Глава LXXVII

Глава LXXVII

Еда должна была стать нашим следующим занятием, и мы держали совет под холодным проливным дождем, решая, что мы можем сделать. Чтобы не слишком загружаться, мы взяли из Азрака рацион на три дня, которого нам хватало до сегодняшней ночи; но мы не могли возвращаться с пустыми руками. Бени-сахр алкали чести, а честь серахин слишком пострадала, чтобы они не искали новых приключений. У нас еще остался запасной пакет — тридцать фунтов студня, и Али ибн эль Хуссейн, который слышал о представлениях, устроенных под Мааном, и был таким же арабом, как и любой араб, сказал: «Давайте взорвем поезд». Его слова приветствовала всеобщая радость, и все смотрели на меня; но я не мог сразу разделить их надежды.

Взрывать поезда — точная наука, требующая тщательной работы и достаточного отряда с пулеметами на позиции. Если делать это как попало, это может стать опасным. На этот раз сложность была в том, что артиллеристами в нашем распоряжении были индийцы, которые хороши на сытый желудок, но лишь наполовину полезны в холоде и голоде. Я не предполагал втянуть их без пищи в авантюру, которая займет неделю. Заставить голодать арабов — это не было жестоко. От нескольких дней поста они бы не умерли и сражались бы на пустой желудок так же, как всегда; а если бы дела пошли плохо, еще оставались верховые верблюды, чтобы убить их и съесть; но индийцы, хоть и мусульмане, отвергали верблюжье мясо из принципа.

Я разъяснил эти диетические тонкости. Али сразу сказал, что мне достаточно будет взорвать поезд, оставив его и арабов с ним, чтобы сделать все возможное и разгромить его без поддержки пулеметов. Поскольку в этом округе, где никто ничего не подозревал, мы могли нарваться на снабженческий поезд, наполненный только штатскими или малой охраной из солдат запаса, я согласился рискнуть. Решение было встречено аплодисментами. Мы сели в круг, завернувшись в покрывала, чтобы расправиться с оставшейся пищей — очень поздний и холодный ужин (дождь промочил нам все топливо, и было невозможно разжечь костер), слегка успокоившись, когда увидели возможность еще одной попытки.

На рассвете, вместе с теми из арабов, кто не годился для будущего дела, индийцы отправились прочь, в Азрак, несчастные. Они выходили в эту местность со мной в надеждах на настоящее военное предприятие; и сначала увидели суматоху вокруг моста, а теперь теряли долгожданный поезд. Это было для них тяжело; и, чтобы смягчить удар почетом, я попросил Вуда сопровождать их. Он согласился, после недолгого спора, ради них; но это оказалось мудрым и для него самого, так как болезнь, что его беспокоила, начала переходить в ранние признаки пневмонии.

Остальные из нас, около шестидесяти человек, повернули назад, к железной дороге. Никто из них не знал местности, так что я повел их в Минифир, где с Заалом мы проводили подрывные работы весной. Изгибистая вершина холма была превосходным наблюдательным постом, лагерем, пастбищем и дорогой к отступлению, и мы сидели там, на старом месте, до захода солнца, дрожа и глядя на бескрайнюю равнину, что простиралась, как карта, до скрытых за облаками вершин Джебель Друз, с Умель Джемель и подобными ей деревушками, видневшимися на ней, как кляксы, сквозь дождь.

На первом закате мы сошли, чтобы заложить мину. Перестроенный кульверт на 172 километре все еще казался самым подходящим местом. Пока мы стояли там, послышался грохот, и сквозь сгущающуюся тьму и туман вдруг появился поезд из-за северного поворота, всего за двести ярдов от нас. Мы спрятались под длинную арку и слышали, как он катится над головой. Это злило нас; но, когда путь был снова чист, мы приступили к закапыванию заряда. Вечер был противным и холодным, на долину изливались потоки дождя.

Арка была солидным каменным строением, с пролетами по четыре метра, и стояла над галечным руслом, поднимавшимся к нашей вершине. Зимние дожди прорыли в нем канал в четыре фута глубиной, узкий и извилистый, который служил нам великолепным подходом до трехсот ярдов к путям. Затем овраг расширялся и шел прямо к кульверту, открывая взгляду все, что было на рельсах.

Мы тщательно спрятали взрывчатку на венце арки, глубже, чем обычно, под затяжку, чтобы патрули не почувствовали под ногами его студенистую мягкость. Провода вывели на берег, в галечное русло водного потока, где спрятать его было недолго, и настолько далеко, насколько мы смогли дотянуться. К несчастью, это составляло всего шестьдесят ярдов, так как в Египте были перебои с изолированным кабелем, и большего в нашем распоряжении не было, когда выходила наша экспедиция. Шестидесяти ярдов было достаточно для моста, но мало для поезда: однако конец провода пришелся как раз на маленькие кусты около десяти дюймов высотой, на краю русла, и мы зарыли его возле этого удобного ориентира. Было невозможно оставить их соединенными с взрывателем как следует, поскольку место было приметным, в том числе и для постоянных патрулей, делавших обходы.

Из-за слякоти работа заняла больше времени, чем обычно, и был почти рассвет, когда мы закончили. Я ждал на сквозняке под аркой, пока не начался день, мокрый и промозглый, а затем я обошел всю потревоженную нами территорию, потратив еще полчаса, стирая все следы, набрасывая вокруг листья и сухую траву, поливая разбитую грязь из мелкой лужи поблизости. Потом мне махнули, что подходит первый патруль, и я ушел к остальным.

Прежде чем я добрался до них, они были уже внизу, на подготовленных позициях, растянувшись вдоль по каждой стороне гор и водораздела. С севера подходил поезд. Хамад, высокий раб Фейсала, взял взрыватель, но, прежде чем он добрался до меня, порожний поезд из закрытых вагонов промчался мимо. Дожди на равнине и плотный утренний туман скрывали его от глаз наших часовых, пока не стало слишком поздно. Этот второй провал огорчил нас еще больше, и они начали говорить, что в этот раз все идет не так, как надо. Такое заявление таило в себе риск стать прелюдией к обнаружению дурного глаза; и, чтобы отвлечь внимание, я предложил поставить новых наблюдателей: одного к развалинам на севере, другого — к крупной пирамиде на южном гребне.

Остальные, не позавтракав, вынуждены были притворяться, что не голодны. Все проделали это с удовольствием, и мы некоторое время бодро сидели на земле и жались друг к другу, чтобы согреться, рядом с нашими пыхтящими и исходящими паром верблюдами в качестве бруствера. От влаги их шерсть закурчавилась, как овчина, так что у них был странный взъерошенный вид. Когда дождь прекращался, а это бывало часто, холодный стонущий ветер тщательно выискивал у нас незащищенные места. Через некоторое время наши мокрые рубашки оказались клейкими и неудобными. У нас было нечего есть, нечего делать и негде сесть, кроме как на мокрые скалы, на мокрую траву или в грязь. Однако эта стойкая погода напоминала мне, что она может задержать наступление Алленби на Иерусалим и отнять у него крупную возможность. Такое большое несчастье для нашего льва было почти ободрением для мышей. Мы можем быть партнерами в следующем году.

И при лучших обстоятельствах ждать действий было тяжело. Сегодня это было отвратительно. Даже вражеские патрули ковыляли вдоль, не обращая ни на что внимания, безучастно глядя вокруг сквозь дождь. Наконец около полудня, в промежутке хорошей погоды, часовой на южной вершине бешено замахал покрывалом, подавая знак, что идет поезд. Мы вмиг добрались до своих позиций, так как последние часы просидели на корточках в канаве рядом с путями, чтобы не упустить еще один шанс. Арабы заняли укрытие, как положено. Я взглянул на их засаду со своей огневой точки и не увидел ничего, кроме серых склонов гор.

Я не мог услышать, как идет поезд, но верил этому и стоял на коленях наготове, наверное, полчаса, когда напряжение стало невыносимым, и я дал сигнал узнать, что происходит. Они послали сказать, что поезд подходит очень медленно, и он очень длинный. У нас разгорелся аппетит. Чем длиннее поезд, тем больше будет пожива. Затем пришло известие, что он остановился. И снова пошел.

В конце концов, около часа дня я услышал его пыхтение. Паровоз был явно неисправен (все эти поезда на дровяном топливе были паршивые), и везти тяжелый груз в гору оказалось превыше его сил. Я залег за моим кустом, пока он медленно вползал в поле зрения через южный отрезок, и вдоль по берегу, у меня над головой, к кульверту. Первые десять вагонов были открытыми и переполнены солдатами. Однако снова было слишком поздно выбирать, и когда паровоз был прямо над миной, я нажал рукоятку взрывателя. Ничего не произошло. Я дергал ее вверх-вниз, четыре раза.

Никаких результатов; и я осознал, что взрыватель вышел из строя, а я стою на коленях на голом берегу, и в пятидесяти ярдах от меня медленно ползет поезд, полный турецких войск. Куст, что казался высотой в фут, как будто съежился и стал меньше, чем фиговый листок, и я почувствовал себя самым заметным объектом на местности. За мной была открытая долина, в двухстах ярдах до укрытия, где мои арабы ждали и удивлялись, что со мной. Было невозможно спастись бегством туда, иначе турки сошли бы с поезда и прикончили нас. Если же я буду сидеть смирно, есть надежда, что меня не примут во внимание как прохожего бедуина.

И вот я сидел там, цепляясь за жизнь, пока восемнадцать открытых вагонов, три закрытых и три офицерских купейных вагона тащились мимо. Паровоз пыхтел все медленнее и медленнее, и я каждую минуту думал, что он сломается. Солдаты не обращали на меня большого внимания, но офицеры заинтересовались и вышли на маленькие платформы сзади своих вагонов, показывая и глядя на меня. Я помахал им в ответ, нервно осклабившись, чувствуя, что пастух из меня никудышный — в наряде из Мекки и с витым золотым шнуром вокруг головы. Возможно, из-за следов грязи, сырости и их неведения мой внешний вид для них сгодился. Край тормозного вагона медленно исчез за отрезком на севере.

Когда он ушел, я вскочил, закопал свои провода, схватил злополучный взрыватель и бросился, как заяц, к холмам, в безопасное место. Там я перевел дух и осмотрелся, увидев, что поезд наконец, встал. Он ждал в пятистах ярдов за миной, примерно час, чтобы развести пары, а тем временем патруль офицеров вернулся и очень тщательно обыскал землю, где я сидел. Однако провода были спрятаны как следует; они ничего не нашли, паровоз снова собрался с духом, и они скрылись.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.