Приложение
Приложение
Посмертная судьба отца Жозефа до того невероятна, что ей стоило бы посвятить отдельное исследование. В первые десять лет после его смерти длинную и подробную биографию Серого кардинала написал некий Лепре-Бален — друг отца Анжелюса де Мортаня, имевший доступ ко всем необходимым документам в архиве капуцинов и ко всему собранию государственных бумаг отца Жозефа. Из последних он составил сборник под названием «Дополнение к истории Франции». По неизвестной причине и биография, и «Дополнение» так и не были изданы. Рукопись первой хранилась в архиве кальварианок, откуда перешла во владение парижских капуцинов. Рукопись второго пропала на двести пятьдесят лет, и только около 1890 года ее обнаружил Гюстав Фаньез в библиотеке Британского музея. Как она попала в Англию, неясно; достоверные сведения о ее судьбе относятся уже к началу девятнадцатого века, когда из собрания графа Бриджуотера она перешла в руки Тома Мура.
К тому времени единственными изданными биографиями отца Жозефа были три книжки, выпущенные в начале восемнадцатого века удивительным персонажем — аббатом Ришаром. Священник без прихода, страдавший от острого безденежья, Ришар присмотрел себе должность каноника при соборе Парижской Богоматери. Распоряжался этой должностью некий г-н дю Трамбле, приходившийся внуком младшему брату отца Жозефа, Шарлю. Чтобы к нему подольститься, Ришар взялся за составление панегирической биографии его двоюродного деда. Получив доступ к рукописи «Жизнеописания» Лепре-Балена, он быстро сочинил небольшую биографию — в рамках своего жанра довольно точную. Ее издали, и аббат ожидал вознаграждения. Оно не явилось. Взбешенный Ришар решил отомстить. В текст хвалебной биографии он вставил ряд новых пассажей, в которых отец Жозеф обвинялся во всевозможных преступлениях — от убийств до симонии. Новый вариант вышел анонимно под притягательным названием «Le Veritable Pere Joseph»[82]. Незачем говорить, что «подлинный» отец Жозеф расходился намного лучше, чем отец Жозеф tout court[83]. Но выплаты книготорговцев были смехотворно малы по сравнению с лакомым доходом каноника. Аббата озарила гениальная идея. Он снова схватил перо и настрочил страстное опровержение собственной клеветы. Опровержение было издано, вызвало у публики определенный интерес, но семейство дю Трамбле осталось равнодушно и на этот раз. Преподобный Ришар скончался в нищете.
Более полутора веков историки ограничивались тем, что складывали лесть, клевету и опровержение Ришара и полученную сумму делили на три. Итоговое частное считалось истинным изображением отца Жозефа.
В середине девятнадцатого века отцом Жозефом заинтересовался г-н Пеллетье, эрудированный архивариус. Он много лет собирал материалы к новой и правдивой биографии. Гигантская предварительная работа была практически завершена, когда Наполеон III начал войну с Пруссией. В 1871 году, во время Парижской коммуны, здание, где г-н Пеллетье хранил груды своих записей, его рело дотла. Казалось уже, что какая-то высшая сила по хочет, чтобы мир узнал об отце Жозефе.
Это впечатление, нужно признаться, не рассеялось даже в 1894 году, когда Гюстав Фаньез издал свой огромный труд «Le Pere Joseph et Richelieu»[84]. Хотя Фаньез провел обширные изыскания, хотя ему посчастливилось обнаружить «Дополнение» Лепре-Балена, его книга отнюдь не проясняет дело. На свой предмет она проливает не свет, а «зримый мрак». «Le Pere Joseph et Richelieu» — это тысяча двести страниц самых разных исторических документов, хаотично расположенных и не снабженных указателями. Это не биография (Фаньез занимался политической историей и вряд ли даже думал об отце Жозефе как о живом человеке); это собрание сырых материалов к биографии, и в этом качестве книга, увы, составляет обязательное чтение для всякого, кто интересуется Серым кардиналом.
Когда Фаньез издал свою книгу, молодой ученый клирик, аббат (впоследствии каноник) Дедувр только начал свои — оказавшиеся пожизненными — занятия отцом Жозефом. Дедувр (он умер около 1929 года) преподавал латынь в католическом университете на западе Франции. Эту должность он совмещал с обязанностями раздатчика милостыни при Конгрегации кальварианок, в архивах которой хранились неизданные рукописи ее основателя — всевозможные документы общим объемом в три или четыре миллиона слов. С 1638 года до наших дней на них даже краешком глаза не взглянул ни один ученый — за исключением Дедувра.
Отношения между двумя исследователями отца Жозефа сердечными не назовешь. Фаньез полагал, что ему должна принадлежать абсолютная монополия на серых кардиналов. Чувство собственника было таким острым, что в течение многих лет он скрывал местонахождение драгоценного «Дополнения» Лепре-Балена, на которое случайно наткнулся в Британском музее. Сливки с Лепре-Балена он уже снял в книге «Le Реге Joseph et Richelieu»; но он поклялся, что другим историкам оттуда не достанется ни капли даже молока. На все запросы он отвечал категорическим отказом. Легко вообразить его ярость, когда молодой Дедувр самостоятельно отыскал «Дополнение» и сообщил об этом всему ученому миру! Через несколько лет аббат нанес новую обиду. Фаньез утверждал, что «Туркиада» безвозвратно утеряна. Дедувр методом чисто рациональной индукции пришел к выводу, что поэма цела и хранится в Библиотеке Барберини в Риме. На открытку с запросом библиотекарь ответил, что поэма действительно там. Подчиняясь научному этикету, Фаньез поздравил соперника с триумфом; но его истинные чувства излились в свирепой рецензии на очередную статью аббата.
До сих пор вся история словно вышла из-под пера Бальзака — автора «Турского священника». Но теперь начинается чистейший Анатоль Франс. Аббат занимался отцом Жозефом около сорока лет и за эти годы напечатал целых двадцать статей и монографий о своем герое. Но статьи эти публиковались в приходских журналах и провинциальных католических «Записках»; монографии выходили тиражом в двести-триста экземпляров у сельских печатников в захолустных субпрефектурах. Ко дню смерти автора из двадцати публикаций лишь четыре попали в Национальную Библиотеку. Наверно, даже лорд Актон — менее яркий пример учености не ради читательской пользы, а ради самой учености.
В конце жизни каноник Дедувр решил переработать свои записи и статьи в полноценную биографию отца Жозефа. Вряд ли нужно говорить, что он умер задолго до завершения труда. Если бы мы писали роман, то здесь бы и надо было его закончить — изящным кратким эпилогом, в котором описывалось бы постепенное изничтожение многолетних трудов покойного ученого: клочками детских лет отца Жозефа мыши выстилают себе норы; духовные наставления кальварианкам пошли на туалетную бумагу; в Регенсбургский сейм торговец требухой заворачивает свой товар. И так далее. Но история редко обладает законченностью вымысла. В 1932 году два тома, которые Дедувр успел дописать, вышли в свет. Биография отца Жозефа, очень подробная, в них доведена до осады Ла-Рошели. Но силы, так долго следившие за непроглядностью мрака вокруг имени капуцина, позаботились о том, чтобы даже и это, неполное, снятие покровов просветило минимальное число читателей. Подобно монографиям и статьям Дедувра, его незаконченная книга вышла в провинции и очень маленьким тиражом. Даже среди профессиональных историков мало кто ее читал или хотя бы о ней слышал. Однако эту книгу стоит прочесть; пусть ее и не назовешь великой биографией, ей удается создать у читателя представление о ее загадочном герое. Чего никак не скажешь о «Le Pere Joseph et Richelieu» Фаньеза.
В основу настоящей книги положены, в первую очередь, две тысячи страниц Фаньеза и Дедувра. Многие подробности были опущены как лишенные самостоятельного интереса и, главное, не связанные с центральной темой книги — с историей человека, пытавшегося примирить политику и мистическую религию. Так, я ничего не сказал об отношениях отца Жозефа с радикальными галликаннами того времени; о его столкновении с Сен-Сираном поразительным, трогательным, нелепым лжесвятым Пале-Рояля; о его борьбе с предшественниками квиетистов, иллюминатами. Точно так же я счел излишним распространяться о сохранившихся в документах деталях переговоров и депеш отца Жозефа. Сами по себе эти протоколы дипломатического торга и крючкотворства интересны не больше, чем стенографическая запись спора двух крестьян о достоинствах и цене запаленной лошади. Единственное их историческое значение — это их результат и катастрофические последствия.
В вопросах религиозной истории того времени я опирался на первые пять томов «Histoire du sentiment religieux en France»[85] Бремона. Эта книга — одновременно и историческое повествование, и критический комментарий, и собранная из практически недоступных источников антология — входит в число ценнейших гуманитарных работ нашего века. Если человеку интересна психология людей, какие они есть и какими могли бы стать, если бы захотели, то несколько томов Бремона послужат ему незаменимым первоисточником. Столь же незаменимы они для тех, кому интересен менее обширный предмет — Франция семнадцатого века.
Лишь немногие из существенных религиозных сочинений нашего периода были переизданы, а ранние издания большинства из них трудно найти даже в лучших библиотеках. Я считаю большой удачей, что мне попал в руки вышедший в семнадцатом веке итальянский перевод «Правила совершенства» Бенета Фитча. Крайне интересная сама по себе, эта книга имеет и огромное историческое значение; поскольку именно из нее, как я попытался показать, Берюлль и его последователи вывели принципы своего персоналистского псевдомистицизма, а отец Жозеф научился той технике «активного уничтожения», посредством которой рассчитывал обезвредить свою политику.
Наша книга не претендует на сколько-нибудь подробное изображение политических и социальных условий, в которых проходила жизнь отца Жозефа. Исторические события и обстоятельства описывались максимально кратко и лишь постольку, поскольку они имели прямое отношение к главной теме.
В заключение я хотел бы выразить признательность за неоценимую помощь, оказанную мне директором и сотрудниками библиотеки Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.