ГЛАВА 8 Эволюция института собственности на Западе с VII по X в. – Упадок старых форм владения землей. – Прогресс в развитии больших имений. – Гонения на мелкую собственность и на сословие свободных простолюдинов
ГЛАВА 8
Эволюция института собственности на Западе с VII по X в. – Упадок старых форм владения землей. – Прогресс в развитии больших имений. – Гонения на мелкую собственность и на сословие свободных простолюдинов
Колонизация пустых земель и некоторый прогресс сельскохозяйственного производства оказались выгодны в первую очередь верхним слоям западного общества. А существовавшие в некоторых частях христианского Запада вольные общины, члены которых совместно владели землей, постепенно теряли либо все свои владения, либо их часть.
С VII по X в. коллективная собственность выдержала целый ряд тяжелых ударов, от которых племена и деревенские общины пострадали даже больше, чем семейные общины. Собственность племени или рода – примитивная форма коллективизма в сельском хозяйстве уцелела только в кельтских странах – Ирландии, Уэльсе и Шотландии. Земля Ирландии в VII в. еще принадлежала 184 племенам или кланам, каждый из которых владел территорией достаточной, чтобы пасти от 3 тысяч до 9 тысяч коров. Эти земли делились на 552 округа, называвшиеся carrows, каждый из которых имел площадь от 525 до 1050 акров (от 212,5 до 425 гектаров), а каждый такой округ, в свою очередь, делился на четыре четверти, и в каждой четверти было четыре семейных земельных владения. Так же как в Шотландии и Уэльсе, члены ирландского клана владели землей совместно и были едины в дни мира и в дни войны. Внутри клана были свои маленькие цари, свои вожди и их клиенты, но у любого человека в личной собственности были только его домашние вещи, и каждый имел лишь право пользования на свою часть племенных земель. Вересковые пустоши, леса и пастбищные земли находились в общем пользовании, а пахотные земли через определенные промежутки времени распределялись на определенный срок между группами семей. Сохранялись даже пережитки древнего совместного владения скотом в интересах клана, хотя к VII в. стада уже стали частной собственностью. В каждом округе Ирландии его свободное население жило коммунами в огромных деревянных постройках, защищенных земляными укреплениями и разделенных на три прохода. В этих домах люди жили вместе и ели все вместе, сидя на скамьях, и все свободные семьи округа спали там на постелях из тростника. Но даже в этих краях, где удаленность от других стран способствовала сохранению примитивных форм цивилизации, основы племенной собственности вскоре поколебало возникновение крупных имений племенных вождей (pencenedl) и знатных людей (uchelwrs или machtiern), а также появление обширных земельных владений кельтской церкви и возникновение семейной собственности.
На всем христианизированном германском Западе упадок коллективной собственности шел гораздо быстрее. В Англии, как показал Виноградов, нет никаких следов коллективной собственности англосаксонских племен, в это время уже сформировавших свои государства, или коллективной собственности жителей шира, то есть округа. Самое большее, что можно найти, – несколько признаков общего владения землей у жителей «сотни» – маленькой административной единицы и несколько пережитков племенного строя в тех местностях, где было кельтское влияние. Однако везде уцелела существовавшая у германских народов с давних пор коллективная собственность жителей поселка. Леса, пастбища, вересковые пустоши и болота по-прежнему оставались не разделенными между членами деревенской общины, которые все имели одинаковые права собственности и пользования на них. Луга и пахотные земли делились на участки, и луга часть года были огорожены, а поля не имели оград. Каждый свободный член общины имел право на определенное количество фарлонгов – длинных полос земли площадью примерно в 1 акр (0,40469 гектара); границы между фарлонгами отмечались разделительными полосками торфа, и такая межа называлась balk. Таким образом, каждая семья пользовалась одинаковой долей засеянных земель и земель, лежащих под паром. После того как хлеб был собран и трава для сена скошена, эти поля открывали для скота всех семейных групп, как весь год были открыты для всех общие пастбища. Все члены сельской общины возделывали землю совместно одними и теми же способами; чтобы пахать, в плуг запрягали от восьми до двенадцати быков. Доля коллективной собственности англосаксонской деревни по сравнению с другими формами быстро уменьшалась по мере того, как создавались имения короля и знатных господ, которые требовали себе леса и общие земли, а деревенским общинам оставляли только старые способы кооперативной обработки земли и периодическое перераспределение полей.
Германия еще решительнее порвала с коллективизмом в земледелии: в ней больше не было племенной собственности, и она постепенно отказывалась от коллективной деревенской собственности, называвшейся марка. Эту собственность сокращали, с одной стороны, законное присвоение земель по праву распахивания опустевших территорий, а с другой – добровольное отчуждение с согласия деревенских общин и незаконный захват деревенских земель правителями и крупными землевладельцами, и наконец она совершенно исчезла во всех германских областях от Эльбы до Рейна и Шельды. С тех пор у деревенских общин были только значительные земли, находившиеся в общем пользовании (allmends). В тех областях Галлии, Испании и Италии, где система марки когда-то была создана и смогла закрепиться, она не смогла выжить и оставила после себя в качестве следов лишь совместное пользование членами общины ее землями, некоторые права пользования – например, право каждого общинника временно жить в открытом поле и иногда в совместной вспашке земли. Крестьяне романских народов по-прежнему были знакомы только с государственной собственностью, которая перешла в руки королей, и общей собственностью свободных жителей поселков (vici), значение которой со временем становилось все меньше.
Семейная собственность в ее примитивных формах не подверглась такому полному разрушению, но ее изменили индивидуалистическое в своей основе римское право и влияние экономической необходимости, которая вела людей к индивидуальной частной собственности. Однако в то же время семейная собственность вернула себе за счет коллективной собственности племени и деревни часть того значения, которое потеряла под давлением индивидуальной собственности, и потому ее позиции пошатнулись не так сильно. Семейная собственность, которая вначале распространялась на домашние вещи, скот, сад и дом, а также на право временного пользования пахотными наделами (у кельтов они назывались t?te, у англосаксов hide, а у германцев hufe), размером от примерно 40 до 120 акров (от 16,2 до 48,6 гектара), которые перераспределялись через более или менее постоянные промежутки времени, в конце концов была распространена и на эти наделы, и бывшие пользователи теперь стали их постоянными владельцами. Семейная собственность увеличилась также за счет опустевших земель, возрожденных к жизни семейной общиной и ставших теперь частной собственностью. Но в то же время старая семейная собственность (у англосаксов ethel, другие названия terra aviatica, salica), неотчуждаемая и принадлежащая совместно всем мужчинам данной группы родственников – женщины не входили в число совладельцев – собственность, которую обрабатывали совместно и которой пользовались все сообща, эта старинная собственность, еще в VI в. существовавшая в кельтских и германских странах, перенесла ряд ударов под влиянием индивидуализма римской цивилизации. С VII по IX в. в этих странах отец получил право назначить наследника, делить и дарить семейную землю. Составление завещаний стало общепринятой нормой. Женщины и девушки получили право на долю в наследстве, причем даже на часть наследуемой земли. Было разрешено, в определенных границах, отчуждение семейных земель.
Так принцип частной индивидуальной собственности возникал и распространялся среди новых народов. Частные владения, возникшие в результате деления или наследования земель, увеличивались за счет личного труда своих хозяев, в результате так называемых «приобретений» и особенно за счет заброшенных земель, заново освоенных тружениками-переселенцами. Такая земля получила варварские названия – в Англии bookland, в Германии и Галлии alod, но в своей основе была такой же, как прежнее римское земельное владение – possessio или sors, на которое его индивидуальный владелец имел все права. Теперь старый римский принцип восторжествовал над примитивной точкой зрения, долгое время сохранявшейся у галлов и германцев.
Эта тенденция передавать собственность на единственный источник богатства – землю от коллективных владельцев – племени, «сотни», деревни или семьи – отдельным людям была благоприятна в первую очередь для тех социальных слоев, которые имели тогда политическую и общественную власть. Обладание землей стало уделом тех, кто при разделении труда в обществе завладел функциями управления, имел богатство, реальную силу и духовную власть. В первую очередь новые правители государств, короли и князья различного происхождения, создали для себя огромные имения. В кельтских странах они забирали в свои руки земли, оставшиеся без наследников, третью часть всей военной добычи, в том числе завоеванных территорий, и земли племен. В германских же странах они приобретали значительную часть земель путем завоевания, судебных решений, присвоения части земель деревенских общин и марок, захвата земель, принадлежавших ранее Римскому государству. Подобное происходило на всех бывших территориях Римской империи. Таким образом новые власти часто становились владельцами трети земель страны, а в лангобардской Италии они в течение короткого времени владели даже половиной ее земель. Правда и то, что во всех этих странах правители растратили все эти богатства, но и в IX в. сохранявшиеся у них остатки еще производили впечатление своим великолепием. В это время девятая часть земли Апеннинского полуострова была королевским владением, а государи из династии Каролингов имели 100 поместий в Ломбардии, 205 в Пьемонте и 320 в Алеманнии, Баварии, Тюрингии и Остмарке. Сотни тысяч квадратных миль земли в странах Запада находились в руках королей. В основном это были леса и заброшенные земли, но среди них было и много возделанных земель.
Наряду с крупной земельной собственностью правителей век за веком увеличивалась и крупная земельная собственность церкви. Церковные владения росли постепенно – немного в одном месте, немного в другом – и складывались из щедрых пожертвований королей, знати и даже более низких сословий, а также из освоенных земель. Существуют ясные свидетельства того, что в IX в. треть земель христианского Запада принадлежала церкви, хотя она и пострадала от секуляризации, которую проводили первые Каролинги, и от частых захватов ее земель могущественными представителями светской знати. Английские короли могли одним взмахом пера одарить сорок аббатств, разделив между ними десятую часть своих королевских имений. В христианской Германии аббатства и епископства были просто задарены землями. Прюм имел 2 тысячи крестьянских хозяйств, 119 деревень и 2 обширных леса, Фульда – 15 тысяч карукат земли, Тегернзее – 12 тысяч карукат, Сен-Галл – 160 тысяч арпанов (1 арпан равен 3424 квадратным метрам, то есть 0,34246 гектара) земли. Аббатству Лорш принадлежали 2 тысячи крестьянских хозяйств и 2 больших леса, Гандерсхейму – 11 тысяч карукат земли, Герсфельд имел 1702 поместья. Многие монастыри имели от тысячи до 2 тысяч карукат земли, а у епископств Аугсбергского, Зальцбургского и Фрайзингенского было в собственности от тысячи до 1600 крестьянских хозяйств. По словам одного короля из династии Меровингов, «все богатство было роздано церквям». Карл Великий преподнес церквям Германии 72 дара, Людовик Благочестивый – 600 даров, а два первых Оттона 1541. На бывших землях империи церквям и монастырям повезло ничуть не меньше. Один епископ Лангра владел целым графством. Аббатство Сен-Реми в Реймсе имело 693 поместья, а Сен-Жермен-де-Пре 1727 поместий, общая площадь которых была 150 тысяч гектаров. Монастырь Сен-Вандрий поблизости от Руана в конце VII в. имел 1727 крестьянских хозяйств и 10 тысяч подданных, а в IX в. 4824 имения. Аббатство Святого Мартина Турского управляло более чем 20 тысячами крепостных. В Италии епископство Болонское имело под своей властью 2 тысячи крестьянских хозяйств, а владения папского престола были похожи на обширное государство, земли которого были разбросаны по значительной части Запада.
Земельное богатство светской аристократии было основано на сочетании незаконных захватов общинной собственности, насилия по отношению к мелким землевладельцам, давления на правителей государств и освоения пустых земель. Ее могущество увеличивалось уже при Римской империи, а в Темные века перешло все границы. Земельная аристократия восторжествовала на всем Западе – от кельтских стран, где uchelwers и machtiern создали себе обширные имения из племенных и семейных земель, до романских государств, где старая и новая знать слились вместе и обогатились, отобрав собственность у недальновидных королей и мелких землевладельцев, ряды которых ослабли. В Англии знатные люди – эрлы, таны и олдермены – так успешно создавали себе богатые усадьбы, что в XI в. небольшое число знатнейших семей смогло завладеть двумя третями английской земли. В Германии в VIII в. герцог Баварский имел 276 крестьянских дворов в одном округе и 100 в другом. В ней же глава знатнейшего семейства Вельфов в X в. имел 4 тысячи крестьянских дворов. Было подсчитано, что средний размер крупного римского поместья в Галлии был 900 гектаров, а крупное поместье эпохи Меровингов имело площадь от 1800 до 2600 гектаров. Кроме того, у одного владельца обычно было несколько таких поместий. Во времена Каролингов земли аристократов часто находились в нескольких разных местностях. Таким путем галло-римские, вестготские и лангобардские аристократы первого и второго ранга сумели завершить себе на пользу процесс концентрации земельной собственности, начатый в предыдущем периоде.
Владение землей дало сообществам, семьям и отдельным людям, сумевшим стать ее монопольными собственниками, такую большую власть, что эти процессы привели к формированию новой знати, не похожей ни на германскую, ни на римскую, но соединившую в себе черты, заимствованные у обеих.
Почти на всем Западе, от кельтских до германских и романских стран, уменьшалось число тех, кто был знатен потому, что родился в определенном народе или определенной семье, но земельная аристократия, под разными названиями, увеличилась в числе и начала сливаться со служилой аристократией – слоем знати, состоявшим из людей, которые иногда имели очень низкое происхождение, но находились на службе у короля, и с аристократией крупных чиновников, которым было поручено осуществление функций власти, но которые постепенно превращали свои временные должности, с которых их могли отозвать, в наследственные. Так, ирландские, уэльские и армориканские uchelwrs, pencenedls, cinnidls, machtiern, halves (владельцы коров), англосаксонские таны, эрлы и олдермены, франкские и галло-римские edelings, antrustions, nobiles, proceres, optimates, герцоги и графы, вестготские и испанские nobiliores, gardings, judices, герцоги и графы, лангобардские и итальянские gasindes, gastaldes, герцоги и графы – все они образовали единый класс знатнейших и крупнейших землевладельцев, «великих людей» (seniores, optimates, proceres, potentes), который заменил и римское сословие сенаторов, и прежнюю германскую и кельтскую знать. Ниже их и у них на службе были их доверенные люди, приближенные и воины (familia, maisnie, comitatus, truste), поднятые их покровительством на такую высоту, что в Германии, Нидерландах, Италии, а в течение короткого времени в Галлии тоже случалось, что простые слуги, ministeriales, часто рабы, бывали приняты в благородное сословие. Иногда добровольно, а иногда поневоле, иногда вопреки желанию королей, а иногда при их содействии аристократия, взяв на себя ту функцию защитника, которую в цивилизованном обществе осуществляет для индивида государство, подчиняла себе средних и мелких землевладельцев, предоставляя им покровительство, распространяя среди них обычай благодарности и беря их на службу как вассалов. Так была создана целая иерархическая система поместий и свободных зависимых людей, которым крупные землевладельцы давали защиту на условиях взаимного обмена услугами и предоставления покровительства, а вассалам поместий (b?n?ficia или precaria). Первоначально эти поместья давались временно или же покровитель имел право расторгнуть соглашение и забрать землю у вассала, но очень скоро они стали передаваться по наследству. И наконец, в той части Запада, где государство, уступив свои привилегии, лишилось атрибутов власти над обществом (администрации, полиции, судебной системы, права собирать налоги и вести в бой войска), крупный землевладелец стал не только высокопоставленным чиновником, но и чем-то вроде государя в своем поместье. Именно тогда, над режимом господства сеньоров, который сделал людей экономически и социально зависимыми от земельной аристократии, был надстроен феодальный режим, который в IX и особенно в X в. в конце концов дал аристократии верховную политическую власть по меньшей мере во Франции и Северной Испании, но не дал в Германии, Италии и Англии.
Таким образом, аристократы-землевладельцы, которые уже были хозяевами значительной части земель, за 400 лет стали хозяевами людей, живших на этой земле. Огромные земельные поместья были действительно прочной основой их власти. Такое поместье в своей основе оставалось единым целым, несмотря на разделы, которые отрывали от него куски, и в самом своем названии хранило память о главном владельце. Оно называлось villa, massa, curtis, saltus, sala, fundus или manor и было маленьким королевством, почти маленьким миром, которым управлял хозяин – владелец поместья, имевший в его пределах абсолютную власть и державший в своих руках все необходимое для экономического существования. В поместье порядок, основанный на иерархии функций и разделении труда, обеспечивал удовлетворение всех нужд и господ, и их подданных. В центре поместья возвышалось жилище сеньора – наполовину замок, наполовину деревенский дом (palatium, fronhof, salhof, castellum, hall), который часто был окружен стеной или частоколом. Эта постройка была довольно грубой в кельтских и германских странах, но уже более изящной и уютной в романских. Для жизни в поместье господина и его домашних было предусмотрено все необходимое: центральный дом окружали сельскохозяйственные постройки, конюшни, кладовые, погреба, амбары, мастерские. Здесь была даже часовня для духовной жизни, о которой помнили так же, как о жизни тела.
Наиболее совершенной организация экономической жизни была в крупных монастырских имениях, а также в крупных поместьях императоров или королей. В первом из этих случаев, когда под властью идеала, подобного коммунистическому, устав ограничивал индивидуализм и все монахи были равны при распределении труда и его продуктов, царила суровая дисциплина, когда каждому были определены задача и вознаграждение в соответствии с принципами общества, где и труд, и потребление осуществляются кооперативно. Управлением каждой хозяйственной службой заведовал келарь, управляющий имением, настоятель или старший священник. У каждого монаха и каждого монастырского подданного было свое дело. Садоводы, земледельцы, рыбаки, лесники, свинопасы, пастухи, пасшие коров и пастухи, пасшие овец, работали под началом старшин, которые назначались отдельно для каждого рода занятий. Ко всему относились очень бережно – к урожаю, орудиям для обработки земли, железным инструментам, даже к старой одежде и старой обуви. В крупных королевских имениях, например в тех аквитанских поместьях, к которым относился знаменитый капитулярий (указ. – Пер.) Карла Великого De Villis, порядок был такой же, но менее строгий. В этих случаях доверенные лица (judices, majores) или управляющие начальствовали каждый над одним или несколькими поместьями и имели в своем подчинении особых начальников для каждой службы и для всех живших на этой территории монастырских подданных. Крупное лангобардское хозяйство с его гастальдом, массарием и доместиком и германский hof с его майером или фогтом представляют собой ту же самую картину. Повсюду на Западе одинаковость потребностей приводила к возникновению одинаковых органов управления крупными поместьями.
Земли крупного имения делились на ряд наделов, где трудились крестьяне-держатели, которым была доверена их обработка (terra indominicata), и ту часть, которую владелец возделывал сам. Она называлась господской землей (dominicum, terra dominicata). В эту господскую часть входило не только ядро поместья – центральные земли, где стоял господский дом, но и другие участки на других более или менее удаленных от центра территориях. Господские земли обрабатывались трудом крепостных, которые жили вокруг центрального замка, или же силами колонов и крепостных, получивших от господина отдельные наделы. Например, аббатство Сен-Жермен-де-Пре, которое выделило 6471 гектар своей земли как собственную господскую часть и еще 17 112 гектаров раздало своим колонам и крепостным, обрабатывало первую часть силами арендаторов, живших на второй части, требуя с них три дня работы в неделю. Обычно в господскую часть входили пахотные земли, луга и леса. Например, в Верьере господская земля состояла из 300 гектаров пашни, 95 арпанов виноградников и 60 арпанов лугов, не считая большого леса, а в Витри-ан-Оксеруа господская земля была примерно такого же размера. Вот каким образом крупный землевладелец обеспечивал себе подавляющее большинство нужных ему жизненных благ. В Боббио господская часть аббатства в IX в. давала монахам 2100 бочек зерна (одна бочка такой категории могла вмещать в себя от 238,5 до 530 литров жидкости или сыпучего товара. – Пер.), 2800 фунтов растительного масла, 1600 телег сена и большие количества сыра, соли, каштанов и рыбы. Это аббатство имело много скота, главным образом свиней. Все продовольственные продукты – зерно, мясо, растительное масло, молоко, вино и все необходимое для жизни сырье – шерсть, лен, древесина, а также большая часть необходимых промышленных изделий производились на господской земле или поступали в виде арендной платы от держателей господских наделов. Даже владелец имения и его домашние получали пищу, одежду и все необходимое с господской части своей земли. Сам Карл Великий и его семья жили так.
И наконец, крупные имения были центрами общественной жизни высших слоев общества. Именно в них жили знатнейшие люди страны – иногда в грубых и неукрашенных деревянных домах, как было в Англии и Ирландии, иногда же – как было в романских странах – в каменных домах, где ожили традиции древней роскоши, в какой-то мере измененные германским варварством. Эти знатнейшие заполняли свое существование неистовой плотской жизнью, охотой и обильной едой, чередуя их с более утонченными развлечениями. Такая жизнь была характерна для всех аристократических сословий полуцивилизованных эпох. Во времена Каролингов только элита общества была способна понять, что такое интеллектуальные наслаждения. Для остальных аристократов чисто материальная чувственная жизнь во всех своих обличьях оставалась единственным и самым высоким идеалом, который они могли постичь.
Эта грубая, свирепая и честолюбивая сельская аристократия, которая в своих больших имениях подчинила труд дисциплине и низвела его до крепостничества, упорно и настойчиво уничтожала мелкие свободные земельные владения: их существование мешало аристократам расширять свою власть; к тому же независимость мелких землевладельцев уменьшала авторитет аристократов. Долгое время свободные мелкие землевладельцы на Западе оставались достаточно многочисленными и потому были самостоятельной общественной силой, с которой были вынуждены считаться и короли, и аристократия. Галльские cymrys, ирландские fines, арморикские boni viri, англосаксонские ceorls, германские frilingen, бургундские minofledes, галло-римские ingenui (свободные собственники земли), вестготские allodiales, лангобардские ahrimanns, итальянские primi homines, bozadores – все они имели между собой много общего. Первой общей чертой был малый размер их земель – в Англии и Германии он был не более 120 акров, то есть около 50 гектаров (такое владение называлось hide или hufe), а галло-римские усадьбы были еще меньше. Однако мелкий землевладелец был на своей земле таким же абсолютным владыкой, как аристократ в своем поместье, называвшемся villa или curtis. Он имел право пользоваться всеми землями, которыми владела германская деревенская община или которые находились в пользовании общины жителей галл о-римского поселка. Его имущество и сам он были неприкосновенны и находились под особой защитой обычаев и законодательства. Он имел право носить оружие, он сидел на судейском месте среди равных себе, его звали на собрания. Он, совместно с соседями, управлял делами своей деревни или поселка как член общего совета, и такие советы существовали даже в романских странах. Но он вызывал досаду и ненависть у крупного землевладельца, чьи земли были расположены вперемешку с его собственными, потому что из-за его владений аристократ не мог округлить свое поместье. В VIII в. всего в одном округе – Зальцбургском – 237 малых имений оказались таким образом зажаты среди 21 церковного поместья, 17 имений вассалов и 12 крупных владений герцога. Когда все остальное покорно склонялось перед великим высокородным владельцем большинства местных земель, свободный по происхождению и независимый по натуре мелкий землевладелец, гордо живший со своей семьей в своей маленькой деревне на своем независимом клочке земли или в римском поселке, осмеливался высоко держать голову и смотреть своему могущественному соседу в глаза. Поэтому на всем Западе мелкие землевладельцы сражались не на жизнь, а на смерть с крупной земельной аристократией. И этот средний класс, который истребляли войны, поскольку он был обязан участвовать в них, разоряло тяжелое бремя государственных налогов, поглощавших почти весь доход, и плохо защищала королевская власть, которая ради собственных интересов была бы должна опираться на него, но не всегда осознавала, что это нужно делать, мужественно защищался. В Италии и Галлии он в V и VI вв. был уже в упадке, но в VIII в. сумел возродиться, а в империи Каролингов стал многочисленным и влиятельным. В последовавший за этим период центральная власть отреклась от него. Слабость преемников Карла Великого вынудила свободных мелких землевладельцев отдаться под покровительство аристократов, что было оформлено Мерсенским капитулярием 847 г. (так назывался указ, сделавший вассальные отношения обязательными. – Пер.), и удар, который нанесли мелким владельцам последовавшие вторжения врагов, принес крупным землевладельцам той эпохи, предшественникам хозяев капиталистических латифундий, почти полную победу. Но эта победа досталась им нелегко. Мы можем прочесть о том, как мелкие свободные владельцы земель объединялись в союзы (гильдии) для совместной защиты; как они поднимали мятежи во многих местах, восставали против земельной аристократии и за это оказывались вне закона у правителей, которые считали, что защищают общественный порядок. Мелкие свободные земельные владения, захваченные аристократами или отнятые ими по закону, в конце концов стали частью крупных поместий либо были превращены в зависящие от крупного поместья бенефиции или прекарии. Тем не менее маленькие островки свободного землевладения сумели выстоять всюду, где природа и сила традиции замедляли благоприятный для аристократии процесс концентрации земель. В Нижней Саксонии, Фризии, германских марках, приморской Фландрии, в альпийских и пиренейских областях, в Аквитании и Южной Галлии, в северных и восточных графствах Англии, в Испанской марке франкского государства (Пиренеи и район Барселоны. – Ред.) и в нескольких частях Италии мелкие землевладельцы остались свободным и гордым, но бессильным меньшинством среди многих тысяч людей, которые оставались покорными или которых заставили покориться.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.