“Ты делаешь великое дело”

“Ты делаешь великое дело”

8 февраля Государь вернулся в Царское Село, чтобы на следующий день принять участие в работе Государственной думы. Он не терял надежды объединить под своим руководством всю нацию для победы над врагом.

Впервые после открытия 1-й думы Царь лично обращался к депутатам со словами приветствия:

“Счастлив находиться посреди вас и посреди Моего народа, избранниками которого вы здесь являетесь. Призывая благословение Божие на предстоящие вам труды, в особенности в такую тяжкую годину, твердо верую, что все вы, и каждый из вас, внесете в основу ответственной перед Родиной и передо Мной вашей работы весь свой опыт, все свое знание местных условий и всю свою горячую любовь к нашему отечеству. руководствуясь исключительно ею в трудах своих. Любовь эта всегда будет помогать вам служить путеводной звездой в исполнении долга перед Родиной и Мной”.

На следующий день Царь вернулся в ставку. Уезжал он с чувством боли за предательство министра внутренних дел Хвостова, затеявшего преступную интригу, конечной целью которой должно было быть убийство Григория Распутина. Впрочем, всю глубину падения Хвостова Государь узнал уже позднее. А пока он поручил группе лиц разобраться в этом деле.

Царское Село. 10 февраля 1916 г.

Мой бесценный, милый!

Это мимолетное твое посещение, мой любимый, было таким подарком! — И хотя мы мало видели друг друга, однако, я чувствовала, что ты здесь. Твои нежные ласки опять согрели меня. Могу представить себе глубину впечатления, произведенного на всех твоим присутствием в Думе и в Государственном Совете. Дай Бог, чтоб оно побудило всех к усердной и единодушной работе на благо и величие нашего возлюбленного отечества! Увидеть тебя значит так много. И ты нашел как раз подходящие слова.

Мы с Аней пережили тяжелые дни вследствие этой истории с нашим Другом, и не было никого вблизи, чтоб подать совет. Но она держалась хорошо и мужественно во всем этом, даже выдержала отвратительно-грубый разговор с Воейковым в понедельник. Я, в самом деле, теперь за нее встревожена, так как она уразумела, в какую скверную историю ее старались втянуть Хвостов — евреи, и только для того, чтобы произвести скандал перед Думой, — все так тенденциозно[714]!

Твое присутствие опять вернуло мужество и силу, люди очень низки, особенно вокруг нас, и направление умов в “тылу” все еще дурное. Все мои молитвы и мысли будут с тобою завтра. Ты делаешь великое дело,и очень мудрое, все вожди смогут откровенно высказать свои мнения и отчетливо изобразить тебе все. Благослови Бог их труды под твоим руководством!

Спи спокойно, мое сокровище, — опять буду скучать по тебе самым ужасным образом. Ты принес мне столько света, и я буду жить воспоминаниями о твоем милом приезде. Будем надеяться, что скоро ты опять будешь у меня, дома. Благослови и сохрани тебя Бог, мой родной, дорогой и любимый, мой супруг, мой собственный! Тысяча нежных поцелуев от твоей маленькой

Женушки.

Царское Село. 11 февр. 1916 г.

Мой родной, бесценный!

Яркое солнце, 12 градусов мороза. Все мои нежнейшие мысли с тобой, любимый. Надеюсь, что большой военный совет сойдет хорошо и в соответствии с твоими желаниями. Могу себе представить, какое облегчение ты почувствуешь среди военных, так как проведенные здесь дни были не из самых приятных, и ты, вероятно, в восторге, что опять уехал. Обыкновенно здесь на твою долю выпадают тягостные впечатления: вторник был очень хорош — и вдруг эта скверная история с нашим Другом. Она постарается держать себя с Ним как можно лучше, хотя в своем теперешнем состоянии Он кричит на нее и ужасно раздражителен. Но сегодня солнце, поэтому надеюсь, что Он опять стал таким, каким был всегда. Он боится уезжать, говоря, что Его убьют. — Ну, посмотрим, какой оборот Бог даст всему этому!

Все это тебя огорчало и тревожило, так что твой приезд не мог доставить тебе радости, любимый мой Светик. Но ты согрел старое Солнышко, и она еще чувствует на своих губах твой последний поцелуй! Твой приезд был точно сон — теперь снова так пусто! Сегодня мне еще нечего рассказать тебе.

Вчера вечером мы работали, раскладывали пасьянсы, и Т. с А. по очереди читали вслух “Наши за гр.”[715], но мои мысли были заняты тобою, а не книгой.

Бесценный мой, теперь надо вставать, так как в 12 1/2 явится князь Голицын[716] с докладом о наших пленных, а после завтрака — Вильчковский.

Прощай и да благословит тебя Бог, мой любимый!

Осыпаю тебя поцелуями.

Навсегда твоя

Женушка.

Царское Село. 12 февраля 1916 г.

Мой родной, милый!

Ясное, солнечное утро, 7 градусов мороза. Ночью было 12 градусов. Хотелось бы мне знать, что говорили все генералы, — как мило, что они тебя встретили! Так освежают подобные беседы, сколь бы ни были они серьезны и трудны. Но надеюсь, что в общем, они довольны снабжением, или все еще большой недостаток в винтовках?

Я получила длинное милое письмо от Виктории[717]. Она сейчас в Лондоне. Людвиг[718] с Луизой[719] едут на север повидать Джорджи, а она поедет позднее. Там были большие бури, при очень холодной погоде, и когда “Новая Зеландия” вышла крейсировать в прошлом месяце, то вода затопила палубу, волна залила башню Джорджи, проникнув через пушечный люк, и унесла матроса в люк одного из подъемников, и Джорджи принужден был ползти за ним и нашел его на самом дне почти захлебнувшимся и со сломанными ногами.

Некоторые матросы получили разрешение поехать во Францию посмотреть войну, и один капрал с “Новой Зеландии” из их группы был в траншее, когда под нею взорвалась германская мина и перебила пулеметчиков. Тогда синие куртки проворно схватили этот пулемет и, под командою своего капрала, наделали таких хороших дел, что он получил орден, и корабль очень гордится им. Дикки[720] и его сверстники-кадеты после Пасхи отправятся не прямо в море, а сначала в Kegham Плимут) в инженерное училище. Из них 20 или 30 лучших пойдут в море в июне, а так как его место в классе всегда приблизительно 15-е, то он надеется быть в их числе. Разумеется, он огорчен отсрочкой, но я эгоистически довольна ею.

Алиса[721] пишет, что англичан в Салониках любят: офицеры вежливы, солдаты ведут себя хорошо. С французами же, грустно сказать, дело, по ее словам, приняло другой оборот, и в одном городке они так же ужасно обращались с женщинами, как германцы в Бельгии, а офицеры в Салониках, все, начиная с генерала, нахальны и дерзки даже с Андреем[722].

Луиза наслаждается своими каникулами дома. Она, вероятно, вернется в Невер в конце этого месяца.

В ставке ли Сандро?

Маленькая Мари[723] завтракает у нас сегодня. И до и после завтрака у меня прием.

Драгоценное сокровище, прощай и Господь с тобой!

Нежно и страстно целую тебя.

Твоя глубоко любящая, старая женушка

Аликс.

Ц. ставка. 12 февр. 1916 г.

Моя дорогая!

Горячо благодарю тебя за твое милое письмо — первое, полученное здесь. Возвращаю тебе французскую книгу; на досуге с жадностью читаю новую английскую. — Путешествие было вполне спокойное. Я настоял на том, чтоб наш поезд не делал больше 40 верст в час. Четыре командующих генерала встретили меня здесь на платформе. Я на минуту принял Алексеева, затем в 6 час. отправился в здание штаба, где заседание тянулось до 8 час. и возобновилось сейчас же после обеда вплоть до 12.30 час. Бедный Плеве был похож на мертвеца: до того он был бледен. Сегодня он лежит в своем спальном вагоне и не в состоянии двинуться — вероятно, переутомление!

В общем, я остался вполне доволен результатами нашего долгого совещания. Они много спорили между собой. Я просил их всех высказаться, потому что в таких важных вопросах правда имеет исключительное значение. — Я предпочитаю не писать на эту тему, но все тебе расскажу при свидании.

Очень холодно и ветрено.

Должен кончать. Храни тебя Господь, дорогая! Крепко целую тебя и дорогих детей.

Навеки твой старый

Ники.

Ц. Село. 13 февраля 1916 г.

Мой родной, милый!

2 градуса мороза и легкий снежок. К счастью, я сплю теперь хорошо, что является редким удовольствием, — и кашляю немного, как и Бэби. Вчера принимала Неклюдова[724]. Он говорит как следует, только время от времени превращается в аффектированного дипломата, чем раздражает до безумия. Потом приняла доктора Бруннера[725], который давал мне отчет о содержании пленных германцев и австрийцев в Сибири, — удовлетворительно!

Потом — княгиню Франциску Воронецкую (рожденную Красинскую), которая организовала много отрядов и госпиталей в Варшаве и там получила медаль. Теперь ее отряды все при деле, а она ездит и инспектирует их. Ее муж и оба сына остались в Варшаве, и она редко имеет о них известия.

Она, кажется, весьма энергична, хотя на вид розовая, пухлая и веселая, на высочайших узких каблуках и в смешной маленькой наколке, надетой к ее сестринскому платью.

Сегодня будет кн. Гедройц — вероятно, чтобы побрюзжать.

Лили Д. с мужем приезжали на часок, к вечернему чаю. Она — настоящая милочка и всегда такая забавная. Но его глупый смех переносить трудно. Разве ему дадут “Варяга”?

Я очень рада, что ты доволен результатами военного совещания. Это прекрасно, что ты всех их созвал и дал им возможность обменяться мнениями в твоем присутствии.

Маленькая Мари завтракала с нами. Вид у нее здоровый, только вся в прыщах. говорит, что Дмитрий приедет завтра. Жаль, так как он опять попадет в дурную компанию и на дурной путь.

Как бы я хотела, чтоб кто-нибудь поговорил с ним серьезно! Знаю, что Н.П. делал это не раз и, случалось, удерживал его от вечерних приключений; мальчик ведет себя сообразно желаниям той личности, к которой в данный момент привязан.

Чем чаще я думаю о Борисе, тем яснее становится мне, в какую ужасную компанию попала бы его жена. Друзья его и Михень — богатые французы, русские банкиры, “общество” Ольги Орловой и Белос. и тому подобных типов, — бесконечные интриги, — развязные манеры и разговоры, — причем Даки совсем неподходящая невестка, — да притом бурное прошлое Б.[726] Михень переняла навыки д. Владимира[727] для того, чтобы участвовать во всем вместе, но она находила удовольствие в такой жизни, — с ее натурой это было легко. Однако, зачем пишу я тебе об этом, когда ты все это знаешь не хуже меня? Отдать сильно пожившему, истрепанному, видавшему всякие виды молодому человеку чистую, молодую девушку, которая моложе его на 18 лет[728], и поселить их в доме, где многие женщины “делили” с ним жизнь! Его женою должна бы стать только “женщина”, знающая свет, могущая судить и выбирать с открытыми глазами. Такая сумела бы сдерживать его и сделать из него хорошего мужа. А неопытная молодая девушка страдала бы ужасно, получив мужа из четвертых, пятых или более рук; женщина, конечно, скорее бы примирилась с этим, если бы любила.

Поэтому и тебе следует слегка держать Дмитрия в руках и разъяснить ему значение супружеской жизни.

Теперь пора кончать. Прощай, мой ангел, мой голубчик! Святые ангелы пусть хранят тебя, Бог да благословит тебя! Нежно и страстно целую тебя без конца.

Твоя любящая старая

Женушка.

В Думе произносятся ужасные речи, но они не производят эффекта, никто их не подхватывает. Пуришкевич произнес нечто ужасающее[729], — и зачем это он так сумасшествует всегда? Ты принес здесь много пользы, так как их речи не производят впечатления.

Ц. ставка. 13 февр. 1916 г.

Мое любимое Солнышко!

Курьер еще не приезжал. Я окончил свои бумаги и потому имею больше времени для письма.

Сегодня полковой праздник моих улан — они на отдыхе где-то в южной Галиции. В честь этого дня я произвел Залюйского[730] в флигель-адъютанты, — получил его в наследство от Николаши, он состоял при нем ординарцем.

Все эти дни здесь было очень много хлопот, особенно для меня. Во-первых, совещание, которое продолжалось 6 часов. Одновременно мне пришлось серьезно поговорить с некоторыми из генералов, принять Сандро с длинным докладом, Бориса после его ревизии, Поливанова и адмирала Филимора, вернувшегося из Архангельска. Вчера неожиданно появился Дмитрий, проездом в отпуск на 10 дней. Я на досуге повидаюсь с ним сегодня днем.

Сандро в превосходном настроении, — он едет на 5 дней домой, — постарайся его повидать.

Ольга пишет, что она выезжает из Киева на несколько дней, чтобы посетить свой полк, так как в данное время у нее не так много работы.

В свободное от занятий время я наслаждаюсь чтением книги “Таинственная комната” (“The room of secrets”), она чем-то напоминает книгу, читанную нами вместе.

Погода эти 2 последних дня была очень неблагоприятна для длинных прогулок — дул сильный ветер с морозом и снегом, так что я принужден был гулять в крошечном саду!!! Бедный малютка!!!

Только что мне принесли твое дорогое, надушенное письмо и Ольгино — сердечно благодарю за них и за интересные сведения из письма Виктории. Этот запах возбуждает и вызывает чудные воспоминания, меня так и потянуло к тебе! Теперь должен кончать. Надеюсь, что чувствуешь себя лучше.

Да благословит тебя и детей Господь! Целую вас нежно.

Твой старый

Ники.

Передайей мой привет.

Ц.С. 14 февраля 1916 г.

Мой родной!

Твое милое письмо меня очень осчастливило, я его много раз перечла и нежно поцеловала каждую страницу, которой касалась твоя дорогая рука. Я — безумная, старая женщина, не правда ли? Но я глубоко люблю тебя и тоскую по своему ненаглядному.

Бедный Плеве, как жаль, что он стал таким несчастным существом — уже перед войной у него был жалкий вид. — Я рада, что они все высказались и даже ссорились между собой на этом совещании — это очень хорошо, так как выясняет все недоразумения и обрисовывает лучше характеры.

Старшие девочки едут на концерт в нашем лазарете, а трое младших поедут днем на концерт в Анино убежище, где старый Давыдов[731] тоже хотел быть, чтобы повидать Бэби. Ее родители тоже там будут, чтобы немного развлечься после отвратительного письма, полного самых ужасных оскорблений Ани, которое ее мать получила от m-me Родзянко. Там будут также Ник. Дм. Д.[732], Ирина Толстая, Вл. Ник.[733] и m-r Жилик[734]. Я не могу пойти: чувствую себя неважно, сильно кашляю и температура 37,3 сегодня утром, — так досадно простужаться, никуда не выходя.

Утро пасмурное, тихое, 3 1/2 градуса мороза.

Я приму сегодня троих.

Бедная Иза сильно подавлена, так как в газетах скверно отзывались об ее отце[735]. Моего Штейна[736] тоже обвиняют в шпионстве, и вообще я нахожу, что люди стали неуравновешенными, выражаясь мягко. M-me Зизи еще не поправилась и не может сюда приехать.

Я получила французскую книгу, — когда ты кончишь свою английскую, я тебе пришлю другую. Такое невинное чтение является отдыхом для утомленного ума и наводит на свежие мысли.

Надеюсь, что тебе удастся сделать опять несколько хороших прогулок.

Устроил ли ты, чтоб твои флигель-адъютанты дежурили в ставке по две недели каждый? — Теперь, когда время спокойнее, ты мог бы даже иметь командиров полков, хотя их почти не осталось. Но для тебя это было бы очень полезно, так как они могли бы рассказать тебе много правды, которой даже генералы не знают, и этим помочь тебе.

И все будут стараться изо всех сил и энергично работать, зная, что один из их офицеров находится в ставке и должен откровенно отвечать на твои вопросы. Они замечают больше, чем другие, — и затем это будет постоянным живым звеном с армией.

Алексей получил телеграмму от Эристова от имени твоих улан.

Должна кончать свое письмо, мой родной.

Да благословит и сохранит тебя Господь Всемогущий! Осыпаю тебя горячими поцелуями, муженек мой любимый.

Навеки твоя старая

Солнышко.

Дети нежно, нежно тебя целуют.

Царское Село. 15 февр. 1916 г.

Мой любимый!

Горячо благодарю за милое письмо, которое получила вчера. У тебя, действительно, было много работы, я рада, что вчера тебе, наконец, удалось хорошо прогуляться и освежиться.

Подумай, Ези[737] завтракает сегодня у нас! Я его не видела со времени его отьезда на войну. Он просил разрешения представиться как генерал-адъютант, и я решила, что лучше его пригласить к завтраку. Будет очень трудно заставить его говорить, особенно без твоей помощи.

Чудное, солнечное утро, 8 градусов мороза. А. просит меня выходить каждый день, но я знаю, что это было бы безумием при моем кашле. Я плохо спала, так как мне мешал кашель. Иногда я долгое время не кашляю, а затем опять начинаю, совсем как Бэби.

Мария простужена. — Сегодня они все едут в Большой Дворец на маленькое театральное представление, устраиваемое для раненых (Кривое Церкало).

Вчера был у меня старый Горемыкин. Я рассказала ему все новости про тебя, и он был счастлив узнать о твоем военном совете. Его жена только что успела проститься со своим “госпиталем”, как с ней сделался сердечный припадок от волнения и пришлось на ночь оставить ее там — бедные старики, как мне их жалко! У него вид хороший, но в первое время, когда он внезапно остался без работы после сильного напряжения последних месяцев, — он был в постоянном полусне. Когда он прощается, мне всегда кажется, что он видит нас в последний раз, — по крайней мере, его добрые старые глаза это выражают.

Для французов настало тяжелое время около Вердена, дай, Боже,им успеха, так хочется, чтоб они и англичане начали, наконец, наступать!

Каковы впечатления Филимора от Архангельскa? Понимает ли он теперь наше тяжелое положение там и находит ли, что там работают энергично? — Критический глаз иностранца может быть очень полезен. – Зуев[738] будет сегодня, так как в среду уезжает в Англию-Францию. Эмма Фр.[739] была на свадьбе Сашки[740] — говорит, что в профиль невеста хороша, a en face нос слишком приплюснут, глаза красивы, очень черные волосы, невысокого роста и полная.

Трина пришла ко мне в отчаянии, что О.Ламкерту[741] предложили подать в отставку после стольких лет службы. — Денежные дела он привел в образцовый порядок, а когда поступил на это место, было множество долгов. — Штюрмер предлагает своего кандидата (кажется, Гурлина или Гурланда)[742], который так завален работой, что не будет в состоянии лично руководить этим. Если я увижу Ш., который, вероятно, попросит приема по делам Верх. Сов., — то я его об этом спрошу.

Я рада, что тебе нравятся мои надушенные письма — я хочу, чтоб они тебе напоминали твою детку, которую тянет к тебе так сильно, сильно! — Мысленно крепко прижимаю тебя к груди и осыпаю твое дорогое лицо страстными поцелуями.

До свидания, дружок, благословения и поцелуи без конца от твоей старой

Аликс.

Перечитывала некоторые из моих старых писем к Соне и рвала их — они совсем как дневники, так живо напоминают прошлое. Завтра был бы день ее рождения.

Ц. ставка. 15 февр. 1916 г.

Моя родная голубка!

Сердечно благодарю за дорогие письма — мое старое сердце сильнее бьется каждый раз, когда я их распечатываю и читаю. У нас здесь все совершенно спокойно, все планы на ближайшее составлены и приводятся теперь в исполнение, поэтому Алексеев предложил мне поехать домой. — Я выеду в среду днем и надеюсь вернуться в четверг в 11 час. утра — пробуду более полуторы недели. Не правда ли, душка, это будет чудно?

Сейчас, после завтрака, я нашел на своем столе твое письмо и горячо благодарю за него. Как досадно, что ты кашляешь и у тебя 37,3, — почему?

Сегодня утром я, когда встал, позволил Боткину всего себя выслушать и выстукать. — Он просил сделать это здесь, так как здесь больше времени — он меня с Крыма так не осматривал. Он нашел все в порядке и сердце даже лучше, чем в последний раз! Странно!

Георгий приехал, но я его еще не видел, потому что поезд его запоздал. Завтра приедет сэр Артур Пэджет и передаст мне фельдмаршальский жезл. Я просил всех английских офицеров, находящихся здесь, присутствовать при этой маленькой церемонии.

Письмо Джорджи я получил раньше — его привез ген. Вильямс, который видел Пэджета в Петрограде. Теперь, моя милая женушка, должен кончать свое последнее письмо.

Храни вас всех Господь!

Крепко обнимаю и целую. Твой старый

Ники.

Царское Село. 16 февраля 1916 г.

Мой родной, милый!

Опять ясное, солнечное утро, 6 градусов мороза. Я все еще не решаюсь выйти на балкон из-за кашля. В 12 1/2 будет у меня Витте[743] с докладом, после завтрака опять прием, а в 6 часов — Штюрмер. Сегодня было бы рожденье Сони — так грустно, я ни разу не была на ее могиле!

Вчера вечером у нас был А.П. Саблин[744], он совсем не конфузился и держался вполне естественно. Завтра он возвращается в это ужасное болото — Проскуров, весело обо всем рассказывал. Ольга шалила, сидя на маленьком столике, пока преблагополучно не сломала его. Так смешно — у него некоторые манеры брата; приятно было его повидать, так как здесь сохнешь от горя и забот.

С нетерпением жду твоего письма, о котором ты телеграфируешь, — принесет ли оно весть о твоем скором возвращении? Это было бы чудесно — я так по тебе скучаю!

M-me Зизи все еще плохо себя чувствует, — она ездила в город в закрытом экипаже и после этого ей стало хуже.

Я должна отдохнуть немножко — болят глаза, так как писала длинное письмо Виктории, чтобы Зуев завтра мог взять его с собой.

Прости за скучные письма, дорогой, но жизнь моя очень однообразна — и сама невесела и все, что слышу, не таково, чтоб могло развеселить меня. — Интересно слышать от тебя твое мнение о генералах, а также, о чем говорилось и что решили. Жажду узнать о военных делах, а это я, конечно, могу узнать только от тебя.

Только что получила твое дорогое письмо, крепко за него целую. — Итак, это мое последнее письмо к тебе.

Какая радость! — В четверг ты возвращаешься, это действительно прекрасное известие. Завтра неделя, как ты уехал. Как хорошо, что ты будешь с нами — дети как раз будут свободны последние 3 дня и будут безумно счастливы, — надеюсь, что и Бэби сможет выходить к тому времени. — Желаю тебе счастливого пути, храни тебя Бог!

Покрываю тебя поцелуями.

Навеки твоя старая

Женушка.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.