Природа, порождающая государство

Природа, порождающая государство

Ведь что получается?

Южные князья ничего хорошего создать не могли, поскольку жили они в замечательно плодородном районе, где природа является не врагом, а добрым товарищем.

«Природа роскошная, – пишет ученый, – с лихвою вознаграждающая и слабый труд человека, усыпляет деятельность последнего, как телесную, так и умственную. Пробужденный раз вспышкою страсти, он может оказать чудеса, особенно в подвигах силы физической, но такое напряжение сил не бывает продолжительно».

Учитывая природу Приднестровья, можно только горько вздохнуть: не повезло южным князьям. Это из-за природы у них слабо трудились крестьяне, мысли в головах были праздные, а сердца вспыхивали от страсти, но на непродолжительное время. Словом, зря они перебрались из северного Новгорода в южный Киев, потому что расслабились и про государство не думали – усыплена у них была мозговая деятельность. Зато северо-восточные собратья поступили разумно, они перебрались в край, где «природа, более скупая на свои дары, требующая постоянного и нелегкого труда со стороны человека, держит последнего всегда в возбужденном состоянии», то есть пришлось им много думать, и додумались они до создания государства. Суровая действительность заставила этих северо-восточных князей выбрать единственно верный путь, и создали они, конечно, не такое праздное и свободное общество, как на юге: «среди природы относительно небогатой, однообразной и потому невеселой, в климате, относительно суровом, среди народа, постоянно деятельного, занятого, практического, чувство изящного не может развиваться с успехом; при таких обстоятельствах характер народа является более суровым, склонным более к полезному, чем к приятному; стремление к искусству, к украшению жизни слабее, общественные удовольствия материальнее, а все это вместе, без других посторонних влияний, действует на исключение женщины из общества мужчин, что, разумеется, в свою очередь приводит еще к большей суровости нравов». Если перевести это на более понятный язык, так общество, созданное на северо-востоке, окажется ближе не к патриархальной пасторали, а к функциональной казарме. Для государства оно, конечно, хорошо. Для человека, естественно, гадко.

Но разве Соловьев говорит о человеке, о его благе?

Нет, он говорит о государстве.

А благо государства разительно отличается от блага человека.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.