Глава 13 ДЕНЬ ДИГА

Глава 13

ДЕНЬ ДИГА

Это было воскресенье, 11 марта 1945 г.

Лес и я шли к комнате инструктажей.

– Это забавно, – сказал он, – но воскресенье для нас удачный день для полетов. Мы летали по воскресеньям больше, чем в любой другой день.

Почти каждый встречный приветствовал нас: «Всего наилучшего».

– Вся база, кажется, знает, что это наш последний прыжок, – произнес Лес.

Не задерживаясь в раздевалке, мы пошли прямо в комнату инструктажей. Когда мы дошли до двери, я сказал:

– Лес, скрести свои пальцы.

– Да. Быстро дай мне сигарету.

Мы сделали паузу и закурили.

На стене в комнате для инструктажей красная ленточка вела прямо в сердце Рура. Мы подошли ближе и увидели, что целью был Эссен.

– Могло быть хуже, – заметил Лес.

Мы сели за стол, и Лес стал наносить схему курсов на свою карту в меркаторской проекции. Комната для инструктажей начала заполняться. Пришел Диг, посмотрел на карту, обернулся, ища нас взглядом, состроил гримасу и вышел. Его глаза были красными, словно он не спал.

Вошел Никки и вздрогнул, когда увидел, что целью был Эссен. Он подошел к нам:

– Как ты, Майк?

– В порядке. А как дела у тебя?

Он ругнулся и присоединился к своему штурману.

Для основного инструктажа позволили войти остальным членам экипажей.

Офицер разведки начал: «Это будет крупнейший дневной налет стратегических бомбардировщиков из всех, которые когда-либо видел свет».

Мы начали наш тур с самого большого дневного налета и заканчивали им же.

Экипажам сообщили, что более тысячи бомбардировщиков сбросят на этот район пять тысяч тонн бомб. Налет должен продлиться полчаса, его целью было стереть с лица земли уже поврежденные заводы Круппа и полностью разрушить транспортную систему. Поток будут сопровождать двести «Спитфайров» и «Мустангов». Руководство атакой должно осуществляться с бомбардировщика наведения, поскольку ожидалась облачность, предполагалось использовать синие сигнальные ракеты. В том случае, если никаких ракет не удастся увидеть или с бомбардировщика наведения будут поступать противоречивые указания, бомбометание следовало выполнить при помощи системы GH и выпустить сигнальные ракеты для летевшего сзади самолета. Время «Ч» – время появления над целью первого самолета – 15.00. Наша эскадрилья летела почти в самом конце и должна была сбросить бомбы во время «Ч» плюс двадцать пять минут.

После специальных инструктажей, проведенных руководителями соответствующих служб, вперед вышел Викарий. «Так, парни, честь быть лидером эскадрильи предоставляется экипажу флайт-лейтенанта Кленнера. Это его последний вылет, после которого их экипаж станет первым в группе, который совершил сорок вылетов в ходе своего первого тура». Раздался шквал рукоплесканий. «Я уверен, что все мы желаем ему всего наилучшего, – продолжил Викарий, – и, парни, разнесите Эссен». Он уже собирался покинуть помост, когда вспомнил еще кое-что. «Между прочим, днем здесь будут некоторые важные шишки из штаба группы, так что покажите им хорошее шоу, когда будете возвращаться».

Это сообщение было встречено взрывом завываний.

Автобус привез нас на стоянку «Кей-Кинга». На камуфлированном, коричнево-зеленом фюзеляже красовалась белая надпись мелом «2 на очереди». Пол начал стирать число, чтобы его можно было заменить на «1». «Сотри это все, – сказал Диг. – Мне с самого начала это не нравилось».

Вокруг стояли Джок и наземный экипаж «Эй-Эйбла», так же как и наземный экипаж «Кей-Кинга». Плексиглас был отполирован до блеска, пулеметы заряжены и готовы к применению.

Диг собрал Джока и его людей в небольшой круг. «Сегодня вечером, – сказал он, – мы все идем и напиваемся. Это за наш счет». Наземный экипаж одобрительно загудел. «Если любой из вас ко времени закрытия останется на ногах, – заявил он, – то я захочу узнать почему».

Подъехал штабной автомобиль, и из него вышли Викарий и груп-каптэн. Они стояли и разговаривали с нами, пока не пришло время подниматься на борт, а затем пожелали нам удачи.

Когда «Кей-Кинг» выруливал на старт, Диг играл рычагами дросселей. «Сегодня, красавец, я буду знать, как с тобой обращаться», – произнес он.

В начале разбега он передвинул вперед два левых рычага дросселей, а потом стал потихоньку двигать два правых. «Кинг» двигался прямо и точно по взлетно-посадочной полосе.

В точке, где поток пересек линию фронта, это выглядело так, что он направляется к цели в Северо-Восточной Германии, но затем он внезапно повернул на юго-восток и начал заход на Эссен.

Зенитная артиллерия начала бить сквозь облака, но я чувствовал себя совершенно беззаботно; мне в моем отсеке было столь же удобно, как в кресле дома.

Бомбардировщика наведения не было слышно, но впереди плыли синие сигнальные ракеты. Лес доложил, что система GH неработоспособна, и это означало, что мне придется бомбить, ориентируясь по сигнальным маркерам.

– Мне всегда говорили брать самый дальний маркер с наветренной стороны, – сказал я Дигу с энтузиазмом. – Так я возьму его?

– Проклятье, берите любой маркер, – ответил он. – Избавьтесь от них.

Я выбрал маркер, дал команды по корректировке курса и, когда горящее синее пятно подошло к бледно-оранжевому перекрестью, нажал на кнопку сброса. Тринадцать тысяч фунтов бомб ринулись вниз, и, когда «булочки» вышли, самолет подбросило вверх.

Никаких задержек. «Закрой бомболюк, Диг».

Затем случилось невероятное. Хаотично летевшие «Ланкастеры» нашей эскадрильи начали выстраиваться за хвостом «Кинга». Это был первый раз, когда мы возвращались обратно в строю.

Миновав линию фронта, пилоты включили передатчики, и полились поздравления.

Всю дорогу домой эскадрилья летела позади «Кей-Кинга» безупречной колонной звеньев по три самолета. Диг вызвал по радио контрольно-диспетчерский пункт:

– Говорит «Кей-Кинг». Аэродром 1500.

Ответила не девушка из WAAF, а Викарий.

– Отличная работа, «Кей-Кинг», – сказал он.

Затем заговорила девушка:

– «Кинг» заходите на посадку.

– «Кинг» готовится к приземлению, – ответил Диг.

Самолеты у нас на хвосте отворачивали влево и вправо, а «Кинг» продолжал лететь по прямой до тех пор, пока не начал плавный разворот влево, заходя на посадку с подветренной стороны.

В последний раз Диг и Рей проводили рутинную процедуру посадки, повторяя друг за другом стандартные фразы, которые было приятно услышать всегда, но сегодня особенно. Выпустить шасси, закрылки наполовину, на глиссаде, закрылки полностью, обороты 2850. Подходя к взлетно-посадочной полосе, Диг преднамеренно заходил с превышением, и «Кинг» несся над сельской местностью на высоте приблизительно пятнадцати метров. Он хотел пройти как можно ближе к стоянке «Эйбла», которая находилась около ближнего конца взлетно-посадочной полосы. Там мы могли увидеть Джока и его парней, которые подпрыгивали и махали нам. Теплота их приветствия очень трогала.

Колеса «Кинга» коснулись полосы, и Рей резко передвинул назад рычаги дросселей. Самолет замедлился и остановился. «Отличное шоу», – произнес спокойно Лес, но никто больше не произнес ни слова.

Когда мы рулили к стоянке, все, кто был на аэродроме, махали нам руками. На стоянке Диг и Рей один за другим выключили двигатели, и наступила тишина. Нас уже ждал автобус. «Викарий действительно позаботился о нас», – заметил Джордж.

Мы кое-как погрузились в автобус, шофер захлопнул дверь и побежал на свое место. У него был приказ доставить нас на доклад как можно быстрее.

Никто ничего не произнес во время этой короткой поездки. Мы сидели на двух многоместных нераздельных сиденьях лицом друг к другу. Я был напротив Дига. Его фуражка была сдвинута на затылок, и я никогда не видел человека, выглядевшего таким счастливым. Он в свою очередь внимательно смотрел на каждого из нас, словно пытаясь навсегда запечатлеть этот момент в своей памяти. Он не говорил, но улыбался так, что его скулы, должно быть, болели.

Высадившись из автобуса, мы поняли, почему нас так срочно доставили сюда. Вокруг собрались не только старшие офицеры штаба авиагруппы, но и шумная толпа газетных репортеров и фотографов.

Викарий суетился, словно курица-наседка. «Интервью после доклада», – заявил он прессе.

Спустя несколько минут мы оказались перед репортерами, и Диг уже больше не выглядел настолько счастливым. Отвечая на вопросы, он говорил так, словно каждое слово было ненадежным агентом, который мог повернуться и плюнуть ему в лицо. Диг периодически пытался переадресовать вопросы репортеров Лесу и мне, но их не интересовали наши рассказы. После серии вопросов, которые направляли Дига, словно собака-поводырь, репортеры отпустили его, и мы пошли фотографироваться.

уьз1

Я позвонил Одри, которая сказала:

– Прекрасно! Приезжай поскорее, как только сможешь.

Я ответил ей, что обещал отпраздновать с экипажем и наземной командой «Эйбла».

– Но я думала... – начала она, а затем замолчала.

Я сказал, что сожалею и увижу ее сразу же, как только празднование будет закончено. Но пока я говорил это, то чувствовал, что мои слова ранили ее, и это делало меня несчастным, потому что лояльность к экипажу входила в противоречие с моими эмоциями. Я любил ее.

Пуговицы моей парадной формы, которую я не надевал в течение многих месяцев, покрылись зеленоватым налетом. Отполировав их, я отправился в столовую, чтобы выпить. Никки сидел там у огня и потягивал пиво. Он не сказал «Поздравляю» или что-нибудь в этом роде, лишь спросил: «Вернешься для второго тура, Майк?»

Я ответил, что конечно, и он одобрительно кивнул. Ни один из нас не мог представить свою жизнь без полетов.

В деревенском пабе Диг купил первую партию порций спиртного, Лес оплатил вторую, я – третью, а затем я потерял счет. Мы, а также наземный экипаж пили за Леса, потому что сегодня был его двадцать третий день рождения.

Я припоминаю высказывание Дига, что, вероятно, мы не сможем выполнить второй тур над Европой, но не желаем ли мы быть его экипажем во время тура над Японией? Мы согласились. И каждый поклялся: что бы не произошло, мы будем поддерживать контакт друг с другом всю оставшуюся часть наших жизней.

Одри вернулась в Ливерпуль, а наш экипаж получил отпуск. Диг и Гарри на короткое время приехали в Гануик-Корнер, и скоро мои родители начали беспокоиться. Запасы месяцами аккуратно копившегося масла и другой еды были разбазарены за несколько приемов.

Однажды мой отец спросил Дига: «Должно быть, были времена, когда вы довольно сильно переживали».

Диг на мгновение задумался. «Да, были, – сказал он. – В нашем последнем вылете на «Эйбле» я чувствовал волнение и напряжение, но затем, когда мы возвращались, старина Майк кое-что сказал насчет своей стрижки, и после этого все встало на свои места».

Еще раньше, когда мы не летали вместе, Диг объявил, что у него лучший экипаж в Бомбардировочном командовании, и теперь, когда наш тур был закончен, он говорил то же самое. Что касается меня, то я получил доказательство, которое хотел получить. Я понятия не имел, что это было доказательство, которое со временем потребует наказания.

Во время нашего отпуска союзнические войска форсировали Рейн и как лесной пожар распространялись по Германии. Эскадрилья большую часть времени находилась на земле, поскольку едва экипажам сообщали о какой-то цели, как она была захвачена и оккупирована.

Вернувшись из отпуска, мы узнали, что приказ, устанавливавший для экипажей первый тур из сорока вылетов, был отменен вскоре после того, как мы совершили наш последний вылет. Их число снова вернулось к тридцати. И мы, казалось, получили уникальную привилегию стать единственным экипажем в эскадрилье и, возможно, в группе, который закончил свой первый тур из сорока вылетов.

Затем Гарри, Джордж и я были направлены в Кеттерик[125] для оценочного собеседования. Оттуда Гарри послали в бессрочный отпуск, Джорджа направили на курсы инструкторов бортрадистов, а я был отправлен на аэродром на Англси[126] ждать вакансию на курсах инструкторов бомбардиров. Я все еще ждал, когда пришла новость, что Германия капитулировала и война в Европе закончилась.

Экипажи эскадрильи теперь выполняли гуманитарные полеты, помогая бывшим военнопленным вернуться домой, а также перевозя партии сухопутных штабистов, чтобы показать им опустошенные главные города Германии. Затем наступил мир во всем мире[127]. Практически сразу эскадрилья была расформирована, и кто-то, полагавший, что прошлого не вернуть и нет никакого смысла в хранении отчетов о вылетах или об инструктажах экипажей, сжег документы эскадрильи. Это было время смотреть в будущее, и, казалось, не было никакой надобности в хранении того, что было не чем иным, как воспоминаниями о том, что, вероятно, должно было стать последней мировой войной.

Люди и самолеты были рассеяны по различным аэродромам по всей стране.

От кого-то я узнал, что Диг был награжден DFC, а Джордж и Лес получили DFM[128].

Спустя девять месяцев после того, как мы закончили наш тур, «Эйбл» был отправлен в металлолом. К этому времени Диг вернулся в Австралию, экипаж полностью распался, и никто не помышлял предложить встретиться снова.

Иногда происходили случайные встречи с людьми, служившими в нашей эскадрилье, и однажды я увидел летчика, с которым был едва знаком. Я остановил его на улице, мы проговорили несколько минут, и я спросил, не знает ли он что-нибудь о Никки. Сначала он никак не мог вспомнить, кем был Никки, и лишь после того, как я описал его, на лице летчика отразились воспоминания. «Я знаю, кого вы имеете в виду», – сказал он.

Затем он сообщил мне, что Никки и весь его экипаж участвовали в последнем боевом вылете, выполненном нашей эскадрильей. Сразу после взлета двигатели их самолета потеряли мощность, он задел крылом землю и разбился. Все находившиеся на его борту мгновенно погибли.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.