По следам «Феномена»

По следам «Феномена»

Итак, кажется, удалось в определенной степени найти доказательства, что Пеньковский мог быть инструментом — одним из средств в масштабной дезинформационной акции советской стороны в отношении Запада. Но нужно было разобраться еще в том, что стало с ним после… И был ли расстрел?

Я снова засел за публикации и книги. Первое, что бросалось в глаза, — это в десятках статей, особенно после 1991 года, — не было в личных показаниях или воспоминаниях свидетельств о факте присутствия при расстреле Пеньковского. Вот о расстреле Берия имеются и не одно, других приговоренных — также, а о казни фигуранта по столь громкому судебному процессу — ни полслова. Нет таких упоминаний и в зарубежных изданиях, хотя бы со слов бывших сотрудников ГРУ, перебежавших на Запад.

Пускай косвенные, но все же имеются свидетельства о встрече Пеньковского с матерью в тюрьме. Тогда якобы он сказал ей: «Не сомневайся, мама, так было нужно!» Мать до самой своей смерти не верила в предательство сына.

Все эти неясности настраивали на оптимистический лад. Особенно, когда мне стало ясно, что появление «Записок Пеньковского» инспирировалось западными спецслужбами — СИС и ЦРУ. Причем сразу же после судебного разбирательства. В основе «записок» лежали устные беседы с агентом Алексом в Лондоне и Париже.

Один из участников «дела» бывший сотрудник ЦРУ объяснял: «Если книга выйдет, пройдя цензуру ЦРУ, читатели скажут, что она сфабрикована…» Директор ЦРУ Дик Хелмс назвал впоследствии «Записки Пеньковского» черной пропагандой. Так оно и случилось: содержание книги — это открытый антисоветизм, чрезмерная атака на Хрущева, Кеннеди в Карибском кризисе, пасквиль на отношения Сирии и Египта, венгерские события и т. д.

Эта книга стала прикрытием для «черной пропаганды» и дезинфомацией Запада. Правда, временно. Вот несколько слов из нее о личности Пеньковского: он обижен и возвел личную неудовлетворенность в политический принцип, ему не удалось стать генералом в Советской Армии, но он мог бы стать полковником в армии США и Англии — это якобы восстанавливало уверенность в себе. Все это — мотивы для работы с Западом плюс дворянское прошлое отца.

Но вот что характерно: момент появления его в поле зрения западных спецслужб. Это было время, когда хрупкое равновесие периода «холодной войны» между США и СССР нарушилось, и чаша весов склонилась в сторону ядерной войны — сначала в связи в Берлином, а затем — с Кубой.

В международных делах с острыми периодами требуется присутствие возможностей разведок. И такое присутствие было: Пеньковский — у Запада. А кто же у СССР? Или решение партии по стратегической дезинформации можно было не выполнять?! И это при значительном опыте в таких делах советской госбезопасности.

По мнению психиатров, изучавших «дело» как объект клинического анализа, Пеньковский был чрезмерно самоуверен: «Он не мог представить, что его поймают. Простых смертных могут поймать, но не его, баловня судьбы, обладающего такой проницательностью…» Или: «Он походил на юнца, ведущего автомобиль по наклонной дороге о скоростью 140 миль в час и воображающего, что он контролирует ситуацию». Инфантильность в разведывательной работе? У профессионала и в прошлом боевого офицера?

Жизнь Пеньковского до прихода к спецслужбам Запада — это военная косточка с юных лет, война, военные академии, интересная работа в разведке под прикрытием. А это говорит о том, что он не мог быть расхлябанным и самоуверенным человеком. Даже если он предатель.

Так что же случилось с Пеньковским после суда? Одна из версий — грубая дезинформация с нашей стороны: советский представитель в ООН Федоренко довел до сведения западного дипломата, связанного с ЦРУ, информацию о том, что Пеньковский якобы жив и работает против американцев.

Связник Пеньковского Винн в своей книге утверждал, что смертный приговор не был приведен в исполнение в 1963 году, о чем он узнал два года спустя. Якобы в целях дальнейшего расследования Пеньковского содержали в заключении в маленькой деревушке, где он покончил жизнь самоубийством.

В 1990 году представитель КГБ во время беседы с Дж. Шектером — одним из авторов книги о Пеньковском «Шпион, который спас мир» — сказал: приговор привели в исполнение в Бутырской тюрьме 6 мая 1963 года. Была показана копия свидетельства о смерти, подлинник которого хранится у вдовы Пеньковского. Но ведь судебный процесс над Пеньковским проходил с 7 по 11 мая 1963 года?! Известна и другая дата — 16 мая. Почему так? Пока ответа нет.

В 1997 году в газете «Совершенно секретно» было напечатано: «Однако о нем пишут и как об агенте КГБ, которого всемогущественное ведомство подкинуло простодушному Западу. Процесс над ним и расстрел стал всего лишь эпилогом поставленного на Лубянке спектакля. Пеньковский живет себе припеваючи под чужим именем…»

Итак, есть версия о «шпионе», либо оставленном в живых для работы с ним в оперативных целях, либо исчезнувшим из поля зрения общества после успешной работы для Родины и мнимого расстрела. Когда я давал интервью еженедельнику «Век», журналист спросил меня, почему КГБ не предал гласности все обстоятельства «дела», особенно после 1991 года. И тогда, отвечая, я не отметил особо о том, что одним из участников «дела» было ГРУ, которое весьма не охотно говорит о своих операциях. И если в стенах ГРУ против гласности в отношении «дела Пеньковского», то с этим нужно считаться — главный фигурант «дела» был их человек.

Ранее уже говорилось об операции внешней разведки «Центр». И несколько слов об этой операции должны помочь проиллюстрировать следующую мысль: почему все еще скрываются деликатные особенности «дела Пеньковского». Почти в то же время, когда шла операция с «делом», 1961–1963 годах, нашей разведке удалось проникнуть в планы НАТО. Это сделал агент Джонсон, фельдъегерь пересыльного почтового пункта Вооруженных сил США и НАТО, в аэропорту Орли под Парижем. Сотни секретных документов попали в наши руки. Однако сам Джонсон не был в курсе дела, что конкретно он передавал. И сегодня американцы и натовцы не знают, что же попало в руки русских. Мы же храним молчание и очень бережно используем материалы в «тайной войне» против Запада и по сей день. Но тогда уже было ясно: документы должны были быть использованы при подготовке Хельсинкских соглашений. В частности, для давления на союзников США по НАТО в пользу СССР.

Именно по этой причине американцы не раскрывают (и англичане так же) всего списка полученных от Пеньковского документов, считая, что в них содержатся сведения по стратегической концепции оборонной доктрины СССР, а затем — России. Естественно, они исходят из того положения, что Пеньковский был честным агентом. Они не хотят, чтобы русские знали: что именно он передал на Запад.

Но если Пеньковский работал в контакте и под контролем нашей госбезопасности, нам так же невыгодно признаваться в этом, ибо среди переданных документов «информационного шума» была дезинформация — все по той же концепции и доктрине советской стороны.

Вот почему в интервью газете «Век» я ответил, что «дело» будет раскрыто, по моему мнению, лет через пятьдесят. Правда, я чуть-чуть лукавил, завышая сроки, так как надеюсь дожить до той поры.

Чтобы более конкретно разобраться с «делом», необходимо было подобрать методику оценки известных фактов с позиции двух сторон — советской и западной. А сами факты отобрать в изложении каждой из сторон — либо из книги «Записки Пеньковского» (1965), которую на Западе назвали «черной пропагандой», либо из советского издания «Судебный процесс» (1963).

Меня интересовали только факты — в описании судебного процесса их было предостаточно. В конце концов выбор пал на три группы источников по «делу»: 1) «Судебный процесс»; 2) все другие издания — книги, статьи, очерки; 3) мое личное мнение как автора этой книги, который в 60–70-х годах выступал в качестве «московского агента» западной спецслужбы под личиной предателя Родины.

Прежде, чем построить триаду оценок по «делу», мне хотелось бы представить читателю ход своих рассуждений о судебном процессе по «делу Пеньковского» как источника для… дезинформации Запада. Какие критерии применительны для оценки действий агента в интересах разведки, с которой он сотрудничал? В первую очередь — это разведвозможности. Затем — мотивация и, наконец, — безопасность.

Эффективность использования разведвозможностей агента Алекса определяется заинтересованностью спецслужб Запада в возвеличивании своего источника в СССР. В основе такой положительной оценки лежит «информационный шум» — листажный вал в 5000 единиц. В то же время суд отмечал, что, по экспертной оценке, 90 % информации, полученной от Пеньковского, носили несекретный характер. Правда, с точки зрения профессионалов разведки, оставшиеся 10 % — достаточно высокая информационная отдача.

Сознательность в сотрудничестве агента Алекса с западными спецслужбами, то есть мотивация, оценивается его добровольным приходом в стан Запада и представленным спецслужбам собственным имиджем человека, несогласного с советским строем и желающего бороться с ним. Свои слова он с первых шагов подтвердил делом — информацией.

На судебном процессе было заявлено о его лояльности к советской власти и были представлены доказательства его личного перерождения из-за карьеристских устремлений. Косвенно подтверждался факт искренности Пеньковского в отношении к Западу — цитирования отрицательной характеристики времен 50-х годов, то есть периода его работы в Турции и контактов с гражданами западных стран.

На процессе много внимания уделялось организации связи с Пеньковским за рубежом и в Союзе. Отмечались тонкая работа спецслужб Запада и трудности советских спецслужб при работе с опытными профессионалами из СИС и ЦРУ. Как представляется, у процесса была важная цель: убедить западных наблюдателей в том, что Пеньковский не мог в силу объективных причин часто бывать за рубежом и потому связь с ним осуществлялась в Москве.

В целом судебный процесс решал триединую задачу: убедить Запад в том, что Пеньковский был ценным источником информации, искренне сотрудничал с Западом и был разоблачен в силу объективных причин — сложности в поддержании контактов с ним в СССР.

Однако ситуация на судебном процессе вызывает сомнения следующего порядка: почему советская сторона пошла на беспрецедентную акцию по публичному разоблачению шпионажа в своих рядах, особенно в среде чиновников важнейшего государственного ведомства, коим является ГК КНИР? почему судебный процесс был столь беспощаден к вскрытию притупления бдительности в среде сотрудников Минобороны, но не в ГК КНИР? почему судебный процесс столь много обсуждал вопрос о «технике шпионских игр» (организация связи) и обтекаемо затрагивал вопрос о конкретном ущербе от информации, попавшей на Запад через Пеньковского?

Напрашивается вывод: Запад должен оставаться в неведении относительно того, в чем конкретно сознался Пеньковский во время следствия по его «делу» (информация). Для Запада это означало, что полученной от агента информации следует продолжать верить, ведь данные из досье ГК КНИР — это стратегия и тактика СССР в области экономики; данные в военной области — это уровень и перспективы военного строительства; данные в конкретных вопросах ракетного оружия — это уровень того периода, когда решалась проблема с Кубой и советская сторона готовила операцию «Анадырь» для спасения Кубинской республики.

Чтобы лучше понять дезинформационную роль судебного процесса, вниманию предлагается сравнительный анализ фактов: преданных гласности на судебном процессе; изложенных в книге «Шпион, который спас мир»; приводимых в моей книге «Операция «Турнир».

Вот как главный обвинитель на суде сформулировал проблему с «делом Пеньковского»:

«При рассмотрении настоящего дела неизбежно возникает вопрос: как могло случиться, что Пеньковский, родившийся, получивший воспитание и образование в годы советской власти, в нашем обществе, мог полностью утратить облик советского человека, потерять стыд, совесть, элементарное чувство долга и докатиться до тягчайшего преступления?»

Далее он констатирует:

«Материалами предварительного и судебного следствий установлено, что подсудимый Пеньковский, являясь авантюристом, карьеристом и морально разложившимся человеком, стал на путь предательства, измены Родине и был завербован империалистическими разведками».

История любой из разведок — советской либо западной — в вопросе вербовки интересующих ее лиц опирается на мотивы поведения человека на службе и в обществе. Мотивы составляют основу согласия на сотрудничество в результате неприязни к политическому режиму, материальной заинтересованности или моральной неудовлетворенности в служебных либо других отношениях.

Ранее уже была попытка сделать сравнительный анализ мотивов сотрудничества Пеньковского с западными спецслужбами, но с позиции рабочей гипотезы: Пеньковский — подстава органов госбезопасности. Поэтому речь пойдет об использовании материалов судебного процесса в качестве легенды прикрытия в работе советской суперподставы Западу. Вернее всего, судебное разбирательство использовалось органами госбезопасности в интересах «дела Пеньковского» «втемную».

Итак, три взгляда на «легенду прикрытия» работы Пеньковского перед Западом по трем основным источникам.

1. Легенда прикрытия, прозвучавшая в ходе судебного процесса по «делу Пеньковского» (Судебный процесс 7–11 мая 1963 года. Изд. ПЛ. М.: 1963). («Суд»).

2. Легенда прикрытия, воспринятая западными спецслужбами при работе с Пеньковским (Шпион, который спас мир. Изд. МО, М: 1993) («Шпион»).

3. Легенда прикрытия, использованная автором — сотрудником внешней разведки при работе по операции «Турнир» (Операция «Турнир». Изд. Гея-Итерум. М: 1999) («Турнир»).

Суд. 1. «В конце 1960 года он предпринял попытку связаться с американской разведкой…»

Шпион. 1. ЦРУ на контакт не пошло, однако проверило личность инициативщика по его работе в Турции.

Турнир. 1. Советская госбезопасность использовала типичный прием западных спецслужб, особенно американских, подставлять «спецконтингент» противнику.

Суд. 2. В апреле 1961 года в Лондоне «Пеньковский (далее П. — Авт .) имел четыре встречи с иностранными разведчиками… Он был завербован английской и американской разведками… — дал письменное обязательство сотрудничать с ними, обратился с просьбой к правительствам этих государств о предоставлении ему в случае необходимости английского подданства или гражданства США».

Шпион. 2. П. с самого начала передал информацию и сообщил о своих разведывательных возможностях. Его отношения с разведками были закреплены официальной подпиской, а просьба о гражданстве усилила доверие к мотивам его сотрудничества, коим был антисоветизм.

Турнир. 2. До канадской стороны было доведено о материальных затруднениях будущего «московского агента», и первый подход к нему со стороны службы был лишь попыткой на возможную удачу с вербовкой.

Суд. 3. «…желая получить еще более прочные гарантии, набивая себе цену, П. настойчиво требовал от разведчиков организовать ему встречу с высокопоставленным представителем английского правительства…»

Шпион. 3. Такое требование со стороны мнительного агента любая спецслужба воспринимает как законную — эти гарантии являются реалиями его благополучия и безопасности в будущем.

Турнир. 3. Ситуация с требованием гарантий была использована для создания предпосылок по доверию к будущему агенту: документы за подписью канадского премьер-министра в целях материального благополучия и безопасности на случай побега за рубеж.

Суд. 4. «Я скатился в пропасть и стал негодяем, — заявил П. на суде, — под влиянием причин перерожденческого характера. Низменные качества: зависть, тщеславие, любовь к легкой жизни, женщинам, частое употребление спиртных напитков…»

Шпион. 4. Эти качества (кроме употребления спиртных напитков — с ними он был весьма осторожен) были продемонстрированы П. во время его трех поездок за рубеж — в Лондон и Париж.

Турнир. 4. Эти качества легко демонстрируются, но в основе доверия к П. у западных разведчиков лежал антисоветизм, который на суде упорно отрицался из-за пропагандистских целей. Указанные отрицательные качества у «московского агента» канадцев отсутствовали, но, как у делового человека, было желание тайно найти источник дополнительного дохода.

Суд. 5. «Он пролез в семью ответственного военного работника, у которого одно время состоял в порученцах. Женился на его дочери…»

Шпион. 5. Факт семейной близости был воспринят западными разведчиками как возможность П. бывать в среде крупных военачальников и получать устную информацию важного значения.

Турнир. 5. Достаточно типичная уловка при подставе: выход через связи на ценных источников информации.

Суд. 6. «…никогда у меня не было никаких разногласий с политикой партии и правительства, никогда не брюзжал…»

Шпион. 6. На Западе при контактах со спецслужбами П. упорно и многократно подчеркивал, что он ярый антисоветчик, которым стал в результате разочарования в политике государства. Корни такой убежденности — в прошлом его отца — белого офицера, из-за которого к нему несправедливо относятся в армии и ГРУ.

Турнир. 6. Эта легенда антисоветчика, обиженного советской властью, хорошо работала на всех встречах с западными разведчиками и в Лондоне, и в Париже.

Суд. 7. «А что же привело П. в лагерь агентов англо-американской разведки? Различие взглядов на пути развития нашего общества? Нет, думаю, что не это… В результате мелкой, непринципиальной обиды на действия своих непосредственных руководителей, которые, по его мнению, препятствовали его дальнейшему продвижению по служебной лестнице…»

Шпион. 7. В большинстве печатных западных изданий о «деле Пеньковского» подчеркивается его карьеристское отношение к службе как мотив перехода в стан противника: боевой офицер в годы войны не был понят и оценен по заслугам в мирное время.

Турнир. 7. Все время работы с Западом П. отлично демонстрировал легенду мотивов по двум направлениям: отец — белый офицер и потому его не продвигают по службе; антисоветизм вплоть до готовности любой ценой свергнуть советский строй (предложение о взрыве мини-ядерного заряда в центре Москвы).

Суд. 8. «…его неудовлетворенность служебным положением и озлобленность как раз и были порождены тем, что ему не предоставляли службу за границей»

Шпион. 8. По советским меркам это был серьезный мотив личной претензии к своему руководству, а значит, причина для решительного протеста даже путем предательства, когда работа за рубежом — это материальное благо.

Турнир. 8. Вывод П. «под крышу» в ГК ГНИР — это высокое доверие к офицеру ГРУ, лояльному к власти. Невыездных там не держали, особенно оперативников из спецслужб (КГБ, ГРУ). Кратковременные командировки за рубеж — это «трамплин» для поездки туда на длительное время. П. знал об этом и ему не было необходимости «мстить» своему руководству в ГК КНИР в форме предательства, тем более что его руководством были офицеры в ГРУ.

Суд. 9. «Исключительный карьеризм, эгоизм и честолюбие П. проявлялись давно. Он постоянно вращался вокруг и около людей, имеющих власть и влияние…»

Шпион. 9. Это заявление на суде означало для западных разведчиков, что П. имел контакты в высших кругах и информация его от них достоверна.

Турнир. 9. Такое заявление на суде имитирует одну из составляющих разведвозможностей агента — работу через связи.

Суд. 10. «…во всех переговорах с иностранными разведками и в Лондоне, и в Париже доллары и фунты стерлингов фигурировали непременно…»

Шпион. 10. Это естественное желание агента иметь уверенность в хорошо обеспеченном завтрашнем дне.

Турнир. 10. Из всех основ: политическая — антисоветизм, морально-психологическая — жажда самоутверждения и материальная, — последняя является наиболее естественной и понятной для западных спецслужб, а для игры в подставу — наиболее разнообразной. Она и была использована «московским агентом» для вовлечения канадской спецслужбы в операцию «Турнир».

Суд. 11. «Речь идет о встречах с разведчиками в Лондоне, на которых П. облачался в сшитые для него военные мундиры английской и американской армий, фотографировался в них, знакомился с документами на случай вступления в подданство Британии или гражданства США, получил заверения, что после окончания его работы на территории СССР ему будет гарантирована соответствующая должность…»

Шпион. 11. Закрепление агента идет по нескольким направлениям: фото в мундире — это компромат против П., документы на гражданство за рубежом — это стимул к работе со спецслужбами, должность в будущем — это выражение доверия к нему. Документы готовятся по согласованию с правительствами, а это означает, что спецслужбы убедили верхи власти в своих странах на всех уровнях в том, что П. — ценный агент.

Турнир. 11. Фото в мундире, документы, будущая должность — это все форма «мягкого давления» на агента: работай и заслужишь. «Московский агент» имел от спецслужбы Канады вначале документы-«липу», а затем подлинные, когда… «заслужил».

Суд. 12. «Я обращаю внимание на эту дальновидность П., который на суде настойчиво открещивался от своих намерений бежать на Запад».

Шпион. 12. Эксперты западных спецслужб отмечали почти фантастическое желание П. навредить Советам как можно больше. Заявление главного обвинителя на суде «лило воду на мельницу» честного сотрудничества его с Западом.

Турнир. 12. П. не мог уйти на Запад и даже обещать сделать это конкретно по дате и месту. Он знал, что нужен им в СССР. И это устраивало советскую сторону: вывести контакты с разведкой в Союз, причем в нужное время.

Суд. 13. «П. сослался на суде на то, что он в 1961 году трижды выезжал за границу, но не стал невозвращенцем… что СИС делала предложение П. остаться в Англии, но он его отклонил…»

Шпион. 13. Предложение остаться в Англии не более, чем «любезность» со стороны западной разведки, хотя такое внимание стимулирует работу агента и в то же время проверяется его реакция на желание работать в своей стране подольше.

Турнир. 13. «Трижды» — это закрепление отношений П. с СИС и ЦРУ для твердой убежденности их в полезности агента. В то же время это был этап советской разведки в переводе работы с западными разведками в Союз. «Московскому агенту» также предлагали остаться в Канаде или в США, однако мотивом сотрудничества у «агента» был материальный интерес, а не жизнь за рубежом.

Суд. 14. «В 1961 году необходимость в побеге П. еще не созрела. Иностранным разведкам П. нужен был именно в СССР как источник информации. К тому же и не набежало еще солидное вознаграждение за его труды…»

Шпион. 14. На Западе считали, что П. не был приманкой для спецслужб. Заявление на суде подтверждало это мнение для тех, кто верил, что П. жаждал денег и много.

Турнир. 14. «Честность» агента, даже арестованного, подтверждается его несогласием работать с правосудием и повышает к нему доверие со стороны его «хозяев» на Западе.

Суд. 15. «П. получил от Карсона пакет с фиктивным советским паспортом на случай перехода на нелегальное положение и инструктивное письмо, в котором иностранные разведчики требовали данных о состоянии обороны столицы… и войск Московского военного округа».

Шпион. 15. Паспорт был фиктивным, но это могли определить только специалисты. П. этот документ давал право быть уверенным в своей безопасности и воспользоваться им в случае необходимости.

Турнир. 15. Паспорт говорил советской стороне о том, что агент пользуется доверием на Западе. Паспорт и задание — это одно звено в цепи эффективного использования агента западными спецслужбами.

Суд. 16. «О том, что П. вынашивал план побега на Запад… свидетельствуют его переговоры с иностранными разведчиками, обсуждение с Винном вариантов побега при помощи подводной лодки и другим путем, настойчивые попытки выехать в загранкомандировку в течение 1962 года, получение советского фиктивного паспорта…»

Шпион. 16. Беспокойство агента на Западе воспринималось как естественное желание обезопасить себя на случай провала. Отсюда все эти разговоры и возможные выезды за рубеж на выставки в США, Бразилию и так далее. Однако отсутствие реальных возможностей на выезд за рубеж заставляло спецслужбы расширить работу с агентом в Москве.

Турнир. 16. П. работал над выявлением каналов проникновения в СССР посланцев СИС и ЦРУ, а его планы возможных выездов за рубеж на выставки — это способ держать спецслужбы в напряжении и активизировать их работу с ним в Союзе по различным каналам связи — тайникам, «моменталкам», посредникам. Советская сторона изучала формы связи, собирала данные на кадровый состав разведок Запада на территории Союза и за рубежом для их компрометации и дискредитации спецслужб и правительств Англии и США в целом.

Суд. 17. «В августе 1962 года в письме в разведцентр П. жалуется, что его положение становится тревожным и просит дать подробные данные о том, какое вознаграждение он получит за свою работу и как конкретно будет обеспечен на Западе, когда сможет туда выехать…»

Шпион. 17. Тревожное состояние агента — это нормальное явление, однако до определенного предела. П. знал уже в то время, что им интересуется КГБ, но надеялся, что его работа в военной разведке станет прикрытием при его проверке органами госбезопасности. Именно так он успокаивал западные спецслужбы.

Турнир. 17. «Тревожность» позволяла советской стороне стимулировать западные спецслужбы обсуждать с П. конкретные каналы побега на Запад. Этим письмом и ответом на него П. задокументировал для органов госбезопасности условия приема агента в Англии и США после возможного ухода за рубеж.

Суд. 18. «…22 октября 1962 года советские чекисты положили конец всей этой тонко задуманной и тщательно разработанной шпионской операции».

Шпион. 18. Эта дата стала известна Западу значительно позднее. С августа П. был вне поля зрения западных спецслужб. Так 2 ноября «органы следствия провели эксперимент с тайником» на Пушкинской улице, где был взят с поличными сотрудник американского посольства.

Турнир. 18. В любом случае П. — подстава либо он стал активно сотрудничать с органами после задержания (например, в начале августа). Задержание американца на тайнике — это акция запрограммирована советской стороной для документирования шпионской работы Запада на территории СССР.

…Мотивы мотивами, но интерес любой разведки состоит в возможностях потенциального источника информации. Конечно, инициативный выход Пеньковского на спецслужбы Запада упрощал им выяснение характера доступа заявителя к информации. Однако эти службы должно тревожить вечное сомнение: а не подстава ли такой «инициативщик»? И тогда вступает в силу правило: убедиться, что человек работает с ними честно. Это можно сделать, в частности, путем анализа получаемой от него информации. Проще говоря, если материалы наносят ущерб государству «инициативщика», то значит он искренен в своем желании работать на Запад.

Ниже речь пойдет о разведвозможностях Пеньковского все в том же ключе по трем анализируемым источникам.

Суд. 19. «Между ним и П. состоялся откровенный разговор, в котором П. рассказал, а затем по предложению Винна изложил в письменной форме свои возможности по сбору сведений, интересующих английскую разведку…»

Шпион. 19. Инициативный выход П. на западную спецслужбу мог быть ею не поддержан, если бы не два момента: там знали, что П. — сотрудник военной разведки и располагали сведениями о его попытках связаться с американцами в Турции и Москве.

Турнир. 19. Винн оказался не случайно в поле зрения П. Такие люди, часто бывавшие в Союзе, обычно связаны со спецслужбами. П. в обращении к Винну (по подсказке нашей госбезопасности) действовал наверняка. Через этот канал связи он довел до Запада свои интригующие любую разведку информационные возможности.

Суд. 20. «В июне в Лондоне П. передал Винну пакет с новыми секретными материалами… и имел пять встреч с представителями разведок… Он рассказал о своей прошлой работе, о военных учреждениях, выдал ряд важных сведений, военную тайну СССР, получил высокую оценку иностранных военных…»

Шпион. 20. Отмечалось, что на пяти встречах П. говорил несколько десятков часов и всю эту информацию анализировали десятки специалистов в свете ее полезности, мотивов обращения П. к Западу и перспективах использования агента.

Турнир. 20. П. в большой степени был свободен в передаче сведений на Запад, так как незадолго до его контактов с разведками был разоблачен другой сотрудник ГРУ — Петр Попов, который нанес конкретный ущерб — выдал секреты, включая имена и характеристики разведчиков, данные о ракетах. На встречах П. с «коллегами» из СИС и ЦРУ ему ставили задания, оговаривали условия связи — все конкретно. Вот это и называется проникновением в агентурную сеть противника.

Суд. 21. «От своих «хозяев» П. получал задания по широкому кругу вопросов, причем особый интерес проявлялся к сведениям военного характера…»

Шпион. 21. П. работал по конкретным заданиям военного, экономического и политического характера. Нацелен был на сбор сведений о военнослужащих, которые были в курсе дел по жгучим проблемам — Берлину, советско-китайским отношениям, военно-экономическим вопросам.

Турнир. 21. Выяснение советской стороной круга вопросов, интересующих спецслужбы по СССР, — это создание предпосылок для канала по дезинформации Запада. Канал был создан к тому моменту, когда в нем была острая необходимость для контактов с США в период Карибского кризиса: и для дезинформации, и для передачи нужной советской стороне информации при поиске компромиссных решений.

Суд. 22 . «Секретные документы, которые он фотографировал и передавал затем иностранным разведкам, объективно подтверждаются данными полученных в этот период П. в спецбиблиотеках ряда закрытых изданий, в которых содержались статьи и другие материалы».

Шпион. 22. На Западе на основе полученных от П. материалов из спецбиблиотек создавалось впечатление о советском ракетно-ядерном потенциале и доктрине Советов по применению ядерного оружия.

Турнир. 22. Своими материалами и устными сообщениями о ракетно-ядерном оружии (характеристика) и его количестве (300 зарядов) П. серьезно озадачил США в момент Карибского кризиса. К этому времени США обнаружили в СССР всего лишь 25 стартовых площадок для МБР. А где были остальные?

Суд. 23. «Иностранным разведкам я передал 25 сфотографированных отчетов из разных областей техники и промышленности, примерно в 35 томах».

Шпион. 23. Эта информация тщательно анализировалась и исследовалась в плане выявления тенденций в развитии промышленности в СССР.

Турнир. 23. Это был вал информации, в которой могли увязнуть любые эксперты Запада на многие месяцы. Особенно, если учитывать, что советская статистика не была откровенной перед своей страной и тем более перед Западом. Несколько расхождений в отчетах официальной статистики с данными П. создавали эффект достоверности документов и усиливали доверие западных спецслужб к агенту.

Суд. 24. «Экспертиза по определению степени секретности сведений о деятельности ГК КНИР также пришла к выводу, что эти сведения являются секретными. Эксперты аргументировали свои выводы и указали, что в совокупности большое количество документов, переданных П., содержат важные сведения экономического характера».

Шпион. 24. Именно совокупность множества документов и их подлинность, которая была проверена западными спецслужбами в результате сравнения с материалами от других источников в ГК КНИР, позволили Западу признать материалы от П. ценными.

Турнир. 24. Достоверность определяется секретностью, актуальностью и документальностью — все это в материалах П. присутствовало. Доверие к нему росло, и эта была работа советской стороны по созданию канала дезинформации. Сообщение в зале суда о печатных источниках П. в спецбиблиотеках лишь усиливало значимость его работы в интересах Запада. Во время процесса в зале возник вопрос о расхождении в данных П. и западных спецслужб (тома и пленки). Это создало эффект нелояльности П. к судебному процессу и к следствию, даже в условиях смертельной опасности для него.

Суд. 25 . «За время сотрудничества с английской и американской разведками П. нанес большой вред нашему государству, передав устно, в письменных донесениях и на фотопленках обширную информацию… часть которой составляет государственную и военную тайну СССР… Передал 106 экспонированных фотопленок по 50 кадров в каждой, то есть более 5000 фотоснимков…»

Шпион. 25. Эксперты западных спецслужб оценивали информационную работу П. высоко. Над изучением информации трудилась большая группа специалистов из разных областей науки и техники.

Турнир. 25. Называя число переданных П. на Запад листов, советская сторона убеждала западные спецслужбы в глубине и эффективности следствия по работе П. на противника. Однако возможное расхождение данных с количеством томов со сведениями, которыми располагали спецслужбы (9000 листов), создавали эффект нелояльности П. к судебному процессу — это сигнал: «Я не сдаюсь», который мог быть понят на Западе так: «Верьте моей информации».

Суд. 27. «Эксперты Минобороны СССР, изучавшие материалы дела, в том числе показания П. о содержании выданных им сведений военного характера, а также рассмотрение подготовленных данных, которые он не успел передать, дали заключение, что некоторые из этих сведений не составляют государственную тайну, но являются секретными».

Шпион. 27. Именно отчеты из спецбиблиотеки военной разведки и статьи в спецжурналах создали мнение на Западе о концепции Вооруженных сил СССР, их стратегии и видах вооружений в перспективе.

Турнир. 27. Эсперты подтвердили для Запада: П. нужно верить. А позднее, в конце 60-х годов, там узнали, что статьи в спецжурналах были сфальсифицированы в качестве намеренной дезинформации Запада согласно операции советской стороны под кодовым названием «Великая ракетная деза». С точки зрения наших органов госбезопасности непроявленные фотопленки, найденные в тайнике в квартире П., стали вещественным доказательством его шпионской деятельности. Но для Запада — это доказательство вины П. и, как следствие, его осуждение и расстрел: погиб ценный агент.

…Разведка уязвима на каналах связи. Годами создаваемая агентурная сеть больше всего опасается провалов в результате вскрытия факта общения агентов с разведчиками. Чтобы обезопасить работу разведки с агентами, каналы связи разнообразят по степени их скрытности, быстроте срабатывания и надежности в агентурном сохранении материалов.

Пеньковский работал фактически на всех каналах связи: личной — встречи в Лондоне и Париже, моментальной — с Чизхолм на Цветном бульваре и на Арбате в Москве, тайниковой — на Пушкинской улице, сигнальной — открытки и радио (радиоприемы из разведцентра Запада). Но все же главный канал — посреднический, через Винна. Все эти каналы были хорошо задокументированы советской стороной.

Суд. 28. «Используя свое положение заместителя начальника иностранного отдела ГК КНИР и имея по роду службы возможность встречаться с иностранцами, приезжающими в Советский Союз в составе различных научно-технических делегаций…»

Шпион. 28. П. имел выходы на важную государственную структуру — ГК КНИР и, как военный разведчик, был вхож в Минобороны СССР. Этими потенциальными возможностями определялся интерес к П. со стороны спецслужб Запада.

Турнир. 28. «Крыша» позволяла П. найти нужный для советской стороны контакт — ниточку к спецслужбам Запада из числа бизнесменов, бывавших в СССР. Несомненно, Винн был выбран потому, что имелись сведения о его связях с СИС.

Суд. 29. «…вступил в доверительные отношения с владельцем посреднических компаний «Гревилл Винн Лимитед», одновременно выполнявшим функции консультанта ряда английских фирм, подданным Великобритании Гревиллом Винном…»

Шпион. 29. На Западе эксперты спецслужб и специалисты по разведке считают, что Винн был кадровым сотрудником СИС, но глубоко зашифрованным. В делах с П. — это был отличный канал связи.

Турнир. 29. П., то ли сам, то ли по заданию советской стороны, выбрал Винна в посредники по нескольким причинам: бизнесмен широкого профиля, контакты в Англии, работа на выставках по всему миру, регулярные визиты в Союз. Такое прикрытие для спецслужбы — одно из лучших.

Суд. 30. «В Лондоне было обусловлено, что дальнейшие инструкции П. получит через Винна… в Москве…»

Шпион. 30. Регулярные визиты Винна в Москву создавали бесперебойную связь с П. как агентом и позволяли официально видеться с ним в рамках работы по линии ГК КНИР.

Турнир. 30. Канал Пеньковский — Винн был наиболее неуязвим для советской контрразведки потому, что П. был кадровым сотрудником ГРУ ГШ МО СССР. Винн проходил у него как оперативный контакт. Этот канал был достаточно конспиративен, регулярен и надежен для передаваемой информации, гарантировал максимальную дееспособность агента в работе с Западом. Однако лишь до тех пор, пока Винн мог ездить в Союз или П. за рубеж.

Суд. 31. «П. был снабжен шпионским снаряжением: фотоаппаратом «Минокс», пленками к нему, транзисторным приемником марки «Сони», шифровальными блокнотами, бумагой для тайнописи…»

Шпион. 31. П. достаточно эффективно использовал технические средства для сбора материалов (фото) и контактов с разведцентром на Западе (радио).

Турнир. 31. Весь этот «шпионский набор» попал в руки советских спецслужб, хотя еще в августе П. сообщал о внимании к нему со стороны органов госбезопасности?!

Суд. 32. «Сигнальные открытки, полученные от Винна, представляли собой обычные советские открытки с видами Москвы, заполненные текстом и адресами на английском языке. Посылкой таких открыток П. должен был дать знать о тех или иных изменениях его деятельности».

Шпион. 32. Фактически П. в работе с западными спецслужбами использовал весь арсенал условий связи, и это было для него опасно. Анализ западных экспертов показывает, что расширение форм связи вело дело к провалу, но СИС и ЦРУ упорно не замечали этого факта, форсируя работу с агентом в Москве.

Турнир. 32. Удивляет тот факт, что западные спецслужбы сделали из ценного агента Пеньковского полигон для применения всех доступных форм связи.

Суд. 33. «П. осмотрел показанные ему фотографии новых лиц, с которыми он должен был поддерживать шпионские связи… — атташе посольства США и секретарь посольства Великобритании…»

Шпион. 33. Интенивность работы с П. требовала от спецслужб Запада введения новых контролеров на территории Союза.

Турнир. 33. Каждое новое лицо в поле зрения агента усложняло его отношения с западными спецслужбами. А появление новых контролеров в арсенале П. повышало уровень опасности быть замеченным в конспиративных контактах с иностранцами. Даже если они проходили в официальной обстановке, например на приемах. Новому лицу в посольстве — всегда особое внимание со стороны и нашей, и западных контрразведок.

Суд. 34. «Шпионскую информацию П. передавал через разведчицу Чизхолм на состоявшихся в конце 1961 и начале 1962 года встречах на улицах Москвы».

Шпион. 34. Супруги-разведчики Чизхолм были известны советской стороне по их работе в одной из соцстран, из которой они были выдворены. Вывод их на П. означал путь к провалу.

Турнир. 34. Моментальные встречи на улицах Москвы — это крупнейшая ошибка западных спецслужб, взявшихся обеспечивать безопасность работы со своим ценным агентом. Создается впечатление, что «мертвый агент» им был даже более нужен (и полезен), чем живой.

Суд. 35. «В октябре 1961 года П. подготовил ряд материалов военного характера, в том числе данные об одной военной академии, список известных ему офицеров, генералов с краткими характеристиками на них, статьи из военных журналов…, и по паролю передал связнику иностранной разведки в районе гостиницы «Балчуг». Этот вид связи был обусловлен с П. во время его пребывания в Париже».

Шпион. 35. Было замечено, что западные спецслужбы мало уделяли внимания анализу работы П. по добыванию информации с точки зрения безопасности. Как профессионалу-разведчику, считали они, ему было виднее.

Турнир. 35. В случае у «Балчуга» только актуальность информации могла заставить западные спецслужбы пойти на риск и направить на связь с ценным источником в страну его пребывания с мощной контрразведывательной службой своего агента.

Суд. 36. «…беседы Винна с П. в туалетных комнатах при открытых кранах, чтобы шум текущей воды заглушал голоса… В туалете американского клуба он вел свой разговор с Чизхолмом 5 июля 1962 года…».

Шпион. 36. Такие осторожности воспринимались западными разведчиками как необходимость, причем оправданная.

Турнир. 36. Такие уединения вызывали подозрение у советских спецслужб: с Винном, а затем с Чизхолм — и все один и тот же человек — Пеньковский. Было заметно его желание скрыть свои неофициальные отношения с этими людьми.

Суд. 37. «В Париже П. был назван подобранный американцами тайник в подъезде дома № 5/6 по Пушкинской улице в Москве и объяснены правила пользования им: метка и телефонные звонки с вызовом на операцию и удачное ее проведение. Условия П. записал на листке бумаги, который был изъят у него при аресте».

Шпион. 37. Особенностью тайниковой операции на Пушкинской улице было то, что вызов на ее проведение исходил от П. И он лишь раз использовал ее для передачи материалов.

Турнир. 37. Условиями тайниковой операции воспользовались сотрудники госбезопасности, когда вызвали к тайнику американского дипломата и задержали его там с поличным.

Суд. 38. «…наличие у П. номеров телефонов дипломатических сотрудников не есть еще доказательство его преступной связи с этими лицами, ибо П. по роду своей официальной службы был связан с иностранцами, бывал на дипломатических приемах…».

Шпион. 38. Обилие официальных связей — это особенность в работе любого разведчика. П. активно использовал свое служебное положение для деловых контактов с нужными людьми со стороны западных спецслужб.

Турнир. 38. Правило работы разведчиков гласит: быть подальше от подозреваемых в связях со спецслужбами лиц — они «под колпаком». Во время посольских приемов от наблюдения не спастись. П. и его «хозяева» пренебрегли правилом, вызвав тем самым у советских спецслужб уверенность в связях П. со спецслужбами Запада. Но этот упрощенный подход — встречи на приемах — в то время практиковался западными спецслужбами.

Суд. 39. «Следствие не просто приняло на веру объяснения П., а подвергло их объективной проверке… 2 ноября 1962 года был проведен следственный эксперимент с соблюдением всех условий закладки в тайник, о котором сообщил П., и вызова туда разведчика. Через 30 минут после телефонных звонков помощник военно-воздушного атташе США явился осмотреть метку, а затем к тайнику прибыл сотрудник посольства США, где он и был задержан с поличным.

Шпион. 39. На Западе этот ход советской стороны назвали провокацией — ведь Пеньковский 22 октября уже был арестован.

Турнир. 39. Этот и другие факты из общения западных спецслужб с П. были задокументированы советской стороной. На Западе не знали, когда же действительно был арестован П. Хотя Винн мог понять по поведению П., что он «под колпаком». Это можно было заметить на приемах. Выходит, что П. помогал Советам после ареста или работал в их пользу с самого начала. О точной дате ареста Пеньковского органы госбезопасности помалкивают по сей день.

* * *

Какую потаенную цель преследовал государственный обвинитель, произнося свою речь? С точки зрения построения ее — она была безупречной: обстановка со шпионажем против СССР, анализ преступлений Пеньковского и путь его от карьериста до предательства, преступления Винна, «американские и английские разведчики под маской дипломатов», юридическая составляющая преступления. Но почему из многих цитат, характеризующих разведывательный интерес Запада к советской науке и технике, гособвинитель выбрал одну — высказывание Аллена Даллеса в бытность его директором ЦРУ — об интересе американцев к нашей ракетной технике.

Выступая в январе 1960 года перед сотрудниками НАСА, Даллес заявил: «Сейчас наша главная задача состоит в том, чтобы определить, каково положение Советского Союза в ракетной технике и в других военных областях и каким оно будет в ближайшем будущем. Нас, американцев, ужасно интересуют такие вещи, как потенциальные возможности Советского Союза производить ракеты, запасы советских ракет, роль ракет в советском военном планировании…»

В это время позиции советской разведки в ЦРУ были достаточно прочными, и за этим публичным высказыванием были конкретные планы, которые американская разведка пыталась реализовать. Напрашивается вопрос в связи с этим: могла ли советская госбезопасность оставить без внимания курс ЦРУ на проникновение в советские ракетные секреты? И не был ли Пеньковский в контактах с западными спецслужбами проводником дезинформации о «роли ракет в советском военном планировании»? Ведь те материалы, которые он давал о стратегии в использовании ракет (закрытые военные журналы, устные сообщения и другие сведения), в конце 60-х годов оказались «великой ракетной дезой», реализованной советской военной разведкой с участием органов госбезопасности.

Так что же гособвинитель? Он озвучил дезинформацию: русских задел за живое тот факт, что Пеньковский передал на Запад «ракетные секреты».

Западные аналитики «дела Пеньковского» находят несоответствие в дате исполнения приговора агенту Алексу-Янгу-Герою, то есть Пеньковскому. В интервью корреспонденту «Известия» 29 мая 1963 года гособвинитель категорически заявил: «Пеньковский мертв. Приговор приведен в исполнение во второй половине дня 16 мая…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.