. э. было обозначено и засвидетельствовано балтским языком (язык носителей культуры шнуровой керамики). В III тыс. до н. э. начался процесс обособления и кристаллизации протогреческого, латинского, кельтского, германского языков Европы. Индоевропейские вторжения II тыс. до н. э., шедшие из центра Европы на ее окраины, хотя и вносили заметные коррективы в развивающиеся культуры периферии континента, тем не менее наметившихся тенденций своеобразия Скандинавии, Британии, Апеннин и т. д. опрокинуть не могли, и общая языковая нивелировка индоевропейского мира Европы была уже невозможна.
Городища восточноевропейской лесостепи, некогда принадлежавшие носителям тшинецкой культуры, перешли под власть их непосредственных восприемников, носителей белогрудовской археологической культуры XII–IX вв. до н. э. Об этнической принадлежности носителей белогрудовской культуры говорят аналогии бронзолитейной продукции украинской лесостепи, Моравии и Апеннинского полуострова XI–X вв. до н. э., в равной степени последовательно восходящие к образцам культур полей погребений, курганных погребений и андроновской (XVIII–XV вв. до н. э.), центр которой, как мы помним, располагался на юге Урала.
Мы также помним о том, что около XVII в. до н. э. была окончательно повергнута, распылена и навсегда исчезла трипольская культура, занимавшая земли Правобережного Поднепровья и уходящая корнями в культуры средиземноморской расы центра и юго-востока Европы VI I–II тыс. до н. э., создавшей тип линейно-ленточной керамики, несколько тысячелетий противостоявшей в Европе геометрическому орнаменту индоевропейского мира Евразии. Окончательно бесконечно долгая борьба за обладание Европой разрешилась в Правобережном Поднепровье в пользу индоевропейцев Евразии лишь в XVII в. до н. э.
Таким образом, протославянский языковой и культурный субстрат в III тыс. до н. э. мог складываться и развиваться лишь западнее Правобережного Поднепровья, хотя и имел беспрестанную подпитку населением в лице индоевропейских кочевников междуречья Днепра и Волги и далее, вплоть до юга Средней Азии и верховьев Енисея.
В XIII–XII вв. до н. э. земли на юго-западе Правобережного Поднестровья занимали носители культуры Ноа, этнически представлявшие собой остатки средиземноморской расы юго-востока Европы, смешанные с индоевропейскими кочевниками евразийской степи. К концу XI в. до н. э. в бассейне Среднего и Нижнего Днестра на смену носителям культуры Ноа пришли исторические фракийцы, продвигавшиеся на восток из центра Европы. Одним из указаний на их появление служат фракийские гидронимы, присутствующие в междуречье Среднего Днестра и Днепра.
Не без влияния перечисленных выше факторов около X в. до н. э. белогрудовская культура начала постепенно трансформироваться в занимающую практически ту же территорию чернолесскую культуру X–VII вв. до н. э. В обеих культурах основу производящей экономики составляло пашенное земледелие. Широко возделывались пшеница и ячмень. Основу стада в обеих культурах неизменно составляли быки, козы, овцы, свиньи (отличительный признак оседлости населения), кони. Всюду присутствовала собака и широко держали домашнюю птицу (кур).
Кроме того, значительные поступления в пищу давала охота на оленя, зубра, зайца, лису, барсука. Несмотря на наличие ощутимого потока изделий из центра Европы, в Правобережном Поднепровье XII–VII вв. до н. э. развивалось собственное бронзолитейное производство.
На конец II тыс. до н. э. пришелся пик засухи, поразившей евразийскую степь от Алтая до Восточных Альп. Следствием явилось то, что некогда могучая производящая экономика срубной археологической культуры юга России середины II тыс. до н. э. подверглась деградации и едва ли не полному упадку. В XII–X вв. до н. э. население — носитель белозерской культуры степей Северного Причерноморья и Приазовья резко сократило поголовье стада. Терпела бедствие бронзолитейная металлургия, страдающая от недостатка сырья. Стремительно сокращались численность населения, площади поселков, объемы обрабатываемых земель. Люди были вынуждены забрасывать оседлое земледелие и переходить к кочевому скотоводству.
Подвижный протоиранский мир евразийской равнины, жестоко страдавший от засухи в степях Восточного Прикаспия и пошедший на эпическое вторжение на юг Средней Азии и далее, долиной реки Теджен-Герируд на Иранское плоскогорье, равно страдал и в степях Нижнего Поднепровья, Подонья и Поволжья XII–X вв. до н. э.
Несмотря на значительное преобладание грунтовых погребений в степях Северного Причерноморья, на юге России по-прежнему не забывали древних традиций курганных погребений, хотя чести такой удостаивались лишь представители знати.
Непосредственной преемницей белозерской культуры юга России была исторически засвидетельствованная общность киммерийцев X–VIII вв. до н. э. Иранская общность Северного Причерноморья XII–VIII вв. до н. э. претерпела определенное влияние фракийской волны населения, идущей из центра Европы на её восток.
В междуречье Среднего Днепра и Дона преемницей срубной культуры (середина II тыс. до н. э.) в XII–VIII вв. до н. э. явилась бондарихинская археологическая культура, носители которой этнически представляли собой смешение протоиранцев и протославян, строивших поселения на защищенных природой мысах, огораживая их с напольной стороны системой оборонительных валов и рвов. Наряду с укрепленными поселениями существовали и хорошо защищенные по всему периметру городища. Господствующим погребальным обрядом являлось трупосожжение с захоронениями в грунтовых могилах, наряду с которыми существовали и курганы. Развивалась собственная бронзовая металлургия, но не отличалась мощью, возможно, вследствие отсутствия собственных источников сырья.