Жизнь по уставам

Жизнь по уставам

В дальнейшем правящее воинское сословие регулировало течение общественной жизни с помощью указов и постановлений: “Вся жизнь горожан, не только их права и обязанности в отношении к власти, но и их хозяйственные отношения, были раз и навсегда заключены в определённые рамки и закреплены законом. Это стремление создать твердые, незыблемые устои для жизни всего народа пронизало собой всю деятельность первых сёгунов Токугава” [Богданович, 1905]. “Японские законы подобны железной пирамиде, которой ни климат, ни бури, ни время сокрушить не могут. Правительство видит многие недостатки в своем законодательстве… но страшится переменить оное вдруг, а делает это постепенно и весьма медленно”, — отмечал Василий Головнин.

Посев риса. Источник: RE

Правительственные указы вывешивали на высоких щитах косацу, неграмотным их зачитывали вслух. За доведение содержания указов до подданных отвечали старшие пятидворок и десятидворок, на которые было поделено все население страны. С 1615 по 1854 год сёгунат издал около 15 тысяч указов. Тексты распоряжений четырежды собирали, систематизировали и издавали отдельными книгами. Указами регламентировалось все. Или почти все.

В 1649 году было составлено уложение для крестьянского сословия (Кэйан фурэгаки). Названное по девизу правления третьего сёгуна Иэмицу уложение состояло из 32 статей. Оно регламентировало все аспекты крестьянской жизни: работу сельских старост и поддержание общественного порядка, единообразие жизни, распорядок дня, поставки риса и отхожий промысел, моральные ценности и смысл жизни всего сословия. Крестьяне не должны были стремиться к роскоши и богатству, а отдавать все силы полевым работам и заботе о домашнем хозяйстве. Вводная и заключительная часть уложения напоминали о безграничном усердии, мире в общине и семье, взаимопомощи.

Оригинальный текст уложения не сохранился, но его дух пронизывает все последующие редакции. Поражает удивительная обстоятельность предписаний: утром лучше косить траву, днем — работать в поле, вечером время попусту не тратить — всей семьей чинить сельскохозяйственный инвентарь, инструменты и домашнюю утварь, а женщинам — заниматься тканями. Правительство и его наместников, сельского старосту и других представителей власти следовало почитать как собственных родителей. Ну и, конечно, подчеркивалась роль пятидворок с их групповой ответственностью, обязанностью всех следить за всеми и докладывать по инстанциям. За недонесение наказывали.

Запретов было много. Крестьянин не имел права бросить или продать свой надел (указ 1643 года), не мог разделить его между наследниками по своему усмотрению (указ 1673 года). Крепостного права, как в России, в Японии не было, но элементы привязки земледельца к земле присутствовали. Относительно того, на каком поле что лучше сеять, также было свое предписание. Регламентировали и быт: чай и сакэ считались напитками аристократическими, поэтому ни употреблять их, ни покупать крестьяне не имели права. То же и с табаком. Курили в то время японцы очень много, но крестьян и здесь ограничили, объяснив, что пользы от табака никакой, а вреда целых три: ущерб здоровью, пустая трата денег и опасность пожара. Поэтому табакокурение также попало под запрет, хотя его не очень-то соблюдали: “Для японца чай и табак после пищи дороже всего на свете; он вечно сидит с трубкою и запивает чаем. Японцы даже ночью часто встают на несколько минут, чтобы покурить табаку и выпить чашку чаю” [Головнин, 1816].

Японец с трубкой. Гравюра XVIII в.

Во второй половине XX века Япония считалась самой курящей страной в семерке экономически развитых государств мира. В начале XXI века наряду с повышением акцизов на сигареты началась кампания по запрету курения в общественных местах под самым убедительным для японцев лозунгом — не навреди другому. Курильщиков стали последовательно выдавливать из присутственных мест, общественного транспорта и так далее. Выделили специальные места для курения и не без умысла их оформили: стены сделали прозрачными, чтобы проходящие мимо некурящие могли видеть сидящих в клубах табачного дыма курильщиков и думать о них все, что придет в голову. Отделили от остального, как бы нормального, большинства.

В конце 2009 года газета “Ёмиури” провела исследование и выяснила, что японцы установили новый национальный рекорд: в 2008 году курило 36,8 % японских мужчин (самый низкий показатель с 1986 года, — тогда количество курильщиков начали фиксировать) и 9,1 % женщин (впервые с 2001 года опустился ниже 10 %). Общий средний показатель составил 21,8 % курящих — на 5,9 % меньше, чем в 2003 году [Ёмиури, 11.11.2009]. Успех частично объясняется тем, что в июле 2008 года для всех покупателей старше 20 лет были введены личные карточки, без которых в автомате сигареты не купить. Тем не менее по западным меркам японцы все еще курят довольно много. Но не по российским: по данным Главного санитарного врача РФ, в январе 2008 года в нашей стране курило 67 % мужчин и около 40 % женщин.

Крестьянин

Среди многих запретов бакуфу, адресованных крестьянам, выделялся запрет на употребление риса. Крестьяне составляли абсолютное большинство населения страны, поэтому вопрос был важный. Рисом оплачивалась государственная и воинская служба, и объем его потребления имел первостепенное значение для общественной стабильности. Спустя 72 года после принятия крестьянского устава чиновник бакуфу по имени Танака Кюгу (1662–1729) составил подробнейший 15-томный доклад о положении крестьянства (“Народная экономия”, Минкан сэйё). Он констатировал, что устав действует и соблюдается. Рис крестьяне практически не едят, питаются овощами-травами, бобовыми и злаками, менее калорийными, чем рис. Первые излишки риса после обязательных поставок появились у крестьян лишь в конце XVII века, и именно тогда селяне стали понемногу им питаться. В чистом виде деликатес, конечно, не ели: перемешивали с бататом, редькой, чумизой.

Японские историки подсчитали, что в то время на одного жителя архипелага ежедневно приходилось в среднем 643 грамма растительной пищи, причем 392 грамма (61 %) составлял рис. Второе место в рационе японцев занимал батат, третье — ячмень. Рис употребляло в пищу в основном воинское сословие, а крестьяне и городская беднота ели главным образом ячмень. Любимый россиянами картофель в Японии тогда уже был известен, но популярностью не пользовался, занимая 11-е место среди 14 основных продуктов питания [Кито, 2010]. По-видимому, именно рацион определял антропологические особенности японцев эпохи Токугава, в первую очередь их небольшой вес и малый рост. Данные раскопок показали, что средний рост токугавского мужчины составлял 157 см, женщины — 144 см [Судзуки, 1996]. Считается, что эти цифры не менялись до конца XIX века, до появления регулярной армии, когда в Японии начали проводить медосмотр новобранцев. На невысокий рост японцев обращал внимание Василий Головнин в 1811 году: “Мы трое в Европе считались бы среднего роста, но между японцами были великанами; матросы же наши и в гвардии Его Императорского Величества были бы из первых, так какими исполинами они должны были казаться японцам?” Справедливость наблюдения подтвердили сами японцы, сделав рисунки пленных моряков во главе с Головниным для донесения в столицу. Россияне изображены на них настоящими гигантами, которым японцы едва достают до локтя. При таком соотношении разница в росте должна была составлять 40–45 сантиметров, что вряд ли соответствует действительности. Скорее всего в этом сказалась давняя привычка японцев изображать объекты, вызывающие удивление или повышенное внимание, крупнее, чем они есть на самом деле. Кстати, именно этой привычкой объясняется гигантский размер половых органов на многочисленных эротических картинках того времени.

Хижина крестьянина

В эпоху Токугава устройство крестьянского жилья тоже регламентировалось законом. Пол в доме крестьянина должен быть только земляным, делать настил запрещалось. Носить одежду и пояса из дорогих тканей (шелк, хлопок) было нельзя. От дождя можно было укрываться только накидками из соломы (мино), но не из промасленной бумаги (ккаппа) или зонтиками — это были атрибуты высшего сословия. Тотально запрещалась крестьянам (и всем остальным простолюдинам) верховая езда. При передвижениях требовалось иметь при себе выписку из регистрационной храмовой книги, служившей крестьянину удостоверением личности. Во многих провинциях существовали дополнительные запреты на выезд за пределы региона, а также на покрытие крестьянских крыш черепицей. За непочтение к мужу, распитие чая, походы по храмам и другие проступки крестьянскую жену следовало гнать из дому, как бы красива она ни была.

Удалось ли бакуфу взять крестьянство под контроль? Да, вполне. До середины XVII века регулярно случались бунты, но затем протесты вошли в петиционно-заявительное русло. Обычно через старосту удельному князю подавалось прошение с описанием невыносимой крестьянской жизни и непосильных налогов, иногда с конкретными требованиями. С учетом жесткой позиции бакуфу относительно беспорядков в хозяйстве князья старались не допускать углубления конфликтов и шли на какие-то уступки.

Крестьянин под дождем

Известность получило восстание 1652 года в княжестве Сакура (провинция Симоса). Занявший в нем сторону крестьян староста Согоро через голову удельного князя Хотта Масанобу (1631–1680) подал прошение с жалобой на жестокость его правления четвертому сёгуну Иэцуна. Это, вообще говоря, было запрещено, однако жалобу все-таки приняли и разобрались по справедливости: удельного князя лишили владений, а старосту казнили.

Впрочем, столь жестокие наказания за нарушение процедуры были единичными: обычно ограничивались небольшим тюремным сроком. Старост и крестьянских предводителей, пострадавших за общее дело, народ почитал своими героями и защитниками. За 264 года правления Токугава было зафиксировано более 3 тысяч крестьянских выступлений, большинство из них носило мирный характер. Бунты были характерны для первых 50 и последних 30 лет эпохи.

В середине XVII века были составлены регламенты для служителей культа. В 1655 году Магистрат по делам религий издал “Уложение для синтоистских священников” (Сёся нэги каннуси хатто), а в 1665 году — “Установления для религиозных общин и храмов” (Сёсю дзиин хатто). Уложения обязывали подданных выбрать себе семейный храм и поддерживать с ним постоянные контакты: так бакуфу рассчитывало оградить население от влияния христианства. Храмам было предписано хранить традиции и соблюдать иерархию между главными и вспомогательными храмами. Куплю-продажу храмовых земель запретили, а источники и размеры денежных поступлений в храмы расписали и регламентировали.

Не забыли и про священнослужителей, которым в обмен на земли и льготы отвели важную роль в моральном воспитании подданных. Как и любая религия, буддизм требовал от адептов соблюдения некоторых правил. Пять его главных заповедей не слишком отличаются от христианских: 1) не убивай живое существо, 2) не воруй, 3) не прелюбодействуй, 4) не лги, 5) не пей хмельного. Не то чтобы эти правила так уж строго соблюдались, но как нравственный ориентир в обществе присутствовали и пропагандировались духовенством.

Изгнание из храма

К самим воспитателям предъявлялись гораздо более жесткие требования: буддийские монахи должны были соблюдать 250 религиозных предписаний, а монахини и того больше — 348. Одни и те же правила для верующих и их духовных наставников формулировались по-разному. Например, если рядовым последователям буддийского учения рекомендовалось избегать излишеств в любовных радостях, то служителям культа контакты с противоположным полом просто воспрещались. Однако священники это правило не очень соблюдали: сплошь и рядом заводили себе тайных жен и любовниц, ездили к гейшам в Ёсивара и вообще широко гуляли.

Служители храмов по большей части бывают люди распутные, и хотя законы повелевают им быть во всем воздержными. они не токмо что ведут жизнь невоздержную, но всегда, когда имеют случай, соблазняют замужних женщин и девиц, развращают их и делают разные другие гнусные бесчинства [Головнин, 1816].

В суровом XVII веке монахов-прелюбодеев день возили по городу, а после казнили на кресте. После некоторого смягчения нравов и законодательства в XVIII веке смертную казнь для настоятелей заменили ссылкой на отдаленные острова, а рядовых монахов стали на три дня выставлять к позорному столбу. Административные наказания оставили на усмотрение храмов, но дали понять, что от нарушителей лучше избавляться.

За монахами-нарушителями охотились служащие Магистрата по делам религий. Обычно вечером, после того как в квартале Ёсивара закрывались главные ворота, они устраивали облаву. Дежурили снаружи до утра и всех возвращавшихся после весело проведенной ночи задерживали до выяснения личности. Особенно запомнились горожанам облавы, устроенные в июле 1796 года главой магистрата Итакура Кацумаса (1759–1821). Тогда попалось 73 священнослужителя в возрасте от 17 до 60 лет. Десятерых сослали на дальние острова, а остальных, продержав три дня у позорного столба, отправили в храмы по месту службы. Там их лишили сана и с позором изгнали из обители, предварительно раздев догола — таково было стандартное наказание для монахов-прелюбодеев. Оно называлось каракаса иппон (один зонтик): голому изгнаннику вручали лишь небольшой бумажно-бамбуковый зонтик — прикрыть себя.

Указы бакуфу, направленные на борьбу с расточительством и роскошью и поощрявшие всестороннюю экономию, касались всех сословий. Запретив в 1628 году крестьянам носить одежду из шелка и хлопка, законодатель сделал исключение для жен богатых землевладельцев, а также управляющих крестьянского происхождения. Чуть позднее на волне борьбы с роскошью и излишествами от шелковой одежды отлучили и самураев низших рангов. Прямых вассалов сёгуна в ранге хатамото также не забыли: в том же году ограничили численность их свиты. Затем несколькими указами завершили регламентацию семейно-бытовой жизни основных сословий. Даже широко распространенные в то время этикетные подношения из виду не упустили: подробно описали, что можно, а что нельзя принимать в качестве подарков.

Борьба с проявлениями роскоши была продолжена указами 1642, 1667, 1788 и 1842 годов. Простолюдинам запретили носить одежду фиолетового и персикового цветов, считавшихся священными. Регулярно — в 1663, 1683, 1686, 1689, 1713, 1718 и 1745 годах — появлялись распоряжения насчет одежды, адресованные высшей знати: меньше яркости и декора, больше сдержанности и достоинства. Этот курс полностью соответствовал дисциплинарной теории и практике самурайства. А они требовали сдержанности, самодисциплины и почтительности: ну не может настоящий воин выйти на улицу в кимоно яркой расцветки! Размер орнамента на мужской одежде также регламентировался. Его последовательно уменьшали до 22, 16, 10 сантиметров. Сам рисунок все больше смещался сверху вниз и спереди назад, а потом и вовсе стал наноситься на внутреннюю сторону кимоно, чтобы снаружи его не было видно. Со временем самые уважаемые и достойные люди начали носить одежду из тканей с мелким узором, издали казавшихся однотонными. Дорогие сорта шелка тоже стали считаться неуместной роскошью для большей части населения. Указ 1718 года предписывал уличным патрулям проверять даже нижнее белье задерживаемых или подозрительных горожан: нет ли элементов запретной роскоши? В 1745 году эту инструкцию дополнили требованием изымать “неуставную” одежду, обнаруженную на телах городских жителей.

Цвета тканей, из которых шили верхнее кимоно, унифицировались: черный, серый, коричневый, темно-синий и темно-зеленый. В этих рамках и развивалась японская мода в XVIII–XIX веках. Задолго до появления современного делового дресс-кода японская нация была подготовлена к принятию униформы как элемента коллективной жизни. Японцев приучили одеваться просто и скромно. Чтобы убедиться в этом, достаточно пройтись по улицам любого небольшого или среднего по размеру японского города.

Впрочем, регламенты хотя и действовали, но не могли полностью подавить стремление молодого общества к новизне, прежде всего в одежде. А общество эпохи Токугава было преимущественно молодым, хотя бы в силу средней продолжительности жизни. Чем строже были запреты, тем больше исхитрялись модники и модницы. Требуются сдержанные, темные цвета? Хорошо, пришиваем к верхнему кимоно скромной расцветки нарядную подкладку из черного шелка и надеваем черный же сатиновый пояс. А к ним воротник того же цвета и фактуры — очень элегантно получается. Когда черный цвет окончательно закрепился за мужским кимоно, неутомимые столичные модницы внедрили его в женский наряд — получилось свежо. И так далее. С точки зрения сегодняшнего многообразия и изощренности фасонов эти мелкие уловки кажутся забавными, но ничего не поделаешь — у каждой эпохи свои подвиги.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.