Очерк 10 АВИАУДАР ОТ АМЕРИКАНСКИХ СОЮЗНИКОВ

Очерк 10

АВИАУДАР ОТ АМЕРИКАНСКИХ СОЮЗНИКОВ

7 ноября 1944 г., в очередную 27-ю годовщину Октябрьской революции, югославский городок Ниш, к этому времени уже находившийся в тылу советских войск, провожал автоколонну 6-го гвардейского стрелкового корпуса из состава 37-й армии. Ревя на подъеме, цепочка машин организованно вытягивалась в горы, когда над колонной будто пронесся шквал. Строчки из крупнокалиберных пулеметов невесть откуда взявшихся самолетов вдоль и поперек расчертили каменистую дорогу, кроша ее в жалящие, как осы, осколки, впиваясь в человеческие тела. Заухали разрывы, в смешавшейся колонне зачадило сразу несколько грузовиков. Проклятия перемежались со стонами раненых, команды и крики о помощи тонули в грохоте взрывов и вое моторов. А на дорогу вновь и вновь пикировали самолеты, на фюзеляжах которых были ясно видны — нет, не кресты люфтваффе, а белые звезды — опознавательные знаки ВВС США.

Именно это обстоятельство и притупило бдительность наблюдателей за обстановкой в воздухе. Вначале было подняли тревогу, издалека приняв американские самолеты за немецкие: многоцелевые истребители Р-38 «Лайтнинг» (Lightning — «молния») силуэтом напоминали «раму» — двухмоторный двухбалочный разведывательный самолет «Фокке-Вульф-189». Но, заметив на фюзеляжах и крыльях белые звезды, успокоились. И, как оказалось, совершенно напрасно.

Что же произошло в тот день? Ответ на этот вопрос долгие годы знали лишь некоторые политические руководители и военачальники. В годы войны происшедшее по вполне понятным причинам хранилось в строгом секрете. Нетрудно представить, какое тяжелое впечатление информация о столкновении союзников оказала бы на войска антигитлеровской коалиции и, наоборот, каким козырем стала бы она для геббельсовской пропаганды.

Это трагическое происшествие не получило сколько-нибудь подробного освещения и позднее, в годы «холодной войны». Весьма скудные сведения можно было почерпнуть лишь из воспоминаний Маршала Советского Союза С.С. Бирюзова и генерал-лейтенанта А.К. Блажея, бывших в 1944 г. начальниками штабов соответственно 3-го Украинского фронта и 37-й армии[213]. Более словоохотливым оказался генерал-майор авиации Б.А. Смирнов[214], командовавший в те дни 288-й истребительной авиационной дивизией, о чем еще будет сказано ниже.

К сожалению, никаких письменных свидетельств не оставил непосредственный участник вспыхнувшего тогда воздушного боя с американцами — командир звена 866-го истребительного авиационного полка капитан А.И. Колдунов (впоследствии Главный маршал авиации, дважды Герой Советского Союза).

Понятно, однако, что все лица, посвященные в обстоятельства трагедии, и в тот момент, и позднее не могли не анализировать происшедшее, пытаясь решить для себя вопрос, была ли это роковая случайность или заранее задуманная провокация с далеко идущими намерениями.

В первую очередь задавались этим вопросом в Ставке ВГК и Генеральном штабе. Ход событий и на советско-германском фронте, и на западноевропейском театре (вступление Красной Армии в страны Восточной Европы, высадка союзных войск в Нормандии и Италии, распад фашистской коалиции в связи с выходом из войны Италии, Финляндии, Румынии и Болгарии) уже не оставляли сомнений в исходе Второй мировой войны. 1944 г. стал годом заметного упрочения антигитлеровской коалиции, на состоявшейся в конце сентября в Думбартон-Оксе (пригород Вашингтона) конференции представителей США, Великобритании и СССР было достигнуто соглашение о создании Всеобщей международной организации безопасности, которой было суждено войти в историю, как Организация Объединенных Наций. Начиная с июля, шло согласование сроков повестки дня новой (после Тегерана) встречи Большой тройки, намечавшейся сначала на сентябрь, затем на ноябрь и состоявшейся в конце концов в феврале 1945 г. в Ялте.

Но одновременно по мере продвижения Красной Армии в глубь Европы в Вашингтоне и особенно в Лондоне росло недовольство по поводу видения Советским Союзом путей устройства послевоенного мира, в первую очередь, польского вопроса. Москву, наученную тяжелым опытом соседства с враждебно настроенной Польшей в 20—30-е гг., волновали начертание новой советско-польской границы и политическая окраска власти, которая утвердится там после окончания войны.

Переписка руководителей стран-союзниц этого времени выдает факт острых разногласий в польском вопросе. В личном послании 11 февраля 1944 г. президент США Ф. Рузвельт призывал И.В. Сталина не делать «ничего такого, что превратило бы этот особый вопрос в такой вопрос, который пагубно отразился бы на более крупных проблемах будущего международного сотрудничества... избегать каких-либо действий, которые могли бы помешать достижению нашей главной цели». На что глава советского правительства к одному из ответных посланий приложил копию письма, направленного им британскому премьеру, где без обиняков обращал внимание Черчилля на то, что его послания в Москву «пересыпаны угрозами по отношению к Советскому Союзу»[215].

Знали в Москве и о лихорадочных попытках гитлеровских спецслужб внести разлад в стан Большой тройки, не исключали, что нацисты могут встретить сочувствие и помощь в антисоветских кругах наших союзников. Абвер и другие спецслужбы Третьего рейха пошли бы на любую провокацию, чтобы внести раскол в антигитлеровскую коалицию.

Не была ли таковой бомбардировка советских войск американской авиацией в районе Ниша? Об этом просто не могли не думать в Кремле.

Хотя в периодической печати со ссылкой на генерал-лейтенанта А.К.  Блажея промелькнуло утверждение,  что И.В. Сталин не знал о случившемся, документы, выявленные нами в Архиве Президента РФ, его опровергают. Верховный Главнокомандующий был оперативно поставлен в известность о случившемся, а обстоятельный доклад первого заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии генерала армии А.И. Антонова (фактического руководителя Генштаба в связи с длительными выездами маршала A.M. Василевского на фронты) лег на стол Сталина через четыре дня после происшедшего.

Докладу предшествовали следующие события. 9 ноября, по горячим следам происшедшего, генерал А.И. Антонов пригласил к себе главу военной миссии США в СССР генерал-майора Д. Дина и сделал ему официальное представление, в котором излагалась советская версия события:

«Настоящим довожу до Вашего сведения, что в 12 часов 50 минут 7 ноября с.г. между Ниш и Алексинац (Югославия) автоколонна войск Красной Армии была атакована группой американских истребителей в составе 27 самолетов "Лайтнинг".

Взлетевшая с аэродрома Ниш дежурная группа советских истребителей в количестве девяти самолетов также была атакована этими "Лайтнингами" в момент набора высоты, несмотря на то, что были ясно видны опознавательные знаки самолетов ВВС Красной Армии. Тем не менее американские самолеты "Лайтнинги" в течение 15 минут продолжали свои атаки советских истребителей, вынужденных обороняться.

Атаки "Лайтнингов" прекратились лишь после того, как ведущий группы советских истребителей капитан Колдунов, рискуя быть сбитым, подстроился к ведущему группы американских истребителей и показал ему опознавательные знаки своего самолета... Этот из ряда вон выходящий случай нападения американских самолетов на колонну войск и группу самолетов Красной Армии вызывает у нас крайнее недоумение, так как нападение совершено в тылу, в 50 км от линии фронта, между городами Ниш и Алексинац, о которых еще 14—16 октября было опубликовано в сводке Советского Информбюро, что они заняты советскими войсками. Ясно видимые опознавательные знаки советских самолетов также исключали возможность ошибки в определении принадлежности самолетов.

Действия американской авиации в районе Ниш не были согласованы с Генеральным штабом Красной армии, что также не находит себе оправдания»[216].

В официальном представлении говорилось также, что в результате авианалета погибли 10 военнослужащих Красной Армии, в том числе командир 6-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-лейтенант Г.П. Котов[217], было сожжено 20 автомашин с имуществом. В воздушном бою было сбито три советских самолета, погибли два летчика[218].

Генерал Антонов настоятельно просил генерала Дина довести информацию до сведения председателя Объединенного комитета начальников штабов американской армии с тем, чтобы произвести срочное расследование происшедшего и строго наказать виновников «необъяснимого нападения» на советские части. Впредь же без предварительного согласования с Генеральным штабом Красной Армии полеты союзной авиации в зоне действий наших войск не предпринимать. О принятых мерах и результатах расследования Антонов просил уведомить.

В ответ американский представитель от имени своего правительства и командования выразил большое сожаление по поводу случившегося. Вместе с тем он сразу же попытался увязать причину происшедшего с недостаточностью тех мер по координации действий союзных войск, которые предпринимались до сих пор. Из Москвы, через Генштаб, координация из-за больших расстояний и плохой связи весьма затруднительна, пожаловался Д. Дин. Существующую систему согласования он признал неудовлетворительной, «и то, что мы до сих пор избегали этих печальных случаев, было только случайностью»[219].

По его мнению, избежать инцидентов удалось бы при наличии американских офицеров связи в штабах советских фронтов и советских офицеров — в штабе Средиземноморского командования армии США. Он напомнил о работе двух американских офицеров, которые, находясь при штабе 2-го Украинского фронта, координировали действия авиационных начальников — командующего 15-й воздушной армией генерал-лейтенанта А. Эйкера в Италии и генерала Воробьева на 2-м УФ, и высказал пожелание своего командования увеличить число таких представителей. Дин напомнил также о других примерах координации действий авиации и наземных войск союзников: функционирование в Полтаве летом — осенью 1944 г. аэроузла, с которого ВВС США совершали «челночные» налеты на объекты Третьего рейха и оккупированных им стран, установление рубежей для бомбежки перед фронтом советских войск и т.п.

А.И. Антонов, очевидно, заподозрив американцев в стремлении переложить вину с больной головы на здоровую, решительно вернул разговор в прежнее русло. Если тот порядок координации действий ВВС, который установлен, перестал удовлетворять, заявил он, то можно избрать другой. Но пока следует вести речь не о новом порядке, а о том, что нарушен существующий, в результате чего и произошел инцидент. До сих пор, заявил первый заместитель начальника Генштаба, американские союзники заранее предупреждали советское командование о районах предполагаемых операций. Роковой же полет был произведен без согласования и притом непосредственно в зону действий наших войск. Советский военачальник твердо попросил придерживаться ранее достигнутых договоренностей о порядке действий в зонах, где сражались наши войска.

В самом деле, к моменту злополучной бомбардировки Ниш уже почти в течение месяца был в руках Красной Армии. На этом фоне сетования американца на неоперативность связи с Москвой серьезной критики, конечно же, не выдерживали. Вместе с тем твердость Антонова объяснялась еще одним обстоятельством более общего характера. Дело в том, что американская сторона уже давно добивалась установления прямых контактов штабов своих авиационных соединений с офицерами связи при советских штабах различных рангов, тогда как наше командование не стремилось расширять взаимное общение советских и американских военных. На данной встрече об этом впрямую, естественно, не говорилось, но каждый из собеседников, безусловно, пытался трактовать причины трагедии у Ниша в пользу своей позиции.

Д. Дин здесь тоже не стал исключением. Он сослался на свое, сделанное ранее предложение ежедневно встречаться с компетентными лицами в Москве, коль нет готовности обменяться офицерами связи непосредственно на фронте. «Но это, очевидно, не то, что хотел бы советский Генеральный штаб», — высказал он скрытый упрек.

Почему же, возразил Антонов. Просто частота встреч должна зависеть единственно от обстановки: чем ближе войска союзников будут друг к другу, тем регулярнее придется встречаться. Возможно, предстоит и вовсе изменить существующий порядок взаимодействия, но не сейчас. Координация действий авиации с наземными войсками, по мнению Антонова, имела бы смысл в том случае, если бы союзная авиация взаимодействовала с нашими войсками тактически — на поле боя. В настоящее же время, подчеркнул он, союзная авиация наносит удары по более глубоким целям, а такого рода координация должна осуществляться, как было заранее оговорено, через Генеральный штаб, который ставит задачи стратегическим ВВС. В дальнейшем же, когда наши фронты сблизятся, возможно, придется перенести координацию во фронтовые штабы.

Тогда Дин предложил хотя бы устанавливать ежедневную линию для действий ВВС сторон, которая будет изменяться в зависимости от продвижения войск. Это предложение его советский собеседник расценил как вполне приемлемое, позволяющее избежать в дальнейшем нежелательных столкновений. Правда, он оговорился, что самостоятельно решить этот вопрос не может, так как должен доложить о предложении своему руководству[220].

На этом беседа завершилась. Стороны расстались, чтобы проработать вопросы, поставленные друг перед другом. Одновременно в Москве ждали, какие объяснения вопиющему случаю бомбардировки наших войск дадут американцы.

Ждали, конечно, и выражения сочувствия. Они последовали. Командующему войсками 3-го Украинского фронта маршалу Ф.И. Толбухину поступили телеграммы соболезнования от союзного Верховного командующего на Средиземноморском театре английского фельдмаршала Г. Вильсона и командующего 15-й воздушной армией генерала А. Эйкера. 15 ноября 1944 г. их текст был доложен И.В. Сталину[221].

Позднее ему лично были принесены официальные извинения от имени президента Ф.Д. Рузвельта. 14 декабря 1944 г. на приеме в Кремле это сделал посол США в СССР А. Гарриман.

...Ответ на свое письмо от 9 ноября первый заместитель начальника Генштаба получил через десять дней. Генерал Дин, передавая «глубочайшее сожаление» Объединенного комитета начальников штабов армии США по поводу произошедшего инцидента, писал о результатах подробного расследования. Оно показало, что перед командиром эскадрильи истребителей Р-38 (его имя в ответе Дина не раскрывалось, историки установили лишь, что эскадрилья входила в состав 82-й истребительной группы, возглавляемой полковником К.Т. Эдвинсоном) была поставлена боевая задача по штурмовке колонн противника и железной дороги в районе Сьеница — Новипазар — Рашка — Митровица. При подходе к Сьенице с юга эскадрилья разделилась, после чего самолеты направились к цели на бреющем полете. Определяя цель, командир американских летчиков допустил «навигационную ошибку», к тому же между начертанием на карте нужного объекта и цели, в действительности атакованной, выявилось, по утверждению американской стороны, «удивительное сходство». Другими словами, город Ниш командир эскадрильи принял за Новипазар и, отметив интенсивное движение войск, приказал немедленно открыть огонь. Остальные американские летчики были также уверены в том, что они атаковали нужный объект. В действительности же было допущено отклонение на 88 километров, что подтвердила проявленная по возвращении на аэродром кинопленка.

«Когда эскадрилья выполнила штурмовой рейд, — говорилось далее в ответе Дина, — она была законно атакована советскими истребителями, оборонявшими свои наземные войска, и в первой же схватке был сбит один американский самолет. Командир американской эскадрильи заметил после этого советские опознавательные знаки, но раньше, чем он мог вывести из воздушного боя свою группу, были сбиты другой американский самолет и два или три советских истребителя». Американское командование давало высокую оценку командиру звена советских истребителей, который «храбро приблизился к строю самолетов американского командира, и тогда взаимное опознание было подтверждено»[222].

Офицер, который вел эскадрилью, по утверждению генерала Дина, был опытным военным летчиком, имевшим налет более 4 тысяч часов. Группа к тому же «тщательно готовилась и инструктировалась» перед вылетом. И тем не менее случилось то, что случилось.

Прервем здесь изложение генералом Дином американской версии произошедшего. Для полной объективности нужен и взгляд с другой стороны. Благодаря воспоминаниям генерал-майора авиации Б.А. Смирнова, бывшего командира 288-й истребительной авиационной дивизии, мы знаем, каким предстал тот бой советским летчикам.

Из мемуаров генерала Б.А. Смирнова: «В связи с освобождением Югославии припоминаются такие события... Часть сил 37-й армии выдвигалась на север, и ее соединения днем и ночью следовали сплошными колоннами по шоссейной дороге через город Ниш на Белград. Наш аэродром находился севернее этого города, и шоссейная дорога огибала его северо-западную окраину. Там размещался КП 866-го истребительного авиаполка.

Утром 7 ноября 1944 года, примерно около 13 часов, одна из боевых колонн 37-й армии двигалась по шоссе. Головные машины ее проходили уже траверз полкового командного пункта, когда дежурный офицер доложил начальнику штаба 866-го полка майору А.А. Сигорскому о том, что курсом на аэродром, с запада, на высоте 1500—2000 метров летят две большие группы немецких самолетов.

Я в это время находился на командном пункте в расположении 2-й болгарской армии и вот слышу, командарму докладывают, что американские бомбардировщики атакуют колонну наших войск в районе города Ниш. Судец[223] распорядился: "Принять все меры к предотвращению столкновения в воздухе". Но как? Со стоянки дежурной авиаэскадрильи уже взлетела восьмерка истребителей, возглавляемая Героем Советского Союза капитаном А.И. Колдуновым. Ему и всем летчикам группы передаю указание командующего, прошу сделать все возможное, чтобы привлечь внимание американцев, дать как-то понять, что мы — союзники. Сделать это трудно: нам неизвестна радиоволна их обмена.

А тем временем две группы — по 25—30 самолетов каждая —уже подходили к западной окраине аэродрома. Верхняя, встав в круг, готовилась прикрыть действия нижней группы. Нижняя же разделилась еще на две равные части. Одна из них начала штурмовать колонну наших войск на дороге, обстреливая ее пулеметно-пушечным огнем с малых высот, а другая атаковала взлетающие истребители. В результате было сбито четыре американских истребителя типа "Лайтинг" (один уничтожили зенитчики). Наши потери — два экипажа. Погибли в бою лейтенанты Кривоногих и Шипулин. Самолет лейтенанта Жестовского оказался подбит, и летчик выпрыгнул с парашютом»[224].

Генерал Б.А. Смирнов вспоминал также о результатах расследования, проведенного командованием 288-й истребительной авиадивизии. Вместе с начальником штаба подполковником Б.П. Колошиным они тщательно осмотрели место падения одного из «Лайтингов» и обнаружили катушку с намотанной картой. Она была отпечатана на шелке и хорошо читалась. Красная черта, нанесенная на карту, обозначала маршрут полета, который начинался от итальянского города Бари, где находилась авиационная база ВВС США, и заканчивался в Полтаве, где американские самолеты, совершавшие челночные полеты для бомбардировок немецких войск, проходили обслуживание перед обратным полетом. Смирнов и Колошин обратили внимание на то, что два югославских города, Приштина и Ниш, были отмечены на карте особо. Обычно так делается, чтобы выделить цель. Приштина ко дню происшествия еще была занята гитлеровцами, а расположенный от нее в более чем 80 километрах к северо-востоку Ниш уже был освобожден Красной Армией, но и через него пролег маршрут. Профессиональный штурман Колошин, обменявшись взглядами с комдивом, мог лишь с удивлением развести руками...

Однако вернемся к письму, 20 ноября 1944 г. полученному Генштабом от генерала Д. Дина. Глава американской военной миссии проинформировал советскую сторону о принятых после злополучного инцидента мерах. Командир группы самолетов, подвергших советскую колонну бомбардировке, смещен со своей должности. На театре военных действий «введено дополнительное ограничение, которое теперь, как правило, запрещает проведение тактических воздушных операций ближе чем в 80 милях (128 км) от известных советских позиций. Исключения из этих ограничений будут допущены только по соглашению с советскими органами и после специальной подготовки».

Целью проведенного разбирательства, естественно, было установление не только виновных лиц, но и причин, по которым стало возможно столь вопиющее происшествие. «В результате внимательного расследования мы заключили, — говорилось в ответе американской стороны, — что этот печальный инцидент произошел от того типа ошибок, который случается на всех театрах войны и который, даже при величайшей осторожности и предусмотрительности, мы бываем не в состоянии устранить полностью».

Уповать на счастливое стечение обстоятельств в дальнейшем было явно неразумно. Поэтому американская сторона одновременно подчеркивала, что лучший способ предупреждения подобных случаев — создание и поддержание тесной взаимосвязи между воздушными и наземными войсками обеих армий, действующими вблизи друг от друга. От имени Объединенного комитета начальников штабов высказывалась неоднократно прозвучавшая еще в ходе беседы Антонова и Дина мысль о необходимости продолжать усилия по совершенствованию системы взаимосвязи между оперативными штабами союзных армий «с целью устранения возможности ошибок и в то же время сохранения существенного сотрудничества, направленного на разгром общего врага».

Получив ответ (генерал армии Антонов представил его Сталину 23 ноября 1944 г.), советское руководство должно было окончательно определить, чем был инцидент в районе Ниша: заранее задуманной провокацией или случайным, роковым стечением обстоятельств? От этого, прежде всего, зависела реакция на случившееся, а значит, и перспективы боевого сотрудничества.

Что касается фронтового командования в лице генерала С.С. Бирюзова, то, судя по его воспоминаниям, оно делало однозначный вывод: налет американской авиации носил провокационный характер. Не верил маршал и в искренность извинений, которые принесли представители союзников на Средиземноморском театре военных действий. С Бирюзовым солидаризировался А.К. Блажей, квалифицировавший происшедшее как «предательский удар из-за угла».

Судя по документам, у маршала Бирюзова и генерала Блажея едва ли были веские основания судить столь категорично. Скорее всего, на их взглядах сказалось дыхание «холодной войны», в атмосфере которой вышли в свет их книги. Высшее же руководство Советского Союза в то время злого умысла в инциденте в районе Ниша, судя по всему, не увидело и расценило его как трагическую случайность, результат навигационной ошибки, согласившись с выводом союзников.

Не исключено, конечно, что Сталин допускал возможность сознательной провокации со стороны американцев, которые таким кровавым способом могли, по его мнению, попытаться доказать советской стороне необходимость внедрения своих офицеров связи в штабы советских войск. Соглядатаев, которые бы разнюхивали планы наших действий в Восточной Европе, Верховный пускать в расположение наших войск не хотел. Но и раздувать скандал не стал, дабы не иссякал поток союзных поставок по ленд-лизу: только в 1944 г. советские ВВС получили из США 5887 самолетов.

Вместе с тем советская сторона продолжала настаивать на том, чтобы американцы пунктуально соблюдали уже имевшиеся договоренности о координации совместных действий. При этом были проявлены не только твердость, но и необходимая гибкость. В развитие имевшихся с американцами договоренностей о координации боевых действий советский Генштаб определил, а Верховный Главнокомандующий утвердил новую временную границу для действий союзных воздушных флотов перед советско-германским фронтом на всем его протяжении. Предложенная союзникам, она по получении 26 ноября 1944 г. их согласия была введена в действие, о чем 6 декабря генерал армии Антонов доложил Сталину На южном фланге разграничение шло от Сараева на юг, через Призрен — Прилеп до южной границы Югославии и далее на восток по северной границе Греции до Черного моря[225].

В дальнейшем в зависимости от начертания линии фронта эта граница изменялась. Согласование союзниками «рубежей бомбометания» стало на заключительном этапе войны обычной практикой и было важной сферой их боевого сотрудничества.

Так, на Ялтинской конференции в феврале 1945 г. ее участники договорились продолжать координировать воздушные и наземные операции. А 6 февраля 1945 г. соглашение, устанавливающее демаркационную линию для воздушных налетов, было достигнуто уже на трехсторонней основе — между советскими, американскими и британскими авиационными штабами. Больше того, соглашение предусматривало обмен информацией об осуществляемых и намеченных операциях уже на уровне авиационных соединений трех стран. Через месяц был сделан новый шаг — достигнуто соглашение о совместных действиях по прикрытию наступающих частей союзников с воздуха.

Вот как выглядело установление разграничительных линий на практике. Например, 2 мая 1945 г. помощник начальника Генштаба по внешним сношениям генерал-майор Н.В. Славин направил главам военных миссий США и Великобритании следующее письмо об установлении бомборазграничительной линии на подступах к Берлину: «В связи с успешным продвижением советских войск северо-западнее Берлина и занятием советскими войсками города Ростока Генеральный штаб Красной Армии просит Объединенное союзное командование дать указание своим ВВС, начиная с 3 мая 1945 года, придерживаться нижеследующей бомборазграничительной линии: Висмар, Шверин, Демитц, затем по р. Эльбе до Тангермюнде. Далее на юг от Тангермюнде бомборазграничительная линия остается без изменений.

Прошу об этом незамедлительно сообщить генералу Эйзенхауэру»[226].

Это была сфера большой политики, когда координация шла на уровне высших штабов и многозвездных генералов. Но небезынтересно узнать, как удалось установить общий язык задействованным в бою 7 ноября его непосредственным участникам.

Вновь дадим слово генералу Б.А. Смирнову: «С каждой минутой обстановка накалялась до предела. Капитан Колдунов решил еще раз рискнуть и устремился к ведущему американской группы. Можно было подумать, что этот маневр закончится атакой. Но Колдунов не стрелял, а "Лайтинги" открыли по нему огонь. Он упорно приближался к намеченной цели. Вот его самолет смешался с машинами союзников, еще секунда — и капитан Колдунов, оттеснив ведомого от командира американской группы, притерся к нему вплотную. "Лайтинги" уже не могли вести по нему огонь, боясь одновременно поразить своего командира.

Все это произошло в считанные секунды. "Лайтинги" прекратили огонь.

Воздушный бой с союзниками, по оценке наших летчиков, был для них самым памятным и самым каверзным. Капитан Панин назвал его игрой в кошки-мышки: "Они гоняются за нами, а мы увертываемся, и непонятно, почему на их пулеметные очереди мы должны были отвечать реверансами..."

Когда наши самолеты приземлились, все бросились к машине Колдунова. Пилотам хотелось узнать, как это ему удалось прекратить атаки американских "Лайтингов". Капитан Панин — тот прямо спросил:

— Колдун (таким был позывной А.И. Колдунова.—Ю.Р.)! Ты английский знаешь?

— Нет.

— А как же разговаривал?

— Очень просто — на летном языке. Зажал ручку управления между колен, поднял руки, соединив ладони в рукопожатии, а потом постучал кулаком по лбу — намекнул, что мы союзники. Вот и все...

Панин прервал Колдунова:

— Подожди. Уточним перевод летного языка. Значит, ты сказал приблизительно так: "Босс, ты дурак — соображать надо!"

— Ну... примерно, — улыбнувшись, согласился Колдунов.

— А если бы он не понял? — спросил Панин. Колдунов подумал немного и ответил:

— Жить захочешь — поймешь!

Больше вопросов у Панина не было, и он обратился ко всем присутствующим:

— Ребята, качнем Колдуна! Саша снова оказался в воздухе...»[227]

Капитана Колдунова, проявившего смелость и находчивость в сложной обстановке, наградили за тот бой орденом Красного Знамени. Трудно даже представить масштаб потерь с обеих сторон, если бы благодаря ему не удалось довольно быстро побудить союзников убедиться в их роковой ошибке. В противном случае пришлось бы поднять в воздух полк, а то два-три, и тогда доброй половины «Лайтингов» на базе близ Бари американцы не досчитались бы.

Итак, случившееся в районе Ниша заставило командование Красной Армии и войск союзников более тщательно отрабатываться вопросы координации совместных действий против люфтваффе. Но, увы, тот инцидент не был последним.

19 марта 1945 г. генерал армии А.И. Антонов направил генерал-майору Д. Дину новое письмо, в котором излагались обстоятельства нового чрезвычайного происшествия:

«1. 18 марта 1945 года в период времени с 13 часов 15 минут до 13 часов 30 минут над расположением советских войск на восточном берегу реки Одер, севернее города Кюстрин, прошли курсом на север восемь групп американских бомбардировщиков типа "Летающая крепость" в сопровождении истребителей "Мустанг". Американские самолеты преследовались немецкими истребителями Me-109 и ФВ-190.

Когда группа американских самолетов подошла к Морин (35 км северо-западнее Кюстрин), в это время над районом Морин находились в воздухе 6 советских истребителей Як-3. Советские летчики, заметив немецкие истребители, преследовавшие американцев, атаковали немцев, но сами в свою очередь были атакованы американскими истребителями.

Советские летчики, ясно различая американские самолеты, уклонились от воздушного боя с ними, но, несмотря на это, американские истребители продолжали преследовать советские самолеты. В результате атаки американских истребителей шесть советских самолетов были сбиты, причем два советских летчика погибли и один получил тяжелое ранение.

Этот случай является уже вторым случаем нападения американских истребителей на советские самолеты над территорией, занятой советскими войсками.

2. Этот из ряда вон выходящий случай произошел в условиях, когда по обоюдному соглашению между советским, британским и американским штабами авиации была установлена разграничительная зона для боевых действий союзной авиации, проходящая на этом участке по линии Пазевальк, Берлин, т.е. в 50 км к западу от района происшествия; причем никаких извещений о предполагаемом пролете здесь американскими самолетами линии советского фронта сделано не было».

Начальник советского Генштаба, квалифицируя произошедшее как «исключительное происшествие», просил довести содержание его письма «до сведения начальников Объединенных штабов и просить их произвести срочное расследование происшедшего случая, наказать виновников нападения на советские самолеты и потребовать от союзных военно-воздушных сил впредь строго выполнять соглашение об ограничительной зоне»[228].

Не хочется думать о худшем, но трудно избавиться от ощущения, что в небе над Германией стороны, еще сами о том не зная, примеривались к жарким воздушным боям друг с другом в корейском небе в 1950-м.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.