На север

На север

По распоряжению главного армейского врача я должен переехать в Бор, расположенный в двухстах километрах к северу от Бежаниц, чтобы вновь присоединиться к медико-санитарной дивизии армии, которая расквартирована в находящемся неподалеку Александрове.

22 августа в четыре часа утра мы отправляемся в дальний путь. И на этот раз не обошлось без трудностей. Несмотря на водительское мастерство Густеля, несколько раз мы застреваем, однако не упускаем при этом возможности насладиться ароматной лесной земляникой. В некоторых местах она расстилается по земле ярко-красным ковром. Поздно вечером, после изрядной дорожной тряски, мы прибываем в Бор. Старший квартирмейстер вместе со штабом обосновался в заброшенном, полуразрушенном дворце князя Строганова. Я сразу же иду с рапортом к главному врачу. Сообщить нужно многое, мы давно не виделись. Я рассказываю ему о Новосокольниках, не забываю упомянуть о вреде, нанесенном жесткими гипсовыми повязками или нашими полевыми шинами, которые из-за ущемления вен жгутами во многих случаях привели к огромным кровопотерям и даже к летальному исходу из-за сильного кровотечения во время транспортировки. Наконец, переходим к случаю позднего столбняка в Новоржеве. По всей видимости, он производит на врача глубокое впечатление. Поэтому я сразу же предлагаю сделать всей армии противостолбнячные прививки. Он озадаченно смотрит на меня.

– Господин генерал-майор, во многих армиях уже давно сделали, почему мы все никак не соберемся? Начните!

Он долго колеблется и размышляет. Как обычно, подходит к окну, вперяет свой взор в даль и обдумывает проблему. Можно поудобнее устроиться в кресле и выкурить сигарету – это каждому известно.

Я размышляю о нерешительности этого человека. Пора завершить его портрет. Он довольно тучен, даже чересчур. Во время сильной жары ему явно приходится нелегко. Дышит как астматик. Когда он возбужден, ему часто не хватает воздуха. Возможно, его неизменная медлительность вызвана этим состоянием. Из-за нее среди своих коллег – генералов он получил прозвище Лоэнгрин.[10] Лоэнгрин? Почему? Однажды я спросил одного высокопоставленного офицера медицинской службы, откуда такое прозвище, и получил резкий ответ: «И так понятно… Никогда больше не спрашивай меня!»

Кстати, со столбняком дело тогда обстояло довольно странно. После начала Первой мировой войны, когда бои шли в черноземных областях Эльзаса, хирурги в южнонемецких лазаретах приходили в отчаяние из-за бесчисленного количества случаев заболевания столбняком. Тогда еще не проводили предварительной вакцинации путем введения противостолбнячной сыворотки. В 1914–1915 годах уровень смертности среди молодых мужчин стремительно возрос. Затем, задолго до начала Второй мировой войны, ученые Рамон и Целлер обнаружили, что благодаря активной иммунизации путем введения ослабленного столбнячного яда (анатоксина) можно обеспечить надежную защиту от столбняка на десять или более лет. Другие армии – французская, американская и даже Красная армия – стали пользоваться этим методом. Таким образом, советский солдат, как правило, был хорошо защищен от столбняка, а немецкий – нет. «Почему же у нас ее не делают?» – спросил я как-то при случае гигиениста инспекции медицинской службы в Берлине и получил неожиданный ответ: в России, по его словам, не существует столбняка, поэтому в активной иммунизации против него нет необходимости. Как и раньше, решили ограничиться пассивной иммунизацией с помощью специфической антитоксичной противостолбнячной сыворотки.

Надо сказать, это не было лишено смысла. Российская земля на самом деле оказалась не плодородной для развития столбнячной палочки и сопутствующих ей спор. Заболевание столбняком происходило редко. Однако дивизии перебрасывали с места на место, они не все время воевали в России, их направляли также во Францию, в Италию – в земли, где столбнячные палочки встречаются в изобилии. Поэтому я и забеспокоился.

Проходит минут пять, а главный врач все еще размышляет. Затем он резко поворачивается, устремляет на меня взгляд и произносит:

– Да, я должен еще раз обдумать этот вопрос в спокойной обстановке.

Тем дело и кончилось. Ни один немецкий солдат не был подвергнут активной вакцинации против столбняка.

Наше новое жилище в Александрове расположено на холме. Это большая помещичья усадьба, в которой живет местный врач, женщина-офтальмолог, со своими тремя дочерьми. По всей видимости, дом вместе со всеми прилегающими постройками служил раньше своего рода передовым укреплением перед дворцом князя Строганова. На территории очаровательного сада – озеро и баня. Для нас это настоящий рай. Баней пользуемся не только мы, но и деревенские девушки, и хозяйские дочки. Они не все время остаются в самой бане; достаточно пропарившись и докрасна нахлестав себя березовыми вениками, они прямо голышом безо всякого стеснения выбегают на улицу и с мостков бросаются в ледяную воду озера. Солдаты, точно фавны, засев в кустах, стараются не упустить этот момент.

Русская врач, женщина с мягкими материнскими чертами, в соответствии с новыми советскими порядками занимается здесь общей врачебной практикой и обслуживает весь район. Как нам рассказывали, она была замужем за дворянином, которого похитили красные. Никто не знает, что они с ним сделали. Теперь у матери семейства остались три дочери, о которых она заботится. Старшая – милое, открытое создание. От нее мы многое узнаем о советской России.

В этой местности очень неспокойно. Вокруг бродят банды партизан. Семья живет в постоянном страхе перед ними. Внезапно ночью из леса выскакивают вооруженные до зубов мужчины, стучатся в дверь, врываются в дом и предъявляют свои требования. Горе тому, кто их не выполнит. Затем они снова бесследно исчезают под покровом ночи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.