1762–1861 годы

1762–1861 годы

По традиции, сложившейся со времен Петра I, императорские резиденции в Петербурге и его пригородах охраняли гвардейские полки. Каждый день караул того или иного полка заступал на охрану резиденции, получая от монарха пароль.

И то была не пустая предосторожность. Вторая четверть XVIII в. получила название эпохи дворцовых переворотов, поскольку тогда хватало от трех десятков до трех сотен гвардейцев для начала нового царствования. В это время, когда продолжительность царствования монарха была непредсказуема, охране первых лиц уделялось особое внимание. Впрочем, и плотная охрана не спасала монархов, чья политика шла вразрез с интересами дворянства или придворных группировок.

Но так или иначе, к моменту переезда Петра III в Зимний дворец система охраны первого лица уже сложилась. На первом этаже резиденции западного фасада, выходящего на Большой двор, располагалось помещение гауптвахты. С другой стороны западного фасада – Разводная площадка. Количество нижних чинов, заступавших в дворцовый караул, менялось в зависимости от ситуации. Например, в 1870-х гг. в караул по Зимнему дворцу ежедневно заступало 110 нижних чинов.

А. Гебенс. Смена часового лейб-гвардии Гренадерского полка. 1850 г.

А. Гебенс. Офицеры и нижние чины Гвардейского экипажа на набережной Невы у Зимнего дворца. 1853 г.

Развод караула на Большом дворе Зимнего дворца. 1900-е гг.

Кроме внешних постов караулов, имелись и внутренние посты, которые доверялись тем же гвардейцам. На ночь караулы обязательно выставлялись у дверей спальни монарха и под его окнами снаружи. Впрочем, убийство Павла I наглядно показало, насколько легко проходятся такие заслоны…

Охрана Зимнего дворца караулами от гвардейских полков была стандартной и входила в некие правила игры, привычные как монархам, так и самим гвардейцам. Любые попытки ограничить традиционные вольности гвардии жестко пресекались самими же гвардейцами, активнейшим образом поддерживавшими тех кандидатов на трон, которые давали понять, что сохранят традиционный порядок вещей.

Например, так сложилось в короткое правление Петра III Федоровича, вознамерившегося выдвинуть гвардейские полки против Дании, а затем распустить гвардию, заменив старые полки лично преданной ему голштинской гвардией. Поэтому главной опорой Екатерины II во время переворота 1762 г. стали офицеры старой гвардии во главе с братьями Орловыми.

Л. К. Пфандцельт. Портрет великого князя Петра III Федоровича. 1757 г.

Б. Виллевальде. Рядовой лейб-гвардии Павловского полка. 1848 г.

Когда весной 1763 г. Екатерина II переехала в свои покои в «каменном Зимнем дворце», ее занимало множество проблем, главными из них были заботы, связанные с уверенным перехватом рычагов власти. В рабочей суете императрицу продолжал в немалой степени беспокоить вопрос о собственной безопасности. И это не было пустым беспокойством. Иван VI Антонович еще сидел в камере Шлиссельбургской крепости, а остальные дети Анны Леопольдовны продолжали жить в доме-тюрьме в Холмогорах. Поэтому вопрос в записке императрицы, обращенный к обер-полицмейстеру Петербурга: «Как зовут придворнаго истопника и в которой комнате?»[568], возник не на пустом месте.

Такое внимание к безопасности на бытовом уровне в стенах самого Зимнего дворца не случайность. Слишком памятен для самой императрицы был июньский переворот 1762 г. Поэтому она как умная женщина поневоле принимала во внимание любые мелочи. Так, однажды «услышала она дикий, громкий, неизвестно откуда происходящий голос: потушите, потушите огонь! Нечаянность во время еще ночной темноты испугала бы всякого другого, но Екатерина не встревожилась в уединении. – Кто там кричит? – вопросила она. – Я трубочист, отозвался голос сквозь трубу. – А с кем ты говоришь? – Знаю, что с Государыней, – отвечал он: – погасите только огонь поскорее; мне горячо. Екатерина после такой чудной аудиенции залила тотчас дрова и, приметя, что труба была от самого верха прямая, приказала для предосторожности сделать в ней решетку». Предосторожность эта была связана с возможностью оказаться в покоях самой императрицы, спустившись с крыши по дымовому каналу[569].

В. Эриксен. Портрет Екатерины II в мундире Преображенского полка. 1778 г.

Смена караула на Большом дворе Зимнего дворца всегда выглядела ярким, до деталей отработанным зрелищем. Подрастающие внуки Екатерины II, Александр и Константин, с удовольствием наблюдали эти военные экзерсисы. Бабушка же была против подобной «милитаризации воспитательного процесса». В результате появилось указание императрицы воспитателю великих князей Н. И. Салтыкову: «Понеже все касательно службы, наипаче же военной, не есть и быть не может и не должно детскою игрушкою; целым же караулом и то еще императорского величества дворца дитя тешить есть дело неудобное; равномерно неуместно в суровой погоде держать без нужды офицер и солдат излишнее время под ружьем: и того для прикажите, чтоб когда великие князья, во время смены караула, смотрят в окошек, то, отдав им приличной почести, караул безостановочно продолжал сменяться; командиром же запретите людей излишне держать в то время под ружьем или во фрунте. Буде же дитя заплачет или попросить, то чтоб сказали, что бабушка не приказала»[570].

Зимний дворец со стороны Миллионной улицы

B. C. Садовников. Зимний дворец со стороны Адмиралтейства. 1843 г.

О расположении постов в Зимнем дворце при Екатерине II можно узнать из мимолетных упоминаний европейских путешественников, оказавшихся в резиденции и самым пристальным образом оценивавших уровень охраны императорской резиденции: «Итак, около половины двенадцатого мы поехали во дворец. Бесчисленные, великолепные экипажи стояли уже длинными рядами перед дворцом, другие еще только подъезжали к нему. Державшие караул гвардейцы не опросили меня, кто я такой, так как мой товарищ был сам гвардейским офицером. Мы и прошли мимо караульных и у входа, и у лестниц, как внизу, так и на верху, до часовых у приемной залы, которых выбирают из гвардейских унтер-офицеров. В армейских полках они имеют чин фендрихов, но чаще чин подпрапорщиков или прапорщиков. Часовые у приемной залы спросили меня, кто я такой. Мой спутник ответил: „Кавалер, немец“, а затем пояснил мне, что этою вынужденною ложью избавляет меня от дальнейших опросов»[571].

Эпизод примечателен главным образом тем, что при всей имеющейся охране рядовой гвардейский офицер без особых проблем провел незнакомца в самое сердце Зимнего дворца. Мемуарист упомянул, по крайней мере, о четырех поясах охраны: на входе, внизу и вверху Иорданской лестницы и у приемной императрицы. Только у дверей приемной, куда выходила императрица, часовой ненавязчиво поинтересовался личностью незнакомца. Да и то небрежный ответ гвардейского офицера решил все проблемы. Собственно, такие стереотипы поведения и обусловливали относительную «техническую легкость» дворцовых переворотов XVIII в.

На этого «кавалера, немца» огромное впечатление произвели кавалергарды, традиционно несшие караульную службу у самых жилых покоев Екатерины II: «Упомянутые кавалергарды состоят только из одной роты, которой шефом сама Монархиня. Они служат только в комнатах Государыни, то есть на придворных аудиенциях, в танцевальных залах и пр., где она находится постоянно, или перед комнатами и спальнею. Некоторые кавалергарды редкого роста, и между рядовыми все дворяне. Мундир, или, вернее, верхний колет, голубой с красными обшлагами: последних почти не видно, первых мало ради серебряного шитья и серебряных блях. На груди и на спине они носят крепкие серебряные латы-кирасы, в виде больших звезд, на которых в изящной отделке золотой Русский двуглавый орел; рукава и штаны с серебряным галуном. На сапогах выделяется серебряный ремень в три пальца ширины до самой ноги. Над коленом и под ним, а также у щиколотки, спускаются в три пальца серебряные бляхи через колена и ноги. Шпоры, ремень к ним цепочка из того же металла. Таким образом, все тело как бы покрывается серебряной кольчугой. На голове в греческом вкусе серебром украшенный шлем, украшенный прекрасными страусовыми перьями, белыми, красными и черными»[572].

Э. П. Гау. Караул лейб-гвардии Конного полка в Зимнем дворце. 1866 г. Фрагмент

Фактически об этом же писал и П. И. Сумароков[573], служивший в молодые годы в лейб-гвардии Преображенском полку: «Ряды кавалергардов с серебряными латами, с выкованными также из серебра бляхами на руках, богатыми перевязями, лядунками, с развивающимися на касках перьями, стояли по обеим сторонам; между их находились дамы в белых Русских платьях, сияющия драгоценными камнями, а в самой глубине теряющагося от глаз проспекта возседала на троне Екатерина»[574].

Трудно сказать, насколько действенна была подобная охрана, поскольку из описания следует, что главное внимание у такой охраны уделялось не практическим боевым навыкам (их гвардия ко времени правления Екатерины II во многом растеряла), но прежде всего репрезентативности.

Рядовой лейб-гвардии Конного полка в Зимнем дворце

Для благодушия имелись основания. Дворянство удовлетворяла внутренняя и внешняя политика императрицы. Внуки этих дворян ностальгически и совершенно обоснованно называли время правления Екатерины «золотым веком русского дворянства». Гвардия, занятая исключительно караульной службой и редкими представительскими парадами, утратила реальные боевые качества, но гвардейцев такая служба, сопряженная с возможностью попасть «в случай», то есть оказаться в спальне императрицы, вполне удовлетворяла.

Конечно, не следует думать, что прагматичная императрица пренебрегала вопросами собственной безопасности. Стратегические просчеты Петра III она помнила всегда. Поэтому в период политического обострения, вызванного восстанием Пугачева, Екатерина II очень внимательно относилась к сообщениям о возможном покушении на ее жизнь. Так, 22 мая 1774 г. Екатерина II писала Г. Потемкину: «Пожалуй спроси и прочти доклада Казанской тайной комиссии, которого сего утра я возвратила Князю Вяземскому, также и мое к Ген[ерал]-Проку[рору] письмо о сем деле. Je crois que la montagne accouchera d’une souris [Я думаю, что гора родила мышь – фр.]. Однако есть ли где сих шалунов отыскать должно, то чаю здесь в Царском Селе. А то ни где не опасны. А приметы их при сем посылаю. Один бешеный колодник показывает, что они от господина Пугачева отправлены меня с сыном и невесткою убить».

При Павле I вопросам охраны главной императорской резиденции уделялось самое серьезное внимание. От изменения названия резиденции (Зимний замок) до караульных будок и шлагбаумов, фирменных павловских цветов. Кроме этого, Павел I включил во все гвардейские полки, несшие караульную службу в Зимнем замке, лично преданные ему части, сформированные в Гатчине. Правда, это не спасло императора, преданного сыном и ближайшим окружением и убитом в окруженном рвами Михайловском замке.

Убийство Павла I в Михайловском замке в марте 1801 г.

Александр I на прогулке

Александр I вернул в Зимний дворец все порядки и нравы своей бабушки. И вновь на главной гауптвахте ежедневно заступали дворцовые караулы. Без всякой охраны ежедневно он гулял по «большому императорскому кругу». Граф В. А. Соллогуб писал: «В час пополудни он выходил из Зимнего дворца, следовал по Дворцовой набережной, у Прачешного моста поворачивал по Фонтанке до Аничкова моста… Затем государь возвращался к себе Невским проспектом. Прогулка повторялась каждый день и называлась le tour Imperial. Какая бы ни была погода, государь шел в одном сюртуке с серебряными эполетами и в треугольной шляпе с султаном, надетой набекрень».

Александр I после гибели своего отца отчетливо представлял, что никакие караулы или рвы с подъемными мостами не спасут императора, если он своей внешней и внутренней политикой не будет выражать интересы большей части русского дворянства.

Ежедневно меняющиеся караулы гвардейских полков охраняли Зимний дворец вплоть до 1826 г. Однако выступление гвардейских офицеров 14 декабря 1825 г. заставило пересмотреть устоявшуюся схему охраны Зимнего дворца. Тем более что в ходе следствия всем членам императорской фамилии стало известно о том, что декабристы вознамерились истребить всех Романовых.

Императрица Мария Федоровна писала об этом в марте 1826 г., когда в Комендантском доме Петропавловской крепости шло следствие по делу декабристов: «Мой сын рассказал нам также, что был допрошен некий Поджио, который сознался и сообщил, как должно было произойти истребление нашей семьи; что касается его самого, то он предложил обе свои руки, чтобы обратить их против Николая, – решили, однако, что необходимо шесть… Великий Боже, какая [нрзб.] какие люди! И только кончина нашего Ангела предотвратила гибель нашей семьи и государства; иначе бы кровь полилась ручьями! Как это наводит на размышление! Во всем виден перст Божий, но пути Его неисповедимы»[575].

17 марта 1826 г. Николай I рассказал матери, что «Каховский, который содержится в крепости, сознался, что 13-го вечером Рылеев побуждал его отправиться на другой день во дворец в форме гренадерского конвойного офицера, чтобы убить в коридоре Николая, и что для этого он должен был переодеться и надеть гренадерский мундир; он отказался и сказал им, что хотя они начали ранее его, но он хочет умереть с ними, и он действительно явился на площадь. Какой ужас! Это заставляет содрогаться, тем более что, замышляя убийство, они говорили о нем со спокойствием и хладнокровием, на которые способны лишь развратные натуры! Да будет милостив к нему Господь!»[576].

Исходя из материалов следствия, у Николая I появились все основания усилить охрану Зимнего дворца проверенными ветеранами гвардейских полков. 2 октября 1827 г. Николай I подписал указ об учреждении «Роты Дворцовых Гренадер». Согласно «Положению», в ее состав входили чины лейб-гвардии, которые в войне 1812 г. «оказали свое мужество». В «Правилах» уточнялось, что «в роту поступают добровольно отличнейше из Гвардейских отставных чинов… из одних тех людей, кои бывали в походах против неприятеля». Все первые офицеры Роты имели ордена Св. Георгия за Бородино. Из 120 человек 69 человек нижних чинов имели знаки отличия военного ордена Св. Георгия и 84 человека – знак отличия Св. Анны за 20-летнюю беспорочную службу[577]. Это была военная элита, безусловно преданная императору.

Для гвардейцев зачисление в Роту означало пожизненное содержание от Министерства Императорского двора. Подчеркивалось, что «никто в роту не определяется без Высочайшего повеления», то есть личный состав роты подбирал сам император. Главной задачей личного состава Роты являлось обеспечение «Полицейского надзора во Дворцах, где будет… пребывание» императора. Гренадеры несли караульную службу в Зимнем дворце, в том числе и у покоев императорской семьи.

В. Поярков. Дворцовый гренадер М. Кулаков. 1915 г.

В. Поярков. Дворцовый гренадер в Георгиевском зале Зимнего дворца. 1915 г.

Николай I – последний император, который позволял себе пешие прогулки по Петербургу без охраны. По крайней мере, явной. Однако он как прагматичный политик постоянно имел в виду возможность покушения. Император связывал такую возможность прежде всего с поляками. К тому имелись основания, поскольку Польское восстание 1830–1831 гг. было подавлено жесткой рукой и в Сибирь потянулись колонны сосланных мятежников.

Летом 1835 г., накануне своей поездки в Польшу, Николай I писал И. Ф. Паскевичу: «Я знаю, что меня хотят зарезать, но верю, что без воли Божией ничего не будет, и совершенно спокоен. Меры предосторожности беру, и для того официально объявил, и поручаю и тебе разгласить, что еду из Данцига на Познань смотреть укрепления, но одному тебе даю знать, что въеду в Царство чрез Торунь на Нешаву. Конвои вели приготовить на Познань, других не надо». Кстати, именно накануне этой поездки Николай I составил официальное завещание. И опасения были не напрасны.

Ф. Крюгер. Портрет императора Николая I. 1852 г.

Фактор опасности подвигнул императора в конце 1830-х гг. к реализации очень дорогостоящего проекта – прокладки 1200 верстовой линии оптического телеграфа, связавшего Петербург и Варшаву. В январе 1840 г. он писал И. Ф. Паскевичу: «Мы все с телеграфом еще не сладим; туманы ли, или неловкость сигналистов тому причиной – не доберемся; обещают, однако, что скоро все придет в порядок, пора! Тогда будет очень удобно нам разговаривать и сообщать друг другу взаимные новости». «Польский фактор» учитывался императором и в 1840-х гг. Во время визита императора в Польшу одну из карет, в которой ехали чиновники, сопровождавшие Николая Павловича, обстреляли. В 1847 г. он писал из Зимнего дворца И. Ф. Паскевичу: «Известие о затеях на тебя в Скерневицах доказывает, что тебе всегда должно быть осторожным, и прошу вперед брать караул».

С другой стороны, среди своих подданных, особенно простолюдинов, Николай I чувствовал себя совершенно спокойно. Фрейлина М. В. Фредерикс, вспоминая визит царя в 1849 г. в Москву, упоминала: «Он шел один, медленно пробираясь через толпу, без всякой охраны, он знал, что ни один злоумышленник не дотронется до него, потому что его боялись и любили»[578].

Тем не менее по каким-то соображениям в 1851 г. число постов дворцовых гренадер у покоев императорской семьи увеличили с 7 до 10. Хотя к этому времени Рота дворцовых гренадер из боевой части, отвечавшей за личную охрану царя, превратилась в один из элементов пышного дворцового антуража. В праздники дворцовые гренадеры составляли почетный караул и занимали посты «в особо назначенных местах». В будние дни они занимали в Зимнем дворце 36 постоянных постов. Кроме этих обязанностей, они не несли «никакой другой строевой службы»[579]. Подчинялась Рота дворцовых гренадер непосредственно министру Императорского двора. Кроме командного состава Роты, ее костяк составляли 100 гренадер[580]. Уже в 1830-х гг. за Ротой прочно закрепилось название «Золотая рота», поскольку мундиры не только офицеров, но и рядовых обильно украшались золотым шитьем.

Дворцовые гренадеры на Дворцовой площади. 1900-е гг.

О том, что Рота дворцовых гренадер была не только караульно-парадным подразделением, свидетельствует то, что ее периодически перевооружали современным оружием[581]. Безусловно, постоянное присутствие в Зимнем дворце лично преданных Николаю I закаленных ветеранов гвардии отчасти решало проблему личной безопасности царя, но в целом эти меры уходили корнями в XVIII век.

К. Пиратский. Штаб-офицер и гренадеры в парадной и повседневной форме. 1878 г.

Следует упомянуть и о том, что казарма одного из батальонов лейб-гвардии Преображенского полка располагалась на Миллионной улице. Непосредственно из помещения батальона в Эрмитажный театр вела железная дверь, имелся отработанный кратчайший маршрут по залам Зимнего дворца, и в случае тревоги гвардейцы могли немедленно оказаться в распоряжении императора. Об этом хорошо помнили и Николай I, и последующие государи. В 1882 г. Александр III, обращаясь к офицерам Преображенского полка, подчеркнул: «Есть в нашей гвардии батальон Императорской Фамилии. Но я считаю Преображенский полк еще более полком Императорской Фамилии, еще более близким нашему семейству, и в особенности Государям. Начиная с Петра, все царствующие государи и Императрицы были шефами полка»[582].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.