Отставка Ельцина

Отставка Ельцина

Дело было почти сделано с точки зрения федералов: «смертельный враг России» – Чечня, это «исчадие ада», – ее следует уничтожить. Рейтинг Путина взвился до небес, кто только не славословил его, какие только имена не приводились, чтобы поставить имя нового премьера рядом с Петром Первым; пригодились и Суворов с Кутузовым, и реформатор Петр Столыпин, а чтобы разнообразить ряд – полеты во сне и наяву... Но лучше всего Владимир Владимирович смотрелся на ковре татами или на спусках с гор на горных лыжах... Разумеется, все это для контраста с Ельциным – разве зритель мог представить себе Ельцина в кимоно, борющегося с кем-то, или спускающегося с гор на высоких скоростях, или летящего в самолете-истребителе! Но при этом главной мишенью и одновременно призом была Чечня. На идее ее уничтожения сходились все – и друзья, и заклятые враги. Черномырдин: «Путин взялся завершить то, что начал Сталин» (депортацию 1944 г.)... «Россию сердцем не понять!» – Что за глупые слова, которые на всякий лад повторяют разные люди почти 200 лет!

Но оставалось НО. А что, если президент, оскорбившись «рейтингом» своего премьера, вдруг, в одну секунду выкинет его вон, забыв даже поблагодарить (за что?). Это сильнейшее НО сверлило буквально головы заговорщиков. Начался второй этап большой стратегической игры по изгнанию матерого зубра, пусть больного, немощного, и все еще опасного. Тем более что премьер-министр уже совершенно четко договорился с участниками его восхождения к власти (обойдя, правда, Березовского, но – не велика беда). Надо было добиться ухода Ельцина до начала 2000 г. Вначале была намечена дата на 18 ноября, но старик заупрямился. Не помогло и воздействие всесильной дочки. Ельцин добивался (старый хитрец – ловчила!) «совместного руководства», оставления в силе всех его «президентских прерогатив» (президентских дворцов, охотничьих домиков, загородных вилл, почестей, окладов, челяди и пр.). Все было приемлемо, кроме непонятного «совместного руководства». Наконец и это препятствие было снято на базе договоренности, что все назначенные Ельциным «люди» будут выполнять свои «царевы обязанности» так долго, как они в состоянии их будут исполнять.

И вот 31 декабря 1999 г. Ельцин слагает с себя полномочия Президента Российской Федерации. Путин становится и. о. Президента и, что важнее, – главнокомандующим Вооруженными силами страны – тогда этот пост представлялся более важным по сравнению с любой должностью. Отныне Путин стал и начальником, и заложником одновременно тех самых сил, которые его и привели к власти. И прежде всего – начальника Генштаба пустышки генерала Квашнина, позорно проигравшего первую чеченскую войну. Те минимальные изменения – будь то в политике, или кадровых изменениях – были всецело обусловлены фактом подчинения Путину Вооруженных сил. Отсюда – необычайно высокий уровень воздействия на него стороны генерала Квашнина, занимавшего центральное место в хитроумной комбинации по «уходу» Ельцина. И это – несмотря на дружеские отношения Квашнина с Березовским, главным дирижером восхождения Путина во власть. Но здесь – уже область политической психологии...

Премьер Путин, согласно ельцинской Конституции, получил должность и.о. Президента. Многие наблюдатели считали, что «кавказские корни президентской отставки» очевидны. В условиях начавшейся войны с Чечней, которую теперь (после всех походов из Чечни в Дагестан, взрывов домов и т.д.) мощно поддерживало русское общество, Путин – совершенно неизвестный ранее человек – легко может стать избранным президентом. «Неожиданный» уход Ельцина (он, конечно, побаивался начать и вести еще одну войну) резко повысил шансы премьера Путина стать следующим главой России. Но его высокий рейтинг, прямо связанный с ситуацией в Чечне, мог и пошатнуться, если бы в воинственной республике появились бы серьезные осложнения в части ее усмирения. А такой поворот не был исключен: в апреле – мае 2000 г. на смену холодам приходит тепло, на перевалах растает снег, и боевики, особенно в горах, могли обрести утраченную зимой мобильность. Конечно, перенос президентских выборов с июня на март – в результате отставки Ельцина, оставившей за бортом опасные апрель и май, – безусловно, дал мощную фору Путину, хотя вряд ли в Кремле просчитывали эти моменты. К тому же в данном случае речь шла, конечно, не только о Путине – одновременно с его возвышением из-под возможного града критики выводилась и жесткая политика Москвы на Северном Кавказе, включая отношение к самому Квашнину, бесславному полководцу на поле брани.

Закрепляя курс на военное решение как предпосылку политического урегулирования в Чечне, «президентская рокировка» пользовалась безусловной поддержкой большинства общества, «поскольку все усилия умиротворить мятежную республику лишь с помощью «пряника» закончились полным провалом. Оказавшись в результате попустительской политики Москвы как бы и внутри, и вне России, Чечня превратилась в базу бесчинствующих, опасных для всех и вся бандитов и террористов», – писал А. Умнов, – подыгрывая настроением кремлевских, уже путинских, царедворцев. Так эти «умники» подводили теоретическую базу под курс на истребительную войну против чеченского народа.

Провал кремлевской политики по отношению к Чечне произошел, конечно, не по причине «политики пряника», как утверждает Умнов. Здесь были куда более серьезные причины – желание мощных политических и военно-карательных кругов отомстить за нанесенные ранее позорные унижения и уничтожить эту республику. Другая сторона – мотивы выгоды, дающиеся войной. Об этом Умнов умалчивал, как, впрочем, и многие другие, затрагивающие тему войны и конфликтов в Чечне. Умалчивали они и о многих иных важных аспектах, связанных с первой и второй войной в Чечне, предпочитая правде голую риторику и пропаганду.

А в стране реально назревал голод. Не тот, о котором писал Гайдар, а настоящий, суровый и жестокий. Работающие месяцами не получали заработные платы, причем ничтожной, безработица зашкаливала за 20%; сотни тысяч бездомных, роющихся в мусорных баках, рост беспризорных, сравнимых с эпохой Гражданской войны 1918–1921 гг. Но, так или иначе, вторая кремлевско-чеченская война возникла, велась она исключительно жестоко, погибли десятки тысяч мирных жителей республики, ее города и села были разрушены. Сотни тысяч беженцев, без надежды на будущее, гнили в лагерях, десятки тысяч оказались рассеянными по всему миру. Социально-культурное развитие народа оказалось отброшено на десятилетия назад. Ущерб – колоссальный, порядка 150–200 млрд долл. Войну эту, как и первую, начал Ельцин, но закончил Владимир Путин. Эта война, несомненно, оказала решающее влияние на становление Путина как национального лидера.

Здесь следует иметь в виду и следующее обстоятельство. В период после президентских выборов, с июля 1996 г. и окончания первой чеченской кампании, в обществе нарастала дискуссия о необходимости пересмотра Конституции в плане повышения роли парламента и правительства и «сжатия» необъятных президентских прав, полномочий и прерогатив. Началось медленное движение к восстановлению элементов парламентской республики с ее разветвленными демократическими институтами. Но это движение было быстро остановлено новым президентом, опирающимся на полностью контролируемые его чиновниками обе палаты парламента, путем сокращения прав провинций, жесткого контроля Кремля над финансовыми потоками, разгрома независимых TВ и СМИ.

...Существование парламента (Государственной думы и Совета Федерации), который мало что предпринимал для упорядочения власти, ссылаясь на свое конституционное бессилие, являлосьсвидетельством очевидной неподготовленности лидеров этого парламента и его фракций к серьезной публично-политической деятельности, признаком кризиса лидерства. Отсюда объективная тенденция к пересмотру «схемы власти», покоящейся на недовольстве народа и предпринимательских кругов, не могла реализоваться, поскольку эти инициативы не поддерживались в парламенте. В этом случае вполне могло в тот период осуществиться непарламентское разрешение политико-государственного кризиса, в том числе и через военный переворот, который не только нельзя было исключить, как это дружно утверждали аналитики, но он становился достаточно вероятным (насколько я мог судить по имевшейся у меня тогда информации).

«Рыхлость» власти, отсутствиеу нее фундаментальной концепции развития и ценностных ориентаций, нравственный вакуум позволял агрессивно-радикальному слою дельцов и политиков, несмотря на отсутствие общественной поддержки, проводить какой угодно политический курс в сфере как внутренних, так и международных отношений.

Чрезмерная покорность общества, доходящая до раболепия, – это благоприятное поле для удержания власти самыми ограниченными ее представителями, делающими бессмысленными хитроумные планы оппонентов, поскольку правящая бюрократия откровенно отказывается играть по праву и закону. Этого, разумеется, не может позволить себе оппозиция, в противном случае она немедленно будет уничтожена физически. Отсюда – более чем вероятный тупик, ведущий к нарастанию политического кризиса, который реализуется, вне всякого сомнения, и через кризис государства как федерации, в том числе через быстрое нарастание регионально-этнических противоречий, так умело взращиваемых самим федеральным центром.

...Завершение первого демократического и мирного этапа трансформации России переворотом в Кремле и установлением царистской модели государственного устройства России привело к тому, что граждане России лишились «свободы», которая была заменена суррогатом демократии. С точки зрения кремлевских политиков и теоретиков, они подтвердили на деле свое ее понимание: «Свобода – это всего лишь тип рабства, избираемый народом после ниспровержения очередной тирании». Неважно при этом, о каком типе рабства идет речь, – они всего лишь двух разновидностей – от прямых форм рабства до современных, изощренных, идеологических, когда это рабство предстает внешне в форме демократической свободы, поскольку права и свободы формально провозглашены и якобы «обеспечены» законом и даже... самим правителем.

Проблема, однако, в том, что плутократия обеспечивает прямое применение закона лишь в тех случаях, когда она лично заинтересована в нем. Если ее интереса нет – начинается «толкование закона». Но, так или иначе, типы рабства в тысячелетней истории государств довольно ограниченны: один тип – наподобие того, классического, существовавшего в древних Китае, Египте, Риме, штатах Северной Америки вплоть до середины XIX в. (полурабство – в России до 1861 г.); другой – существовал в Англии до середины XIX в., хорошо описан экономистами-классиками еще задолго до Энгельса, в связи с анализом проблемы первоначального накопления капитала и положением заводских рабочих или насильственно сгоняемых с земель крестьян. Аналогичный тип рабства стал складываться в посткоммунистических республиках Союза и в первую очередь в России, где первоначальное накопление капитала происходило по схемам английского варианта XVII столетия, с его дикими нравами, убийствами, региональными и этнически-религиозными войнами, изгнанием целых слоев населения с насиженных мест, обрекая их на голод и вымирание, открытыми сражениями между разными группами банд – «бизнесменами» и «банкирами», недовольными «политикой дарений», осуществляемой федеральными властями...

При этом с точки зрения формальной человек свободен, «защищен» конституцией, законами, всей риторикой о «правах человека», но реально подчинен финансово-промышленной олигархии и ее правительству, а точнее – специальному комитету плутократии, называемому «правительством» и занимающемуся фиктивно общенародными делами. Одна тирания, тип рабства – навязывается в откровенных и насильственных формах самим тираном; другая, «демократическая», – добровольно принимается самим народом, в соответствии с избирательными законами и конституцией, которые якобы приняты парламентом, выражающим волю народа... Но суть одна – жестокое подавление народа, его воли, интересов, беспощадная экономическая эксплуатация в интересах своры дельцов, высшей правительственно-административной номенклатуры в столице и в провинциях, военно-полицейских отрядов и армии пропагандистов, в том числе в СМИ, чиновники которых, по традиции, называются «журналистами»...

«Специфическое» применение высшей власти в России привело к тому, что частный капитал использует государство для умерщвления конкуренции, одновременно создавая иллюзии формирования свободного рынка и правил конкурентной борьбы. В результате большой бизнес «съедает» и большое государство, и само производство, превращает государство в своеобразное «внутреннее подразделение» криминального бизнеса, «сбрасывая» на него выполнение «неприятных» задач (в том числе по «нейтрализации» честных предпринимателей).

Порою правящая верхушка переходит в «контрнаступление», избавляется от одних криминальных воротил («чужих», или ставших для нее «чужими») в пользу «своих», используя для этого государственные надзорные органы власти. Становится общей закономерностью, что экономика находится в режиме перманентного застоя и движется по наклонной вниз, а едва теплящаяся жизнь в ней подпитывается все уменьшающимся потоком финансовых инъекций международных организаций и поступлений от распродажи государственных предприятий и вывоза нефти, газа, металлов, леса. Национальная экономика как единое целое, как целостный народно-хозяйственный комплекс – уже не существует. Она, подобно шагреневой коже, «съеживается», выбрасывая на улицу миллионы безработных...

Ситуация незначительно изменилась с 1999 г., когда неимоверно высокие цены на нефть на мировых рынках улучшили состояние финансов страны. Однако эти неожиданные деньги не были использованы для структурных преобразований – интенсивного развития промышленных отраслей, машиностроения, сельского хозяйства, повышения уровня жизни населения. Большой капитал – это одновременно не меньший источник насилия над обществом (а скорее больший), чем всесильное государство, если этот большой капитал жестко не подчинен обществу через законы, если законы перестают действовать в отношении большого капитала... Люди – очень наивны. Они часто полагают, что, если их перестали преследовать за любое высказанное критическое слово в отношении власти или высоких должностных лиц, – это демократия. «Демократию» должностные лица усматривают даже в «праве ребятишек на беспризорность», в «праве» умирать голодной смертью.

Напомним, что право на разномыслие было достигнуто еще в последний период существования СССР – в 1986–1990 гг., задолго до наступления «эры Ельцина» и создания ельцинского режима, в «эпоху Горбачева». Но самое существенное заключается в том, что если в условиях тотального государства существует откровенное административное принуждение личности, то в условиях господства большого бизнеса, порожденного ельцинским недогосударством, это административное принуждение сменилось откровенным социально-экономическим и полицейско-криминальным насилием. Если раньше (в дохрущевский период) боялись, что посадят в тюрьму за критику власти, при ельцинизме люди стали бояться не только власти, но и владельцев предприятий, банков, каких-то фирм, где они работают и в которых содержатся их скудные сбережения; они откровенно боятся охранных отрядов бизнесменов, нелегальных боевиков организованной преступности, которые держат в страхе население (тем самым на оргпреступность была переложена часть функций ельцинского государства), многочисленных осведомителей (одни и те же лица, что у государства, что у большого бизнеса). Люди больше всего боятся, что могут лишиться работы и, соответственно, куска хлеба. Большой бизнес внушает маленькому человеку больший страх, чем некогда большое государство с его всесильным КГБ и партийными комитетами. Правила страной административно-бюрократическая и частно-государственно-ельцинская финансовая олигархия. Она и решала, кому быть во власти, кого уничтожить, кого отодвинуть в сторону, но оставить пока в живых...

Сформировалась система криминократии, то есть политико-экономический режим с криминально-бюрократическим демократическим обрамлением и процедурами. Ельцинский политрежим – это система государственных и общественных институтов, административно-правовой практики, взглядов и мировоззрений, обеспечивающих функционирование государственного механизма в соответствии с волей и интересами криминократии. Российское государство эпохи Ельцина конца 90-х гг. – криминально-демократическое государство с его специфическим политическим режимом, соединившим радикально-либеральные, оппортунистические, коллабораторские, космополитические элементы российского общества и криминалитет в самом широком спектре...

Вчерашние лавочники и подпольные коммивояжеры, цеховики-жулики и мелкие базарные торговцы, парт– и совчиновники-взяточники, халтурщики слова, коммунистические стукачи-публицисты и комментаторы партрешений, неудачники «ученые», застрявшие на званиях «мнс» и «снс», а ныне называющие себя титулами «крупный ученый», «известный экономист», «блестящий финансист», вчерашние мелкие банковские клерки-бюрократы, ходившие в латаных штанах и несвежих рубашках, хитроватые «хозруководители» – блокираторы плановой экономики – при Ельцине стали национальными «героями», «лидерами», как любовно именует пресса этих наглых и циничных деятелей, патологическая ложь которых в сочетании с умственной импотенцией настолько очевидна, что вызывает в обществе, привычном ко всему, откровенную брезгливость, а во внешнем мире – такое же откровенное презрение (презрение и к народу тоже, терпящему таких людей; не случайно на Западе опять заговорили о «неполноценности» народа).

Правда состоит в том, что указанный маргинальный слой российского общества (который сам себя именует «элитарным»), ныне занявший политическую, административную, деловую и культурную ниши общества, всецело ориентированный на эрзац-цивилизационную модель развития, или должен уйти с политической и деловой сцены, или он приведет к окончательной гибели государства, как это произошло с СССР. Девальвирована сама власть, а статус государственного деятеля и высокопоставленного чиновника приравнены к уличному уркагану (те же манеры, стиль, сленг и поведение; даже известные деятели культуры с телеэкрана не стыдятся произносить нецензурные выражения; писатели и журналисты открыто используют похабные слова, матерщину, и это тоже – в порядке вещей в ельцинском, а позже – в путинском государстве). Представители высшей власти взяли на вооружение методы, формы и средства, свойственные классическим криминальным сообществам, сформированным при Ельцине.

Коррупция чиновничества – традиционная болезнь русского государства. Она удерживалась в довольно «скромных» масштабах и при Сталине, и в последующие десятилетия, вплоть до середины 80-х годов прошлого столетия. Рост коррупции стал заметным явлением при Горбачеве. Критикуя с «пролетарских» позиций эти недостатки (долой привилегии!) «Большой системы», Ельцин сместил Горбачева и подписал смертный приговор СССР (т.е. борясь за власть – разрушил государство).

Но одновременно он же гигантски увеличил привилегии номенклатуры, радикально-люмпенских вождей, – об этом свидетельствует та же неумолимая современная история. У такого типа вождей никогда не было и, видимо, принципиально не может быть позитивных программ развития, они – мастера в деле разрушения. Гигантски возросла коррупция, она стала носить системный характер, пронизывая все поры формирующегося буржуазного общества и структуры власти на всех уровнях.

Поэтому процесс разложения формирующихся институтов будет продолжаться до тех пор, пока будет сохраняться ельцинский политический режим, который сформировали маргинальные слои и их «вожди». Верхушечные слои маргиналов-ельцинистов колоссально обогатились, они завладели гигантскими состояниями – банками, главными промышленными корпорациями, переданными им в собственность бесплатно, военно-промышленными предприятиями, сырьевыми комплексами и трубопроводами, ведущими в стране СМИ, в том числе электронными. «Их» компании контролируют экспортно-импортные операции, воздушные перевозки, различные сферы обслуживания и производства. Проельцинский слой и высшее чиновничество сказочно обогатились в ходе чеченской войны и не меньше – в деле «экономического восстановления Чеченской Республики» в 90-х гг.Одни через приватизацию государственной собственности, другие – используя методы «плаща и кинжала», обстановку анархии и всеобщей коррупции государственной бюрократии. Их очень мало волновали даже такие «второстепенные» вопросы, как возможность верхушечного переворота и смена «кормчего».

Особо опасный характер такого политического режима заключался в том, что его появление дало толчок в направлении создания асоциального общества (несоциального государства), начисто лишенного человеческих свойств и поэтому способного одобрить любые авантюры как во внешней политике, так и во внутренней деятельности, и не способного к самозащите, самоорганизации. Собственно – в этом признак распада государства, «распыления» власти. Кто ее подберет? И как будет действовать? Займет созерцательную позицию, оставив в неизмененном виде созданные при Ельцине для обслуживания его интересов корпоративные институты, нуворишей, поделивших страну, пустые законодательные учреждения и подвластные Кремлю органы правопорядка, суда и безопасности? Осуществит косметический ремонт, когда каждый пустяк будет выдаваться за «великую реформу?» Или сможет реально стать на путь серьезного «капитального ремонта» гниющего государства? Какой из трех путей он изберет?...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.