Глава 9 География Европы

Глава 9

География Европы

Когда речь заходит о современной геополитике с ее частыми сдвигами и эволюционными процессами, чаще всего имеется в виду африкано-азиатский регион, от Ближнего Востока и до Китая. Европу, как правило, в эту формулу не вносят, но это неправильно. Население Европейского союза составляет 500 млн человек. ЕС является третьим по численности жителей регионом в мире после Китая и Индии. Экономика Евросоюза оценивается в 16 трлн долл., что больше, чем у США. Западная оконечность Европы обращена к центральной части Северной Америки на противоположном берегу Атлантического океана. Она вместе с Соединенными Штатами находится на одинаковом расстоянии от крайней южной точки Южной Америки. С востока Европа выходит на африкано-евразийские пространства. Европа находится в самом центре Восточного, или «Сухопутного», полушария, будучи равноудаленной от Дальнего Востока Российской Федерации и Южной Африки.[223] На самом деле наши объяснения мировой политики с точки зрения географии должны начинаться именно с Европы. Предсказания Маккиндера, Спайкмена, Моргентау и прочих мыслителей, о которых уже шла речь, в основном касаются Европы. И чтобы увидеть, как изменился мир начиная с их времен, необходимо начать оттуда, откуда начинали они. Хотя Ходжсон, очевидно, прав относительно приоритета ближневосточной «Ойкумены»: этот регион является опорным в нашем путешествии, поэтому начать мы должны не с него. Нет необходимости беспокоиться, так как изучение Европы органично приведет к пониманию геополитических особенностей России, Китая, Индостана и Большого Ближнего Востока. Для понимания геополитики XXI в., необходимо начинать с XX в., а это значит — с Европы.

Европа, как мы читали у Маккиндера, формировалась под влиянием постоянных вторжений азиатских племен. И в XXI в. Европа продолжает кардинальным образом зависеть от ее отношений с Востоком, особенно с Россией. Ныне Европу, находящуюся в поисках более глубокого единения, терзают внутренние противоречия, которые, как может показаться на первый взгляд, имеют чисто экономический характер (вспомним отказ Германии выручить греков в период кризиса), но на самом деле корнями уходят в географию. Судите сами, насколько разными являются модели экономического развития, к примеру, Германии на севере Европы и Греции в средиземноморско-балканской ее части. Европа в значительной степени, ввиду наличия технологий, которые способствуют мобильности, несомненно, увидит, как течение событий в ней все больше будет переплетаться с течениями событий к югу — в Африке — и к востоку — в Азии. Однако вместе с тем Европа и впредь не лишится внутреннего разнообразия. Другими словами, не имея сейчас внешнего врага, Европа может пасть жертвой самолюбования маленьких разнородных групп внутри себя. И это, в свою очередь, могло бы сделать беспокойство Спайкмена относительно того, сможет ли Европа бросить вызов доминированию США, несколько преждевременным.

Именно восхитительное географическое богатство Европы, с обилием морей, полуостровов, речных долин, горных массивов, которое привело к формированию различных языковых групп и национальных государств, и далее будет оказывать сильнейшее влияние на политическую и экономическую разрозненность, несмотря на все панъевропейские структуры, имеющие целью сплотить континент. Согласно карте, у Европы большие перспективы запестреть в сенсационных газетных заголовках.

Европа, по словам археолога из Оксфорда Баррингтона Канлиффа, является «западным наростом» на теле Азии, огромным полуостровом, который доминирует в мировой политике на протяжении всего II тысячелетия н. э. Канлифф разрабатывает далее этот тезис Мак-Нила. Европа расположена в благоприятных климатических условиях: между пустынями Африки и льдами Арктики, ее климат делают умеренным теплые воды Гольфстрима. Европа изобиловала природными ресурсами: древесиной, камнем, металлами, мехом. Еще один важнейший фактор — испещренная бухтами извилистая береговая линия, равно как и наличие множества островов и полуостровов. Эта береговая линия имеет протяженность 35000 км — грандиозная длина, соразмерная с земной окружностью. У Европы самый высокий процент отношения продолжительности береговой линии к общей территории по сравнению с любым другим континентом или субконтинентом.[224] Берега Европы омываются четырьмя внутренними и полузакрытыми морями, которые ужимают субконтинент, так сказать, в относительно узкий полуостров — это Средиземное, Черное, Балтийское и Северное моря. И в то же время Европа имеет разветвленную систему рек, ведь ее пересекают такие водные артерии, как Рейн, Эльба и прежде всего Дунай. Последний, как оригинально выразился поклонник Центральной Европы, итальянец Магрис, «тянет за собой немецкую культуру вместе с ее мечтой об одиссее духа, о возвращении домой, на восток, к смешению с другими культурами, к самым фантастическим метаморфозам».[225] Также достойны упоминания Моравские Ворота,[226] перевал Бреннер,[227] широкая равнина, ведущая к долине реки Рона, которые служат коридором из одной части Европы в другую.

Такая изрезанная граница между сушей и морем, а также тот факт, что Европа защищена от буйства океанских волн, но тем не менее имеет выход к океану, решительно повлияли на «морской» динамизм и мобильность среди европейцев, а также на формирование весьма разнообразных ландшафтов в самой Европе. Последнее обстоятельство, в свою очередь, послужило причиной образования поразительно различных общностей людей, что в конечном счете привело к политике, основанной на военной мощи. Отсюда и множество войн в Европе. Войны между ахейцами, спартанцами, римлянами, иберийцами, финикийцами, скифами и другими варварскими племенами — в древности; конфликты между Францией, Германией и Россией, между Пруссией, Габсбургами и Оттоманской империей — в новое время. И все же, несмотря на все эти различия, коридор, проходящий по равнинным территориям и соединяющий Атлантику с Черным морем, позволял путешественникам на протяжении многих веков относительно удобно пересекать Европу, что способствовало связям между различными ее частями и возникновению более широкого чувства осознания себя европейцами, как это талантливо демонстрирует проза Магриса.[228] Более того, небольшие расстояния внутри самой Европы также выступают объединяющим фактором — от Лиссабона до Варшавы всего 2250 км.

Таким образом, география помогла определить, что существует некое понятие, называемое «Европой», географическое выражение либерального гуманизма путем объединения суверенитетов в период после Второй мировой войны. Это стремление к установлению мира, так же как и протест против разрушительных военных конфликтов во все исторические эпохи, является результатом многовекового материального и духовного прогресса. Тем не менее существует «несколько Европ», временами конфликтующих между собой, так как экономическое неравенство, которое мы наблюдаем сегодня в форме кризиса суверенного долга в ряде европейских стран, в действительности уходит корнями в историю и географию.

В годы непосредственно перед падением Берлинской стены и после этого события, как мы уже отмечали в предыдущей главе, интеллигенция с восхищением заговорила о понятии «Центральная Европа» — этакой путеводной звезде мультиэтнической толерантности и исторического либерализма, к которым могут и должны в дальнейшем стремиться соседние Балканы и более отдаленные страны третьего мира. Но на самом деле политическое ядро Европы XXI в. находится несколько к северо-западу от «Центральной Европы». Начинается оно в странах Бенилюкса и далее, извиваясь, тянется на юг вдоль франко-германской границы к отрогам Альп. Именно в тех местах располагаются Европейская комиссия и ее чиновничий аппарат — в Брюсселе, Европейский суд и Европарламент — в Страсбурге, третейский суд — в Гааге и так далее. Кстати, там же находится и город, в котором, собственно, заключалось соглашение об объединении — Маастрихт. На самом деле все эти места расположены поперек линии, которая ведет к югу от Северного моря и которая в свое время представляла «основу и важнейший путь сообщения государства Каролингов в IX в.»,[229] отмечает выдающийся специалист по новейшей истории Европы, к сожалению ныне уже покойный Тони Джадт. Тот факт, что многообещающая европейская сверхдержава уже нашей эпохи находится на той территории, которая являлась ядром Европы в Средние века, со столицей Карла Великого — Ахеном[230] (фр. Aix-la-Chapelle), расположенном все еще в самом центре, не является случайным, так как нигде на континенте нет более глубокого и разнообразного взаимодействия суши с морем, чем вдоль этого «позвоночного столба» цивилизаций старого мира. Страны Бенилюкса открыты Мировому океану, пусть даже вход в Ла-Манш и группа островов у берегов Голландии формируют полезный защитный барьер, придавая этим небольшим странам преимущество, несоизмеримое с их размерами. Территория, примыкающая к побережью Северного моря, покрыта густой сетью спокойных и полноводных рек, защищенных от неожиданного вторжения волн моря, и внутренних водных путей, причем все они способствуют торговле и судоходству, а следовательно, и политическому развитию. Почва на северо-западе Европы плодородна, а леса представляют естественную защиту от эрозии. Наконец, холодный климат в регионе от Северного моря до Альп в гораздо большей мере, чем теплый климат к югу от гор, побуждал начиная с бронзового века к экспансии. Так, во времена поздней Античности в Галлии, предгорье Альп, в прибрежных низинах поселились франки, алеманны, фризы, саксы. Тут, в свою очередь, в IX столетии на месте империи Карла Великого были образованы Франкское королевство и Священная Римская империя, состоявшая из Бургундии, Лотарингии, Брабанта, Фрисландии, а также городов-государств Трира и Льежа — впоследствии все они пришли на смену Риму и превратились в отдельные государства, на которые опирается сегодня современный Европейский союз.

Конечно, до них был Рим, а до Рима — Древняя Греция. Эти две цивилизации, по словам Мак-Нила, были «прихожей» еще более древней цивилизации, которая началась в Египте и Месопотамии, распространившись оттуда через Крит минойской культуры и Анатолию в северную часть Средиземноморья. Цивилизации, как мы знаем, зарождались в теплых, защищенных околоречных пространствах, таких как долина Нила или долина междуречья Тигра и Евфрата (Месопотамия). Затем они распространялись в зоны с относительно мягким климатом — в Северную Африку, Левант (страны Восточного Средиземноморья), Грецию, на Апеннины, где можно было жить, используя только самые элементарные технологии.

Хотя европейская цивилизация первоначально распространялась по теплому Средиземноморью, но по мере развития новых технологий и роста мобильности она начала продвижение на север, во все более холодные климатические зоны. Так, за несколько десятилетий до нашей эры Римская империя уже простиралась от Карпат на юго-востоке до Атлантического океана на северо-западе — через значительную часть «Центральной Европы» и до земель у Северного моря и Ла-Манша, впервые установив на этих территориях государственный порядок и обеспечив внутреннюю безопасность. По всей этой территории черноземного центра Европы, покрытого лесами, реками, с исключительно плодородными землями, вырастали крупные поселения, называемые Юлием Цезарем oppida, на месте которых и образовались средневековые и современные города.[231]

Экспансия Рима привнесла стабильность на земли так называемых варварских племен Северной Европы, а вот распад Римской империи привел к тому, что постепенно начали формироваться народы и национальные государства, которые знакомы нам сейчас и которые на основе концепции государственного суверенитета положили начало новому порядку в Европе, закрепленному на бумаге по итогам Тридцатилетней войны в Вестфальском мирном договоре 1648 г. Как отмечает американский историк Уильям Хэй: «Давление кочевых племен на степи и европейскую периферию запустило цепную реакцию, что привело к тому, что другие группы, принадлежащие к оседлым культурам, после развала Римской империи оказались в вакууме».[232] То есть ослабление и распад Западной Римской империи наряду с вторжением на запад степных народов оказались ключевыми факторами в возникновении новых народов и государств в центральной и северо-западной частях Европы.

Античность прежде всего определялась географическим местоположением у Средиземного моря, но с ослаблением Рима и утратой им земель в северной части Европы и на Ближнем Востоке настали Средние века.[233] Средиземноморское единство закончилось вторжением арабов в Северную Африку.[234] Уже к XI в. карта Европы приобрела современные очертания. Причем Франция и Польша оказались практически в современных границах. Священная Римская империя представляла собой сегодняшнюю территорию единой Германии, а Богемия, с центром в Праге, предзнаменовала Чешскую Республику. Таким образом, история действительно шагала на север.

Средиземноморские общества вопреки политическим инновациям — греческой демократии и римской республике — в основном, как писал французский историк и географ Фернан Бродель, характеризовались «консерватизмом и закостенелостью». Плохая по своим качествам средиземноморская почва благоприятствовала крупному землевладению, ввиду чего, в силу сложившихся обстоятельств, земля начала скапливаться у богатых. Это, в свою очередь, способствовало образованию жесткого общественного строя. В то же время, очищая от лесов земли на севере Европы (земли, без сомнения, более богатые), вырастали более свободные цивилизации, связанные менее регулируемыми властными феодальными отношениями, которые были более способны к выгодному использованию изобретений механизмов и прочим дальнейшим открытиям.[235]

Насколько детерминистскими ни казались бы соображения Броделя, но они способны пояснить скрытые тенденции европейского прошлого. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов человеческий фактор, сложно переоценить влияние таких личностей, как Ян Гус, Мартин Лютер, Жан Кальвин, на протестантскую Реформацию, а в дальнейшем и на Просвещение, что позволило Европе динамично развиваться и вырасти в ведущую силу в истории современного мира. Тем не менее ничего бы не произошло из вышеназванного без выхода к морю, без больших рек, без лессовых плодородных земель, богатых такими природными ископаемыми, как уголь и железная руда, которые послужили предпосылкой для развития индивидуализма и промышленного роста. Конечно, в Средиземноморье в Средние века существовали великие, эклектичные и блестящие империи, и тут стоит упомянуть прежде всего Королевство Сицилия Рожера I, объединившего владения норманнов в Сицилии и Южной Италии в XII в., как и не следует забывать о том, что Возрождение впервые расцвело во Флоренции позднего Средневековья и что именно там творили Микеланджело и основатель политической науки и светского реализма Макиавелли. Но именно продвижение к более холодной Атлантике, которая открыла мировые морские пути, в конечном счете привело к тому, что центр европейской экономики переместился из Средиземноморья в Западную Европу. И если Португалия и Испания первыми получили выгоду от морской торговли в Атлантике ввиду географического расположения их выдающегося в океан полуострова, то далее, ближе к эпохе Просвещения, ослабленные близостью мусульманской Северной Африки, завоеванной в начале XVI в. турками, это свое преимущество в Атлантике данные страны потеряли. Оно перешло к голландцам, французам и англичанам. Таким образом, так же как франкская «Римская империя» Карла Великого стала преемником Римской империи, так и в Новое время северная Европа становится преемницей Европы южной, причем богатое полезными ископаемыми ядро державы Каролингов добивается успеха в виде Европейского союза во многом благодаря географическому расположению.

В Средние века само Средиземноморье было поделено между франками — на западе — и византийцами — на востоке. Но не только разделение на север и юг характеризует и беспокоит Европу сегодня, но также и разделение на запад и восток и, как мы увидим, на северо-запад и центр. Посмотрите на пути миграции от долины реки Дунай, которые простираются на восток за Среднедунайскую равнину, Балканы, Черное море и дальше по Понтийско-Каспийской (Причерноморской) степи и степям Казахстана в Монголию и Китай.[236] Этот географический факт наряду с тем, что равнины дальше на север открывали доступ к России, стал причиной многочисленных набегов преимущественно славянских и тюркских племен с востока, о чем детально пишет Маккиндер в своей статье «Ось». Как известно, это значительно повлияло на политическую судьбу Европы. Таким образом, как существуют Европа Каролингов и Средиземноморская Европа, точно так же существуют, часто в результате этих набегов с востока, и Византийско-Оттоманская Европа, и Прусская Европа, и Европа Габсбургов. Каждая из них представляет собой обособленный регион в географическом плане, равно как и живет сегодня по несколько отличной модели экономического развития, и эти различия одним только введением единой валюты не стереть.

К примеру, в IV в. н. э. Римская империя оказалась поделенной на западную и восточную части. Рим остался столицей Западной империи, в то время как Константинополь — Восточной. Западная Римская империя уступила место королевству Карла Великого, дальше на севере, и Ватикану, то есть фактически Западной Европе. Восточная Римская империя — Византия — была населена преимущественно говорившими на греческом языке православными христианами, а позже, когда турки-оттоманы, мигрируя с востока, захватили в 1453 г. Константинополь, — мусульманами. Граница между Восточной и Западной империями проходила посередине той территории, которая после Первой мировой войны стала многонациональным государством Югославия. Когда это государство в 1991 г. в ходе гражданской войны развалилось, то, по крайней мере, изначально границы разрыва пролегли там же, где и 16 столетий назад между восточной и западной частями Римской империи. Словенцы и хорваты, на западе, были римскими католиками, наследниками традиций, которые уходят корнями от Австро-Венгрии до Рима, сербы же, на востоке, были православными и наследниками оттоманского и византийского прошлого. Карпатские горы, расположенные к северо-востоку от Югославии и разделившие Румынию пополам, отчасти укрепили эту «разделительную линию» между Римом и Византией, а позже — между Габсбургами в Вене и турецкими султанами в Константинополе.[237] Через эти труднопреодолимые горы проходили перевалы и, соответственно, торговые пути, обеспечивая возможность проникновения культурного наследия «Центральной Европы» на византийские и оттоманские Балканы. И даже пусть Карпаты не были таким труднопроходимым рубежом, как Альпы, тем не менее они являются границей между двумя Европами. Юго-Восточная Европа будет бедной не только в сравнении с Северо-Западной, но и с Северо-Восточной Европой, которая основывается на прусской традиции. Иначе говоря, Балканы беднее не только по сравнению со странами Бенилюкса, но и сравнительно с Польшей и Венгрией.

Падение Берлинской стены акцентировало эти различия с новой силой. Страны Варшавского договора, называемые собирательно Восточной Европой, составляли систему взаимоотношений, во главе которой стоял СССР. В то же время в Западной Европе начинал складываться Европейский союз, сначала в виде франко-немецкого Европейского объединения угля и стали (ЕОУС), затем в форме Общего рынка, и наконец оформился в то, что мы можем видеть сегодня — Европейский союз (ЕС). В его основу легли государства, расположенные на территории бывшей империи Каролингов: Франция, Германия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург, окруженные Италией и Великобританией, а позже — Грецией и государствами Иберийского полуострова. Ввиду рывка на старте в своем развитии во времена холодной войны Европа Каролингов внутри НАТО на данный момент оказалась более сильной экономически, чем прусская Северо-Восточная Европа или ее дунайская часть. Весь этот поворот событий, даже если он подтверждает тезис Маккиндера об азиатских нашествиях как формирующих судьбу Европы, был вызван вступлением армии Советского Союза на территорию стран центральной части Европы на завершающем этапе Второй мировой войны. Конечно же, не стоит в такой предопределенности заходить слишком далеко, ведь без действий одного человека, Адольфа Гитлера, вообще не было бы Второй мировой, как и не было бы освобождения Европы Советской армией.

Но Гитлер действительно существовал, и теперь мы имеем то, что имеем: Европа Карла Великого сейчас находится на главенствующих ролях, однако с восстановлением единой Германии баланс сил в Европе может сместиться к востоку — к стыку Пруссии и центральной части Европы, и при этом экономическая мощь Германии придаст дополнительный потенциал Польше, государствам Балтии и территориям верхнего Дуная. Страны Средиземноморья и «византийско-оттоманские» Балканы серьезно отстают в экономическом развитии. Гористая и полуостровная Греция, находясь на перекрестке Балкан и Средиземноморского мира, наследница и пасынок византийского самодержавия, а затем турецкого деспотизма, экономически и социально остается одним из самых нестабильных государств — членов Евросоюза. Расположившаяся на северо-западной границе ближневосточной «Ойкумены» Ходжсона Греция успешно пользовалась своим географическим положением в эпоху Античности. На ее территориях облагораживались, смягчались жесткие, безжалостные культуры Древнего Египта, Персии и Месопотамии — что, по сути, и привело к появлению западной культуры. Приблизительно три четверти предприятий Греции находятся в семейной собственности и полагаются на труд членов семьи, таким образом, это приводит к тому, что закон о минимальной зарплате не работает, а карьерный рост становится невозможным без семейных связей.[238] Это явление глубоко укоренилось в культуре и, стало быть, в истории и географии страны.

Действительно, география может много что объяснить. Как уже упоминалось в предыдущей главе, после развала Организации Варшавского договора страны, бывшие в социалистическом лагере, стали развиваться в экономическом и политическом плане почти сообразно своему географическому положению: наилучшие показатели были у Польши, стран Балтии, Богемского края бывшей Чехословакии, а Балканские страны к югу страдали от бедности и политических беспорядков. Несмотря на все превратности XX в., наследство от владычества Пруссии, Габсбургов, Византии, Османской империи все еще очень существенно и сейчас. Эти империи в первую очередь и прежде всего возникли благодаря географическим факторам, а также под влиянием, так сказать, маккиндеровских схем миграции с азиатского Востока.

Итак, давайте вновь обратимся к карте Европы XI в., в центре которой — Священная Римская империя. Давайте теперь посмотрим на те регионы Европы, что процветают в XXI в. больше всего. Это будут в основном территории Европы Каролингов: земля Баден-Вюртемберг на юго-западе Германии, Рона-Альпы, регион на юго-востоке Франции, Ломбардия, регион на севере Италии, Каталония, регион на северо-востоке Испании. Все эти люди, как напоминает нам Джадт, в основной своей массе северяне, которые искоса поглядывают на «отстающий, разленившийся, дотационный» средиземноморский юг и с ужасом смотрят на вступление балканских стран — Румынии и Болгарии — в ЕС.[239] Здесь центр противопоставлен периферии, которая, за редким исключением, находится в своем развитии позади, а территориально расположена ближе к Ближнему Востоку и Северной Африке. Но именно благодаря тому, что европейское надгосударственное образование со штаб-квартирой в Брюсселе сработало так хорошо для северных регионов, таких как Баден-Вюртемберг и Каталония, они в значительной степени освободились от собственных безразмерных центральных правительств и в результате этого преуспели, заняв свои обусловленные исторически экономическую, политическую и культурную ниши.

Кроме недовольства европейскими «неудачниками» с периферии, среди богатых северных держав назревает обеспокоенность расслоением собственного населения. Количество работоспособных граждан, рассматриваемых с точки зрения экономики в качестве трудового ресурса, в Европе не увеличивается. Европа стареет. К 2050 г. число работающих по сравнению с сегодняшним днем сократится на 24 %, а количество людей старше 60 лет увеличится на 47 %. Скорее всего, за этим, чтобы поддержать стареющие европейские «государства всеобщего благоденствия», последует миграция молодежи из стран третьего мира. На сегодняшний день сообщения о доминировании мусульман в главных европейских государствах преувеличены, однако к середине века количество мусульман в них возрастет: 3 % сегодня превратятся в 10 % завтра. В то время как в 1913 г. в Европе проживало больше людей, чем в Китае, к 2050 г. совокупная численность людей, проживающих в Европе, США и Канаде, будет представлять собой всего лишь 12 % мирового количества по сравнению с 33 % народонаселения после Первой мировой войны.[240] Доля жителей Европы от мирового числа действительно уменьшается за счет роста доли населения Азии и Африки, в то время как само европейское население становится все более «африканским» и «ближневосточным».

На самом деле «физиономия» Европы готова стать более «южной», а ее карта — вновь охватить Средиземноморский мир, как это было во времена не только Рима, но и Византии и Оттоманской империи. На протяжении многих лет из-за авторитарных режимов, которые тормозили экономическое и социальное развитие в своих странах и в то же время способствовали экстремизму во всем мире, Северная Африка была, в сущности, отрезанной от северной части Средиземноморья. Северная Африка давала Европе мало что, кроме экономических мигрантов. Однако по мере того, как государства Северной Африки будут превращаться в новые демократии, степень экономических и политических связей с соседней Европой будет со временем возрастать (и некоторые арабские мигранты, возможно, даже захотят возвратиться на родину и воспользоваться новыми возможностями, которые представятся после реформ). Средиземноморский регион будет служить скорее связующим звеном, чем разделяющей границей, как это было и есть на протяжении всей постколониальной эпохи.

Подобно тому как Европа подвинулась на восток, охватив после ряда «цветных» революций 1989 г. бывшие государства — сателлиты Советского Союза, сейчас расширение европейского пространства будет развиваться в южном направлении, к государствам — новым демократиям в Африке. Тунис и Египет не станут частью Европейского союза в ближайшее время, но они решительно пойдут по пути углубления сотрудничества с Европой, что, в свою очередь, расширит перспективы для ЕС. Вновь Маккиндер оказывается прав: именно Южная Сахара является границей Европы, отделяя ее от Экваториальной Африки.[241]

Тем не менее Европейский союз, несмотря на внутренние различия, тревоги и накапливающиеся проблемы, по-прежнему будет оставаться одним из основных постиндустриальных центров мира. А следовательно, перемещение центров влияния к Востоку — из Брюсселя и Страсбурга в Берлин, из Европейского союза — в Германию — будет основным, важнейшим явлением для мирового политического процесса. Я беру на себя смелость утверждать, что именно Германия, Россия и, да, Греция с ее 11-миллионным населением являются как раз теми странами, которые будут определять судьбу Европы.

Уже сам факт существования объединенной Германии свидетельствует о снижении влияния Европейского союза по сравнению с периодом, когда Германия была поделена на Западную и Восточную, учитывая то, что у Германии наблюдается географический, демографический и экономический перевес в самом сердце Европы. Население этого государства на сегодняшний день составляет 82 млн человек по сравнению с 62 млн жителей Франции и около 60 млн населения Италии. ВВП Германии составляет 3,65 трлн долл. по сравнению с 2,85 трлн долл. ВВП Франции и 2,29 трлн долл. ВВП Италии. Следующим ключевым фактором является то, что экономическое влияние Франции распространяется на страны Западной Европы периода холодной войны, а Германия влияет как на Западную Европу, так и на бывшие страны Варшавского договора — результат географического положения в центре Европы и торговых связей как с Востоком, так и с Западом.[242]

Кроме географического положения, вследствие которого Германия принадлежит и к морской Европе и к сухопутной «Центральной Европе», немцам присуще особое отношение к торговле. Как сказал мне когда-то давно Норберт Вальтер, главный экономист Deutsche Bank: «Немцы скорее заинтересованы в контроле над реальными экономическими процессами, а не в исключительно финансовой деятельности. Мы дорожим клиентами, выясняем их потребности, разрабатываем подходы и поддерживаем отношения с ними на протяжении многих десятилетий». Такая политика подкрепляется исключительной инициативностью. Как объяснял мне философ и политолог Петер Козловски: «Ввиду того что многие немцы начинали после Второй мировой войны с нуля, они вызывающе современны. Современные веяния и культура среднего класса поднялись до уровня национального мировоззрения». Кроме того, объединенная Германия, благодаря своему географическому положению, будет наслаждаться плодами расцвета Северной Европы. Поскольку основой немецкого федерализма служат традиционно небольшие независимые государства, вышедшие на арену еще во времена Тридцатилетней войны XVII в., в Германии нет жесткого централизованного управления жизнью страны из единого центра, расположенного в столице. Скорее, существует целый ряд более мелких региональных центров, которые способны выстоять даже в период возрождения управления из Берлина. Гамбург — центр средств массовой информации и производства аудиовизуальной и мультимедийной продукции, Мюнхен — центр моды, Франкфурт — финансовый центр. Все они соединены с периферией развитой сетью железных дорог. Так как к вопросу объединения в Германии обратились довольно поздно — во второй половине XIX в., то между землями сохранились глубокие региональные различия. Такое разнообразие исключительно ценно в Европе. Наконец, падение Берлинской стены, которое произошло сравнительно недавно в исторической перспективе (а на формирование новых направлений развития уходит несколько десятилетий), заново объединило Германию с центральной частью Европы, тихо и незаметно воссоздав Первый и Второй рейх XII и XIX вв.: нечто вроде Священной Римской империи.

Еще одним фактором, укрепившим геополитическое положение Германии, стало примирение с Польшей, которое произошло в середине 1990-х. Как пишет Збигнев Бжезинский: «Через Польшу влияние Германии может распространиться на север — на республики Балтии — и на восток — на Украину и Беларусь». Другими словами, влияние Германии усиливается как со стороны Европы в целом, так и в частности — со стороны центральной части Европы, которая постепенно оформляется в единое целое.[243]

Критическим фактором для эволюции станет уровень квазипацифизма, который европейцы, а точнее, немцы будут поддерживать в будущем. Как отмечает британский стратег Колин Грей: «Поверженные… на Сомме, при Вердене и Готтердаммерунге в 1945 г., европейские страны определенно оказались в невыгодном положении».[244] Но не только свежая память о войнах и страх перед разрушениями заставляют Европу с отвращением думать о военном решении проблем (миротворческие и гуманитарные операции в расчет мы не берем). Во время холодной войны обеспечением безопасности на Европейском континенте занимались США — сверхдержава, а сегодня безопасности европейских стран ничего серьезно не угрожает. «Угроза Европе исходит не от солдат с винтовками, а от армий беженцев», — утверждает американский ученый и журналист немецкого происхождения Йозеф Йоффе.[245] Но что, если все действительно обстоит, как это описывал Маккиндер: что, если судьба Европы по-прежнему зависит от азиатской истории, а конкретнее — от возрождающейся России?.[246] Вот тут-то и кроется угроза. Те же мотивы, которыми руководствовался Советский Союз, выстраивая империю в конце Второй мировой, остаются актуальными и по сей день. Память об опустошительных вторжениях в Россию литовцев, поляков, шведов, французов и немцев способствовала выстраиванию кордонов из государств-сателлитов между Россией и центральной частью Европы. Несомненно, русские не станут применять наземные войска, чтобы вновь оккупировать Восточную Европу ради восстановления буферной зоны, но в последующие годы будут оказывать политическое и экономическое давление (частично пользуясь зависимостью этих стран от российских энергоресурсов) на соседей. Ведь Российская Федерация поставляет около четверти потребляемого в Европе газа, покрывая 40 % потребностей Германии, 100 % — Финляндии и государств Балтии.[247]

Поддастся ли Германия, исключающая в принципе возможность решения какого-либо конфликта военными средствами, частично такому влиянию России, что может послужить толчком для развития «Центральной Европы» по модели Финляндии и даже выхолащивания сути НАТО? Или же Германия предпочтет искусно противиться этому влиянию путем политических и экономических средств, несмотря на то что общество все еще не отошло от мощного пацифизма? В случае развития событий по первому сценарию опасения Маккиндера и других географов подтвердятся: с точки зрения географии не существует «Центральной Европы», есть только морская Европа и Европа континентальная, а посередине расположена зона столкновения. С другой стороны, согласно второму сценарию, Европу, по сути, ждет единая судьба. Впервые со времен Первой мировой войны Европа возродится. Страны на территории между Германией и Россией также ожидает расцвет, как и надеялся Маккиндер. Европа будет жить в мире, хотя отвращение к развертыванию войск в Европе с точки зрения геополитики «неудобно» США. По этому сценарию Россия смирится с тем, что такие страны, как Украина и Грузия, присоединятся к Европе. Таким образом, идея Европы как географическое выражение давнишней концепции либерализма наконец реализуется. В Средние века, после падения Римской империи, Европа на протяжении целых столетий переживала период политической перестройки. В поисках этой же идеи либерализма Европа продолжит перестройку, начавшуюся после «Великой европейской войны» в период с 1914 по 1989 г.

Действительно, с точки зрения географии в истории Европы было много интересного. Результатом века географических открытий стало движение Европы на запад, так как торговые пути пересекли Атлантику, сделав такие города, как Квебек, Филадельфия, Гавана, ближе в экономическом плане к Западной Европе, чем такие центры, как Краков и Львов в Восточной Европе. Становление Османской империи и продвижение турецкой армии к Вене в конце XVII в. отрезали Балканы от большей части Европейского субконтинента. Конечно, сегодня Европа больше движется в восточном направлении, принимая бывшие страны социалистического лагеря в состав ЕС. Также заметно движение и на юг благодаря особому вниманию к стабилизации экономической ситуации в районе южного Средиземноморья и Северной Африки.

При всех перестановках индикатором успешности Европейского проекта будет служить Греция. Она единственная из Балканских стран имеет выход в Средиземное море с нескольких сторон, объединяя, таким образом, «две Европы». Греция равноудалена от Москвы и Брюсселя как в плане географического расстояния, так и в плане духовности — благодаря православию — наследству Византийской империи. Греция в современности настрадалась, будучи политически развивающимся государством. В то время как европейские революции середины XIX в. делались средним классом и целью было получение гражданских свобод, то движение за независимость Греции носило ярко выраженный этнический характер с религиозными корнями. Так, жители страны горячо поддержали сербов во время конфликта в Косове в 1999 г., хотя официальная позиция греческого правительства была гораздо более сдержанной. Греция — наиболее экономически нестабильное европейское государство, которое, однако, не являлось частью лагеря социалистических стран в период холодной войны. Греция с античных времен являлась регионом, где Европа (а значит, и весь Запад) зарождалась и где она заканчивается. Война, которую Геродот называл греко-персидской, положила начало противостоянию между Западом и Востоком, собственно породив дихотомию «Восток — Запад».[248] Греция чуть было не попала под контроль СССР, но в результате переговоров Черчилля и Сталина все-таки удалось отстоять Пелопоннес для НАТО. По словам Маккиндера, Греция расположена за пределами евразийского «Хартленда» и соответственно легко достижима для морских держав. Однако контроль над Грецией со стороны сухопутных держав (в частности, России) «будет иметь решающее значение для контроля над “мировым островом”».[249] Конечно же в обозримом будущем России едва ли удастся заполучить контроль над Грецией. Но интересно было бы проследить за развитием событий, случись так, что переговоры между Черчиллем и Сталиным пошли бы иначе, и насколько усилились бы стратегические позиции России, если бы Греция была членом социалистического блока. Экономический кризис в Греции весьма показателен с точки зрения ее политического развития. В начале 2010 г. он чуть было не потопил евро. А если посмотреть на раздор между севером и югом Европы, который вызвал этот кризис, то можно смело утверждать, что это самая серьезная проблема для сообщества европейских государств со времен войны в Югославии. Как ярко продемонстрировал пример Греции, Европа по-прежнему остается незавершенным и чрезвычайно честолюбивым «проектом», на который и далее будут оказывать влияние новые веяния и потрясения на юге и востоке в мире, который из-за пространственного кризиса постоянно трясет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.