Трагический провал

Трагический провал

Затем меня настигает еще один тяжелый удар судьбы.

Во время осмотра раненых в Порхове мой взгляд внезапно падает на молодого солдата, у которого с правой стороны шеи видна ужасная пульсирующая опухоль. Отекшее лицо обезображено. Он сидит на кровати прямо. Раненому не хватает воздуха. Он задыхается. Должно быть, правая сонная артерия пробита где-то глубоко внизу, поскольку на шее образовалась аневризма размером с детскую головку. Парень того и гляди задохнется. На коже, выше аневризмы, в самой верхней точке пульсирующей опухоли, уже образовалась темно-коричневая зона. В этом месте из-за длительного давления оболочка сильно повреждена, истончилась, того и гляди прорвется.

– Боже мой, вы это видели? – еле слышно шепчу я коллегам.

Снова выбор между жизнью и смертью. К несчастью, у бедняги еще прострелена спина с правой верхней стороны, из грудной полости течет гной. Шансов спасти его с помощью хирургического вмешательства не больше одного против тысячи, а может, и того меньше. Солдат слегка приподымает голову, широко открывает глаза и пристально смотрит на меня, в его взгляде отражается смертельный страх.

Затем он слегка подается вперед, с неимоверными усилиями пытаясь что-то сказать:

– Господин… ка-питан.

Я вздрагиваю от ужаса – знакомый голос! Снова вглядываюсь в обезображенное лицо и только теперь узнаю того, кто лежит здесь передо мной: это Густель, это ему так досталось.

– Густель, Густель, это ты?

У меня подкашиваются ноги, но я стараюсь сохранить самообладание и сразу четко и ясно говорю ему:

– Надо оперировать, Густель. Слышишь? Оперировать прямо сейчас.

Он только кивает, закрывает глаза и полностью вверяет нам свою судьбу.

Речь идет о спасении его жизни. Я должен оперировать, хотя не может быть никаких сомнений, что сейчас по моей новой методике оперировать нельзя. С правой стороны аневризма охватывает весь нижний шейный отдел и свисает, выпучившись над грудиной, точно огромный, пульсирующий зоб. Сверху она доходит до самой скулы и позвоночника. Я собираюсь начать с местного обезболивания, затем кто-нибудь из коллег сделает общий наркоз с подачей кислорода, только нужно держать респиратор наготове, еще неизвестно, что произойдет: в конце, когда мы будем освобождать доступ к дуге аорты, плевра с левой стороны может разорваться. К счастью, в госпитале есть респиратор. Между тем повсюду разлетается новость, что я берусь за этот безнадежный случай. Приходит новый командир нашей медико-санитарной дивизии вместе с Форстером и Шмидтом понаблюдать за операцией. Узнав, что пациент – Густель, они лишаются дара речи и впадают в ступор. Мы все отдаем себе отчет в том, что опасность чрезвычайно велика, а шансов на спасение почти нет.

Все готово. Местная анестезия всей зоны, включая верхнюю часть грудины, завершена. Ассистент проводит дополнительный общий наркоз. Мы ждем. И думаем – каждый о своем.

Затем я беру в руку скальпель и делаю дугообразный лоскутный разрез над обеими ключицами. С левой стороны рана широко открывается, второе и третье ребро быстро выводятся наружу, поскольку мне нужно получить доступ к дуге аорты. Мы освобождаем место. Густель дышит спокойно. Нам удается сохранить плевру и отодвинуть ее в сторону. Проникая все глубже внутрь, я нащупываю в средостении дугу аорты, а затем, ведя палец вверх, чувствую пульсацию огромного сосуда. Это мощная безымянная артерия, которая есть только с правой стороны, Arteria anonyma, размером с большой палец. Надо перевязать ее, потому что из нее выходит правая поврежденная сонная артерия.

Тут я останавливаюсь: в жизни не видал такой огромной артерии! В диаметре шире большого пальца руки взрослого мужчины и находится под мощным давлением. С большим трудом ее удается обхватить. С помощью натяжения и закручивания концов петли, в конце концов, мы временно перекрываем огромный сосуд. Выше зажима я пока ничего не трогаю, поскольку прямо поперек сонных артерий проходит большая вена; ее нельзя повредить. Простая мелочь, которая могла бы сыграть решающую роль. Все проходит гладко, только приходится закрыть небольшое отверстие в плевре.

Указательным пальцем правой руки очень осторожно я прощупываю зону за грудиной. К моей великой радости, задняя стенка, где находится грудинно-ключичный сустав, совершенно не затронута. Вот счастье, значит, все-таки можно применить свой новый метод. Это легко удается сделать. Открывается хороший обзор.

Ассистент еще сильнее скручивает марлевую петлю вокруг большой артерии и наконец плотно закрывает сосуд. Только теперь я вывожу наружу правую ключицу. Все напряженно наблюдают за этим процессом, поскольку ключица моментально выскакивает наружу под напором мускулатуры. Перед нашими глазами предстает огромная красно-коричневая аневризма с очень тонкими стенками. И тут бьет тревогу анестезиолог:

– Дыхание нарушено, кровяное давление резко падает, пульс почти не прощупывается.

Я сразу ослабляю петлю, обхватывающую мощный сосуд. На самом деле это крайне рискованно. Кровь под огромным напором устремляется в аневризму, которая снова начинает усиленно и угрожающе пульсировать. Мы с ужасом наблюдаем за этим страшным явлением и ждем, что будет дальше. К счастью, тонкая стенка выдерживает, и Густель удивительно быстро приходит в себя. Продолжая работать, я задаюсь одним вопросом: что это было?

Но выбора не остается, я во второй раз закручиваю петлю и жду до тех пор, пока пульсация в аневризме полностью не прекратится. Я тут же рассекаю стенки огромной ложной полости, молниеносно просовываю внутрь руку и извлекаю наружу массы почерневших кровяных сгустков, затем смотрю, что же там внутри.

Боже мой, там, точно в месте разделения безымянной артерии на правую сонную и правую подключичную артерии, можно увидеть зияющий разрез в стенке сосуда, который был разорван осколком снаряда. Лишь недолго мы можем наблюдать эту картину, сверху из отверстия течет ярко-красная кровь. Это легко исправить: выше зоны аневризмы мы перекрываем сонную артерию. Затем огромная аневризма полностью удаляется, до самого основания, потому что только тогда у меня будет достаточно места, чтобы наложить на артерию шов. Тишина. Все затаили дыхание. Никто не произносит ни слова. Как можно быстрее и точнее я сшиваю отверстие в месте разветвления безымянной артерии, поскольку анестезиолог снова сообщает об угрожающем коллапсе.

Лицо Густеля посинело. Дыхание становится прерывистым, кровяное давление резко падает, пульс скачет. Считанные секунды играют решающую роль. Едва закрепив последний стежок, я тут же снимаю с артерии верхний зажим. Сосуд заполняется кровью. Затем удаляется нижняя петля. Теперь кровь устремляется через огромную безымянную артерию в сонную и подключичную артерии, давление повышается, сосуды напрягаются, артериальный шов выдерживает, он не расходится. Густелю становится лучше. Мы вздыхаем с облегчением.

Дальнейшее лечение не представляет никаких сложностей. Только левую грудную полость после сшивания раны нам приходится дренировать, так как внутрь проник воздух. Затем операция завершается.

В изнеможении я отхожу от операционного стола. Все радуются удачному исходу операции. Начальник даже открывает бутылку шампанского. Он пьет за спасение нашего Густеля. Но я категорически отказываюсь, ведь Густель еще не спасен. Его жизнь по-прежнему висит на волоске. Никто не может сказать, по какой причине он дважды терял сознание.

Уже после полудня начинают сбываться мои мрачные предчувствия. Густель не просыпается ни утром, ни после обеда. Несмотря на очень легкий наркоз, он все еще без сознания. Мы никак не можем найти этому объяснения, поскольку правая сонная артерия выше места наложения шва пульсирует очень интенсивно, приток крови к мозгу абсолютно не затруднен. В конечном итоге все указывает на повреждение головного мозга. Начинаются параличи.

Ночью меня будят. Я со всех ног бегу на другой берег Шелони, мучаясь от неопределенности. Слишком поздно! Когда я подхожу к его постели, он умирает прямо на моих глазах.

Непостижимо! Я отчаянно пытаюсь ответить на вопрос: что же произошло? Повреждение мозга? Нужно знать точно.

Утром Шмидт сначала открывает операционную рану, проверяя мой шов в месте разветвления безымянной артерии. Он держался безупречно, в сонной артерии тоже все в порядке, нет никаких тромбов. Тут кроется какая-то тайна. Теперь Шмидт поднимает огромную вялую вену, проходящую поперек больших артерий, разрезает ее и раздвигает концы вены в стороны. Внезапно он вздрагивает и смотрит на меня. Мне передается его душевное волнение. Он обнаружил патологию сосудов, которую не заметили мы. Теперь ее можно увидеть.

Вопреки всем анатомическим закономерностям, не только правая, но обе сонные артерии, питающие головной мозг, у Густеля выходят из одной общей безымянной артерии. Так вот чем объясняется ее огромный размер, удививший меня с самого начала.

– Значит, закручивая петли, мы два раза полностью перекрывали приток крови к головному мозгу! – с ужасом восклицаю я.

– Да, так оно и было, – подтверждает Шмидт, – это злой рок!

Тридцать восемь раз, применяя новый метод, я успешно оперировал такие опасные ранения, как повреждение подключичной артерии, двадцать раз – ранения сонной артерии. А вот спасти моего Густеля не сумел.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.