Казаки и промышленники выходят на побережье Охотского моря

Казаки и промышленники выходят на побережье Охотского моря

Москвитин не только первым из русских вышел на побережье Тихого океана, открыл Охотское море — ему довелось первому увидеть Шантарские острова, и он привез в Якутск первые достоверные сведения об Амуре. Для одного человека это более чем достаточно, и Москвитину по праву принадлежит одно из первых мест в истории землепроходчества.

И. Забелин «Встречи, которых небыло»

В 30-х гг. ХVІІ в. русские казаки и промышленники, базируясь на Ленских острогах и зимовьях, в поисках «новых землиц» двинулись и морской дорогой на восток от устья Лены, и прямо на восток по сухопутью, и на юг по Лене и ее правым притокам. От местных племен до них доходили смутные слухи о том, что на востоке простирается огромное море, а на юге за хребтами течет широкая, полноводная река «Чиркол, или Шилкор» (ясно, что речь шла несомненно о реках Шилке и Амуре).

11 января 1636 г. томскиий казачий атаман пятидесятник Дмитрий Епифанович Копылов, служилый человек Фома Федулов и енисейский подьячий Герасим Тимофеев подали томскому воеводе князю Ивану Ивановичу Ромодановскому челобитную, в которой утверждали: что знают дорогу «на реке Сивирюю, а живут на той реке тунгусы многие… а на тебя государь, ясака с тех тунгусов не имывано, и служилые твои государевы люди в тех землицах не бывали» (30, с.24). Челобитчики просили князя отпустить их на эту реку и снабдить экспедицию оружием и продовольствием.

Воевода послал с Копыловым в поход 10 конных и 40 пеших казаков. В 1637 г. Копылов привел отряд, в составе которого были даже подьячий и кузнец «для пищальных поделок и для всяких судовых дел» (32, с.21), из Томска в «Ленскую землицу». Наверное, в Якутске никто не мог указать Копылову дорогу к этой таинственной реке, на берегах которой можно было добыть много «мягкой рухляди». Как ни странно, но направление атаман выбрал правильное.

Весной 1638 г. отряд Копылова со взятым из Якутска переводчиком-толмачом Семеном Петровым по кличке Чистой спустился по Лене до устья ее правого притока Алдана, а затем пять недель на шестах и бечевой поднимался вверх по нему. В конце июля в 100 верстах выше устья р. Маи, правого притока Алдана, Копылов поставил Бутальское зимовье и объясачил окрестных эвенков и якутов. Это зимовье стало базой для формирования разведывательных отрядов по поиску пути к неведомым морю и рекам.

Именно там, в Бутальском зимовье, были получены самые ранние сведения о существовании в низовьях р. Чиркол, впадающей в море, «серебряной горы» (горы Оджал). А ведь на Руси в ту пору ощущалась острая нехватка серебра. Именно поэтому на поиски этой горы решено было в конце 1638 г. отправить с Алдана специальную экспедицию.

Поздней осенью 1638 г. Копылов направил к верховьям Алдана отряд казаков с целью разыскать таинственный «Чиркол», но нехватка продуктов заставила посланных вернуться. Из расспросов местных жителей казаки узнали, что за горным хребтом Джугджур находится большое море. Возникла идея отправки экспедиции к устью Чиркола по этому морю.

В мае 1639 г. Копылов отправил на разведку пути к неведомому морю отряд из 19 томских и 11 красноярских казаков во главе с томским казаком Иваном Юрьевичем Москвитиным. В составе отряда был казак Нехорошко Иванович Колобов, который позже в январе 1646 г., как и Москвитин, представил «скаску» о своей службе в отряде Москвитина. Из этих «скасок» мы и знаем, как был открыт путь к Охотскому морю.

Приведем строки из «скаски» казака Нехорошко Иванова сына Колобова:

«В прошлом де во 147 году (1639 г. — М.Ц.) с Алдана реки из Бутанского острожку посылал на государеву службу томской атаман Дмитрей Копылов томских служилых людей Ивашка Юрьева сына Москвитина да их, казаков, с ним тритцать человек на большое море окиян, по тунгускому языку на Ламу. А шли они Алданом вниз до Маи реки восьмеры сутки, а Маею рекою вверх шли до волоку семь недель, а из Маи реки малою речкою до прямого волоку в стружках шли шесть ден, а волоком шли день ходу и вышли на реку на Улью на вершину, да тою Ульею рекою шли вниз стругом плыли восьмеры сутки и на той же Улье реки, зделав лодью, плыли до моря до устья той Ульи реки, где она впала в море, пятеры сутки. И тут де они, на усть реки, поставили зимовье с острожком» (31, с.51).

Вскоре после того, как отряд Москвитина в июне 1639 г. вышел на р. Маю, выяснилось, что среди тунгусов, сопровождавших казаков в качестве «вожей», есть две женщины, которые уже бывали в Приамурье. Они первыми и сообщили казакам, что нижнюю часть р. Чиркол называют еще «Омуром», или «Амуром». Так впервые русские узнали это новое название — «Амур», и впоследствии известный географ голландец Н. Витсен назвал его «московским словом» (33, с.18).

Дорога по незнакомому новому маршруту была трудной и опасной. Прилагая немалые усилия, казаки протащили лодки по мелким рекам. В пути казакам не раз приходилось бросать старые и строить новые струги и ладьи, преодолевая волоки и водопады на горных участках рек. Это был поистине путь в неизвестность.

Из Бутальского зимовья казаки поплыли на дощанике — речном плоскодонном парусно-гребном судне, корпус которого был сбит из досок. При подъеме по Мае казаки шли в основном бечевой, но используя и весла, и шесты. Из Маи они поплыли по небольшой и мелкой р. Нудыми, впадающей в Маю слева (близ 138° 20 в.д.). В ее устье казаки оставили дощаник, на котором плыть далее было нельзя, видимо из-за его большой осадки. Они построили два струга и продолжили подъем вверх по реке. Далее путь шел по сравнительно короткому перевалу на открытом ими хребте Джугджур, отделяющем речную систему Лены от рек, текущих в Охотское море.

На перевале им пришлось бросить струги. В верховьях притока Ульи они построили новый струг и спускались на нем до водопада. Здесь они оставили струг и ниже водопада изготовили байдару, лодку, вмещавшую до 30 человек, которую Колобов назвал «лодьей».

Так в августе 1639 г. отряд Москвитина впервые вышел к морю, которое назвали Ламским (от тунгуского слова «лама»— большая вода, теперь Охотское море). Русские казаки и промышленники в своем неудержимом стремлении двигаться по бескрайним просторам Сибири на восток, навстречу солнцу, наконец дошли до побережья дальневосточных морей.

У устья Ульи казаки Москвитина выстроили несколько изб, огородили их изгородью из сплошного ряда заостренных вверху бревен и окопали рвом. Этот небольшой острог стал первым известным в истории поселением русских на дальневосточном побережье.

Началось знакомство казаков с дальневосточной природой. Особо их поразило обилие рыбы в местных реках и соболя в прибрежной тайге. В «скасках» об этом походе содержатся самые первые сведения о тихоокеанских лососевых рыбах: кете, горбуше, кижуче, мальме. Колобов отметил в «скаске»:

«Да они ж де ис того ж острожку ходили морем на Охоту реку трои сутки, а от Охоты до Ураку одне сутки… А те де реки собольные, зверя всякого много и рыбные, а рыба большая, в Сибири такой нет, по их языку кумжа, голец, кета, горбунья, столько де ее множество, только невод запустить и с рыбою никак не выволочь. А река быстрая и ту рыбу в той реки быстретью убивает и выметывает на берег, и по берегу ее лежит много, что дров, и ту лежачую рыбу ест зверь-выдры и лисицы красные, а черных лисиц нет» (26, с.51).

По р. Улье жили ламуты или, как их называли казаки, «пешие тунгусы» (они не разводили оленей, теперь их называют эвенами), охотники и рыболовы каменного века, жившие родовым строем. Колобов описал их оружие и инструменты: «А на той де реке на Улье соболя и иного всякого зверя у них много, а бой у них лучной, у стрел копейца и рогатины все костяные, а железных мало; и лес и дрова секут и юрты рубят каменными и костяными топорами» (31, с.51).

От местных ламутов казаки узнали о том, что севернее их зимовья впадают в море реки, на берегах которых проживает сравнительно много местных жителей. Поэтому Москвитин выслал 1октября на речной лодке 20 казаков на север вдоль побережья. Через трое суток они добрались до устья р. Урак, а затем через сутки доплыли до реки, получившей название «Охота» (от эвенкского слова «акат»— река). Оттуда казаки проследовали морем далее на восток, пройдя более 500 км вдоль северного побережья моря. В ходе плавания они открыли устья нескольких небольших рек и Тауйскую губу с устьем р. Тауи.

Зимой 1639–1640 гг. в устье Ульи Мосвитин построил два небольших морских коча «по осьми сажен» (парусно-гребные суда традиционного поморского типа длиной около 17 м, предназначенные для плавания в северных морях). Это были первые русские морские суда, бороздившие дальневосточные моря.

Казаки попытались убедить эвенов добровольно платить ясак, но те отказались и сделали попытку взять острожек приступом, уничтожив его защитников. В результате было захвачено несколько аманатов — заложников, им набили на ноги колодки и посадили в «казенную избу», которую охранял один из казаков. Тогда восемь ламутских родов объединились и напали на острог в то время, когда большая часть казаков на плотбище строила кочи.

Ламуты проникли в острожек, закололи «пальмами» (ножами, привязанными к палкам) охранявшего аманатов казака. Заложники бросились к освободителям, волоча за собой колодки. В это время один из казаков убил ламутского «князца». По словам казаков, «те-де тунгусы учали над ним всеми людьми плакать». В это время к острогу подоспели казаки, бывшие на плотбище. Захваченные врасплох казаки смогли одеть куяки и бросились на нападавших. В конце концов нападение на острог было отбито, казаки захватили в плен еще семь ламутов, в том числе одного «знатного мужика» (30, с.35).

Весной 1640 г. Москвитину местный родовой вождь «учел им россказывать, что от них направо в летнюю сторону (к югу. — М.Ц.) на море по островам живут тунгусы гиляки сидя чие, а у них медведи кормленые и тех де гиляков до их приходу побили человек с пять сот на усть Уды реки, пришед в стругах бородатые люди доуры. А платье де на них азямы (то есть разнится от обычной тунгуской. — М.Ц.), а побили де их обманом: были у них в стругах в однодеревных в гребцах бабы, а они сами человек по сту и по осмьюдесят лежали меж тех баб и как пригребли к тем гиляком и, вышед из судов, и тех гиляков так и побили. А бой де у них топорки, а сами были все в куяках збруйных (своеобразных доспехах. — М.Ц.). А русских де людей те бородатые люди называют себе братьями. А живут де те бородатые люди к той же правой стороне в лето по Амуре реки, дворами и хлеб у них и лошади и скот и свиньи и куры есть и вино курят и ткут и прядут со всего обычая с русского (как и русские. — М.Ц.). И промеж их и тех тунгусов живут тунгусы свой род анатарки сидячие, недошод до устья Муры (Амура. — М.Ц.). А те де онатарки люди богатые, соболей и того зверя и оленей у них много, а торгуют с теми бородатыми доурами на хлеб, на крупу. И про серебро де сказывал, что тех же де бородатых людей у даур есть» (31, с.51, 52).

Это были одни из первых достоверных сведений о народах, обитавших на юго-западном побережье Охотского моря и по берегам устья Амура. Гиляков сидячих, то есть оседлых, сейчас называют нивхами. Выкармливание в неволе медведей связано с своеобразными местными обычаями, когда откормленного медведя убивали на торжественном празднике. Известный этнограф Л. Я. Штернберг по этому поводу заметил, что эти медвежьи праздники «играют такую же роль в социальном общении гиляцкого племени, какую некогда играли олимпийские и другие игры Греции» (31, с.54). «Бородатые доуры»— это монголовидные тунгусы. Они являлись эвенкийским племенем, смешанным с монголами.

Получив все эти сведения, Москвитин весной 1640 г. поплыл на юг, используя пленного эвена в качестве проводника— вожа. Он прошел вдоль западного берега Охотского моря до Удской губы, побывал в устье р. Уды и, обойдя с юга Шантарские острова, попал в Сахалинский залив. В устье Уды местные жители подтвердили Москвитину сведения о живших на Амуре и его притоках Чие и Омути (вероятнее всего, речь шла о Зее и Амгуни) и на островах гиляках и даурах.

Где-то на западном берегу Сахалинского залива проводник сбежал, но Москвитин поплыл далее вдоль берега до островов, на которых жили «тунгусы голяки сидячие» (10, с.152).

Многие историки географических открытий считают, что Москвитин видел небольшие острова у северного входа в Амурский лиман (теперь о. Чкалова и о. Байдукова), а также часть северо-западного берега Сахалина: «И гиляцкая земля объявилась, и дымы оказались, и они (казаки. — М.Ц.) без вожей в нее итти не смели». Эти же историки считают, что, очевидно, Москвитину удалось проникнуть и в район устья Амура. В «скаске» Колобова, по их мнению, совершенно недвусмысленно сказано, что казаки «амурское устье они видели через «кошку» (коса на взморье. — М.Ц.)» (31, с.52).

Правда, не все историки согласны с этим, и считают, что Колобов допустил ошибку, так как широкий Амурский лиман не похож на устье обычной реки. Поэтому они предполагают, что Москвитин достиг только устья р. Уды, которая впадает в Охотское море напротив Шантарских островов. А, мол, сведения о коренных жителях Амура Колобову стали известны от местных жителей побережья Охотского моря. В его «скаске» упоминались и сахалинские айны, но ведь известно, что на Сахалине Москвитин и его казаки не высаживались. Но при любой трактовке «скаски» Колобова ясно, что подвиг казаков отряда Москвитина очевиден и вызывает восхищение потомков.

Продовольствие у казаков было на исходе, и Москвитин повернул на север. В ноябре он стал на зимовку в устье р. Алдомы, не успев добраться до Ульинского острога. Только весной 1641 г. Москвитин с отрядом, перевалив хребет Джугджур, вышел на один из притоков Маи и к середине июля добрался до Якутска с большим количеством «мягкой рухляди»— соболиных шкурок.

Открытия Москвитина стимулировали интерес якутских воевод к местам на побережье Ламского моря. На основании донесений Москвитина Курбатом Ивановым были составлены первые чертежи охотского побережья. Хотя чертежи эти, вероятнее всего, не сохранились до наших дней, о них есть упоминание в челобитной Курбата от 1642 г.

Следует отметить, что Курбат Иванов, как грамотный и обладавший, видимо, общим кругозором, неоднократно привлекался для составления чертежей различных районов Восточной Сибири. После составления им первого чертежа, который упоминался выше, якутский воевода привлек его к составлению нового, охватывавшего на этот раз более обширную территорию — Лену с ее основными притоками: Витимом, Киренгой, Алданом и Вилюем, а также р. Оленек и путь к побережью Охотского моря, где к тому времени уже побывали казаки.

Для изыскания новых путей к побережью «моря-окиана» осенью 1641 г. из Оймяконского зимовья на р. Индигирке был отправлен на юг конный отряд из 18казаков и 20 якутов-проводников. Во главе отряда был казак Андрей Иванович Горелый. Разведывательный отряд проследовал, вероятнее всего, по долине Куйдусуна, левого притока Индигирки. Куйдусун берет начало недалеко от истоков р. Охоты, лежащих за перевалом через хребет Сунтар—Хаята. Далее путь шел к истокам р. Охоты, впадающей в Охотское море. Именно Горелый сообщил о пути по этой реке, которая «пала в море». Этот путь длиной 500 км казаки прошли всего за пять недель в оба конца. По этому же маршруту перемещались обычно на оленях эвены. Пожалуй, это был кратчайший путь из уже знакомых русским районов Ленского бассейна к побережью Охотского моря.

В 1646 г. Андрей Горелый рассказал в расспросных речах об этой выдающейся экспедиции: «И с той де с Омокона реки тот Михалко Стадухин посылал ево, Ондрюшку, с товарищи, с служилыми людьми, которые тут наперед их были, с осьмьюнатцатью человеки да с ним же якутов человек з дватцать коньми через горы на Охоту реку на вершины… А тех де тунгусов, ламутских мужиков, по той Охоте реки вниз к морю кочюют многие люди оленные, а ходят на тех оленях аргишами (караванами запряженных в нарты оленей. — М.Ц.). И дороги у них учинены большие пробойные. И они де по тем аргишским дорогам ходили вниз той Охоты реки к морю…

А по той Охоте реки соболя и всякого зверя много и реки рыбные. Через они ту реку на лошадях бродили, и одва лошади в той рыбе перебрели. А река быстрая и тою быстредью рыбу убивает и на берег выметывает много и по берегу той рыбы, что дров лежит. А у тех ж де ламутских мужиков по той реки юрты сидячие, как есть большие русские посады. А запасы у них все рыбные, сушеная юкола в рыбных же мешках и рыбная икра. А того де запасу у них запасают много, что русские хлебные анбары запасы, так у них той пасеной рыбы по юртам много. А ходили де они на ту Охоту реку с Омокона реки и назад шли до Омокона всего пять недель… А бой у них лучной, стрелы-копейца костяные, а бьютца на оленях сидя, что на конях гоняют. И в те поры у них, служилых людей, ранили двух человек» (31, с.55, 56).

Наступил 1645 г., и русские казаки совершили первое, отраженное в старинных документах ХVІІ в., исторически вполне доказанное плавание из устья Амура в Ламское море. В конце мая этого года, когда устье Амура освободилось ото льда, «письменный голова» (начальник воеводской канцелярии в Якутске) Василий Данилович Поярков со своими казаками после долгого и опасного плавания по Зее и Амуру и последующей зимовки в устье Амура вышли в Амурский лиман. Повернув на север, казаки прошли в Сахалинский залив. Они плыли на речных дощаниках с дополнительно наращенными «нашивами» (верхние бортовые доски наружной обшивки, увеличивавшие высоту борта лодки, ее вместимость и остойчивость), которые были построены ими из заготовленного во время зимовки леса.

Это опасное плавание по бурному неприветливому морю продолжалось три месяца. Казаки плыли вдоль берега, обходя «всякую губу». Во время шторма дощаники отбросило к какому-то большому острову (скорее всего, это был один из Шантарских островов). В начале сентября суда вошли в устье Ульи. Здесь в острожке, основанном в 1639 г. Москвитиным, Поярков остался зимовать.

Ранней весной следующего года отряд Пояркова, оставив в Ульинском зимовье 17 казаков во главе с Ермилом Васильевым, проследовал на нартах и лыжах до верховьев р. Маи. Там были построены лодки, на которых по Мае, Алдану и Лене казаки возвратились в Якутск, совершив труднейшее путешествие по речным, морским и сухопутным маршрутам общей протяженностью 8 тыс. км и потеряв почти две трети отряда. Причем путь их проходил по совершенно неизведанным землям Сибири и Дальнего Востока (18, с.300).

Летом 1646 г. из Якутска на побережье Ламского моря был послан отряд казаков, состоявший из 40 человек, в числе которых был и Алексей Филиппов. Возглавил отряд десятник Семен Шелковник. В качестве проводника с отрядом шел ламский (охотский) предводитель эвенского племени «аломунский князец Чюна», который ранее приходил на Оймякон и был доставлен в Якутск, где дал ценные показания о р. Охоте.

Путь отряда в основных чертах повторил маршрут Московитина. Перевалив хребет Джугджур, отряд по небольшой речке Сикше спустился к Улье. Казаки срубили зимовье прямо в устье Сикши, название которой связано с обилием на ее берегах ягод шикши, или вороники. До побережья Ламского моря отряд добрался по Улье только весной. В ее устье к Шелковнику примкнули казаки Ермила Васильева, оставленные там Поярковым. От устья Ульи казаки перешли к устью р. Охоты (эвены называли реку Ахоть) и там, сломив сопротивление местных эвенов, в трех километрах от устья поставили острог, где объединенный отряд в составе 54 человек перезимовал.

Вот это зимовье в устье Охоты и стало впоследствии центром, откуда шло освоение всего побережья. И это было не случайно. Устье Охоты расположено в середине низменного участка побережья. В первой половине XVII в. именно этот район был более всего заселен местными племенами. Известно и то, что этот район был богат рыбой. Фактически, это была ключевая позиция на побережье Ламского моря. И вот по мере того, как возрастало экономическое и политическое значение Охотска, как центра огромного края, все чаще и море стали называть Охотским, что и закрепилось в конце концов на географических картах.

В июне 1648 г. отряд из 26 казаков под начальством Ермила Васильева и Алексея Филиппова на построенных в устье Охоты двух кочах вышел в море и направился на восток. Кочи подошли к устью р. Ини и зашли в лагуну, в которую впадает река. Там им пришлось выдержать нападение ламутов. Пять дней провели казаки на Ине, но, заметив, что эвены вновь собираются напасть на их лагерь, ушли в море.

В море суда попали в шторм и поврежденные кочи выбросило на полосу галечникового берега. Когда шторм несколько утих, то казаки, починив суда, снова вышли в море. Они прошли далее на восток мимо Каменного мыса (полуостров Лисянского) и далее за сутки добрались до бухты Мотыклейской (у западного берега Тауйской губы, на побережье которой сейчас расположен г. Магадан). Казаки наблюдали вдалеке острова Спафарьева, Талан и др.

В устье р. Мотыклеи (вернее, их две — Большая и Малая) казаки прожили три года. И здесь мотыклейские эвены отказались добровольно платить ясак. Начались стычки, в ходе которых казаки захватывали аманатов, чтобы заставить эвенов платить ясак.

15 апреля 1649 г. эвены подожгли зимовье, но казаки и на этот раз вышли победителями и захватили много ламутского оружия. Казаки временами голодали, так как эвены мешали им ловить рыбу, надеясь избавиться от пришельцев. Только 15 июля 1651 г. Алексей Филиппов с товарищами возвратились на Охоту.

А там мирные отношения с эвенами налаживались с трудом. Семен Шелковник направил гонца в Якутск и просил прислать на помощь человек 100 казаков, обещая, что если начнут эвены платить ясак, то в «ясачном сборе будет прибыль многая». Новый отряд казаков во главе с Семеном Епишевым был послан на Охоту в июле 1650 г., но добраться до Охотского зимовья посланные сумели только 3 июня 1651 г. Когда кочи Епишева подошли к устью реки, то, по его словам, их встретило до тысячи эвенов, которые преградили казакам путь в реку. Епишев прорвался в Охоту и нашел в фактически осажденном зимовье 20 казаков, исхудалых и больных цингой. Среди них уже не было Семена Шелковника, который скончался еще в 1648 г.

Семен Епишев научил цинготных больных, как приготавливать хвойный настой, принял от целовальника отряда Шелковника собранную за четыре года в качестве ясака «мягкую казну» и продолжил переговоры с «лучшими мужиками» эвенов о добровольной сдаче ясака в дальнейшем. Все это сопровождалось новыми стычками во время походов казаков вверх по рекам Охоте и Кухтую для сбора ясака.

В марте 1652 г. Епишев отправил в Якутск весь собранный ясак, выделив для сопровождения «мягкой казны» отряд из 22 казаков. В его состав вошел и Алексей Филиппов. Там он сообщил о своем морском походе — втором (после казаков Москвитина) документально доказанном плаваниии русских вдоль северного побережья Охотского моря.

А главное, Филипповым была составлена и представлена властям «Роспись от Охоты реки морем итти подле землю до Ини и до Мотыхлея реки и каковы где места, и сколько где ходу, и где каковы реки и ручьи пали в море, и где морской зверь ложится и на которых островах» — первая лоция северного побережья Охотского моря, в которой были описаны берега на протяжении 500 км— от р. Охоты до Тауйской губы (30, с.22). Именно в ней было впервые отмечено наличие у устья небольших рек этого региона перекрывающих их песчаных кос («кошек»). По этой лоции можно определить скорость движения казацких судов на веслах: кочи проходили «своею силою» за день 20–25 км.

В лоции было указано, богата или бедна река рыбой, есть ли на реке туземные становища, и, что особо важно, расположение моржовых лежбищ: «От речки Маши виден моржовый мыс Мотосу, а на нем — лежбища моржей на протяжении двух верст… Много моржей на островах против устья Мотыклеи» (30, с.53).

Филиппов отметил, что на Охотском море возможен «звериный зубной промысел», то есть добыча моржовых клыков. В конце концов промысел «рыбьего зуба» на побережье Охотского моря начался в полной мере. Сейчас можно отметить только печальный факт: в водах Охотского моря не сохранилось ни одного моржа, все они уничтожены из-за добычи ценных клыков. Теперь моржи обитают на Тихом океане лишь у берегов Чукотки, да и там их осталось совсем немного.

Трудно складывалась судьба русского острога на Охоте. В 1655 г. на замену Епишеву был направлен из Якутска боярский сын Андрей Булыгин. Когда он со своим отрядом добрался до устья Ульи, то, к своему удивлению, именно там встретил Епишева. Оказалось, что эвены все же сожгли Охотский острожек и служилые люди все перебрались на Улью. Булыгину пришлось с боем пробиваться вновь на Охоту и ставить там новый острог. В течение всего своего пребывания на Охоте до 1659 г. он продолжал укреплять и защищать этот важный опорный пункт Руси на тихоокеанских берегах.

Вскоре началось изучение и самого северного участка побережья Охотского моря. Из Анадыря в конце зимы 1651 г. отправился на лыжах и нартах на юг к р. Пенжине, впадающей в Пенжинскую губу Охотского моря, отряд известного землепроходца Михаила Васильевича Стадухина. В бассейне Пенжины казаки встретили новый для русских народ — коряков («коряцких людей»). 5 апреля 1651 г. отряд достиг устья р. Алкея (теперь Оклана), правого притока Пенжины. Там стояло укрепленное корякское селение, и казаки овладели им. С большим трудом добывая лес, Стадухин и его казаки построили лодки (вероятнее всего, байдары), годные для плавания по морю. Местные коряки сообщили им, что за морем есть р. Гижига, где и лес есть, и соболя много.

От устья Пенжины Стадухин отправился на р. Гижигу, впадающую в Гижигинскую губу того же моря. Там он поставил острог и перезимовал, отбивая все время нападения воинственных коряков. Правда, до него на Гижиге уже побывал во главе отряда из 35 казаков Иван Абрамович Баранов. Именно последний прошел по притоку Колымы р. Омолон до ее верховьев и перевалил в долину реки, принадлежавшую уже бассейну Гижиги, и по ней спустился к морю. Таким образом, Баранов открыл путь, связывавший Колыму с побережьем Охотского моря.

Но вернемся к Стадухину и его отряду. Летом 1653 г. Стадухин со своими казаками покинул Гижигу и продолжил плавание вдоль побережья. Они проследовали вдоль западного побережья залива Шелихова и в конце лета дошли до устья р. Тауи. Так впервые были прослежены с борта судна около 1000 км северного побережья Охотского моря. На берегах Тауйской губы жили тунгусы, но и тут сбор ясака сопровождался стычками и захватом аманатов.

В устье р. Тауи Стадухин построил острожек и провел там около четырех лет, собирая ясак с окрестных жителей и охотясь на соболей. Только летом 1657 г. он отправился на запад вдоль побережья и добрался до устья Охоты, где уже был русский острог. Оттуда путь его лежал в Якутск, куда он и прибыл кратчайшим путем через Оймякон и Алдан летом 1659 г. Стадухин составил чертеж своего пути во время морского плавания вдоль побережья Охотского моря (34, с.46).

Так ценою неимоверных усилий, жертв и тяжких трудов завершилось в основном открытие русскими казаками и промышленниками всего побережья Охотского моря, кроме западного побережья Камчатки, которое было обследовано уже позже в самом конце ХVІІ и в начале ХVІІІ в.

Важно, что казаки обследовали и нашли наиболее короткие и удобные пути на побережье Охотского моря из Якутска. Все эти пути шли по притоку Лены Алдану и его притоку Мае, на которой в середине ХVІІ в. поставили Майское зимовье. Отсюда можно было «осенним путем» проехать «налегке» на оленях за четыре недели до р. Уди к морю. Всего же на проезд с устья Алдана до побережья моря требовалось три месяца.

Другой путь вел вверх по р. Мае до Волочанки. Там начинался Ульский волок, который проходили «грузными нартами», то есть с грузом на нартах, за 8—14 дней и достигали р. Сикши, впадающей в Улью, а затем по Улье спускались к Охотскому морю. Уже отмечалось, что плавание по Улье было не простым из-за порогов. Казаки отмечали, что «река вельми быстра, и убойных мест по ней много». Так в 1651 г. судно Семена Епишева «бросило на камень… среди Ульи реки», «только чуть живых бог вынес». Несколько ранее судно Семена Шелковника разбило у Большого Бойца камня. От Майского зимовья до моря можно было по Улье дообраться за восемь недель.

Во второй половине ХVІІ в. наиболее часто пользовались путем, ведшим с Маи на Охоту. Он шел вверх по Мае до устья р. Юдомы, далее вверх по Юдоме — до устья Горбицы. Там начинался волок по названию «Юдомский крест», ведший на р. Блудную, приток р. Урак, или непосредственно на Урак, где находилось «Урацкое плотбище», на котором строились суда. С Урака было два пути: волоком на Охоту и второй вниз по Ураку до моря, откуда до устья Охоты было по подсчету академика Гмелина (ХVІІІ в.) 10–15 верст.

Длительность пути и трудность перевала через Юдомский крест часто определяли использование более короткого, но не менее трудного сухопутного пути из Якутска через Амгу (Амгинская переправа) и Алдан (Бельская переправа) на Юдомский крест и далее на Урак. С Бельской переправы начинались, по выражению Гмелина, «поразительные горы, через которые проехать невозможно на телегах, приходится поклажу перевозить на вьючных лошадях и оленях» (6, с.135, 136). «Вообще о сей дороге объявить можно, что она… столь беспокойна, что труднее проежжей дороги представить нельзя, — пишет исследователь Камчатки С.П. Крашенинников (ХVІІІ в.), — ибо она лежит или по берегам рек, или по горам лесистым; берега обломками камней или круглым серовиком так усыпаны, что тамошним лошадям довольно надивиться нельзя, как они с камня на камень лепятся» (35, с.529). На эту дорогу от Якутска до моря тратили немного более месяца, и к началу ХVІІІ в. она стала основной. Ее протяженность равнялась немногим более 800 верстам. Безусловно, такие тяжелые дороги требовали от казаков и промышленников неимоверной затраты энергии и сил для их преодоления.