14.5. Ох, не буди лихо…

14.5. Ох, не буди лихо…

Да, Россия оказалась удручающе не готова к конфликту, и из-под лондонского типографского станка Александра Ивановича на восток полетело немало метких критических стрел. В принципе, заслуженных, кто бы спорил, только нам все равно не стоит забывать об упомянутых выше информационных войнах, которые британские спецслужбы научились вести не хуже тех, где рвутся снаряды и визжит шрапнель. Кроме того, позволю себе отметить следующее. Когда летом 1855 г. Герцен приступил к выпуску периодического альманаха «Полярная звезда», его главная мишень император Николай I лежал в усыпальнице Петропавловского собора,[493] руководители обороны Севастополя адмиралы Истомин и Корнилов давно погибли, а от самого города остались одни дымящиеся развалины, которыми к тому же завладели союзники. На российском престоле оказался Александр II, которому предстояло разбирать завалы, понаделанные недальновидным отцом. Казалось бы, Герцену полагалось бы слегка остыть, но не тут-то было.

Напротив, его активность заметно возросла с прибытием в Лондон друга юности Огарева. На пару они наладили выпуск новых периодических изданий, один за другим появились «Голос России» и «Колокол», «Под суд» и «Общее вече». К слову, пика тиражи вольнодумцев достигли к 1859 г., когда на далекой Родине заговорили о давно назревавших реформах, и держались на уровне вплоть до польского восстания 1863 г., вспыхнувшего, вот странность, именно на территориях, подвластных царизму. Помните, говоря о Венском конгрессе, я называл раздел Польши миной замедленного действия, заложенной «державами-победительницами» под свои же устои. Правда, на сей раз по австрийскую и прусскую стороны границы было спокойно, полыхнуло в одном в царстве Польском.

Считается, антирусская позиция, занятая в этом конфликте редакторами и авторами «Колокола» (в разгар восстания альманах выходил дважды в месяц), оттолкнула от него русских читателей, а Герцена повергла в уныние и растерянность. Тиражи обвалились, и редакцию довелось закрыть (1867). Недоброжелатели, правда, увязывают это печальное событие с тяжелой болезнью благодетеля Вольной типографии, Джеймса Ротшильда, скончавшегося в следующем, 1868 г. Впрочем, и дни самого Герцена были сочтены. Но не в том суть.

Я вот что имею в виду. Быть может, Александру Ивановичу все же следовало предоставить Александру Николаевичу карт-бланш хоть на сколько-нибудь продолжительный срок. Как-никак, в истории России всегда хватало самодержцев, которых звали и Грозными, и Великими, а вот с Освободителями отчего-то не сложилось. Фактически император Александр был таким один. Так стоило ли Герцену (вольно или невольно, это второй вопрос) будить народовольцев, чтобы последние, после целой серии неудачных покушений, все-таки прикончили царя-реформатора?[494] Странно как-то это, не правда ли…

Александр II, спору нет, был натуральным самодержцем и, следовательно, достойной мишенью либеральной критики. Тем не менее не следует забывать. Сделав вполне недвусмысленные выводы из поражения в Крымской войне, в которую втравили его отца, новый император взялся за комплексные реформы. Это раз. Во-вторых, он ведь выступил единственным союзником президента США Авраама Линкольна в Гражданской войне с рабовладельческим Югом, о чем ниже. В отличие от приютившей Александра Герцена Британии. Владычица морей, вкупе со своей континентальной марионеткой Наполеоном III, решительно встала на сторону южан, и как знать, чем бы кончилась эта борьба, не отправь русский царь на помощь северянам две свои эскадры, контр-адмиралов Лесовского и Попова, бросившие якоря в гаванях Сан-Франциско и Нью-Йорка.[495] В случае войны им надлежало нанести удары по морским коммуникациям южан, чтобы не получали помощь от Англии.

Так неужели сидевший в Лондоне Герцен в упор не видел этих процессов? Или, ратуя за освобождение русских крепостных, симпатизировал плантаторам, издевавшимся над неграми куда жестче и изобретательнее? Как иначе он не удосужился разглядеть ни британской помощи рабовладельцам-южанам, ни, скажем, печальной участи миллионов индусов, как раз в это время корчившихся под английской пятой, ни позорной торговли опиумом в Китае, на которой, в значительной степени, были нажиты состояния утонченных британских аристократов? Или, прогуливаясь по набережной Темзы, Герцен цеплял на нос розовые очки? Может, ему не случалось забредать в районы, где ютились английские люмпены, поскольку он просто предпочитал держаться окрестностей Вестминстерского дворца? Как знать… Николая Васильевича Гоголя, при всем желании, не упрекнешь в симпатиях к царизму. Но если обратиться к его произведениям малороссийского цикла, вскользь описывающим быт крестьян, а затем, к примеру, перечитать «Приключения Оливера Твиста» Чарлза Диккенса, то, боюсь, сравнительный анализ, кто как жил и развлекался, будет не в пользу обитателей лондонских трущоб.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.