Дальше

Дальше

Содержание«Военная Литература»Исследования

Альберт Л. Уикс [242]

Пакт Молотова— Риббентропа: 66 лет спустя.

Каковы были планы Сталина накануне Великой Отечественной войны 1939—1941 гг.?

Падение в 1991 году коммунистического правления в России вызвало интенсивные дискуссии по поводу того, как следует отражать прошлое, которое в свое время так лихо было отштамповано советской историографией под диктовку КПСС.

С частичным открытием советских архивов — гражданских, военных и тайной полиции — содержимое оруэлловской «дыры в памяти», в которую во времена Сталина уместилось так много исторической правды, начинают эксгумировать. Результатом явилось то, что в последние годы российскую историческую науку охватил всеобщий ревизионизм. В этом процессе почти ни один камень не остался неперевернутым.

Одним из самых больших белых пятен в советской истории является вопрос, касающийся намерений и планов Иосифа Сталина во время и после подписания советско-германских договоров и секретных протоколов, составленных Берлином и Москвой в августе—сентябре 1939 года. А также вопросы, касающиеся сталинской стратегии накануне германского нападения в июне 1941 г.

Одно из направлений в историографии, которое мы здесь назовем «оборонительное», придерживается традиционной линии, доминировавшей в исторических работах в СССР и за рубежом вплоть до недавнего времени. Это направление утверждает, что сталинская военная политика с 1939 года до немецкого вторжения в Советский Союз 22 июня 1941 года была в большей степени оборонительной. То есть Сталин придерживался ненаступательной стратегии в отношении Германии и любого другого капиталистического государства — потенциального врага. Сталин только пытался уберечь СССР от мировой войны, предсказанной марксизмом-ленинизмом как «неизбежная», настолько долго, насколько это было возможно. Таким образом, Советы имели бы время усилить свою обороноспособность в ожидании грядущего глобального конфликта, в который они были бы вовлечены рано или поздно.

Как утверждает это направление, среди таких «оборонительных» шагов были советские территориальные приобретения 1939—1940 годов, включавшие в себя половину Польши, все страны Балтии, часть Финляндии, а также Северную Буковину и Бессарабию. Названные «оборонниками» «буферной зоной», эти территории якобы не были плодом преднамеренной советской экспансионистской политики. Они скорее были дополнением к защитным мерам, мудро предпринятым Сталиным в предвидении немецкого вторжения. То, что при этом они стали частью СССР, считается неуместным обсуждать.

Коварное нападение Германии стало для Сталина, как утверждают «оборонники», неприятным сюрпризом. Оно выставило Советскую Россию в неприглядной и унизительной роли легкой жертвы. Получилось так, что Сталин совершил глупость, доверяя Гитлеру даже тогда, когда последний начал неприкрытые приготовления к нападению на советских западных границах весной 1941 года.

Утверждают, будто бы Сталин просто игнорировал все предупреждения о нападении, полученные от Рузвельта, Черчилля и от собственных иностранных агентов, некоторые из которых даже предсказали точную дату вторжения. У Сталина были основания не доверять западным политикам, этим двуличным «мюнхенским миротворцам», которые, как известно, отказались от серьезных советских предложений по разработке гарантий коллективной безопасности против экспансионизма Оси. И которые все время планировали разрушить Советский Союз.

В отличие от этой позиции в дискуссии, «наступательное» направление в историографии утверждает, что Сталин все время готовил свою собственную наступательную войну — прежде всего против Германии и, в конечном итоге, против всей «капиталистическо-империалистической» Европы.

Это подтверждают заявления, секретные или публичные, сделанные ведущими официальными лицами, и собственные советские оборонительные приготовления и стратегия. Здесь в первую очередь следует упомянуть сталинское секретное выступление перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 года, выдержанное в наступательном духе, два последовавших за этой речью полевых пособия для Красной Армии, выпущенных до июня 1941 года и основанных исключительно на наступательных, а не на оборонительных принципах, а также важный военно-стратегический документ, адресованный Сталину и подготовленный высокопоставленными военными чиновниками (Василевским, Тимошенко и Жуковым) и датированный 15 мая 1941 г. Все они поддерживали идею захватнической войны.

«Оборонники» считают, что нет доказательств тому, что Сталин когда-либо видел последний документ. Однако возникает вопрос: осмелились ли бы генералы давать подобные рекомендации Сталину, который незадолго до этого произвел кровавую чистку офицерского состава Красной Армии, если бы наступательные принципы не соответствовали его собственным взглядам?

Говоря об идеологии, ревизионисты ссылаются на ленинский «Доклад по миру» от 8 ноября 1917 года. Советский лидер призвал тогда западные «трудящиеся и эксплуатируемые массы» покончить с участием их наций в Первой мировой войне и, следуя советскому примеру, «освободить» себя от «всех форм рабства и эксплуатации». Социалистический «новый порядок», продолжал Ленин, «не будет связан соглашениями». Мы «зажгли факел мировой революции», писал он в наброске первой после 1917 года Программы Российской Коммунистической партии (большевиков). Советы будут «нести революцию в наиболее передовые страны и вообще во все страны». В речи от 7 марта 1918 года Ленин заявлял: «История шагает вперед на базе освободительных войн».

Эти принципы никогда не были забыты. Ревизионисты«наступатели» замечают, что с учреждением Коминтерна в 1919 году мечта о способствовании всеобщей советизации, которую Ленин так долго лелеял, наконец была реализована. Вскоре советская дипломатия пошла по «двум дорожкам». Возможно, лучшей аналогией для двойного, если не двуличного, характера советской иностранной политики и поведения на международной арене был бы айсберг. Видимая часть состояла из «легальной» дипломатии и разговоров о «мирном сожительстве» (позже переименованном в «мирное сосуществование») с целью выигрыша времени и введения в заблуждение «глухого, немого и слепого» врага и увеличения советской мощи во всем мире. Косвенно «легальная дипломатия» в то же время содействовала поиску глобального революционного повода для советизации мира.

Большая, подводная, часть айсберга состояла из международной подрывной деятельности через легальные и/или нелегальные организации коммунистических партий во всем мире. Эти силы, пропитавшие все слои общества в определенных капиталистических странах или странах третьего мира, служили, используя более позднее высказывание Сталина 1952 года, международными «ударными бригадами». Как вооруженные элементы марксистско-ленинского «интернационализма», они были нацелены на подготовку победы социализма советского стиля через вооруженные захваты власти и партизанские действия, содействовали советским интересам средствами пацифистской пропаганды и прямого саботажа внутри конкретных стран (таких, как Британия, Франция и Соединенные Штаты в течение советско-германского «медового месяца» 1939—1941 годов). Или они находились в подполье и ждали момента, чтобы принять по приказу московского центра участие в акциях в случае войны во имя социализма. В мирные времена они подготавливали почву для советизации тех или иных стран или регионов. Как это выяснилось по российским источникам, в подобные операции были вложены гигантские средства.

Историки-«наступатели» придерживаются того мнения, что Сталин действительно рассчитывал на войну. Революция могла быть «экспортирована на конниках штыков», как открыто декларировали советские представители и военные ястребы на съездах Коминтерна в двадцатые и тридцатые годы. Сталин поощрял немецкий экспансионизм против Франции, Голландии, Бельгии, Люксембурга и Британии. При этом Сталин планировал начать захватническую войну против Германии, которая должна была начаться или к июлю 1941 года (мнение меньшинства), или, самое позднее, к середине 1942 года. Красная Армия пронеслась бы через Европу, объединяя восставшие массы и неся красное знамя на Запад.

Эти же российские историки замечают, что в 1939 и 1940—1941 годах несколько ближайших сталинских помощников, таких, как Молотов, Жданов, Мехлис, Щербаков, уверенно говорили о «расширении границ социализма» на крыльях «неизбежной» будущей войны[243].

За пять лет до начала Второй мировой войны Сталин зловеще изрек: «Война, безусловно, развяжет революцию и поставит под вопрос само существование капитализма...»[244].

Молотов признавал в своих мемуарах, которые он писал в 70-е годы, будучи в отставке, что одной из его задач было «расширять настолько, насколько возможно, границы Отечества». Он добавлял: «Мы справлялись с этим неплохо». Другими словами, «буфер» оборачивался прямой аннексией, способствовал расширению границ и мощи СССР.

«Оборонники» в ответ на это утверждают, что такие революционно звучащие фразы, исходящие от высших советских лидеров, были не более чем пустым бахвальством. Советизация Европы, говорят они, была воздушным замком, идеологическим позерством или показухой.

Им возражают «наступатели». Главной целью советской Великой стратегии было извлечь из войны пользу. Ленин сделал предсказание, отшлифованное затем Сталиным, о том, что в будущем будет два типа войн: 1) межимпериалистические и 2) империалистические агрессивные войны против СССР. Первый тип войн был неизбежным и естественно возникающим, говорили они, так как он был связан с «последней стадией империализма», в которой усиливающиеся «противоречия» между капиталистическими государствами неизбежно оборачивались бы войнами. Второй тип войн, «антисоветский», был также неизбежен до тех пор, пока не было разрушено «капиталистическое окружение».

Так как все эти войны подталкивают к революции (пролетарии выступают против империалистических войн, в которых капиталистические угнетатели используют трудящихся как пушечное мясо), для Советов имело смысл усугубить «межимпериалистические противоречия» настолько, насколько возможно, в то же время готовясь ко второму типу войн, который, как утверждает марксизм-ленинизм, перерос бы в мировую «освободительную войну» для всех трудящихся. Тактика противоречий, которую придумали Ленин и Сталин и ухитрилась воплотить в жизнь советская дипломатия, была направлена на то, чтобы спровоцировать Японию на конфликт с Соединенными Штатами, европейские капиталистические страны настроить против США и их же — друг против друга. (Эта политика была вновь применена спустя годы во времена Брежнева с целью посеять раздоры внутри НАТО.) Документально подтверждают это учение и раскрывают подспудную активную советскую политику и глобальную подрывную деятельность, которую практиковал Коминтерн, различные заявления, сделанные Сталиным и его высокопоставленными помощниками.

Можно спросить, насколько далеко готов был зайти Сталин в стремлении содействовать развязыванию Второй мировой войны (учитывая, что это был его собственный план), чтобы реализовать четко заявленные советские цели мирового господства? Как указывалось помощником Берии Павлом Судоплатовым, ключевым периодом в практической реализации советских экспансионистских целей стал август—сентябрь 1939 года.

Встает вопрос: была ли это долгожданная идеальная ситуация, при которой использование двойной дипломатии и освобождающий, «революционный» катализатор войны могли бы совместно реализовать советские экспансионистские планы в этот уникально подходящий момент истории? «Оборонники» отклоняют такую трактовку.

Что касается гамбита коллективной безопасности в середине тридцатых годов, предписанного Сталиным якобы «умеренному», так называемому «прозападному» наркому иностранных дел Максиму Литвинову, то ревизионисты«наступатели» настаивают на том, что он просто был диверсией со стороны диктатора с целью напугать Германию и подстегнуть ее пойти на сделку с Москвой, всего лишь симуляцией сплочения рядов с западными капиталистическими государствами.

На самом деле Сталин сразу же прервал все переговоры с другими западными странами, как только начала прорабатываться сделка с нацистами.

Нужно добавить, что десятилетний опыт советско-германского сотрудничества в двадцатых и начале тридцатых годов сопровождался периодом обширной двусторонней торговли. Немецкая экономическая помощь индустриализации Советской России во времена Сталина на самом деле была в некоторых аспектах более существенной, чем таковая от Соединенных Штатов, несмотря на помощь последних в построении железных дорог, Днепропетровской плотины и советских тракторных и текстильных фабрик.

Между 1921 и 1938 годами Германия экспортировала в Россию более двух миллиардов долларов в предметах потребления, в то время как США — 1,4 миллиарда. После того как Гитлер пришел к власти, НКВД стал сотрудничать с немецким гестапо. (Статья в постсоветском еженедельнике «Аргументы и факты» познакомила читателей с документами на советское изобретение некоего д-ра Берга — газовая камера в форме четырехколесного транспортного средства, используемого для истребления людей. НКВД также передал Генриху Гиммлеру схемы организации внушительной сети советских трудовых лагерей (ГУЛАГ), предшественников таких гитлеровских «лагерей смерти», как Освенцим и Бухенвальд.) Чуть позже, согласно секретным протоколам и другим соглашениям августа—сентября 1939 года, советское сырье (нефть, зерно, хлопок, хром, железо и т.д., более чем 3 миллиона тонн по специальному соглашению 1940 года) было отправлено в Германию с пунктуальной точностью. Эти поставки были использованы в войне против западных союзников. Советы соблюдали соглашения по этим поставкам вплоть до 22 июня 1941 года, несмотря на то что немцы, со своей стороны, отступали от них.

«Оборонники», напротив, настаивают, что, вне зависимости от контактов с Германией, Сталин был настроен серьезно по отношению к коллективной безопасности. Однако он подозревал, что британцы и французы не были столь серьезны. Более того, похоже, что он верил, что политика умиротворения, которая могла бы в конечном счете превратиться в антисоветский альянс со странами Оси, была более вероятным решением для Лондона и Парижа, чем согласие на серьезные договоренности о коллективной безопасности с СССР (это предполагает, однако, что Сталин не следовал плану «разделяй и властвуй», против чего есть убедительные свидетельства). Не указывал ли полет гитлеровского помощника Рудольфа Гесса в Англию в мае 1941 года на то, что Англия была заинтересована в заключении сделки с Гитлером? Тогда, рассудил Сталин, было бы лучшим прилепить свою звезду на немецкое орудие сокрушительного действия.

Судоплатов в своих мемуарах также говорит о первостепенном значении сталинской сделки с Гитлером на фоне советского революционного экспансионизма. Он пишет: «Идея пропаганды сверху коммунистической революции во всем мире была дымовой завесой идеологического характера, призванной утвердить СССР в роли сверхдержавы, влияющей на все события в мире. Хотя изначально эта концепция и была идеологической, она постепенно стала реальным политическим курсом. Такая возможность открылась перед нашим государством впервые после подписания пакта Молотова — Риббентропа. Ведь отныне, как подтверждали секретные протоколы, одна из ведущих держав мира признавала международные интересы Советского Союза и его естественное желание расширять свои границы»[245].

Согласно полковнику Григорию Токаеву, офицеру Красной Армии и сотруднику советской военной администрации в оккупированной Восточной Германии в конце войны, доверенному лицу Сталина от НКВД и помощнику заместителя Лаврентия Берии генерала Ивана Серова, Советы рассчитывали на войну, чтобы ускорить продвижение советизации на Запад. Это была точка зрения, говорил он, широко поддержанная в высших эшелонах гражданской и военной власти в Кремле.

Другие хорошо осведомленные экс-советские офицеры и гражданские должностные лица, которые очутились на Западе до, во время или после Второй мировой войны, делали аналогичные заявления.

Имеет смысл также упомянуть подоплеку советско-германской дружбы. После Первой мировой войны Германия рассматривалась Лениным, а позже и Сталиным, как хозяин Европы, огорченный «отсутствием» власти. Поэтому она была податлива к советским предложениям дружбы. К тому же Россия не была стороной Версальского договора и фактически выступала против него. Советы считали, что межимпериалистическая борьба вступила в новую фазу благодаря унизительному договору, который довел Германию и ее рабочий класс до нищеты. Благодаря советско-германскому Раппальскому договору 1922 года и другим соглашениям Советская Россия вскоре ощутимо сблизилась с Германией.

«Оборонники» считают, что СССР под руководством Сталина остался бы в значительной степени сторонним наблюдателем того, как разыгрывались бы всемирно-исторические события в это уникальное время. Позже, возможно, СССР использовал бы ситуацию в своих целях, но определенно не стал бы агрессивным участником мировой войны. СССР также не стал бы, как сказал Сталин, «таскать каштаны из огня» для капиталистических стран. Прежде всего, СССР постарался бы остаться вне расширяющегося конфликта настолько долго, насколько возможно.

В то же время «оборонительное» направление не учитывает тот факт, что Сталин, как открыто заявляли некоторые его помощники, хотел, чтобы капиталистические страны, демократические или фашистские, взаимно уничтожили себя в схватке, которая вымостила бы дорогу для «революций» в советском стиле. «Оборонники» также не учитывают тактику, явно защищаемую Лениным и Сталиным, согласно которой Советы насколько возможно поощряли «противоречия» между конкурирующими капиталистическими странами силами вплоть до того, что подстрекали их на братоубийственные войны.

Кроме того, в соответствии с нацистско-советскими договорами и протоколами или односторонними советскими шагами 1940 года Советы приобрели «буферную зону», включающую среди прочего страны Балтики, Северную Буковину и Бессарабию. Эта зона была предназначена обеспечить Советам некое количество пространства и времени для наращивания их обороноспособности. В результате советско-финской войны зимы 1939—1940 годов Советы получили за счет Финляндии дополнительную «защиту» в форме геостратегических территорий на своей северной границе. Позже Сталин потребовал всю Буковину, но в переговорах с немцами согласился на объединение только с северной частью. Эти приобретения не рассматриваются «оборонниками» как прямая экспансия. Странно, но они также не видят связи между этими приобретениями 1939—1940 годов и созданием «советского блока» центральноевропейских и восточноевропейских государств после Второй мировой войны.

Историки-«наступатели» считают, что вторжением 22 июня 1941 года Гитлер захватил врасплох потенциального захватчика Сталина. Высокомерие и самоуверенность советского диктатора в его отношениях с Гитлером лишили его трезвого взгляда на происходящее. «Оборонники» возражают, что эта линия является «пронацистской» и не подкреплена доказательствами. Они замечают, что Гитлер и его генералы были весьма неискренни, когда заявляли, что операция «Барбаросса» была осуществлена только потому, что сам Сталин планировал нападение на Германию.

Что же происходило непосредственно перед 22 июня 1941 года? Какого рода военные оборонительные или наступательные меры предпринял Сталин на самом деле? Ответ на этот вопрос мог бы пролить свет на планы советского диктатора относительно Германии.

Принимая во внимание наступательную позицию Красной Армии непосредственно перед 22 июня 1941 года, авторы-«наступатели», включая нескольких современных российских военных историков, поддерживают мнение о том, что сталинская милитаризация Советского Союза и огромный объем оборонной продукции, выпущенной в течение двух предшествующих Второй мировой войне пятилеток, были подчинены отчетливо наступательной военной стратегии и свидетельствовали об одном: существовал долговременный план подготовки наступательной войны. Андрей Кокошин, бывший первый заместитель министра обороны, высший военный советник президента Ельцина и секретарь Совета безопасности, в своей книге «Армия и политика», вышедшей в 1995 году, кратко высказался об этом так: «Наступательный характер советской военной стратегии был вполне очевиден».

Сталинское секретное выступление 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий — другой пример того же самого. Полного стенографического текста речи не существует, но она собрана по кусочкам на основе нескольких сохранившихся вариантов, составленных по воспоминаниям свидетелей выступления. Они проанализированы в собрании очерков под общей редакцией российского академика Юрия Афанасьева «Другая война. 1939—1945». Это издание воспроизводит части трех версий текста сталинской речи.

В выступлении в Большом Кремлевском Дворце всего лишь за несколько недель до вторжения немцев Сталин полностью изменил как свои, так и Молотова утверждения 1939—1940 гг. о том, что Англия и Франция были основными «зачинщиками новой войны». Как заявил Сталин, теперь Германия стала основным «поджигателем войны». Он заявил также, что должен быть положен конец представлениям о «немецкой непобедимости». Пришло время готовиться к ведению наступательной войны. Сразу же после выступления Сталина был организован прием для выпускников-академиков, на котором, как говорят свидетели, Сталин развил идеи своего выступления; «Генсек, во-первых, говорил о необходимости перейти в мероприятиях Красной Армии от обороны к «военной политике наступательных действий», а во-вторых, перестроить пропаганду, агитацию, печать, все воспитание «в наступательном духе»[246].

Дальнейшие пояснения к сталинским указаниям были даны в последующие дни и недели в деловых бумагах таких высокопоставленных должностных лиц, как Молотов, Жданов, Маленков, Щербаков (который был ответственным за военную идеологическую обработку) и генералами Александром Василевским и Николаем Ватутиным. В своих проработках сталинского выступления и последовавшего за ним приема эти должностные лица и старшие военные офицеры, всегда ссылаясь на Сталина, рекламировали «военную политику проведения наступательных действий». Тогда же вспомнили высказывание Ленина: любая война, ведущаяся СССР против капиталистических сил, «является справедливой войной, вне зависимости от того, какая сторона начала войну».

(Это утверждение было повторено слово в слово в советской военной литературе в эпоху термоядерного оружия и разрядки напряженности.) «Наступательное» направление утверждает, что такая война, какая планировалась Советами, имевшими свою собственную тактику блицкрига «по Тухачевскому», привела бы Красную Армию в Европу в роли освободительницы, как и прорицал Ленин. Революция была бы принесена на Запад в то время, когда побежденная Германия лежала в руинах, а парализованные Франция, Англия и далекая Америка находились в конфронтации с красной, в основном Евразией. Таким образом было бы компенсировано унижение, которое претерпел СССР (и лично Сталин) от неудач в советско-польской войне 1920 года.

В отношении советско-польской войны 1920 года протагонисты советской наступательной теории цитируют недавно опубликованную стенограмму речи Ленина, начинавшуюся так: «Я прошу записывать меньше: это не должно попасть в печать». В этой речи Ленин в 1920 году предсказал, что с советизацией Польши Красная Армия могла бы расположиться прямо на германских границах. В таком случае она могла бы тогда начать «наступательную войну» против Запада, в конечном счете неся «освободительную войну» всей Европе.

«Наступательное» направление, кроме того, обсуждает вопрос, было ли сталинское приобретение необходимой «буферной зоны» в соответствии с нацистско-советскими соглашениями таким уж невинным. Ведь Сталин опасно придвинул советские границы к немецким границам — границам, которые вермахт однажды мог бы пересечь в атаке против Советов. Может, Сталиным было запланировано, чтобы это случилось совсем другим образом? А именно — Сталин выдвинулся вперед, чтобы реализовать свою стратегию ведения неожиданной, захватнической войны против Германии?

Примечательно, что Сталин не начинает сразу же укреплять оборону на вновь приобретенных территориях на Западе, утверждают эти авторы. Когда вдоль бывшей (до 1939 года) советской границы старые укрепления были демонтированы, не было установлено никакой новой «сталинской линии».

Таким образом, вместо того, чтобы руководствоваться политикой обороны на вновь приобретенных территориях—в странах Балтии, Северной Буковине и Бессарабии, а также на Украине и в Белоруссии, Сталин, как утверждает «наступательное» направление в историографии, развернул там главным образом войска, готовые к атаке. Они состояли в основном из воздушно-десантных войск и механизированных дивизий. Эти части были обучены и вооружены для того, чтобы выполнять стремительные, наступательные удары и глубокое проникновение в тыл противника. Такая тактика была использована во время военных учений под руководством Жукова, проводившихся в Советском Союзе в 1940— 1941 годах. Жуков применил такую тактику на деле в боях против японцев на Халкин-Голе (Монголия) в августе—сентябре 1939 г., где он руководил советскими войсками.

Историки по-разному оценивают выводы, которые были сделаны Сталиным и его генералами из этих уроков. «Оборонники» настаивают, что выводы были в значительной степени оборонительные по своей природе; «наступатели» же считают, что они были наступательные.

В подтверждение «наступатели» обращаются к важному документу, датированному 15 мая 1941 года: «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Он был построен в форме меморандума, озаглавленного «Председателю Совета Народных Комиссаров СССР товарищу Сталину». Документ был написан заместителем начальника Генштаба генералом Василевским. Читал ли Сталин этот стратегический документ — неизвестно. «Соображения...» воспроизведены полностью в книге Афанасьева. В относящемся к спору отрывке читаем: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить (подчеркнуто в тексте. — Л.У.) нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому командованию, упредить (подчеркнуто в тексте. — А.У.) противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск»[247].

В то же время, утверждает «наступательное» направление, Советы построили на передовых позициях у самой границы военные аэродромы, которые могли быть использованы для проведения тактической и стратегической воздушных атак, что позволило бы коварно захватить немцев врасплох. При этом они были очень уязвимы и оказались уничтоженными немецкими войсками в первую очередь после нападения, начавшегося в воскресенье в 3 часа ночи, 22 июня 1941 года. Знаменательно и то, что все советское новейшее вооружение и лучшие обученные солдаты — фактически две трети всего состава Красной Армии того времени — были развернуты в западных прифронтовых районах.

Советские Вооруженные Силы выросли на 250 процентов всего за два года. Между 1939 и 1941 годами численность советских Вооруженных Сил выросла с меньше чем двух миллионов до более чем пять миллионов и с менее чем 100 дивизий до более чем 300.

Из-за того, что вермахт напал на Красную Армию неожиданно, и благодаря сталинскому требованию, чтобы Красная Армия немедленно — и, как получилось во многих случаях, преждевременно — начала вести контрнаступления, советские потери были ошеломительными. Для «наступательного» направления этот факт является еще одним доказательством наступательных намерений Красной Армии.

Это также иллюстрируется отсутствием в сталинской военной доктрине тактического и/или стратегического отступления. Благодаря дислокации войск Красная Армия оказалась неподготовленной к блицкригу, начавшемуся в мирный воскресный день. В первый день немецкого нападения только одни западные районы потеряли 738 самолетов, большинство из которых было уничтожено на земле. В первые несколько часов войны немцы достигли полного воздушного превосходства на протяжении более чем трех тысяч километров фронта, уничтожая в среднем 1200 самолетов в день. Всего лишь через две недели после нападения казалось, что немецкие войска находятся на пути к победе в войне.

По подсчетам современных армейских аналитиков США, после шести месяцев войны суммарные советские потери были эквивалентны 229 дивизиям. Немецкие потери в людях, для сравнения, составили в среднем менее чем половину советских потерь. К ноябрю 1942 года Советы потеряли убитыми, ранеными и захваченными в плен свыше 11 миллионов человек по отношению к немецким 4 миллионам. Нужно учесть, что последние вели наступательную войну, а традиционный закон сражений гласит, что наступающая сторона теряет гораздо большее количество солдат, чем обороняющаяся, — примерно в расчете три к одному.

Споры по поводу того, что Сталин планировал в 1939— 1941 годах, это нечто большее, чем просто академическое упражнение. Сегодня российские школьники имеют в своих руках несколько вариантов новых учебников истории. Автор этой статьи проанализировал некоторые из них и нашел, что в основном коммунистическая пропаганда по поводу событий внутренней и внешней политики времен Ленина, Сталина и их преемников с 1917 по 1991 год была в них ликвидирована. Все же какая-то часть ее до сих пор осталась. Во имя исторической правды и осуждения коммунистического прошлого совершенно необходимо заполнить «белые пятна» в советской истории.