Стиль и методы работы Гитлера
Стиль и методы работы Гитлера
Гитлер в конце 1941 г. сказал: «Я теперь размышляю о военных проблемах в среднем по 10 часов в день. Чтобы отдать приказ, мне требуется полчаса, ну, может быть, минут 45, однако сперва следует тщательно продумать предстоящую операцию, и зачастую разработка начинается за полгода до ее начала. Затем иногда наступает момент, когда военные действия на Восточном фронте меня вообще больше не волнуют, поскольку речь идет всего-навсего о неукоснительном выполнении моих приказов; меня также совершенно не интересует, каким образом они выполняются, поскольку я в это время уже занимаюсь совершенно другими проблемами». Впрочем, последующие события заставили его несколько пересмотреть подход к выполнению отданных приказов.
Кейтель и после войны продолжал высоко оценивать стиль работы шефа: «Фюрер всегда смотрел в корень, когда что-либо предпринимал… Он без устали задавал вопросы, делал замечания и давал указания, стремясь ухватить самую суть, до тех пор, пока его неописуемая фантазия все еще видела какие-то пробелы».
Методы убеждения у Гитлера были разными. Широкое распространение получили рассказы о приступах бешенства, «пене на губах», потере самообладания и т. п. Однако в то же время известно, что со всеми он вел себя по-разному. Фюрер безошибочно чувствовал, как далеко можно зайти в разговоре с тем или иным собеседником и в каком месте с помощью взрыва гнева он мог рассчитывать на наибольший эффект.
Этот метод срабатывал не всегда, но исключения бывали редко. Мало кто из немецких генералов мог решиться на открытый конфликт с фюрером. Одним из таких был Вальтер Модель, который всегда открыто отстаивал свою точку зрения. Он пользовался особым доверием Гитлера за умение преодолевать кризисные ситуации на своих участках фронта. Летом 1942 г. между ними возник спор по поводу размещения танкового корпуса в районе Ржева. Из-за неуступчивости сторон дискуссия приняла острый характер. Наконец Модель заявил: «Мой фюрер, вы командуете 9-й армией или я?» Гитлер был поражен столь смелым ответом, но продолжал стоять на своем. Тогда Модель громко произнес: «Я вынужден заявить протест». Гитлеровская свита была испугана и поражена подобным тоном, но, к их удивлению, фюрер вдруг уступил: «Хорошо, Модель, делайте так, как вы хотите, но вы ответите головой, если ошибетесь».
Фюрер был хорошим психологом, так как мог мастерски подстроиться под характер собеседника, которого он хотел в чем-то убедить. Наивысшие шансы добиться своего у оппонентов были при разговоре наедине. Дело в том, что Гитлер поддерживал у своего окружения определенный образ, который давил на него и заставлял устраивать показательные спектакли. Это хорошо подметил адъютант Шмундт, который, к примеру, посоветовал гроссадмиралу Редеру добиваться беседы тет-а-тет.
Упорство фюрера в отстаивании своей точки зрения производило большое впечатление на военных. Манштейн писал в мемуарах: «Почти всегда требовалось много часов борьбы, чтобы добиться от него желаемого или уйти, получив утешительные обещания, а иногда и ни с чем». Бывало, что фюрер обещал пару-тройку дивизий просто, чтоб от него отстали, а потом просто затягивал подписание соответствующего приказа. В дискуссиях и телефонных разговорах со своими военными, длившимися нередко по нескольку часов, Гитлер проявлял незаурядную выдержку, причем самые веские аргументы собеседника рушились как карточный домик. Редер писал: «Он был непревзойденный мастер спора и обмана, а в разговоре буквально сыпал словесными увертками и двусмысленностями, так что невозможно понять его истинные намерения и цели».
Кейтель, длительное время близко общавшийся с фюрером, подметил своеобразный стиль общения верховного главнокомандующего с комсоставом: «В разговорах с чуждыми ему по духу генералами высокого ранга фюрер, по моим наблюдениям, ходил вокруг да около, вместо того чтобы четко сформулировать, чего же он хочет. У меня сложилось впечатление, что, испытывая определенную скованность или смущение, он проявлял неуместную сдержанность, в результате чего генералы даже не схватывали суть или недопонимали серьезность ситуации».
После войны Гальдер рассказал историку Харольду Дейчу историю, показавшую двуличие Гитлера. Он присутствовал при нескольких встречах фюрера с союзниками – Муссолини, Антонеску и Маннергеймом. Каждая начиналась с краткого обзора положения на фронтах, который делал начальник штаба оперативного руководства генерал Йодль. Затем Гитлер давал пояснения, обращаясь по очереди к каждому из присутствующих. При этом каждому он говорил разное, а порой и прямо противоположное. Муссолини при этом сидел скептически, Антонеску, наоборот, был полон оптимизма, а Маннергейм, слегка повернувшись к Гальдеру, бросал на него иронические взгляды.
После покушения 20 июля 1944 г. фюрер, понятное дело, изменился не в лучшую сторону. Гудериан отмечал: «Его твердость превратилась в жестокость, а склонность к блефу сменилась откровенной нечестностью. Он часто лгал без малейшего колебания, полагая, что и другие лгут ему. Гитлер никому больше не доверял. Он часто терял самообладание, был все более не сдержан в выражениях». Впрочем, того же Гудериана «жестокий» фюрер не расстрелял, хотя было за что.
Особенно Гитлеру доставляло удовольствие демонстрировать неосведомленность своих генералов в тех или иных технических вопросах. Сам он знал массу мелких технических деталей, а то, что не умещалось в голове, заносилось в специальный справочник в толстой кожаной обложке, содержавший сведения о десятках образцов оружия и техники. Этот «талмуд», в который постоянно вносились изменения и дополнения, всегда лежал у фюрера на ночном столике. Если во время совещания ему хотелось поправить одного из докладчиков, он приказывал ординарцу принести эту книгу и раскрыть ее на нужной странице. Тем самым он доказывал свою правоту и одновременно узкий кругозор подчиненных. В силу этого окружение Гитлера как огня боялось его исключительной памяти на числа и тактические детали.
Фюрер на память мог выдать такие вещи, как скорострельность миномета, потребность пехотного взвода в боеприпасах в часы, сутки, пропускную способность какой-либо сети железных дорог, выбор наилучшей позиции для 88-мм зенитного орудия и т. д. Он вообще любил всевозможные цифровые данные, касающиеся танков, самолетов, винтовок и даже лопат. По этим вопросам он часто советовался со Шпеером, а также с начальником Управления вооружений ОКВ генералом Буле. Последний даже всегда держал при себе тетрадку, в которую заносил все основные цифровые данные, так как никто не мог знать, что именно могло понадобиться фюреру. Однако если математические расчеты не нравились Гитлеру, он их просто отвергал. Так, в конце 1943 г. начальник Управления военной экономики генерал Томас предоставил ему меморандум, в котором высоко оценивался потенциал советского ВПК. В ответ ему было категорически запрещено впредь заниматься этим вопросом.
Гудериан отмечал еще одну черту характера фюрера. Он был очень смел при разработке своих стратегических планов, каковыми являлись захват Норвегии, план прорыва танковых войск через Арденны. В обоих случаях он согласился со смелыми предложениями своих штабистов. Однако затем при выполнении этих замыслов у него возникала нерешительность в момент появления первых трудностей и отклонений от первоначального плана. Когда в Норвегии серьезно обострилась обстановка под Нарвиком и судьба находившихся там войск повисла на волоске, Гитлер потерял самообладание. И только благодаря смелым действиям генерала Йодля и офицеров штаба оперативного руководства ОКВ удалось спасти положение. То же самое, к примеру, произошло в июле 1942 г. в Воронеже. Первоначальный план операции «Блау» не предусматривал обязательное овладение этим населенным пунктом. Однако престарелый фон Бок, все еще мысливший категориями Первой мировой войны, ввязался-таки в уличные бои, задерживая тем самым поворот танков на юго-восток к Волге. Вместо того чтобы решительно пресечь действия командующего группой армий «Зюд», Гитлер начал колебаться и проявил нерешительность, в результате чего драгоценное время было упущено. Тут вообще удивительно, как он мог доверить решающую операцию человеку, который не смог ранее взять Москву.
Неуверенность гармонично сочеталась с упрямством. Йодль утверждал: «Когда он четко понимал, чего хотел, или когда принимал какое-то решение на свой страх и риск, никакое дальнейшее обсуждение не было возможным». А в спорных ситуациях преимущество отдавалось не рациональным доводам оппонентов, а пресловутой интуиции.
Особое отношение у Гитлера было к разведданным. Он вообще редко руководствовался ими при планировании операций. А если сведения о противнике его по какой-то причине не устраивали, он вообще отказывался их слушать. Начальник разведотдела «Иностранные армии-Ост» генерал Райнхард Гелен указывал: «Наши данные зачастую расходились с оценками Гитлера, принимавшего желаемое за действительное… Выводы, вытекавшие из оценки противника, рассматривались Гитлером в течение времени со все большим ожесточением и агрессивностью, как пораженчество и даже саботаж, как действия против его замыслов и намерений». Самой грубой ошибкой фюрера была недооценка промышленного потенциала США. На совещании в «Вольфшанце» в декабре 1941 г. он заявил присутствующим, что «американцы способны создавать лишь холодильники». В итоге же оказалось, что даже самые смелые оценки германской разведки отставали от реальности. Уже в 1942 г. американская промышленность выпустила 44 000 самолетов, в то время как командование Люфтваффе считало, что будет произведено максимум 16 000…
К концу войны окружающим фюрера людям стало ясно, что он хочет слышать только то, что не противоречило его мнению. Он даже спрашивал, когда ему приносили документы: «Этот доклад приятный или неприятный?» «Неприятные» отчеты даже не прочитывались, а просто отправлялись в архив. «Приятные» отчеты, даже если они были составлены на основе непроверенных сомнительных сведений, только приветствовались. Недостаток военного образования не позволял Гитлеру понять, что самый удачный оперативный замысел может быть выполнен лишь тогда, когда налицо необходимые для этого средства, возможности для развертывания сил и снабжение войск всем необходимым. Он не хотел верить в то, что никакие грозные приказы, воля и фанатизм не могли заменить всего этого.
Решения о проведении тех или иных операций, как правило, принимались без всестороннего изучения экспертами и командно-штабных учений, хотя это было общепринятой практикой. В результате ближайшие сотрудники и высшие офицеры Вермахта, по сути, превратились в советников. Обычно Гитлер соглашался лишь на внесение незначительных изменений. Таким образом, он просто не смог охватить в полной мере тяжелую работу по руководству Вермахтом, которую он сам на себя возложил. Фюрер попросту игнорировал основные принципы командования войсками.
Йодль вспоминал, что «когда фюрер мучился сомнениями, то мог неделями и месяцами обсуждать военные проблемы. Но если ему все было ясно или когда он спонтанно принимал решение, тут же любое обсуждение подходило к концу». Гитлер любил как можно дольше оттягивать всякое решение, которое было ему неприятно, к примеру, оставление Донбасса или Кубанского плацдарма в 1943 г. Это касалось также локализации прорывов противника на тех или иных участках фронта. Начальнику ОКХ приходилось по нескольку дней уговаривать фюрера перебросить войска с менее угрожаемых секторов в те районы, где создалась критическая ситуация. Обычно это приводило к тому, что, во-первых, он давал слишком мало сил, во-вторых, слишком поздно, что в конечном итоге принуждало перебрасывать туда еще больше войск.
Требовались также недели борьбы и дискуссий, если речь шла об оставлении выдающихся в сторону противника выступов в линии фронта с целью высвобождения сил, то же касается и оставления позиций, которые невозможно было удержать. Манштейн объяснял это так: «Гитлер все время верил, что события будут развиваться все-таки по его желанию и что он может избежать принятия решений, которые были ему неприятны, ибо означали признание того факта, что ему пришлось считаться с волей противника». Во второй половине войны основным принципом полководческого искусства фюрера стало правило «Держаться любой ценой».
Он упорно отказывался отдавать приказы о сдаче оборонительных позиций на всех театрах военных действий. Упорная оборона каждой пяди земли стала единственным принципом руководства войсками. Это было связано с его собственным характером, – характером человека, который признавал жестокую борьбу до последнего предела. Если приказ об отходе в итоге и отдавался, то нередко было уже слишком поздно.
Катастрофа под Сталинградом стала одним из переломных моментов Второй мировой войны. Немецкие войска всегда выходили из окружения благодаря умению концентрировать силы и наносить удары в нужном месте. Единственным исключением стал Сталинград.
И вот здесь практически все: советские и зарубежные, современные историки, военные специалисты, немецкие генералы и солдаты, – все считают основным виновником поражения именно Гитлера. Подобного всеобщего единодушия и согласия не наблюдается, пожалуй, ни по какому другому эпизоду войны. Если свести все доводы воедино, то получится, что причиной катастрофы стала цепь роковых решений фюрера, самым главным из которых был приказ Паулюсу о запрете прорыва.
В реальности здесь, во-первых, нарушается принцип историзма, то есть все обвинения строятся на том, что в ноябре 1942 г. было точно известно, чем все закончится через три месяца. Во-вторых, обвинители фюрера исходят из чисто военных соображений, считая, что оборона Сталинграда была в тех условиях бессмысленна. В действительности Гитлер руководствовался целой группой факторов:
1. Стратегические.
Поволжье и одна из его ключевых точек – Сталинград, расположенный в большой излучине, было крупнейшей транспортной артерией Советского Союза. 170 самоходных и несамоходных барж предприятия «Волготанкер» доставляли кавказскую нефть с Каспийского моря в центральные районы СССР. Только в июне 1942 г. по Волге было перевезено 1,3 млн тонн нефти! Чуть меньшее количество перевозилось поездами. Десятки нефтеналивных составов двигались по однопутной железнодорожной линии Астрахань – Урбах, проходящей в степи вдоль Волги по границе Казахстана. Стратегическое значение этой огромной артерии было совершенно очевидно как советскому руководству, так и Гитлеру. Поэтому удержание города на как можно более длительное время имело большое значение для дальнейшего хода военных действий.
2. Тактические.
Фюрер, принимая решения, безусловно, учитывал опыт зимних боев 1942 г. Тогда немцам удалось длительное время снабжать по воздуху, а потом и деблокировать несколько окруженных Красной Армией группировок. Наиболее выдающимся примером был Демянский котел. В итоге линию фронта удалось удержать, а потери Красной Армии были просто огромны.
3. Политические.
В отличие от своих генералов Гитлер, как прежде всего политический лидер, был обязан учитывать не только чисто военные обстоятельства, но и международный резонанс. За событиями под Сталинградом следил весь мир. При этом фюрер понимал, что международное сообщество слабо представляет себе расположение отдельных станиц и поселков, а также траекторию течения реки Дон. Всех интересовало только одно: в чьих руках находится Сталинград. Поэтому удержание этой «крепости» до последнего имело огромное политическое значение.
4. Пропагандистские.
То же самое можно сказать и про общественное мнение в самой Германии. Добровольно оставить Сталинград означало нанести удар по репутации партии, фюрера и всего режима. Важно понимать, что с точки зрения пропаганды даже вероятная героическая гибель 6-й армии приносила гораздо больше дивидендов, чем ее выход из окружения и отступление. Исходя из всего этого становится ясно, что в целом решение Гитлера «биться до последнего» было оптимальным и верным.
Примерно схожими доводами фюрер руководствовался, когда отдавал приказы любой ценой оборонять Донбасс, Крым, Тунис, Днепровскую дугу, Рим, Курляндию, Будапешт и т. д.
Между тем многолетний боевой опыт немецких генералов по ведению боев с численно превосходящим противником как раз показывал обратное. Т. е. локальные оборонительные действия с целью удержания основной линии фронта, на которых настаивал Гитлер, не давали ожидаемых результатов. Сильной стороной германской армии во все времена был маневр, в том числе и в обороне. Этим часто удавалось дезавуировать превосходство противника в силах и наносить ему поражения. При оборонительных действиях велась маневренная война с целью удержания намеченных рубежей в заранее определенных районах. Теперь же все было наоборот. Гитлер попросту запрещал строить оборонительные линии в тылу. В итоге выбитые со своих передовых позиций немецкие соединения не находили себе опоры, чем их отступление только ускорялось. Остановить продвижения противника удавалось только на рубежах рек и то, как правило, с захватом им плацдармов.
Фюрер был не склонен давать указания по оперативным вопросам на длительное время, так как в силу подозрительности боялся предоставлять подчиненным свободу действий. Ему казалось, что те сразу воспользуются этим для оставления тех или иных позиций, что, впрочем, не было лишено оснований. Тем самым, по словам Манштейна, Гитлер «так или иначе, лишал искусство вождения войск его реальной основы».
Достаточно неоднозначные решения принимались и по вопросам развития вооруженных сил. Так, после капитуляции Франции Гитлер дал указание об удвоении количества танковых дивизий и увеличении производства танков до 800–1000 единиц в месяц. Его планы были быстро разрушены артиллерийско-техническим управлением, офицеры которого доложили фюреру, что для реализации программы потребуется дополнительно 100 тысяч квалифицированных рабочих и специалистов. Однако реорганизация танковых дивизий все же продолжилась путем уменьшения в них танкового парка на 50 %.
Гитлер также распорядился удвоить количество моторизованных пехотных дивизий, не предусмотрев при этом условий для производства собственно мототехники. В результате новые соединения пришлось оснащать трофейными автомашинами, которые оказались ненадежными и сложными в эксплуатации. Что касается пехотных дивизий, то их количество постоянно увеличивалось, а численность личного состава, наоборот, снижалась. В результате недополучающие пополнение соединения буквально истекали кровью, а новые формирования несли большие потери из-за нехватки боевого опыта. Однако подобная тенденция сохранялась до конца войны. Причем помимо обычных пехотных дивизий формировались многочисленные авиаполевые дивизии, а также дивизии войск СС и фольксгренадерские дивизии. В результате число воинских соединений, которыми еще надо было кому-то командовать, росло, а их боевые качества, наоборот, снижались.
Не очень грамотные решения были приняты фюрером в отношении воздушно-десантных войск. После больших потерь, понесенных ими на Крите, он сказал: «Дни парашютистов-десантников уже прошли». По мнению генерала Штудента, Гитлер так и не оправился от шока после тяжелых потерь на Крите, поскольку отказался рассматривать вопрос о еще одной крупной воздушно-десантной операции – захвате острова Кипр. Штудент неоднократно пытался уговорить фюрера, но тщетно. Последний не желал верить докладам разведки о том, что в США и Англии уделяется много внимания развитию воздушно-десантных войск. А отсутствие фактов их применения в 1941–1942 гг. только укрепило фюрера в этом мнении. Характерно, что Сталин после безуспешных десантных операций в районе Вязьмы зимой 1941–1942 гг. также отказался от массового применения этого рода войск до самого конца войны, хотя возможности для этого имелись. Только после захвата союзниками Сицилии летом 1943 г. Гитлер приказал принять срочные меры по увеличению численности немецких военно-воздушных соединений, но было уже слишком поздно. Эти войска могли эффективно использоваться только при господстве своей авиации в воздухе.
Тем не менее при всех недостатках Гитлер все же умел добиваться от сражавшихся на фронтах войск сверхчеловеческих усилий, чего не удавалось большинству профессиональных полководцев. Он умело играл на патриотических чувствах, немецкой дисциплине и обещаниях применить «чудо-оружие». В последние два года войны ему удавалось собрать остатки отступавших немецких армий и невероятными усилиями воли продлить агонию Третьего рейха до мая 1945 г., хотя его противники ожидали крушения Германии уже летом 1944 г. А перебазируйся фюрер в Норвегию или в Альпы, эта «агония» могла продлиться еще несколько месяцев.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.