ГАРПАГ, САТРАП ИОНИИ

ГАРПАГ, САТРАП ИОНИИ

Кир сразу же разыскал Креза, тот бросал кости, одна рука против другой, прихлебывая вино из кубка.

– Зачем тебе нужны рабы? – спросил Кир. Отложив кости в сторону, лидиец объяснил, что рабы служат владельцам, выполняя ручную работу в шахтах, на полях или просто по дому. Хотя раб мог скопить денег и купить себе часть шахты или гектар земли, он оставался в классе рабов.

– Почему бы мне не продать твоих лидийцев как рабов, – спросил Кир, – или переправить их в Экбатану, чтобы там они выполняли такую же полезную работу? Не вижу причины, мешающей мне это сделать. – После этого он рассказал Крезу о мятеже наемной армии и осаде Сард. – Иначе какой мне смысл удерживать тебя, отца лидийцев, если твои дети бунтуют против меня?

Почувствовав гнев Ахеменида, Крез побледнел, впервые испугавшись за свою жизнь.

– Накажи Пактия, мой государь! Не… – Он овладел собой и заговорил решительнее. – Не разоряй славный город из-за злодеяний одного человека!

В ответ Кир заметил, что это греки разорили Сарды.

Крез обладал живым умом и восстановил уверенность в себе, сообразив, что открытый Кир хотел с ним все обсудить.

– Если лидийцы и вправду мои дети, – отважился Крез, – ты можешь удостовериться, что сами они никогда больше не вооружатся против тебя.

– Каким образом?

– Возможно, они худшие враги для самих себя, но никогда, я верю, не хотели стать твоими врагами. Ты видел, что они полны подавляемых желаний. Так даруй им то, чего они желают, и отними те средства, которыми они себе вредят. Забери у них все оружие, пусть под плащами носят одни туники. Пусть возьмут в руки арфы и успокоятся, заботятся лишь о своих домах, кухонных горшках и покупках. Тогда они станут так же безобидны, как их жены.

И Крез рассмеялся, стараясь усилить свою шутку, но его красивые глаза умоляли Ахеменида-завоевателя. Не говоря ни слова, Кир вышел от него и созвал на совет своих военачальников, а также вождей племен и хранителей закона. Они явились сразу же, зная манеру нетерпеливого Пастуха назначать другого начальника вместо отсутствующего. Большинство посоветовало своему царю повернуть армию назад и подавить мятеж по всему побережью. Но один из них, старый мидянин Мазерес, не согласился. Он имел длительный опыт службы Астиагу.

– Мятеж – это досадная неприятность, но не война, – доказывал он. – В подобном случае гражданское население собирается вместе, будто животные в стадо. Убив многих из них, ты вынудишь оставшихся в живых спасаться бегством. Это может остановить мятеж, но может и не остановить. Теперь стадо следует только за вожаками, а если их удалить, остальные вернутся к своей привычной деятельности, поскольку уже не будут чувствовать себя в опасности. Говорю тебе, пошли небольшой отряд, пусть они освободят Сарды – поскольку эту крепость мы потерять не можем – и вместе с гарнизоном господина Табала переловят всех предводителей мятежа.

Кир сообщил свое мнение:

– Вести войну на побережье я не хочу. Это может привести к еще большему злу.

И он послал на запад Мазереса с колонной быстрых мидян-копьеносцев, имевших при себе длинные луки. Он отдал бывалому военачальнику твердое распоряжение захватить Пактия, обманувшего его доверие, превратить в рабов тех, кто будет схвачен с оружием, и дожидаться результатов в Сардах.

Прежде чем Кир добрался до Экбатаны, он получил известия от Мазереса. При появлении мидийского подразделения лидиец Пактий сбежал на побережье, осаждавшие город бросились врассыпную, несколько человек удалось схватить. После этого Мазерес и Табал заняли позиции на стенах Сард и послали небольшой отряд кавалерии вдогонку за Пактием. Затем Мазерес реквизировал у сардской сатрапии все оружие и велел огласить воззвание: ни один домовладелец, играющий на арфе или участвующий в спортивных состязаниях, занимающийся торговлей или стряпней, не пострадает. Мазерес заканчивал свой отчет, аккуратно записанный лидийским писцом, сообщая, что теперь музыку арф можно услышать в любое время на любой улице Сард. Кир понял, что старый полководец думает лишь об исполнении приказов, невзирая на результат.

В следующие месяцы отчеты Мазереса догоняли Ахеменида повсюду, куда бы он ни поехал. И каждый из них рассказывал о каком-либо факте.

Беглец из Лидии Пактий просил убежища в прибрежном городе Киме, где жили эолийцы.

Чтобы решить, как им быть с Пактием, жители Кимы послали соответствующий запрос в святилище Аполлона, расположенное в 135 стадиях к югу от Милета. Оракул Аполлона Бранхидского посоветовал им выдать Пактия персам. После получения ответа Аристодик, знатный молодой человек из Кимы, поспешил к святилищу. Он принялся ходить вокруг святилища, срывая с него ласточкины гнезда. Тогда изнутри послышался предостерегающий голос:

– Нечестивец, пощади моих просителей, этих птиц!

Услышав эти слова, Аристодик спросил:

– А сам требуешь от киммейцев выдать их просителя?

Голос ответил:

– Да.

Вслед за этим киммейцы тайно посадили Пактия на корабль и отправили на остров Лесбос. Не имея возможности попасть на Лесбос, не располагая кораблями, Мазерес послал на Лесбос требование выдать лидийца Пактия. За это он предлагал им заплатить серебром.

Узнав об этих переговорах, киммейцы снова вмешались и послали второй корабль, чтобы переправить Пактия в убежище на острове Хиос.

Тогда Мазерес предложил хиосцам для сбора урожая участок территории на материке, названный Атарнеем. Пактий скрылся в храме богини – хранительницы Хиоса. (В ее имени Мазерес сомневался.) Из этого храма хиосцы вытащили беглеца Пактия и передали его конному персидскому отряду в обмен на участок берега Атарней, который они взяли во имя своей богини. Отряд доставил Пактия обратно в Сарды, где за ним внимательно приглядывали.

(В уме Кир отметил, что хиосские греки продали человека, укрывшегося в их святилище.) Заключал свой отчет Мазерес сообщением, что разыскал гоплитов, поднявших оружие на Сарды и разоривших земли их сел; этих воинов с достаточной охраной он отправил в Экбатану.

Это был последний его отчет, так как очень скоро бывалый мидийский воин заболел и скончался.

К тому времени Кир находился очень далеко на востоке. Поразмыслив об отчетах покойного Мазереса, он вызвал Гарпага и пересказал их ему.

Мазерес был хорошим солдатом, но посредственным правителем, и Кир подумал, что армянин, уже привыкший к его образу действия, мог бы лучше справиться в Сардах.

– Я сам никак не могу ни понять этих греков, ни убедить их. Их яванский берег – самое прекрасное и богатое место на земле, которое я когда-либо видел; они ни в чем не нуждаются, кроме мира, чтобы играть в свои игры, заниматься музыкой и изобретать полезные механизмы. Вот милетяне, кажется, так и живут, а другие не хотят. – Кир порылся в памяти и добавил:

– В Милете мне сказали, что Фалес, финикийский купец, посоветовал им всем собраться в Теосе, центральном яванском городе, и продумать законы, которые устраивали бы всех. Разве не мудрый совет? Яванцы им не воспользовались. Мазерес ошибался, уподобляя их стаду, поскольку каждый город должен идти собственным путем, а каждый житель города должен следовать собственному предназначению, двигаться к своей Судьбе, которую они, по-видимому, не понимают. Я собираюсь установить над ними единую власть, как предлагал Фалес, сделать Сарды их главным городом, а тебя, Гарпаг, – попечителем их страны.

Так пожилой Гарпаг отправился обратно в Лидию как сатрап. Кир, полностью доверяя армянину, не дал ему никаких особых поручений, просто попросил сделать все, что он сможет.

Прошло немногим более года, и Гарпаг в большей степени хитростью, чем силой, покорил Ионийское побережье. Оракулов и предателей он не использовал. Он по очереди потребовал от каждого города подчиниться правлению Кира, их Великого царя. Жители Теоса, располагавшие предназначенным для дальнего плавания флотом, в основной своей массе со всеми богатствами отправились за море на поиски нового места жительства. В Фокее Гарпаг всего лишь потребовал, чтобы обитатели снесли один участок стены и выделили один дом в распоряжение персов. Фокейцы попросили времени на размышление и, прикрываясь перемирием, погрузились на корабли с семьями и пожитками. Они уплыли недалеко, на остров Хиос, но хиосцы отказались продать им землю, опасаясь соперничества в торговле со стороны нового поселения. Тогда фокейцы разделились, половина из них вернулась в свой опустевший город и напала на заставу, оставленную там Гарпагом. Остальные предприняли долгое путешествие на запад, кто на Корсику, кто на реку Рону, где они основали новые торговые поселения.

Вроде бы один иониец, Биас, на религиозном празднике под горой Микале – поскольку ионийцы и в этот критический момент отмечали праздники и проводили игры – пытался уговорить остальных объединить армии для совместной обороны побережья. Но никто не согласился. Каждый готовился выдержать осаду в своей отдельной общине. Однако Гарпаг был противником длительных осадных действий. По примеру исчезнувших ассирийцев он строил доходившие до вершин стен земляные насыпные валы, поддерживаемые бревнами. Когда его воины по валам поднимались на стены, горожане были вынуждены сдаваться.

С жестоким сопротивлением Гарпаг столкнулся только на крайнем юге со стороны уроженцев Анатолии ликийцев. К тому времени под его командованием на стороне мидян уже служили ионийские гоплиты. Кира не удивляло, что за плату греки выходили на бой с греками же. Северное побережье вдоль Геллеспонта с разрушенной Троей и фригийскими угодьями он доверил снисходительному сатрапу Митробату. И впервые вся Анатолия объединилась, и слово Кира стало ее законом.

Однако эолийцам и ионийцам это не сразу стало очевидно. Они приняли Кира Ахеменида как преемника лидийца Креза, быть может, более энергичного и, безусловно, более дальновидного. Гарпаг консолидировал высокогорный полуостров по-своему; купив доброжелательное отношение оракулов в Дельфах и Микеле, он назначил местным тиранам содержание из сокровищницы Креза. Эти тираны были полезны в двух отношениях: как отдельных лиц их всегда можно было призвать к ответу, а как правителям отдельных городов-государств им приходилось заботиться о благополучии жителей в целом. Тиран должен был нравиться своему демосу или, по крайней мере, умиротворять его, о чем класс торговой знати и не помышлял. На Хиосе был подготовлен свод законов, обязательный для исполнения всеми жителями острова.

Поскольку персы не отваживались заходить за линию прилива, они называли прибрежные земли «те, что на море», в отличие от «тех, что за морем», то есть греческих островов, вовсе не ощутивших никаких изменений, кроме роста торговли, вызванного появлением на побережье новых видов деятельности. Появились ведомые арамейцами караваны из красных равнин Северной Сирии и Палестины. Свои металлы вместе с лошадьми и скотом из Каппадокии посылала к западному берегу земля Мидасов. Затем, поскольку Ахемениды всегда испытывали трудности с речью своих новых подданных, напоминавшей о Вавилонской башне, Кир назначил общим государственным и торговым языком арамейский язык. Писать на нем было гораздо проще, по сравнению с эламской или аккадской клинописью, и на нем могли читать другие купцы, финикийцы и евреи, чьи торговые пути пролегали по очень далеким странам. Персидская речь не имела конечно же письменного представления, кроме заимствованной клинописи, и арамейская письменность подходила персам лучше, как и исконные анатолийские диалекты. Это решение имело важные последствия, так как древняя клинопись ассирийцев и вавилонян начала исчезать, а письменность евреев и арамейцев стала общепринятой.

Таким образом, греки побережья едва замечали власть Пастуха. Они ожидали, что Кир вернется с новым визитом, но он не появлялся. Он просто объехал подчиненные территории дальнего запада, от Северной Сирии и Каппадокии до моря в Милете. Затем на пять лет он исчез на обширных пространствах востока.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.