Глава первая «КУРСК» ЛЕГ НА ГРУНТ…
Глава первая
«КУРСК» ЛЕГ НА ГРУНТ…
Позвонила мама:
– Опять на твоем флоте что-то случилось. Какая-то лодка легла на дно, сломались реакторы…
«Твой флот» – это мой Северный флот. Мама у меня «радиоперехватчица» – она слушает радио денно и нощно, а также и телевизор смотрит (я уже не могу), поэтому все важные новости – от нее. Тут же включил радио. От официального сообщения «о неполадках на атомной подводной лодке Северного флота» слегка ёкнуло сердце – вот так же округлыми, ничего не значащими словами читали дикторы сообщения ТАСС об «авариях» на подводных лодках «Комсомолец» и К-219. И какие трагедии открывались потом за всеми этими эвфемизмами…
Я не собирался в этот день в редакцию, но не мешкая отправился на улицу «Правды». Дежурный редактор «Российской газеты» Владислав Фронин обрадовался моему появлению:
– Срочно пиши комментарий в номер!
А чего тут комментировать, когда никакой внятной информации? Но сажусь и пишу, исходя из прошлого опыта. Главное, без паники: лег на грунт – это ещё не катастрофа. Как лег, так и всплывет. В крайнем случае – сами все выйдут, это же полигон, там сейчас, наверное, толпа кораблей…
«Курск» лег на грунт. Но есть шансы всплыть». С таким заголовком и поставили мою заметку на первую полосу. Однако вскоре пришли новые «тассовки», более тревожные, и заголовок пришлось сменить: «Подводный крейсер терпит бедствие». Это было точнее…
О, если бы все было так, как объявили вначале: «Атомная подводная лодка «Курск» вследствие технических неполадок легла на грунт и заглушила реакторы…»
Позже выяснилось, что подводный крейсер «Курск» вовсе не лег на грунт, а упал на склон одного из подводных холмов, «технические неполадки» оказались сокрушительным взрывом торпедного боезапаса, а «авария» обернулась небывалой в истории отечественного подводного плавания катастрофой.
Видно, никогда нам не избавиться от холопской привычки стелить начальству, а заодно и честной публике помягче… Хорошо хоть сразу назвали корабль. Скольких матерей спасли тем от слез; ведь тысячи моряков служат на подводных лодках, поди угадай, с какой именно стряслась беда, если бы объявили, как раньше: «На одной из подводных лодок Северного флота произошла авария…»
На другой день в ленте новостей выловили зловещую информацию корреспондента ИТАР-ТАСС:
«Предварительные результаты внешнего осмотра глубоководным аппаратом корпуса атомной подводной лодки «Курск», потерпевшей аварию в Баренцевом море, не подтверждают её столкновения с неопознанным объектом. Об этом корр. ИТАР-ТАСС сообщил сегодня представитель одного из оборонных предприятий, связанных с разработкой военно-морской техники, принимающий участие в операциях по спасению лодки. Он не исключил, что повреждения носовой части подлодки, в результате которого её торпедный отсек оказался затопленным, произошли в результате произошедшего в этом отсеке взрыва».
Но самое тревожное было не это – огромный подводный крейсер типа «Антей-2» не отвечал на запросы спасателей.
Мифический герой Антей припадал к земле, чтобы обрести новые силы. «Антей» подводный, «Курск», припал к земле в своем смертельном броске. Подводный гигант был убит практически сразу – без вскрика в эфир.
Сначала никто не поверил, что с таким кораблем могло что-то случиться. Один офицер-подводник даже высказал мысль, что «Курск» «лег на грунт в знак протеста против систематической невыплаты жалованья личному составу».
Многое из того, что обрушилось на «Курск» и флот со страниц российской печати, с телеэкранов, из радиоэфира, просто невозможно читать, смотреть и слушать – противно, омерзительно, «выть хочется», как справедливо отметила моя коллега. Как ни странно, но наиболее объективную (хотя и не во всем бесспорную) картину трагедии нарисовал немецкий журнал «Штерн». А впрочем, ничего странного в том нет, ведь Германия – страна, которая потеряла моряков-подводников больше всех в мире…
«ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД „КУРСКА“
…Сигнал тревоги пронзительно гремит в переплетении труб, машин и людей. Подводники несутся к своим боевым постам. Каждый уже сотни раз отработал то, что он должен делать. Люки между девятью отсеками задраены. Каждый чувствует напряжение, царящее перед пуском торпеды. Капитан-лейтенант Дмитрий Колесников сосредоточенно следит в седьмом отсеке за показаниями своих приборов. Рядом гудят турбины. Отдачи от выстрела здесь, в кормовой части подводной лодки, он не почувствует.
В носовой части новейшей подлодки российского Северного флота аккуратными рядами лежат торпеды. Это арсенал смерти: торпеды на электрическом ходу диаметром 533 мм, «толстые» на взрывоопасном жидком топливе, калибра 650 мм, и учебные торпеды. В одном из аппаратов находится торпеда – вот-вот она вырвется наружу и, подхваченная гигантской мощью своего двигателя, пронзит Баренцево море.
В центральном посту, во втором отсеке, собираются взволнованные старшие офицеры. На борту находятся представители штаба дивизии, наблюдающие за работой командира и его экипажа. 45-летний капитан Геннадий Лячин – опытный командир. На подводных лодках он служит с 1978 года. В глубинах северных морей он чувствует себя как дома. «Фанат», «трудоголик» – говорят о нём бывшие матросы с «Курска». Жизнь на суше, в семье, говорят они, всегда была для него на втором месте. Он строг, его побаиваются и в то же время им восхищаются, когда он ночью, без посторонней помощи уверенно ведет свою лодку к пирсам в российских фьордах. Эти учения должны стать его последним походом. Вскоре он собирается, как того требует морская традиция, выбросить в море свои бортовые тапочки и навсегда вернуться на сушу. От расставания с «Курском» его отделяет несколько торпедных пусков…
В субботу 12 августа 2000 года, в 11 часов 28 минут 27 секунд по московскому времени компьютер сейсмологической станции Карасёк в Северной Норвегии регистрирует взрыв в районе учений в Баренцевом море. Спустя 2 минуты 15 секунд раздается второй, гораздо более мощный взрыв, эквивалентный по силе небольшому землетрясению. Острые зубцы на диаграмме пугают сотрудников Сейсмологического института в Осло лишь в понедельник. В выходные институт пуст.
Второй взрыв потряс «Курск» с силой, равной почти двум тоннам взрывчатки. В седьмом отсеке падают металлические шкафы, в беспорядке летят ящики, стальной корпус подводной лодки трещит и скрежещет. Колесникова с силой бросает на пульт управления. Первый отсек, торпедное отделение срезало словно гильотиной. Трубы, исковерканные металлические части ведут в никуда. Детонация раздавила переборки…»
Пытаюсь представить, что и как произошло, без помощи немецкого коллеги.
Смерч многоторпедного взрыва в носовом отсеке пронесся в корму, разрывая прочные переборки, как картонки, закручивая толстенную сталь в завитки. Огненный удар уничтожил сразу всех, кто был во втором, самом населенном отсеке, в третьем, четвертом, пятом…
Сила взрыва ослабла только у особо усиленного – шестого – реакторного отсека. Вход в него перекрыт шлюзовой камерой…
Трудно вообразить, что пережили те, кто уцелел за реакторным отсеком. Чудовищной мощи удар, от которого сразу же потемнело в глазах и мозгах – и потому, что вырубилось освещение, и потому, что многих контузило. Все посыпалось и поехало, нещадно давя людей, несших свои вахты среди нагромождения механизмов и агрегатов. Тут же задымили «коротнувшие» электрощиты и контакторные коробки. Снопы фиолетовых искр прожигали кромешную тьму. Повинуясь скорее рефлексам, чем чьим-то приказам, моряки бросились тушить эти коварные пожарчики, пожиравшие драгоценнейший кислород. Возможно, раздавались команды уцелевших офицеров – Аряпова, Колесникова, Митяева, Садиленко, Бражкина… Их крики глохли в яростном шипенье сжатого воздуха. Возможно, лопнули паропроводы и оба турбинных отсека превратились в адские котлы, наполненные раскаленным паром. Оглушенные, искалеченные сдвинутыми механизмами и рухнувшими приборными стойками, обожженные паром и вольтовыми дугами, они уходили в самые дальние кормовые отсеки, унося с собой тех, кто уже не мог держаться на ногах. Все это мы знаем почти доподлинно – из записки капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова, принявшего на себя командование остатками экипажа.
Что творилось в центральном посту, во втором отсеке в отпущенные судьбой 135 секунд после первого – «малого» – взрыва, теперь не скажет никто.
Единственное, что успели в центральном посту, – это продуть балластные цистерны правого борта (левый был поврежден). Но это ничем помочь уже не могло.
Все стихло. Стылая тишина и кромешная тьма… Фосфорически светятся только циферблаты глубиномеров. Черные стрелки застыли на отметке 108 метров.
Посвечивая себе гаснущим аккумуляторным фонарем, капитан-лейтенант Колесников пишет список оставшихся в живых. Пока в живых:
– Старшина 2-й статьи Аникеев.
– Я.
– Матрос Кубиков.
– Я.
– Матрос Некрасов.
– Я…