Государство вандалов при Гунтамунде (484-496 гг.)

Государство вандалов при Гунтамунде (484-496 гг.)

В начале правления Гунтамунда, сына Гензона и внука Гейзериха, ненадежность наследства Гунериха стала, без сомнения, еще более заметна. Новому королю пришлось бы железной рукой или с большой ловкостью взяться за нерешенные проблемы, чтобы обрести хоть какую-то перспективу на успех. Однако соответствующие качества отсутствовали у правителя, который, судя по всему, был просто заурядной личностью; в любом случае, он не достигал масштабов Гейзериха [121]. По многим причинам считается, что правление Гунтамунда обозначило начало поздневандальского периода в Африке: жесткая внешняя и внутренняя политика Гейзериха и Гунериха теперь сменилась на более мягкий курс, в котором отражается слабеющая мощь северо-африканского государства. Этому соответствует все более сильная адаптация вандалов к местным нравам и обычаям, к одежде и роскошному образу жизни богатых римлян-провинциалов. Продвигавшаяся быстрыми темпами романизация, которая была частично связана также и с миссионерской деятельностью ортодоксальной церкви, естественно, открыла вандалам и новые блага образования, которые дали им возможность понимать античную культуру, а также христианский образ жизни и по мере надобности пользоваться ими. В этом развитии сказываются определенно позитивные элементы, и все же оно также означает дистанцирование от привычной военной, политической и аграрной деятельности, которая должна была иметь первостепенное значение для вандалов – тонкого высшего слоя общества. В этом отношении вместе с цивилизованным образом жизни, начало которого, естественно, следует возводить к периоду правления Гейзериха, начался социальный упадок вандалов: Прокопий несколькими годами позднее смог очень верно изобразить «конечную стадию» этого развития, противопоставляя изнеженным вандалам невзыскательных и упорных мавров.

Гунтамунд, по всей видимости, считал неудачной прежде всего церковную политику Гунериха и начал проводить новые мероприятия в этой области. Впрочем, даже тогда и речи быть не могло об очень терпимом и либеральном курсе; и все-таки уже в 487 г. Гунтамунд призывает из изгнания карфагенского епископа Евгения, а позднее допускает возвращение сосланных епископов и клириков, которые были восстановлены и в церковном имуществе (494 г.). Характерно, что за время правления Гунтамунда на обширных территориях вандальского королевства смогло распространиться монашество; Житие Фульгенция говорит об основании новых монастырей и также показывает, что под влиянием монахов тут и там повышался уровень духовной культуры. Религиозно-политический поворот Гунтамунда, конечно, был обусловлен некоторыми внешнеполитическими факторами. Уже в 482 г. император Зинон выпустил промонофизитский закон, так называемый Энотикон, следствием которого явился разрыв между ортодоксальными церквями востока и запада. Арианские круги государства вандалов могли только приветствовать этот раскол, гак как опасность конспиративной связи африканских ортодоксов с востоком (которая была до сих пор очень сильна) теперь отпадала. Гунтамунд мог теперь гораздо с большими основаниями, чем его предшественники, рассматривать возможность использования ортодоксального населения Северной Африки против постоянно наступающих берберских племен; по меньшей мере, он должен был стремиться к установлению прочного гражданского мира, так как наряду с берберской опасностью вскоре возникла новая угроза со стороны остготского государства Теодориха. Разумеется, нам кажется сомнительным, что Гунтамунду удалось в действительности установить гражданский мир. Низшие слои арианской церкви были, как и прежде, чрезвычайно враждебно настроены против ортодоксов и в особенности резко выступали против любых миссионерских предприятий в Проконсульской Африке. Фульгенций Руспийский, знаменитый африканский последователь Августина, сам в эти годы пострадал от нападок арианских клириков и был вынужден отступить перед ними. Может быть, именно эта неизменившаяся позиция многих арианских клириков привела к тому, что папа Геласий I еще в 496 г. назвал короля Гунтамунда «гонителем» [122], хотя это суждение, возможно, было вызвано только нерешительной политикой короля.

По свидетельствам различных источников, при Гунтамунде возобновились крупные столкновения между вандалами и мавритано-берберскими племенами южной Бизацены и южной Нумидии. Нападения и грабительские походы кочевников и полукочевников теперь доходили до пограничной области между Тебестой (Тебесса) и Капсой (Гафса), а может быть, уже и области средней Бизацены вокруг Телепта, Суфетулы или Суфеса. Незащищенность вандальских сухопутных границ и неспособность вандалов к боям в горах и пустынно-степных областях теперь привели к самым роковым последствиям. Если Людвиг Шмидт на основании некоторых указаний у поэтов Драконция и Фабия Планциада Фульгенция считает, что «кажется, Гунтамунду в конце концов удалось загнать мавров в их логово» [123], то тогда военное положение вандалов представляется в чересчур благоприятном свете. Ибо наряду с Житием Фульгенция так называемые Таблицы Альбертина ясно показывают, что юго-западные пограничные области подвергались все большей опасности. В этих «табличках» говорится о некоторых торговых соглашениях, датируемых временем правления Гунтамунда, которые после 21 апреля 496 г. были свернуты; впрочем, они характеризуют скромную жизнь мелких крестьян, работавших в соответствии с полурабским статусом колонов, в пограничной области между Тебестой и Капсой. Жизнь этих крестьян, тщательно проанализированная французским исследователем, очевидно, представляет собой полную противоположность благосостоянию высшего слоя вандалов или провинциальных римских землевладельцев; хотя они, должно быть, обладали личной свободой или же были почти свободны, в хозяйственном отношении они с большим трудом держались на плаву, так что должны были, естественно, в особенности опасаться берберских набегов [124].

Для положения вандальского государства тех лет крайне характерно, что теперь ускоренными темпами образовывались все новые берберские государства, а уже существующие усиливали свои позиции. К сожалению, мы едва ли располагаем достаточно точной информацией об этих государствах, называемых по местности (Уаварсенис, Ходна, Аврес, Дорсале) или по имени правителя (Немемха, Каваон); по своему популяционному и территориальному состоянию это были чрезвычайно шаткие образования, находившиеся под деспотической властью князей, а также их телохранителей и воинов. Современные источники характеризуют представителей этих государств главным образом как скотоводов-кочевников (а также кочевников на верблюдах), которые жили за счет грабежей земледельческого населения. Так как эти туземные государства враждовали между собой, вандальские короли также могли использовать их друг против друга. часть мавров, во всяком случае, еще на протяжении нескольких десятилетий оставалась под верховной властью вандалов [125].

После того как в Италии начало образовываться остготское королевство, Гунтамунд был вынужден бросить на произвол судьбы некоторые из своих заморских владений. Правда, сначала вандальский король использовал войну между Одоакром и Теодорихом для того, чтобы разграбить Сицилию. Однако вандальские войска были отбиты готами, и Гунтамунд в конце концов был вынужден просить у Теодориха мира: Сицилия была полностью включена в состав остготского государства и отныне больше не выплачивала вандалам никакой дани (491 г.).

Хотя внутриполитическое положение государства вандалов при Гунтамунде и определялось внешнеполитическими неудачами, все же оно выделяется – прежде всего по сравнению с периодом правления Гунериха – своим благополучием. Во многих сферах, по всей видимости, продолжалось спокойное развитие, а вне пределов зоны берберского наступления аграрное и ремесленное производство, похоже, вскоре выправилось после неудач голодного 484 г. Увеличились и размеры строительной деятельности. Культурные мероприятия короля дали особенный толчок трудам писателей и поэтов, среди которых выделяется Драконций. В Карфагене смог открыть школу грамматик Фелициан. Хотя Гунтамунд уделял развитию культуры не столь много внимания, как его наследник Трасамунд, все же его можно в определенном смысле считать ценителем культуры и искусства. Разумеется, его толерантность и здесь, как и в церковной сфере, имела свои пределы. Так, известный поэт и адвокат Блоссий Эмилий Драконций был заключен в тюрьму, так как он воспел как своего господина вместо короля какого-то чужака – очевидно, византийского императора. Гунтамунд, все-таки менее деспотичный по сравнению с Гунерихом, очевидно, рассматривал поступок известного писателя как государственную измену; поэтому Драконций, несмотря на написанное в тюрьме и наполненное смирением и самоуничижением стихотворение, «Satisfactio ad Gunthamundum regem Vandalorum» (Извинение перед Гунтамундом, королем вандалов), нескоро получил свободу [126].