Глава 14. Нежеланный Мюнхен
Глава 14. Нежеланный Мюнхен
4 апреля Чешир сообщил Кохрейну, что готов работать с «Москито». Кохрейн позвонил Харрису и запросил разрешение совершить вылет всей группой. 617–я эскадрилья должна была указать цель, а именно — большой авиационный завод возле Тулузы. Харрис согласился, и на следующую ночь самолеты взлетели.
Чешир нашел, что его «Москито» управляется просто прекрасно. Выпущенные самолетами ракеты осветили завод, и Чешир спикировал на большой скорости. Однако его не удовлетворила выбранная позиция, и он не сбросил маркеры. Плотный зенитный огонь провожал его, когда он уходил прочь. Если бы он летел на «Ланкастере», то был бы почти наверняка сбит. Но «Москито» не получил даже царапины. Он спикировал второй раз, снова остался недоволен и отвернул под градом снарядов. При третьем заходе его маркеры упали в центре завода, и он круто набрал высоту, совершенно невредимый. Эскадрилья подошла на высоте 10000 футов. Манро воткнул 8000–фунтовую бомбу прямо в маркер. Остальные бомбы разгромили все вокруг.
Наутро разведывательный самолет подтвердил, что завод уничтожен, и только одна случайная воронка видна в поле рядом с ним.
Через 4 дня эскадрилья продолжила эксперимент, на сей раз в одиночку. Чешир снова летел на «Москито». Они должны были атаковать большой германский аэродром и узел связи в Сен—Кире, в 2 милях к западу от Версаля. Чешир спикировал почти вертикально с высоты 5000 футов, сбросил маркеры с высоты 700 футов. Он приказал бомбардировщикам выходить в атаку, и вскоре клубящийся дым скрыл цель.
Чешир сел на рассвете и обнаружил, что Кохрейн ожидает его. Он просидел на аэродроме всю ночь, чтобы узнать, как закончился налет, и сейчас отвел Чешира в сторону.
— Хватит экспериментов, Чешир. Я удовлетворен тем, что вы научились работать с «Москито», однако настало время подумать о больших целях. Я достал вам новые «Москито». Обучите 3 или 4 пилотов этой работе.
В тот же день прибыли 4 «Москито», и следующие 6 дней МакКарти, Шэннон, Кирнс и Фок провели, обучаясь летать на них. С этого момента они летали только на «Москито», и их экипажи распались. Шэннон оставил в качестве штурмана упрямого Самптера. Денни Уокер остался штурманом эскадрильи, Гудол отправился в заслуженный отпуск, а Бакли вошел в состав нового экипажа. Худышка Конкейв заработал Крест за летные заслуги и пряжку в качестве радиста. Это было форменным чудом, так как в экипаже первым награды получает обычно пилот, потом штурман и бомбардир. Или стрелок, который собьет вражеский истребитель. Или инженер, который удержит избитую машину в воздухе. Радист имеет самые маленькие шансы.
Награждения всегда были болезненным вопросом, так как нет возможности раздать всем сестрам по серьгам. Чешир имел на эту проблему совершенно определенный взгляд. Нестандартный, но исключительно гибкий. Обычно он делил отважные экипажи на 2 категории:
(a) Люди с пылким воображением, которые считают, что скоро все равно погибнут, и потому вынуждают себя идти вперед.
(b) Люди достаточно умные, чтобы отключить воображение. Он делают свое дело без всяких дурных предчувствий.
Чешир относил себя ко второй группе и невольно считал первую более смелой.
— Это высшая форма отваги, — сказал он однажды. — Они каждый раз попадают в ад, но делают дело. Обычно они незаметны и не получают блестящих наград. Но именно они самые смелые.
Действительно, я пытаюсь набрать людей из второй группы, вроде себя. Не мыслителей. Мне не нужна внутренняя борьба и терзания, тем более опасность быть уведенным в сторону собственным воображением.
Особенность была в том, что сам Чешир как раз и был мыслителем с очень развитым воображением, однако он обладал счастливой возможностью отгонять прочь мысли о собственной гибели. Я не верю, что это был классический эскапизм, потому что он был склонен к холодному восприятию и самоанализу. Он так хорошо изучил себя, что сразу видел, когда человек пытается обмануть сам себя. Это было нечто более глубокое, чем просто фатализм. Большая часть летчиков имеет мысленный блок, который заставляет их верить: «со мной этого не произойдет». Даже когда они знают, что это МОЖЕТ произойти и, возможно, случится. Чешир тоже имел нечто подобное. Может, я и ошибаюсь, но я попытался бы определить его как практичного мистика, что бы это ни значило.
Он сказал мне однажды:
— Награды — это не мера мужества, а мера успеха. За неудачи награждают редко. Очень редко, какое бы мужество при этом ни было проявлено.
Это неплохой отзыв для человека с его коллекцией наград. Если в Чешире сталкивались самоуверенное эго и честность, честность всегда брала верх.
18 апреля Чешир сообщил Кохрейну, что экипажи «Москито» готовы, и этой же ночью 617–я эскадрилья вылетела вместе с 5–й группой для удара по Джувизи, сортировочной станции в 11 милях к югу от Парижа.
Ракеты Манро прекрасно осветили район. Чешир, Фок, Шэннон и Кирнс спикировали до 400 футов и сбросили свои зажигалки—маркеры прямо в гущу рельсовой паутины, хотя одна отскочила и улетела прочь. Дальше все работало, как часы. 617–я эскадрилья отбомбилась точно по маркерам. За ними вывалили бомбы остальные 200 «Ланкастеров» 5–й группы и тоже добились прекрасных результатов. До сих пор они использовались только для бомбежки по площадям, а не для прицельного бомбометания, но на сей раз, когда имелись яркие точки маркеров для прицеливания, они положили почти все бомбы прямо на цель. Некоторые взорвались рядом, на том самом злосчастном маркере, но утром разведчик сообщил, что весь район покрыт тысячами воронок, из которых торчат скрюченные обрывки рельсов. (Только через 18 месяцев после окончания войны этот железнодорожный узел снова начал работать.)
Проследив за срикошетившим маркером, Чешир понял, что их надо сбрасывать до того, как «Москито» начал выходить из пике, что было еще одним шагом в улучшении методов бомбометания.
На следующую ночь они повели 5–ю группу на сортировочную станцию Ля Шапель, которая была более сложной целью. Ее рельсовые пути лежали в городском районе и были окружены высокими жилыми домами. На них были установлены легкие и тяжелые зенитки, но «Москито» прорвались сквозь огневую завесу и положили свои зажигалки прямо в центре путей. Одна бомба упала на многоквартирный дом. Последовавшая бомбардировка была такой же меткой, как и вчерашняя. Однако снова некоторые бомбы упали на неправильный маркер, и целый жилой квартал был уничтожен. (Чешир долго жалел о погибших французах, и лишь много позднее узнал, что эти дома были заняты персоналом Люфтваффе.)
Снова 617–я эскадрилья не потеряла ни самолета, а «Москито» не были даже поцарапаны. Для Чешира и Кохрейна, а также и для Харриса, это было подтверждением их идей.
Кохрейн прилетел в Вудхолл утром после налета. Он вызвал Чешира в его кабинет и как обычно кратко сказал:
— Теперь вы должны разгромить Германию. Завтра вы полетите в Брунсвик… 1–я группа и 5–я группа, так что вы поведете около 400 самолетов. Самолеты наведения выпустят осветительные ракеты, а вы сбросите красные маркеры.
Есть только одна альтернатива, добавил он. Если тучи скроют цель, специальный радар поможет «Следопытам», и они сбросят зеленые маркеры.
Первые ракеты самолетов наведения вспыхнули над Брунсвиком, но Чешир не мог различить в их свете цели — железнодорожной станции. В 7 милях севернее вспыхнули новые ракеты, и там Кирнс и Фок заметили цель и сбросили красные маркеры прямо на блюдечко. Чешир отдал приказ начать бомбежку. Уже рвались первые бомбы, когда запасные «следопыты» с радаром влетели в тучу неподалеку и сбросили зеленые маркеры на поле в 3 милях от цели.
Чешир вызывал их, пока не охрип, но передатчик отказал, и только несколько самолетов успели понять его. Почти все бомбы упали на неправильные маркеры.
После того, как они сели в Вудхолле, на своем «Прокторе» прилетел Кохрейн, и Чешир начал обвинять его за организованную путаницу. Но Кохрейн оборвал его:
— Все правильно, Чешир. Не беспокойтесь об этом. Вы сыграли свою роль отлично. Мы узнали еще немного нового, и теперь постараемся больше этого не допускать. Что вы думаете о Мюнхене?
— Как прикажете, сэр. Мы готовы.
— Я был у главного маршала авиации Харриса. Если погода позволит, мы атакуем завтра ночью. Вы снова поведете целую группу. Ваша цель — железнодорожные станции.
Рейд они планировали вместе и постарались не допустить возможности срыва. Бомбардировочное Командование за полчаса до этого должно было совершить налет на Карлсруэ, чтобы отвлечь истребители. 617–я эскадрилья должна была вести 5–ю группу в направлении Швейцарии, чтобы ввести противника в заблуждение. 6 «Ланкастеров» отворачивали на юг в сторону Милана и сбрасывали груз фольги, чтобы обмануть германские радары и заставить немцев думать, что 5–я группа летит в Италию. Как раз перед тем, как «Ланкастеры» появятся над Мюнхеном, «следопыты» с радаром должны выпустить осветительные ракеты. Чешир и его «Москито» сбрасывают маркеры, после чего остальные самолеты 617–й эскадрильи должны сбросить дополнительные маркеры со средней высоты. Только после этого 200 «Ланкастеров» вываливают свои бомбы. Один момент беспокоил Чешира.
— Мюнхен находится на пределе дальности полета «Москито» без подвесных баков, — сказал он. — Я запрашивал их, однако они еще не поступили. У нас не останется запаса на встречный ветер или ожидание при нестыковке по времени.
— Строго предупредите пилотов группы об этом, — сказал Кохрейн. — Я сам ознакомлю главнокомандующего с планом.
Чешир позвонил командованию группы и получил заверения, что будет сделано все возможное. На следующее утро он позвонил еще раз и с разочарованием узнал, что подвесных баков вообще не хватает, а другие подразделения «Москито» имеют приоритет перед ним. Похоже, кто—то среди начальства по—прежнему считал «Москито» в 617–й эскадрилье чем—то диковинным и достойным порицания.
Чешир вызвал Пата Келли, своего штурмана, и они выработали новый план. Сначала они летели в Манстон, который находился на 100 миль ближе к цели, заливались топливом под завязку и летели в Мюнхен напрямую, плюнув на всю ПВО Германии. Келли просчитал расстояния от Манстона и криво усмехнулся.
— Если все пойдет как надо — что я видел редко — и если ветер будет попутным — чего я не видел вообще — мы, может, и вернемся назад. А может, и нет.
Чешир отправился к командиру базы и вежливо объяснил, что, даже вылетев из Манстона, он не сумеет привести 4 «Москито» назад. Обычно на самолетах оставался запас бензина часа на 2, на всякий случай. При самом благоприятном стечении обстоятельств у них останется бензина на несколько минут. Он сам никогда не отправится в полет при таких условиях. И никто из его пилотов тоже. Что ему делать?
Ответ был потрясающим.
— Если вы не можете ставить маркеры с «Москито», — изрекла большая шишка, — летите на «Ланкастере». Рейд должен быть проведен любой ценой.
Чешир ответил:
— Есть, сэр.
Он прилетел обратно и собрал экипажи 4 «Москито». Они получили предварительное заключение метеорологов: плотная облачность — возможно обледенение — над западной половиной Германии, возможное прояснение над Мюнхеном. На высоте 14000 футов ветер будет умеренно благоприятным. 4 штурмана сверили свои вычисления и печально глянули друг на друга.
Келли сказал:
— Если очень повезет, мы сможем добраться до Манстона.
Но все они знали, что крайне редко дела идут нормально. Потом один из штурманов взорвался:
— Какого черта, почему мы должны свернуть себе шеи? Это часть нашей работы, но мы не видим необходимости рисковать попусту! Разве мы законченные идиоты?
Чешир ответил:
— Сожалею, но мы должны лететь.
После короткой паузы кто—то вымолвил:
— Хорошо.
4 «Москито» перелетели в Манстон, заправились там и были отбуксированы на старт, чтобы не тратить бензин на рулежку по аэродрому. Они молча обедали, когда Кохрейн позвонил Чеширу.
— Мне очень жаль, что так получилось с подвесными баками. Вы сделаете это?
— Мы вылетаем, сэр. Я думаю, все обойдется.
— Я хочу, чтобы вы знали, — сказал Кохрейн. — Я переговорил с главнокомандующим. Когда вы вернетесь, он дает всей эскадрилье недельный отпуск.
Чешир вернулся к столу и передал это остальным. Келли ядовито заметил:
— Нам швырнули жирный кусок.
Чешир никогда не видел их такими. Они были на грани бунта, не потому, что испугались (конечно, они боялись, но не больше, чем любой летчик перед боевым вылетом), а потому, что риск был ненужным.
Ближе к вечеру Чешир сказал:
— Кончим с этим.
Они молча вышли из столовой. Над Англией небо было чистым, солнце опускалось за горизонт и небо пылало огнем. Чешир заметил:
— Какой красивый закат!
Ответом было мрачное молчание. А потом Шэннон, даже не подняв головы, буркнул:
— Провались ты со своим закатом. Меня интересует только ВОСХОД!
Они взлетели, не прогревая моторы, набрали высоту 14000 футов и взяли прямой курс на цель. Но над Северным морем висели плотные тучи.
Они подлетали к Рейну. По крайней мере, надеялись на это. Тучи лежали на земле, подобно глубокому бурному океану, вздымаясь до 17000 футов. В слабо освещенном куполе кабины каждый пилот с чувством облегчения видел неясный силуэт штурмана позади себя. За грохочущими дисками пропеллеров не было ничего, кроме мрака, но в этом бескрайнем небе он был не один. Чешир нарушил радиомолчание, чтобы запросить Шэннона, как он находит погоду. И вдруг он почувствовал, что волосы встают дыбом, когда в наушниках прозвучал знакомый голос:
— Это вы, сэр?
Он немедленно узнал говорившего… Микки Мартин.
— Это ты, Мик? — немедленно откликнулся Чешир.
— Да—сэр.
— А ты—то где?
— О, неподалеку.
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Подставляю свою шею вместо вас.
(Мартин находился в нескольких сотнях миль на другом «Москито», уже ночном истребителе. Его задачей было патрулирование над аэродромами германских ночных истребителей, чтобы не дать им взлететь, пока бомбардировщики наносят удар по Карлсруэ и Мюнхену. Это была часть плана Кохрейна.)
В принципе не рекомендуется болтать по радио над вражеской территорией. Пеленгаторным станциям требуется несколько секунд, чтобы засечь болтуна. Чешир сказал:
— Удачи, Мик.
Мартин лаконично ответил:
— Удачи и тебе. Увидимся позднее.
Остальные пилоты слышали этот разговор, и теперь полет стал чуть более веселым. Это явно было знамение. Но хорошее или плохое — не знал никто.
Очевидно, все—таки хорошее! Тучи стали тоньше, ветер оставался попутным, и они оказались над Мюнхеном точно в назначенное время. Ошибки не было. Самолеты—осветители уже были здесь, и с земли летели фонтаны снарядов. На высоте 14000 футов вспышки разрывов рвали ночь, мелкие орудия извергали красные светящиеся трассы. Светили сотни прожекторов. Их бледные щупальца шарили в темноте. Когда луч упирался в самолет, тот вспыхивал, подобно мошке, и пытался скрыться в темноте. Большая часть самолетов разлетелась, но в один уперся второй луч, потом третий. Они цепко держали его, как ни метался несчастный летчик. Зенитки начали обстреливать его. Слабое свечение сменилось яркими вспышками, а затем небо перечеркнула полоса огня, когда «Ланкастер» падал вниз.
Внезапно в темноте возник костер, потом другой, третий, пятый… Один за другим в небе над городом вспыхнули около 3 десятков огней. Чешир сразу узнал знакомые по фотографиям парк, длинное озеро, улицы и крошечные домики, линии рельсов. Он крикнул по радио:
— Подходит лидер самолетов наведения!
После этого Чешир снизился до 10000 футов, удерживая самолет в пике, так что крошечный «Москито» прорвал завесу зенитного огня на скорости больше предельной. Снизившись до 5000 футов, он направился к железнодорожной станции, сосредоточив все внимание на ней. Он помнил о снарядах, аэростатах заграждения, прожекторах, но надеялся проскочить мимо них и приказал себе забыть об этом. Маленький самолет содрогался от работы моторов. Чешир едва слышал резкий свист. Он боролся с ручкой управления, которую все возрастающая скорость норовила вырвать из рук. Словно стрела, самолет мчался прямо вниз, и Чешир вынуждал себя ждать бесконечно долгие секунды. Потом он нажал кнопку сброса бомб и рванул ручку на себя. Он почувствовал, как нос самолета задирается вверх и страшная перегрузка прижимает его к сиденью. Губы, щеки, глаза стали свинцовыми, кровь тяжело стучала в висках. Перед глазами потемнело, пока «Москито» несся над городскими крышами и постепенно набирал высоту. Чешир позволил самолету подняться в темноту над зажигалками, которые сбросил, потом положил его на крыло и посмотрел в сторону. Маркеры светились, как 2 красных глаза, прямо на путях.
Шэннон спикировал точно так же и положил свои маркеры в 100 ярдах от первых. Потом то же самое сделал Кирнс. Чешир вызвал «Ланкастеры» 617–й эскадрильи и приказал им начинать. Через минуту огни сотен зажигалок разорвали темноту железнодорожной станции.
Это был наконечник копья, которое Бомбардировочное Командование впервые швырнуло в Мюнхен. Даже страшные разрывы 8000–фн бомб и клубы дыма не скрывали ярких точек маркеров, поэтому бомбардиры могли спокойно наводить на цель.
Но битва не была односторонней. Чешир несколько раз видел клубки пламени, подобные падающим звездам. Они падали на землю и взрывались. Зенитки взяли свою долю. Почти все истребители были отправлены в Карлсруэ или Милан, лишь некоторые из них сумели вернуться к Мюнхену.
Не заботясь о том, хватит ему топлива или нет, Чешир дал полный газ и обошел по кругу город на высоте 1000 футов, проверяя точность сброса бомб. Он был готов дать новые приказы, если бомбы уйдут из района цели. Один луч на пару секунд поймал его самолет и заставил на мгновение ослепнуть. Однако Чешир быстро спикировал вниз и скрылся в темноте. Мелкая зенитка обстреляла его «Москито». Он слышал треск снарядов, самолет вздрагивал от близких разрывов. Десятки шрапнельных пуль изрешетили его, но все механизмы остались целы.
Удовлетворенный сделанным и считая, что больше помочь ничем не может, Чешир повернул домой. Остальные «Москито» уже улетели. Возвращение было спокойным — ни зениток, ни истребителей. Однако Келли подсчитывал остатки топлива, с тревогой следя за указателями баков и пытаясь казаться философом. Когда они появились над Манстоном, в баках оставалось бензина на 10 минут полета. Однако указателям нижних баков можно было верить не больше, чем женской интуиции. Топливо могло кончиться через 10 минут, через 15 минут, через 10 секунд. А им требовалось 10 минут, чтобы выйти к аэродрому, выполнить заход и сесть.
Заходя точно по глиссаде, Чешир включил навигационные огни и направил нос самолета вдоль посадочной полосы, где огни сверкали, словно штыки почетного караула. Келли спросил:
— Что у них случилось с посадочной полосой? Посмотри на те смешные огоньки внизу.
Чешир посмотрел… и охнул. Там БЫЛИ мерцающие огоньки, между посадочными огнями и рядом с ними.
— Смешно, — пробормотал он. Но тут до него дошло, и он завопил на Келли: — Выключи эти проклятые навигационные огни! Немедленно! Это фрицевский истребитель.
Как они позднее узнали, мишенью был Джерри Фок, который в это время заходил на полосу. Немец выследил его и уже приготовился прикончить. Фок уже выпустил закрылки, шасси и сбросил скорость. Он был совершенно беспомощен. Однако в этот день удача была с 617–й эскадрильей. Немецкий истребитель промазал по идеальной мишени. Фок сел, и тут же огненная дорожка пропала. Чешир тщательно выполнил заход, на мгновение включил фары и благополучно посадил самолет. В комнате предполетного инструктажа он нашел экипажи остальных «Москито». Ни у кого не оставалось бензина больше, чем на 15 минут, когда самолеты сели. Это был непозволительно малый резерв.
Шэннон сказал:
— Разбудите меня на восходе. Я хочу посмотреть на него.
Утром они перелетели в Вудхолл. Там они нашли все «Ланкастеры» 617–й эскадрильи, кроме самолета Купера. Никто не видел, как Купера сбили. Прилетел Кохрейн. Он выдал широкую, но вымученную улыбку и поблагодарил их. Потом сказал Чеширу:
— Вы должны посмотреть на это.
Это были снимки Мюнхена, сделанные «Москито»— разведчиком час назад. Вокруг пары рубцов на окраинах города были обведены чернильные круги. Кохрейн ткнул в них пальцем.
— Это было сделано во время предыдущих налетов. — Потом он указал на развороченные рельсы. — А это сделано вчера. Это нас удовлетворило.
Фотографии поразили Чешира, хотя он и знал, что такое бомбардировка. За один налет было сделано больше разрушений, чем за десять предыдущих. Особенно учитывая, что прежние удары пришлось по второстепенным целям. Они нанесли очень эффективный удар.
Это укрепило убежденность Чешира, что можно сбрасывать маркеры даже на сильно защищенную цель с малой высоты без ненужного риска. Однако эта же фотография показала, что один маркер высотного соединения упал в стороне и привлек на себя часть бомб. Поэтому часть жилых кварталов превратилась в груды мусора. Это несчастье привело к дальнейшему усовершенствованию методов указания целей. Ранее Кохрейн и Чешир решили, что слишком опасно полагаться на единичный маркер, так как его может скрыть дым или уничтожить бомба. Теперь они поняли, что слишком много маркеров тоже нехорошо. Поэтому было решено сократить их количество и попытаться избежать подобных случаев, как неточный маркер в Мюнхене.
Множество обычных людей погибло в этих домах. Послевоенные моралисты, чей пыл рос по мере того, как забывались зверства нацистов, любят поболтать об этом. Они будут тыкать туда пальцем, пока не начнется новая война и инстинкт самосохранения не заставит их заткнуться. Но найдутся и такие, кто будет болтать до того дня, когда мораль и практические дела человека не сравняются между собой.
Опираясь на опыт Мюнхена, Кохрейн затребовал у Харриса еще 4 «Москито», чтобы обучить еще одну эскадрилью методам бомбардировки, принятым в 617–й.
Харрис, который ни одного дела не делал наполовину, сказал:
— Не четыре «Москито», Кокки. — Не успел Кохрейн ощутить разочарование, как Харрис продолжил: — Я пошлю тебе эскадрилью «Москито» и 2 эскадрильи «Ланкастеров» из подразделений «следопытов». Вы будете действовать всей группой. Берите 617–ю эскадрилью, пусть они учат пилотов «Москито» сбрасывать маркеры с малой высоты. После этого они будут обслуживать вашу группу. 2 эскадрильи «Ланкастеров» будут работать самолетами—осветителями. Это освободит 617–ю эскадрилью для выполнения специальных заданий.