Глава VIII. Бунтари или повстанцы!.

Глава VIII. Бунтари или повстанцы!.

Рисунки из хроники Гуамана Помы

Одно из самых интересных явлений Тауантиксуйю связано с тем, что сегодня именуют национальным вопросом. Конечно, не все индейские царства, вошедшие в Тауантинсуйю, могут быть названы государственными устройствами, но все они до захвата инками являлись самостоятельными объединениями индейцев, перешагнувшими рубеж первобытнообщинного строя: там, где инки встречали дикость и первобытное варварство, они отказывались от завоевания новых земель. Этот факт засвидетельствован хронистами. Об этом же говорят границы царства.

Далее. Когда инки боролись за право стать организатором панкечуанского государства, вокруг ареала расселения кечуа не было пустоты. Мы знаем, что на юге Куско находилось крупное государственное образование индейцев колья (аймара). На западе — царство Чиму, по уровню своего развития превосходившее инков. На севере инки столкнулись с целым рядом крупных государственных образований индейцев, мало в чем уступавших кечуа. Достаточно назвать царство Кито.

При этом мы не можем забыть, что в Тауантинсуйю проживало не менее 10 миллионов человек и, следовательно, некечуанское население империи исчислялось в миллионах. Удержать в подчинении столь пёстрое в этническом отношении и многочисленное население было делом чрезвычайной сложности. И хотя мы знаем от хронистов, что инкам приходилось то тут, то там усмирять непокорных подданных, не менее очевидно и то, что царство сынов Солнца было единым государством.

Скажем сразу: сыны Солнца не внесли ничего принципиально нового в систему управления столь огромной страной. Они пользовались извечными орудиями управления антагонистического классового общества — кнутом и пряником. Однако в пределах этой «системы» инки нашли ту золотую пропорцию, которая многократно увеличила эффективность воздействия каждого из них. Инки сумели найти оптимальный вариант приспособления своих кнута и пряника к реальной действительности общества и государства. Более того, они сами создали эти орудия эксплуатации и одновременно решения "национального вопроса", поскольку им не у кого было их заимствовать.

Нет необходимости говорить, насколько сложен этот вопрос. И все же мы попытаемся выделить и показать конкретные приемы и методы этнокультурной политики инков, которые, на наш взгляд, больше остального учитывали специфику ареала их действий и потому оказались наиболее эффективным средством.

Прежде всего для инков вообще не существовал национальный вопрос, и они отнюдь не стремились решать национальную проблему, как она представляется нам сегодня. Перед Куско стояла совсем другая задача: побольше захватить и удержать в пределах Тауантинсуйю «чужих» царств и народов.

Гуманные, миссионерские соображения инков не волновали. И если какой-то народ не покорялся им, создавая малоприятный прецедент, «миссионеры» из Куско вполне могли вырезать такого «неблагодарного» соседа. Подобные акции не представляются обязательными, но исключать их, особенно из раннего периода становления господства Куско, также нет никаких оснований.

Заслуга инков в другом: они сумели понять, что этнокультурные различия, кажущиеся одним из самых неодолимых препятствий, могли быть использованы для успешного решения задачи создания царства сынов Солнца. Однажды уяснив столь ценную для себя истину, правители Куско стали уделять этому вопросу самое серьезное внимание. Видимо, он стал важной, если не важнейшей, традицией их экспансионистской деятельности, чем-то вроде обязательного священного ритуала. В официальной религиозной доктрине инков эта традиция приняла вид миссионерства сынов Солнца.

Четко выделяются две главные тенденции, определявшие сущность политики Куско в отношении других племен и народов (мы просим извинения за то, что вынуждены пользоваться современными терминами). На первый взгляд они не просто противоречат, но даже исключают друг друга. Судите сами.

Инки прежде всего стремились к поголовной кечуанизации всего населения страны. Но одновременно они сознательно заставляли покоренные племена и народы сохранять свою этнокультурную самобытность или, точнее, ее наиболее очевидные формы проявления, включая одежду, культуру и даже религию, а также — и это очень важно! — местные, формы правления. Последнему придавалось особое значение.

Встретившись в реальной жизни Тауантинсуйю лицом к лицу с великим разнообразием племен и народов, испанцы даже не усомнились, что перед ними единое государство. Но они увидели и другое: даже если собирались вместе "сто тысяч человек", различить их "национальную принадлежность" не составляло никакого труда (Сьеса де Леон).

В основе всей деятельности сынов Солнца лежал абсолютно земной принцип, не составляющий никакой тайны: все, что способствует укреплению власти, должно быть не просто использовано, но и всячески развито, поддержано всеми имеющимися средствами. Эта истина знакома всем, однако далеко не все способны понять, что конкретно можно и должно включить в это самое «все». Именно здесь таится главная трудность. Но инки сумели обнаружить и активно использовать достаточно могучие, надежные и во многом единственно возможные рычаги управления своей страной.

Первым из этих рычагов стал достаточно рискованный эксперимент, проведенный сынами Солнца сразу же за победой над чанками: инки не просто сохранили жизнь вождям чанков, но и включили их боевые отряды в состав своих войск, ушедших на завоевание царства Колья. Чанки во главе с Анко-Валью помогли инкам победить Колья, однако после той победы по каким-то причинам сыны Солнца решили прервать свой эксперимент. Возможно, они посчитали его оконченным и не захотели больше рисковать — в подобной мысли их могла убедить сила чанков. Можно допустить, что инициаторами разрыва с Куско стали сами чанки. В этом случае стремление инков уничтожить своего союзника не кажется чем-то необычным.

В любом случае второй конфликт между инками и чанками хотя и закончился неудачей для сынов Солнца, он, однако, не опроверг целесообразность использования побежденных в интересах Куско. Но нас интересует в данном случае совсем другое: сам факт сохранения в официальной истории Тауантинсуйю рассказа о побеге чанков во главе с Анко-Валью. Действительно, почему инки сохранили память о своем поражении, ибо именно так расценивается побег чанков?

Нам представляется, что на фоне последующей неукоснительной практики включения царств других индейцев в состав Тауантинсуйю этот факт достаточно убедительно говорит: в уходе чанков в чем-то оказались виновны сами инки, и они поняли это. Они поняли и то, что случай с чанками должен послужить наглядным уроком для потомков. Ибо только так можно объяснить, почему в официальной истории инков, состоящей сплошь из побед и триумфов, нашлось место для рассказа о полном крахе миссионерства сынов Солнца.

Политика сохранения местной неинкской «администрации» в царствах, включенных в состав Тауантинсуйю, была реальным фактом. Она же стала одним из наиболее надежных инструментов укрепления власти инков. Более того, в условиях этнически пестрого населения страны это был, пожалуй, единственно пригодный путь решения этнокультурной проблемы, который одновременно выступал в роли гаранта власти самих сынов Солнца и даже усиливал ее. Вот почему, как бы ни сопротивлялся инкам курака, сыны Солнца предпочитали «простить» его, когда вопрос о включении в Тауантинсуйю царства кураки уже не вызывал сомнений. Но если курака не принимал прощения и его приходилось казнить, освободившийся трон инки предоставляли только тому из наследников, кто, по местным обычаям, имел на него право.

Скажем прямо, то был отнюдь не бескорыстный ход в сложной политической игре сынов Солнца. Вернемся к тому же случаю с чанками. Как могло случиться, что чанки, лишь недавно воевавшие насмерть с инками, вдруг оказались в рядах их армии, предпринявшей завоевание царства Колья? Почему чанки не повернули оружие в привычную сторону, то есть против Куско, а напали на тех, кто, став объектом агрессии инков, должен был казаться им естественным союзником, а не врагом?

Мы полагаем, что только в одном случае все эти вопросы могут получить достаточно убедительное объяснение: чанки пошли на войну против Колья не за инками, а за своим природным господином, каковым для них являлся Анко-Валью. Иными словами, не инки, а сами чанки повели в бой своих воинов.

Но, сохраняя власть за природными господами, инки отнюдь не заботились о соблюдении или охране "наследственного права" покоренного царства. Их волновал куда более важный вопрос: защита и укрепление универсальности принципа "божественного начала" власти над простыми людьми, власти "от бога" и потому незыблемой, извечной. В условиях той эпохи, того миропонимания трудно было найти более надежного гаранта, если он, естественно, имел возможность опираться на реальную силу. Инки обладали такой силой.

Можно даже допустить, что после установления господства Куско основная масса населения присоединенного царства какое-то время попросту не знала, не осознавала случившихся перемен. Ведь, в сущности, менялась только верховная власть, а не привычный, "от бога", порядок — служить своим господам и жрецам. Что же касается изменений "идеологического плана", то они могли коснуться основной массы населения далеко не сразу и не так остро, поскольку такими вопросами занималась почти исключительно правящая верхушка (знать, жречество), старательно оберегавшая эту сферу духовной деятельности от своих же подданных.

Предпринимая завоевание, сыны Солнца, как мы знаем, отнюдь не ограничивали себя только задачами чисто военного порядка. В их войсках, напомним, шли особые подразделения, которые предназначались для мирного освоения завоеванных Куско земель. Сыны Солнца так прямо и формулировали свою главную цель, призывая воинов причинять как можно меньше ущерба сооружениям и запасам продовольствия противника, ибо, "говорил им Господин, скоро они будут нашими, как те, что уже ими стали".

Но инки не только сохраняли все полезное, вводя усовершенствованные методы земледелия и обучая им население присоединенных земель, но и снабжали на первых порах тем, чего недоставало. Таково свидетельство испанца Сьесы де Леона.

Таким образом, социальная структура завоеванного сынами Солнца чужого царства достаточно долгое время практически не изменялась, а "новый порядок" в относительно короткие сроки мог даже улучшить экономическое положение, особенно питание основной массы населения. Но "новый порядок" наносил жестокий удар по местной знати и жречеству. И хотя они оставались знатью и жречеством, с приходом инков эта категория населения оказывалась сама в услужении у Куско. Не каждый из них мог и хотел смириться с таким положением, однако они все же оставались представителями господствующего класса, и это устраивало большинство из них.

Инки не могли не понимать, какую опасность представляла именно эта часть населения. Пример Анко-Валью постоянно напоминал об этом. Конечно, сыны Солнца могли физически уничтожить этих потенциальных бунтовщиков, но тогда возникла бы другая и не менее сложная проблема: кем заменить столь важную для управления царством часть "государственного аппарата" Тауантинсуйю?

Уничтожение местной знати наверняка вызвало бы волнение среди подданных. Оно означало бы также нанесение смертельно опасного удара и по тщательно оберегавшемуся инками принципу божественного происхождения власти.

Иными словами, инки нуждались в подобной категории подданных, чтобы через них осуществлять свое господство. Усвоив эту истину, сыны Солнца не стали создавать "новую знать", а активно приступили к приручению уже имевшихся «кадров» местного руководства, сохранив за ним внешние атрибуты власти и положение господствующего класса. Правда, теперь местная знать оказалась вынуждена не столько решать самостоятельно, сколько своими руками проводить в жизнь задачи, разрабатываемые «центром», то есть Куско.

Естественно, что среди методов приручения местных курак не последнее, место занимал многопудовый камень, который сбрасывался на «непонятливых» в воспитательных целях. Для особо важных и потому наиболее опасных бунтовщиков из числа знати в Куско имелась специальная тюрьма Самка-уаси. В ней не столько отбывали наказание, сколько «выясняли» виновность предполагаемого преступника. Происходило это так: подозреваемого бросали в подземелье, заполненное всевозможными хищниками и ядовитыми тварями, неизвестно как уживавшимися друг с другом, когда они были свободны от процедуры "дознания истины". Если по прошествии определенного, числа дней испытуемый не погибал, он считался невиновным. Во всех остальных случаях сомнения в его виновности ни у кого далее не возникали.

Однако если верить хронистам, такая воспитательная работа на практике осуществлялась крайне редко. Похоже, сыны Солнца действительно были умелыми правителями, отличавшимися глубиной понимания психологии человека, с которым имели дело.

Об уважении к местным обычаям и даже к местному язычеству мы уже говорили. Стоит добавить, что в исключительных случаях, желая поощрить жителей какого-то царства, сапа инки снисходили до того, что не гнушались надевать на свою священную особу одежду местного покроя.

Столица Тауантинсуйю фактически стала действующим храмом всех главных идолов-божеств, а также постоянной и живой "выставкой мод" царств, входивших в состав государства инков. Правда, закрепление за подданными определенной одежды, хотя и взятой из их же национального гардероба, носило оттенок театрализованного представления. Это было что-то вроде постоянного и потому обременительного торжественного парада и, как любое затянувшееся торжество, в конце концов, неизбежно должно было переродиться в трагикомический фарс. Но на посетителей Куско этот спектакль производил неизгладимое впечатление.

Однако главным инструментом национальной политики сынов Солнца стали "инкские университеты" по формированию и воспитанию местных руководящих кадров. Тех кадров, которым еще только предстояло возглавить царства и провинции страны. Речь идет о наследниках курак, наследниках по праву рождения и божественному предначертанию.

"Те короли, — рассказывает об этом Инка Гарсиласо, — приказывали также, чтобы наследники господ вассалов воспитывались бы при королевском дворе и жили бы при нем же, пока не унаследуют свои страны, чтобы их должным образом обучили бы и они приспособились бы к условиям и обычаям инков…"

Испанец Сьеса де Леон в своем "Господстве инков" также написал об обучении наследников курак в инкской столице, и написал об этом почти в тех же выражениях.

Будущие кураки постигали в Куско премудрости законов, наук, обычаев и религии сынов Солнца. Здесь, среди индейцев кечуа, они могли в совершенстве овладеть "руна сими" — "языком человека", ставшим эффективным инструментом общения разноязыкого конгломерата народов Тауантинсуйю.

Обучение будущих курак отнюдь не носило формальный характер. Инки в равной мере умели быть жестокими тиранами и милосердными господами. Ученики должны были не только увидеть, но и испытать на себе это их умение. Начнем с того, что пребывание в Куско наследников курак было обязательным, а не добровольным. Многие годы находясь при дворе правителя, они не просто видели многочисленные триумфы по случаю побед сынов Солнца, но и сами являлись обязательными участниками этих торжеств. Более того, после каждого "парада победителей" в ряды «студентов» вливались те из его участников, которые приходили в Куско со связанными за спиной руками, напоминая наследникам курак, что и их отцы, деды или прадеды точно так же впервые вступили в священную столицу сынов Солнца.

Поскольку наследники курак являлись атрибутом царского двора, они сопровождали сапа инку во время поездок по стране, длившихся иногда по нескольку лет кряду. Допустимо (хотя здесь нет полной ясности), что они принимали участие в военных кампаниях в свите царствующей особы. Столь "наглядные уроки", закрепляя теоретические знания будущих курак, должны были внушить идеи всемогущества сынов Солнца, невозможность сбросить гнет их господства. Этот моральный, но вполне реальный «кнут», однажды зависнув над их знатными головами, всю жизнь настойчиво взывал к благоразумию.

С не меньшим постоянством наследников одаривали и «пряником», щедро осыпая подарками. Обласканные и одновременно запуганные всемогуществом и сказочными богатствами сынов Солнца, они возвращались в «свои» царства если не преданными сторонниками, то верными и послушными проводниками великого дела Отца-Солнца.

Конечно, они боялись инков, но не могли не признавать государственную мудрость правителей из Куско, ибо те умели быть справедливыми, когда дело не касалось их собственных интересов. Однако любили ли они сынов Солнца, как утверждает хронист Инка Гарсиласо, или ненавидели лютой ненавистью, как настаивает испанец Сармьенто, мы не беремся ответить. Скорее всего, и то и другое сосуществовало рядом, и если первые поколения подданных, при жизни которых произошла утрата независимости их царств, могли «любить» своих новых господ разве что за факт сохранения им жизни, то их потомки, утратившие остроту восприятия этих потерь, должны были испытывать иную гамму чувств, на которую не могло не оказывать воздействие их придворное воспитание.

Но и они в тайниках своей души тосковали по потерянной свободе. Убедительное свидетельство тому — "Новая хроника и доброе правление" Гуамана Помы, постоянно с горечью вспоминающего на ее страницах о том, что его предки когда-то сами правили обширными землями людей чинча.

Однако лишь немногие из подданных решались на открытую борьбу с господством инков. Для этого мало было затаенной тоски и даже храбрости, пусть отчаянной, — кстати, ее множество раз проявляли подданные инков, сражаясь за священное дело сынов Солнца. Для этого требовались иные человеческие качества, но вот какие?..

Вряд ли сегодня можно найти точный и ясный ответ на этот вопрос. Мы слишком далеки от той эпохи. Современному человеку трудно, а порой и невозможно не то чтобы понять, а хотя бы достаточно четко определить мотивировку тех или иных поступков человека из Тауантинсуйю. Но в отличие от нас инки знали и понимали этого человека, его мировосприятие и устремления, заботы и чаяния, знали, чем было для него царство сынов Солнца…

Не боясь впасть в ошибку, можно с уверенностью сказать, что инки со всей решительностью подавляли любую крамолу, любые попытки подданных вырваться из цепких объятий сынов Солнца. Сомневаться приходится в другом: как, какие конкретные помыслы и представления двигали потенциальными «бунтовщиками», какие цели и задачи ставили они в своей борьбе?..

Для нас эти вопросы носят не только познавательный характер — нам предстоит столкнуться с ними в истории Тауантинсуйю.

И обучение-приручение в Куско будущих курак, и украшение двора сапа инки великим разнообразием «национальных» одеяний подданных, и наличие в столице царства живых «доказательств» необоримой силы воинов сынов Солнца, устрашавших чужеземного посетителя числом покоренных инками народов, — все это, бесспорно, играло чрезвычайно важную роль в политической жизни и в политике правителей Тауантинсуйю. Но существовала еще одна не менее важная причина, побудившая инков создать свои «университеты» для наследников главных курак: все они были заложниками, сдерживавшими освободительные порывы своих отцов.

Так усваивалась «истина», ставшая постепенно непреложной: сопротивление инкам бессмысленно, только в активном услужении, в беспрекословном подчинении Куско для курак и их будущих наследников лежал путь к безбедной жизни; полной услад и радостей, правда… утвержденных и согласованных с сынами Солнца. Но эта жизнь не обещала быть праздной.

Кстати, о праздности. Мы уже много раз писали, что инки не терпели праздности и лени. Похоже, они просто испытывали к ним ненависть. Об этом говорит, в частности, изобретенный сынами Солнца «налог», в смысл которого автор настоящей книги никак не хотел поверить. Пришлось несколько раз перепроверить текст по разным изданиям «Комментариев», чтобы сомнения рассеялись. Лишь обнаружив подтверждение у Сьесы де Леона, я поверил, что правильно истолковал эту «подать»: сыны Солнца взимали подать вшами! Живыми вшами?

Налог «вшами» выплачивали немощные старики, больные и калеки, трудовая деятельность которых к этому и сводилась. Этим путем инки боролись не только с бездельем, но и антисанитарным состоянием своих подданных. Сьеса де Леон расширяет круг облагавшихся податью вшами: "…когда местные жители говорили, что им нечем платить подать, короли приказывали, чтобы каждый человек всей этой провинции был обязан каждые четыре месяца сдавать довольно большую камышинку, заполненную живыми вшами, что было ловкой выдумкой Инки, принуждавшей и приучавшей их к практике выплаты податей…" Эта подать отменялась только после того, как население налаживало должным образом свое производство.

Ничего не скажешь! Изобретательность сынов Солнца соответствовала их лютой ненависти к безделью своих подданных!

Но у сынов Солнца были и другие, еще более ловкие и даже замечательные по своим результатам «выдумки». Так, правители Тауантинсуйю один раз в году назначали день, в который каждому из народов разрешалось говорить в присутствии сапа инки о состоянии дел в провинции, об имевшихся там нуждах, а также была ли подать велика или нет, и были ли местные люди в состоянии выплачивать ее. "А излагали они это по своей воле, но в присутствии некоторых господ инков, которые никогда не лгали, и они говорили им правду, ибо если был обман, их жестоко наказывали и увеличивали подать".

День для «доклада» выделялся каждому народу отдельно. В провинцию заранее направлялись инки-инспектора, собиравшие информацию о положении тамошних дел, жалобы от обиженных властями. Возвратившись в Куско, инспектор докладывал о результатах своего визита. Если жалобы находили обоснованными, из Куско отправлялся другой инка, обладавший правом "наказывать тех, кто был виновен".

Для испанца, сталкивавшегося в повседневной жизни у себя на родине с разве что неузаконенными казнокрадством, взяточничеством, лихоимством и мародерством, подобные порядки могли показаться если не бредом сумасшедшего, то величайшей наивностью, недоступной пониманию рядового кастильца. Вот почему — здесь мы высказываем свое собственное мнение — испанцы не всегда видели или, лучше сказать, ощущали суровую и даже жестокую во многих своих аспектах действительность, которая не таясь, открыто подпирала "великолепные порядки" и «идеальное» государственное устройство инков.

Нет, такие испанские хронисты, как Сьеса де Леон, не приукрасили историю Тауантинсуйю и жизнь, которую они застали и увидели там. Просто не менее реальная действительность их собственной родины и царившие там «порядки», а также ужасы и невероятные жестокости конкисты, участниками которой они были, не могли не повлиять на их восприятие неведомого, во многом непонятного, чужого, даже жутковатого, но и прекрасного мира. Вот почему именно таким и предстает со страниц их сочинений царство инков Тауаитинсуйю.

Если опираться на хроники, подобные сочинениям Инки Гарсиласо и Сьесы де Леона, создается достаточно убедительная картина патерналистского характера обращения инков со своими подданными. Их воздействие в этом плане еще больше усиливается на фоне имевших место в самой Испании дискуссий, участники которых решали вопрос, являются ли обитатели Нового Света людьми, разумными существами, или их следует причислить к животному миру.

Конечно, можно оспаривать конкретное содержание того или иного обычая либо закона, которые хронисты приводят в доказательство забот сынов Солнца об основной массе населения страны.

Можно сомневаться даже в самых достоверных, правда с точки зрения хронистов, фактах патерналистской политики инков, но нельзя ставить под сомнение то, что Мариатеги назвал "социальной предусмотрительностью" инков. Очень важно, что речь идет не о каких-то разовых мероприятиях, а о принципе, одном из принципов, лежащих в основе их правления.

Не менее важно и то, что такой подход инков к решению своих внутренних проблем позволяет взглянуть с позиций "социальной предусмотрительности" и на другие явления в жизни Тауантинсуйю, также засвидетельствованные хронистами.

Вот почему нам не кажутся такими уж нереальными рассказы хронистов, что местные кураки расплачивались головой не только за преступления против верховной власти, но и за недосмотры, преднамеренные или непреднамеренные, причинявшие ущерб — зло! — подданным сынов Солнца. Ведь, помимо самой земли, мы не можем забывать об этом, главным богатством, которым реально владели сыны Солнца, были миллионы пурехов со своими семьями. Наивно думать, что инки не понимали этого. Не зря же по их приказу все население Тауантинсуйю было поголовно занесено в узелки на кипу, не зря трудилась армия кипукамайоков, чтобы никто не ускользнул из-под всеохватывающего контроля Куско.

Совсем иным, как уже говорилось, было положение самих сынов Солнца. Трудно сказать, подвергся ли наказанию тот инка, под руководством которого "усталый камень" раздавил несколько тысяч пурехов. Но курака, например, допустивший мор в своем царстве, в глазах инков был преступником и потому подлежал самому суровому наказанию.

Быть справедливым не составляет какого-либо труда, коль скоро ты сам просто не можешь совершить преступления. И инки искали, находили и карали тех, кто совершал зло, ибо в царстве сынов Солнца не было места для зла: здесь царствовали добро и справедливость. Иными словами, слава радетелей и защитников бедных и слабых являлась частью "социальной предусмотрительности" сынов Солнца.

Все это производило огромное впечатление на подданных сынов Солнца; пурехи вполне могли видеть в инках своих покровителей и защитников. Когда же индейцы столкнулись с несправедливостью и ничем не оправданной жестокостью новых господ — испанцев, ощущение полнейшей беззащитности, помноженное на царившее в стране беззаконие, должно было до крайности обострить чувство тоски по прошлому, в котором доброе и хорошее — такова особенность человеческой натуры — вытеснило все остальное. Вот почему необходима поправка и на это важное обстоятельство, сыгравшее не последнюю роль в появлении легенды о "золотом веке" Тауантинсуйю.

В Тауантинсуйю инки действительно были повсюду, рядом с каждым пурехом. Они внушали страх и надежду. Однако сыны Солнца одновременно были так невероятно далеко от простых смертных, что «увидеть» их добрыми и благородными господами и даже земными божествами не составляло большого труда, особенно для тех, кто в реальной жизни так никогда не встретил ни одного живого сына Солнца.

Хронисты, говоря об отношении простых индейцев к своим правителям-инкам, по-разному пишут об этом вопросе, как, впрочем, и о других. Инка Гарсиласо, например, вообще склонен не замечать насилие и жестокость в жизни Тауантинсуйю, но оба эти извечных спутника войны вопреки желанию автора все же находят место на страницах его сочинения. Хронист Сьеса де Леон, также утверждающий, что инки всегда стремились к мирному присоединению чужих земель к своему царству, счел нужным добавить: "Позже инки учинили жестокую расправу во многих местах…" Во многих местах, а не повсеместно и, следовательно, не всегда. Это, как нам кажется, очень важное уточнение. Ибо есть авторы хроник, в которых вся история инков из Куско представлена как непрекращающееся насилие. Среди этих сочинений находится уже известная нам "Индийская история" Педро Сармьенто де Гамбоа, не без успеха претендующая на первое место в данном вопросе. Но даже Сармьенто, полностью отрицающий мирные устремления инков, вынужден признать, что, по утверждению некоторых индейцев, их земли были включены в Тауантинсуйю с их собственного согласия. Отсюда ясно, что мирный способ присоединения к владениям инков чужих царств и земель также имел место, но то был только один из вариантов распространения господства Куско над индейскими народами.

Теперь нам предстоит коснуться вопроса, который уже давно должен был возникнуть у читателя: на каком языке общались между собой подданные Тауантинсуйю и на каком языке разговаривали с ними сыны Солнца? Царство сынов Солнца не просуществовало бы и дня без единого для всей империи языка. Этим языком стал язык кечуа — руна сими, или "язык человека". Его роль трудно переоценить в этнически пестром государстве с многомиллионным населением. Повсеместное введение единого языка было невероятно сложным мероприятием, особенно в условиях Тауантинсуйю, если учесть его размеры, многочисленность населения и отсутствие письма. Правда, сыны Солнца имели активных помощников в лице тех подданных, которые стремились сделать карьеру, поскольку знание языка кечуа являлось для этого непременным условием. Но и сами инки не бездельничали: язык кечуа учили и преподавали не только в Куско. Этим важнейшим делом занимались митимаи из кечуа (помните наш рассказ о гибели Писака?), которых власти расселяли буквально по всей территории страны.

Эффективность этой работы оказалась необычайно высока. Луис Э. Валькарсель на основании своих полевых исследований утверждает, что сегодня "помимо кечуа, языка инки, в живых остался только язык аймара". Напомним еще раз: обучение языку кечуа велось только устно.

Инка Гарсиласо написал также об "особом языке" самих сынов Солнца. Хронист говорит, что сам он не владел этим приватным языком инков, хотя некоторые слона и их значение знал. В частности, название инкской столицы как раз и было таким словом. Но других свидетельств существования особого языка инков нет. Нет и серьезных оснований ставить под сомнение утверждение Инки Гарсиласо. Оно нуждается лишь в уточнении — скорее всего это был не самостоятельный язык, а один из диалектов кечуа либо особый жаргон, специально придуманный для приватных бесед сынов Солнца, поскольку инкам было что скрывать от своих подданных.

И действительно, не все было так гладко в отношениях инков со своими подданными, как того хотели и добивались сыны Солнца. При всей своей изощренной ловкости, последовательном рационализме и социальной предусмотрительности правители Тауантинсуйю так и не сумели подобрать или изобрести универсальный ключ для решения сложной суммы вопросов, связанных с этнокультурным многообразием своего государства.

Создавался порочный круг: чем больше разрасталось государство, чем могущественнее оно становилось для внешнего врага, тем острее и настойчивее вставала на повестку дня проблема удержания в его рамках не только новых, но и старых подданных. Разорвать этот круг без ощутимых потерь инки не могли. Но они не могли и согласиться не только с любыми потерями, но и с фактами нахождения в пределах досягаемости других независимых государств индейцев. Ибо потеря подданных, равно как и неспособность подчинить себе соседа, означала отказ от главной идеологической концепции, «оправдывавшей» сам факт существования Тауантинсуйю.

Пока экспансия Куско стремительно развивалась, держа в постоянном напряжении царство, для инков как для сынов Солнца все складывалось как нельзя более удачно: их слово, опиравшееся на священные заветы Отца-Солнца, в главном не расходилось с земными делами.

Громкие победы воинов Солнца, следовавшие одна за другой, шумные празднества-триумфы, участниками которых становились десятки, если не сотни тысяч людей, строительство общественно полезных сооружений и другие преобразования, рожденные непосредственно в процессе победоносной экспансии сынов Солнца, позволяли, а иногда и требовали решать с ходу достаточно сложные проблемы, не оставляя времени на размышление не только побежденным, но и победителям. Как мы знаем на примере чанков, они, даже не разобравшись в случившемся, уже шагали в рядах армий сынов Солнца на завоевание других народов во славу Единственного инки и его Отца-Солнца.

Но вот наступил момент, когда в обозримом с границ царства пространстве сынам Солнца уже некого было завоевывать. Казалось бы, должна была еще больше укрепиться власть Куско над вошедшими в состав Тауантинсуйю царствами и народами, однако этого как раз и не произошло.

Вождя чанков Анко-Валью трудно зачислить в разряд повстанцев доколумбовой Америки, хотя именно он первым выступил против господства инков не извне, а в пределах границ Тауантинсуйю. Вряд ли следует рассматривать Анко-Валью даже как борца за свободу, поскольку он сам до восстания и побега пытался поработить индейцев кечуа. Кроме того, десять лет он мирно уживался со своими поработителями и только после конфликта во время войны с царством Колья Анко-Валыо «восстал» и ушел за пределы царства сынов Солнца.

Возможно, инки действительно решили убрать своего слишком отважного подданного, но и в этом случае последующие действия вождя чанков не носили национально-освободительного характера. Более того, далеко не все чанки ушли с Анко-Валью, ибо боевые отряды этого народа фигурируют и в более поздних завоевательных походах сынов Солнца.

Вот почему, если исключить историю с попыткой инков уничтожить своих вассалов чанков как возможную фальсификацию, с позиций сынов Солнца побег Анко-Валью был проявлением очевидной неблагодарности этого конкретно взятого человека, которому не только сохранили жизнь, вылечили от ран, оставили на прежнем "руководящем посту", но даже доверили реализацию в жизнь священных указаний прародителя всех сынов Солнца. Такого подданного иначе как недобросовестным, коварным и неблагодарным не назовешь.

После побега Анко-Валью проходит почти целых сто лет в истории царства инков, но мы не встречаем в эти годы сколько-нибудь выдающегося или официально зафиксированного события, которое можно было бы классифицировать как «бунт» или «восстание» подданных Тауантиисуйю. Все эти годы шли завоевательные войны. Конечно, в реальной жизни царства имели место не одни только победы, однако созданное инками государство вплоть до смерти Инки Уайна Капака было не просто жизнеспособным, но и процветало.

Но то был апогей правления сынов Солнца. Именно правления, а не самого царства, созданного инками из Куско. Здесь нет игры слов: Тауантинсуйю как государственное устройство просуществовало, вплоть до прихода испанцев, и только они его разрушили. Но основы Тауантинсуйю уже были потрясены событиями, связанными с именем Атауальпы. Эти события нельзя исключить ни из жизни царства сынов Солнца, ни из нашего рассказа. Более того, без них нельзя правильно понять ни само царство, ни главные тенденции развития одного из интереснейших и во многом необычных государств Америки.

Мы уже знаем, что Атауальпа был незаконнорожденным сыном Инки Уайна Капака, причисленного еще при жизни к пантеону богов. Если верить хронистам, Уайна Капак позволял себе даже еретические вольности, о которых ни один из его предшественников и думать не смел. Он, например, любил в открытую понаблюдать за Солнцем, что среди инков считалось великим грехом. Когда же верховный жрец однажды рискнул напомнить ему об этом, правитель не стал оправдываться, а заявил, что коль скоро Солнце с неумолимой точностью и не зная отдыха трудится на небе, то оно, скорее всего, выполняет чье-то задание, а не действует по своему личному разумению. Он даже сравнил действия Солнца с поведением своих подданных, когда они выполняют его, сапа инки, поручения и приказы. Жрец не решился возразить правителю, видимо опасаясь, что тот в доказательство правоты своих слов проведет какой-либо рискованный эксперимент над ним самим.

Нарушением традиций клана инков являлось и чрезмерное приближение бастарда Атауальпы к Уайна Капаку: когда Атауальпа подрос, именно он, а не законные наследники сапа инки, стал сопровождать своего августейшего отца в военных походах и официальных визитах в провинции царства.

Уайна Капак сделал своей фактической резиденцией город Кито, который завоевал еще в годы царствования своего отца. Правда, подобное нарушение одной из главных и самых священных традиций сынов Солнца имело формальное оправдание: город Кито лежал прямо на экваторе и потому был ближе к Солнцу, нежели Куско. Но среди инков ходило куда, более земное объяснение этого поступка Уайна Капака: дочь царя Кито была матерью Атауальпы; именно она и ее сын служили теми магнитами, которые удерживали в Кито Уайна Капака.

Правда, всесильный правитель мог без всяких хлопот перевести их обоих в Куско, где проживали официальные жены Уайна Капака и не менее официально признанные наложницы, о числе которых мы можем догадываться лишь по количеству его детей — более двухсот сыновей и дочерей. Но Уайна Капак не сделал этого и сам предпочел остаться в Кито. Не исключено, что в нем заговорили чисто человеческие чувства, которые не смогло вытравить ни божественное происхождение, ни суровое воспитание, ни ничем не ограниченная власть.

Теперь, когда мы располагаем некоторыми сведениями об Атауальпе, можно попытаться ответить на вопрос, был ли он, как и Анко-Валью, неблагодарным вассалом, или в его лице история заполучила первого либо самого выдающегося повстанца доколумбовой Южной Америки, поднявшего на освободительную борьбу неинкские царства и народы Тауантинсуйю?

Нам представляется, что в отличие от Анко-Валью бастард Атауальпа действительно был если не первым, то самым значительным борцом против тирании Куско, первым повстанцем в Тауантинсуйю. Более того, его "идеологическая платформа" содержала элементы протеста не только против социального, но и национального (этнокультурного) гнета сынов Солнца.

Но подобное утверждение требует такого множества оговорок, уточнений и разъяснений, что нам придется подробно остановиться на этом вопросе. И, прежде всего мы не должны ни на минуту забывать, что в ту отдаленную эпоху (отдаленную не по формальному количеству прошедших лет, а по стадиальному различию исторического и социально-экономического развития) даже внешне схожие события, происходившие в Новом и Старом Свете, резко отличались своим реальным содержанием. Во времена господства инков любая "освободительная борьба" не могла привести к подлинному освобождению племен и народов, входивших в состав Тауантинсуйю, а такие понятия, как «социальное» и «национальное» освобождение, неприменимы к той эпохе. Читатель не должен забывать об этом.

С учетом этих замечаний мы переходим к рассказу о войне, которую бастард Атауальпа из Кито начал против чистокровных сынов Солнца из Куско.

Мы знаем, что Атауальпа еще совсем молодым юношей сопровождал отца в военных походах. Это видели и знали лучшие полководцы царства. Многие из них искали дружбу явного фаворита сапа инки. В отличие от законного наследника само положение бастарда Атауальпы было не таким изолированным. Он не просто казался, а действительно был более доступен. Бастардам, а также индейцам неинкам он представлялся своим человеком, которому, как и всем им, просто не повезло с рождением. В какой-то момент и сам Атауальпа должен был понять двусмысленность своего положения, понять то, что было скрыто от него благодаря любви всемогущего отца.

Мы можем лишь догадываться, какое впечатление произвело на Атауальпу это открытие. Только теперь он стал замечать, каким было к нему истинное отношение сынов Солнца. Он понял и то, что ожидает его после смерти Уайна Капака: если не гибель, то низведение до уровня обычного бастарда.

В Кито Атауальпу окружали родичи по материнской линии. Царство Кито было присоединено к Тауантинсуйю относительно недавно, и дочь бывшего правителя, а заодно и ее сына окружали представители знати того поколения, которое не просто помнило свободные от инков времена, но и остро переживало утрату власти. Именно эти люди больше всего пострадали от прихода сынов Солнца, и они же были главными носителями и хранителями «национальных» (этнокультурных) традиций индейцев Кито. Царство Кито было их царством, и они не могли не переживать утрату свободы и фактической, а не показной власти.

Близость Атауальпы к Уайна Капаку могла препятствовать их открытому сближению с бастардом, но лидеры "внутренней оппозиции" должны были искать и, несомненно, находили способы внушения Атауальпе "национальных интересов" царства Кито. Последующие события подтвердили это: междоусобная война между двумя сыновьями Инки Уайна Капака носила не только характер дворцового переворота.

С большой долей уверенности можно утверждать, что Атауальпа еще при жизни отца действительно размышлял над своим будущим. Он не мог не понимать, что в лице царства Кито располагал надежным союзником, готовым поддержать его в трудную минуту. Эта уверенность зиждилась на кровном родстве (помимо чисто политических факторов) и потому, говоря современным языком, имела национальную основу. Таким образом, при благоприятном стечении обстоятельств борьба Атауальпы за свое будущее вполне могла принять черты освободительного движения царства Кито.

Именно такому стечению обстоятельств помог не кто иной, как сам Инка Уайна Капак.

Однако здесь нужно предупредить читателя, что дальнейший ход событий, очевидцами финала которых стали испанцы — очевидцами и участниками, описан хронистами далеко не одинаково, Мы будем придерживаться наиболее распространенной версии, отдавая некоторое предпочтение Инке Гарсиласо. Но поскольку он слышал эту историю от своих родичей-инков, это будет в значительной мере инкский вариант событий, потрясших до основания царство сынов Солнца.

Итак, чем именно Инка Уайна Капак способствовал стечению тех самых обстоятельств, которые придали предпринятой Атауальпой борьбе освободительный характер?

Перед смертью Инка Уайна Капак оставил завещание, по которому он отдавал во владение своему сыну-бастарду царство Кито. И хотя трудно понять, чем было и что конкретно означало это «завещание» и существовало ли таковое (письменного документа сапа инка не мог оставить из-за отсутствия у инков письма), ясно одно: если завещание действительно имело место — последняя воля на смертном одре — это означало очевидное и вопиющее нарушение законов и обычаев сынов Солнца.

В Куско и Кито по-разному восприняли и по-разному толковали завещание Уайна Капака. В имперской столице сделали вид, что ничего особенного не случилось, и Инка Уаскар, воцарившийся на престоле, вроде бы с пониманием отнесся к назначению своего брата-бастарда правителем Кито, по традиции поставив его "вторым человеком", естественно, после себя самого.

В Кито ждали официального признания суверенитета своего царства, но еще больше реакции, которая должна была последовать на столь необычное решение самого блистательного и самого могущественного (естественно, при жизни) из всех когда-либо правивших в Тауантин-суйю сапа инков. Ждали и… не теряли времени даром.

Следует заметить: нет никаких доказательств, что Атауальпа сразу же после кончины своего августейшего родителя решил завладеть престолом Тауантинсуйю. Инка-бастард скорее всего и не помышлял о подобной дерзости. Перед ним стояла куда более скромная цель: закрепить за собою Кито.

На стороне Инки Уаскара были закон, обычаи, традиции и почти весь клан чистокровных инков-правителей.

На стороне бастарда Атауальпы, кроме завещания, находилось нечто куда более реальное — в его лагере стояли отборные, лучшие во всем царстве войска во главе со всеми самыми знаменитыми военачальниками. Они пришли в Кито вместе с Уайна Капаком и после его смерти застряли именно там.

Возможно, Инка Уаскар не спешил отозвать эти войска, поскольку знал об их преданности Уайна Капаку и своим боевым командирам, среди которых далеко не последнее место занимал Атауальпа. Возможно, для решительного разговора со своим братом-бастардом по поводу завещания их умершего отца Инка Уаскар собирал гвардию сынов Солнца, полагая, что она может усилить его аргументы при личной встрече со своим подданным, каковым он считал Атауальпу.

Как пишет Инка Гарсиласо, Атауальпа официально признавал свою зависимость от Куско, хотя то была лишь хитрость со стороны бастарда. Он приказал людям своего царства готовиться к поминанию Уайна Капака и заодно совершить в Куско поклонение, которое следовало оказать Уаскару как новому сапа инке. "Для одного и для другого нужно было взять с собой все наряды, украшения и праздничные костюмы, которые они имели, потому что он желал, чтобы праздник был наиторжественнейшим. С другой стороны, — поясняет Инка Гарсиласо, — он тайно приказал своим капитанам, чтобы каждый из них в своей округе отобрал бы наиболее пригодных для войны людей и приказал бы им тайно взять с собой оружие, потому что они были нужны ему не для поминания, а для сражений".

Главными «церемониймейстерами» на торжественном поминании Атауальпа назначил самых знаменитых полководцев Тауантинсуйю: Чильку-чима и Кис-Кис. По их именам трудно определить, принадлежали ли они к клану сынов Солнца, но они были родом из Куско. Известно, что оба прославились при Инке Уайна Капаке. Их любовь к Атауальпе могла быть вполне искренней. Столь же искренне инка-бастард закреплял их любовь к себе щедрыми дарами и другими свидетельствами своего расположения, чему научился у отца.

Можно не сомневаться, что и Инка Уаскар не менее решительно готовился не столько к торжественному поминанию отца, сколько к встрече с братом-бастардом. Он не был бы сыном Солнца, если бы не обезвредил брата, скорее всего отправив его к праотцам. Утверждения же хронистов Инки Гарсиласо, Хосефа де Акосты и других испанских историков, что Инка Уаскар полностью доверял своему родичу из Кито и с любовью и нетерпением ожидал с ним встречи, выглядят наивными, если не больше.