15. Братья Ярославичи и русские святые

15. Братья Ярославичи и русские святые

Поляки ушли, и тут-то задергался великий князь. Киевлян он снова озлобил, его братья были совсем не в восторге от случившегося. Что делать, за кого зацепиться? Изяслав быстренько переориентировался, начал выкручиваться. Заюлил перед братьями, купил их поддержку огромными уступками. Святославу отдал Новгород, черниговский князь перевел туда из Тмутаракани сына Глеба. Всеволоду государь поклонился Смоленском, туда перевели Мономаха. Каялся и просил прощения у преподобного Антония, умолял вернуться, задабривал дарами Печерский монастырь.

Изяславу в его шатком положении и впрямь было нельзя ссориться с обителью. Киевская митрополия оставалась представительством греческой церкви на Руси, а Печерский монастырь превратился в духовный центр Русской церкви. Печерские монахи становились игуменами в других монастырях, основывали новые обители. Они были и миссионерами, проповедниками. Св. Кукша отправился обращать в христианство вятичей. Но они и на князей-то внимания не обращали, что им был одинокий монах? Его схватили и предали мучительной смерти. А в монастыре в один день с ним умер его друг Пимен Постник. Встал вдруг во время службы в церкви, объявил: «Брат наш Кукша нынче убит», и преставился[77].

Ученик преподобного Феодосия св. Леонтий стал настоятелем киевского Дмитриевского монастыря. Казалось бы, чего еще желать? Столица, элитная великокняжеская обитель. Но и он стремился в далекую глухомань, просвещать язычников. Тщательно готовился, выучил мерянский язык и был назначен Ростовским епископом. После перерыва почти в 80 лет св. Леонтий попытался возродить здешнюю епархию. Меряне встретили его враждебно, изгоняли из Ростова. Но он, в отличие от греческих предшественников, не уехал, продолжал проповедовать и был зверски убит.

Язычество отчаянно сопротивлялось. А начавшиеся войны, неурядицы, брожение в народе создавали для него благодатную почву. В Киеве объявился волхв, предрекавший, что вскоре Днепр потечет вспять, а Русь и Греция поменяются местами. Ему развернуться не дали, однажды ночью он исчез без следа. Так же оперативно княжеские слуги обезвредили колдуна, старавшегося взбунтовать Ростов. Но в Новгороде кудесник возмутил толпу «пророчествами», хулил христианство. Епископ вышел с крестом, звал к себе православных, а волхв открыто поливал его бранью, и соблазнившиеся люди собирались вокруг него. Спас положение молодой князь Глеб Святославич. Спрятав под плащом топор, смело подошел к «пророку» и спросил, знает ли он, что с ним будет сегодня? Тот уверенно заявил:

«Чудеса великие сотворю!»

«Нет», — поправил его Глеб и убил. Народ увидел, что смутьян не смог предвидеть собственной участи, и тут же угомонился.

А в Верхнем Поволжье случился неурожай и голод. Два волхва из Ярославля повели за собой триста человек. В каждом селении оповещали, что женщины прячут продукты «в себе». Требовали, чтобы хозяева выводили жен, дочерей, матерей. Растерянные и ошалевшие бабы орали от ужаса, а их хватали, стаскивали одежду, и волхвы с важным видом резали им спины. С дешевыми фокусами драли кожу, показывая, будто извлекают рыбу или зерно. Возбудив соратников женской кровью, бросали их на грабеж. Прокатились по Волге, Шексне, оставляя за собой истерзанные трупы. Но в Белоозеро прибыл собирать дань воевода Ян Вышатич. Узнал о бесчинствах, вышел к мятежникам с двенадцатью дружинниками и священником.

На них бросилась орава. Стрела сразила священника, озверелый мужик замахнулся топором на Яна. Но это же были профессионалы. Воевода легко увернулся и уложил нападавшего — обухом в лоб, даже лезвие секиры пачкать не хотел. Скомандовал отрокам: руби! Толпа разбежалась. Гоняться по лесам воевода не стал, велел белозерцам самим выловить волхвов. Их поймали, привели. На допросе они изложили отнюдь не языческие теории, а все ту же богумильскую ересь — что человека и весь материальный мир создал сатана и правит в нем. Оказалось, что волхвы очень хорошо знают и законы: настаивали, что воевода не имеет права их карать, должен представить на суд князя. А смертная казнь была отменена, оплатить штрафами всех женщин они никак не смогли бы, отделаются продажей в рабство. Но Ян Вышатич применил старый закон Ярослава. Спросил гребцов, у кого погибла родня? Жертв было столько, что и среди гребцов воеводских лодок нашлись люди, потерявшие сестру или дочь. Воевода разрешил: мстите за своих. Они не заставили себя упрашивать, прикончили изуверов.

А спокойствие на Руси так и не восстановилось. Великий князь лавировал, силясь усидеть на престоле, но при этом отчаянно хитрил, старался разыграть какие-то корыстные комбинации. Подрастали дети его умерших братьев Борис Вячеславович, Давид Игоревич. За ними должны были подтянуться дети отравленного Ростислава — Рюрик, Володарь и Василько. Как-то пристраивать их, наделять городами Изяслав не стал. Правило уже выработали: если отцы не сидели на киевском престоле, сыновья превращаются в изгоев. Это правило распространили на всех сирот. Но они были юными, горячими, обидчивыми. В их лице созревали бунтовщики и оппозиционеры.

Источник конфликтов можно было ликвидировать в зародыше, для этого следовало всего лишь предоставить изгоям какие-то уделы. Но… великому князю никак не хотелось делиться владениями. У него было трое собственных сыновей, Мстислав, Святополк, Ярополк. Им ведь тоже требовались уделы. Изяслав и его жена озаботились, как бы обеспечить детей получше, побогаче. Ради примирения государь отдал братьям Новгород со Смоленском и тут же пожалел — вон какие земли уплыли от его наследников! Что ж, великий князь нашел выход, стал подкатываться к тем же братьям: дескать я-то вам Новгород и Смоленск отдаю, но за это и вы мне помогите наказать Всеслава Полоцкого. Он — главный враг, источник всех смут. А в семейном кругу строились планы, что Полоцкое княжество как раз и достанется сыновьям, компенсирует утраченные города.

Зимой 1069 г. большое войско опять двинулось в Белоруссию, обложило и взяло Полоцк. Но комбинации, задуманные великим князем, поехали наперекосяк. Всеслав ускользал, это он хорошо умел. Не только прятался, а наносил контрудары. Взбунтовал новгородских подданных, финское племя водь, мутил карелов. Подступал с ними к Новгороду, князь Глеб и новгородцы с трудом отбили и рассеяли их. А сыновья Изяслава оказались князьями далеко не лучшими. Их отец порой совершал неблаговидные дела, но все же сохранял в душе какие-то понятия чести, порядочности, не считал возможным нарушать их. Дети отбросили эти рамки.

Мстислав уже показал свой нрав расправами в Киеве. Аналогично повел себя и в Полоцке. Он быстро умер при неясных обстоятельствах, но его заменил Святополк. Современники характеризовали его «бык яр и лют». Жестокий, жадный, похотливый. Для таких князей и их дружинников Полоцкое княжество было захваченной добычей. Вели себя как оккупанты, грабили, притесняли местных жителей, тащили на забаву женщин. Но партизанская война в Белоруссии была еще опаснее, чем в Киеве. В открытых боях Изяславичи каждый раз побеждали разношерстные отряды Всеслава Полоцкого, а он скрывался. В любой избушке в глубинах болот ему был готов стол и дом, взамен перебитых ратников к нему стекались другие. Из чащобы свистели стрелы, и гадай, кто их послал? Киевляне безнадежно завязли.

Вдобавок напомнил о себе польский Болеслав II. Ведь Изяслав пообещал ему Червенские города. Король хотел занять их, а горожане поляков не пустили. Болеслав обратился к великому князю, но и он увиливал от обещаний. Он попросту не мог их выполнить: что скажут подданные, что скажут братья, если он начнет разбазаривать русские города? Болеслав вспылил: Смелый он или не Смелый? Начал войну. Изяслав выступил против него лично — пышно, торжественно, с многочисленными полками. Обернулся поход полным провалом. Поляки потрепали великого князя, заняли прикарпатские города, сожгли Берестье (Брест).

Изяслав вернулся в Киев куда более скромно, чем уезжал. Без шума, потихонечку. Больше его на подвиги не тянуло, он послал на Волынь 19-летнего Владимира Мономаха. В схватках с Полочанами и степняками Владимир уже проявил себя умелым командиром. Но назначение определялось не только этим. Великий князь очередной раз хитрил. Льстил Мономаху и его отцу — вот какое доверие молодому князю, постоять за Русь, защитить ее рубежи. Однако Волынь находилась под угрозой, ее вот-вот могли захватить поляки. А в обмен за Волынь Изяслав забрал обратно Смоленск.

Но Мономах свой новый удел чужеземцам не отдал. Приехал во Владимир-Волынский, переформировал дружины и ополчение, наладил толковую оборону. Тайно связался с жителями оккупированных городов, оставаться под властью поляков им ничуть не нравилось. Выбрав удобный момент, князь внезапно ринулся на Прикарпатье. Брал крепости почти без боя, население переходило на его сторону. В короткий срок Мономах лишил поляков всех завоеваний, вернул их в состав Руси.

А Изяслав, стараясь укрепить свои позиции, обратился к делам Церкви. Русское духовенство по-прежнему напоминало, стране нужны свои святые. Это и впрямь было важно. Язычники в борьбе с христианством упирали именно на то, что вера «чужая», «греческая». Люди куда более охотно пошли бы в храмы, если бы знали, что у них имеются заступники-соотечественники: близкие, понятные, вроде как «родные». Отказ в канонизации русских святых принижал весь народ, ущемлял державу. Священники пытались как-то выйти из положения. За неимением русских, пропагандировали других славянских святых или близких к славянам — чешских, болгарских, очень популярным стало и почитание св. великомученика Никиты Готского.

Но в это время изменилась и ситуация в Византии. Там придворная клика совсем развалила государство и армию. Возмущенные военные несколько раз пытались совершить переворот. Один из заговорщиков, Роман Диоген, был арестован, но его полюбила императрица Евдокия, правившая от лица малолетнего сына Михаила VII Дуки. Роман обвенчался с ней, и таким необычным способом империя получила вдруг талантливого властителя. Новый император начал восстанавливать войско, успешно повел войну с печенегами и сельджуками. Он очень нуждался в помощи и заключил союз с Русью.

Братья Ярославичи и русское духовенство воспользовались этим, возобновили ходатайства о канонизации отечественных угодников. Несмотря ни на какие политические перемены, Константинопольская патриархия и Киевская митрополия брыкались, упирались, прославление св. Владимира и св. Ольги наотрез отвергали. Но и отвечать полным отказом было нельзя. Ярославичи могли оскорбиться, а дружба с ними требовалась империи, как воздух. Крайне неохотно Греческая церковь согласиться на канонизацию святых благоверных страстотерпцев Бориса и Глеба. Они с греками никогда не конфликтовали, никакого ущерба не нанесли. Да и спорить против их прославления было трудно, у гробницы святых происходили чудесные явления, а русские священники добросовестно документировали их.

Борис и Глеб становились первыми русскими святыми, кого патриархия и митрополия признали официально! Первыми! Это был праздник для всей Руси, для каждого русского верующего. Торжество решили сделать общенародным. В Вышгороде был построен новый храм, в 1072 г. все князья и их дети собрались для перенесения мощей страстотерпцев. Митрополит Георгий мялся, хмурился, но противиться было уже не время. Пришлось и ему пасть на землю перед святыми. Раки с мощами несли сами правители: Изяслав, Святослав, Всевлод. Звонили колокола, в столичных храмах шли праздничные службы, народ ликовал…

Увы, единение князей оставалось недолгим. Даже великое совершенное дело спасти власть Изяслава уже не смогло. Киевляне не забыли казней и приглашения поляков, а на войну, на строительство храмов, с них трясли дополнительные поборы. Княжеские и боярские тиуны, ничем не наученные, спешили на обогатиться. А все затраты и потери ратников оказывались в итоге ненужными. В боях с Болеславом великий князь опозорился. Его сыновья не удержались в Полоцком княжестве, под ударами лесных воинов вынуждены были бросить его и убираться подобру-поздорову. Пока великокняжеские дружины погибали в Белоруссии, на саму Киевщину вторгались половцы. Раньше разоряли села, а сейчас захватывали уже и городки — Ростовец, Неятин.

Атмосфера в Киеве опять накалялась. В народе заговорили о Святославе. Вот он — настоящий князь! Готов был защищать народ от поляков, одолел половцев. Степняки до сих пор боялись лезть на Черниговщину. Из столицы стали уходить в Чернигов недовольные дружинники, бежали от долговой кабалы горожане и крестьяне. Но и бояре почуяли, что попахивает новым восстанием. Недавно чернь уже громила их дворы, повторять не хотелось. Чтобы предотвратить взрыв, они предали Изяслава и тайком обратились к популярному Святославу. Сообщали, что столица с радостью примет его.

А ускорил развязку сам великий князь. До него дошли слухи, что подданные мечтают о Святославе, и государь переполошился. Заметался в поисках, на кого же еще можно опереться? Разборчивостью он никогда не отличался и совершил очередной необдуманный поворот. Раз уж Полоцкое княжество прибрать к рукам не удалось, он в 1073 г. вступил в переговоры со вчерашним врагом, Всеславом Полоцким. Предлагал союз против братьев, сулил за это Смоленск. Но собственные изяславовы бояре уже отмежевались от него. Они немедленно донесли о переговорах в Чернигов.

Святослава правление старшего брата глубоко возмущало, но до сих пор он вел себя лояльно, от каких-либо враждебных выпадов воздерживался. Однако известие о сговоре с Всеславом вывело черниговского князя из себя. Святослав связался со Всеволодом и проинформировал его: вот, мол, полюбуйся что творится. Сколько уже бед и глупостей натворил Изяслав, мы с тобой это терпели, как-то сглаживали. Ну и дождались благодарности, он на нас злоумышляет. На сборы братьям много времени не понадобилось, они подняли по команде свои полки и повели к Киеву.

Великий князь в панике велел запирать ворота, но Святослав и Всеволод отнюдь не собирались штурмовать город. Встали рядом, в Берестове, и объявили старшему: он лишается великого княжения и может убираться куда хочет. А столичные жители уже забурлили, вооружались, кричали за Святослава. Видя, что деваться-то некуда, Изяслав сдался. Его не торопили. Он несколько дней грузил обоз, казну, богатства, и и покатил по наезженной дорожке, к западной границе.

Киев с восторгом встретил великого князя Святослава II. И только Печерский монастырь не поступился строгой принципиальностью. Его игумен преподобный Феодосий открыто обличал, что Святослав занял трон незаконно, нарушил братскую любовь. На Литургиях по-прежнему поминал великим князем Изяслава, написал новому властителю резкое письмо:

«Голос крови брата твоего взывает к Богу, как крови Авелевой на Каина».

Государь осерчал, пригрозил посадить преподобного в темницу. Тот не поддался, повторял:

«Уступи престол старшему брату».

Но Святослав умел уважать смелых и честных людей. Он извинился перед игуменом, стал приезжать к нему, приглашать к себе во дворец. Святослав жил широко, истинно по-богатырски, как бывало во времена св. Владимира. Задавал дружине веселые пиры, играла музыка, звучали песни. Но когда приходил преподобный, пир немедленно прекращался, музыка стихала. Великий князь лично встречал игумена на крыльце, почтительно провожал в палаты, советовался с ним и по духовным, и по светским делам.

Под властью Святослава Русь наконец-то обрела долгожданный мир. Половцы сразу присмирели, нарываться на новую взбучку у них желания не было. Присмирел и Всеслав Полоцкий, хулиганить не осмеливался. Святослав наметил восстановить на Руси законность и справедливость. По его указанию Печерский монастырь начал переписывать Изборник, собрание ученых и назидательных трудов. В числе других поучений там указывалось:

«Князь бо есть Божий слуга, человеком милостию и казнию злым».

Именно таким стремился быть сам Святослав.

Уделы он перераспределил в соответствии с лествицей. Всеволод получил второй по значению Чернигов. Владимир Мономах был оставлен на Волыни. Его успехи в войне с поляками оценили, а теперь ждали, что Изяслав опять приведет иностранную армию. В эти годы Мономах обзавелся семьей. Супругу ему сосватала сестра Ярославичей, датская королева Елизавета. В 1066 г. Англию захватили норманны, король Гарольд пал в битве при Гастингсе, его семья бежала и нашла пристанище в Дании. Елизавета приняла участие в судьбе эмигрантов, предложила русским родственникам дочь погибшего короля Гиту. В общем-то Англия была страной захудалой, а невеста вообще оказалась бесприданницей, потерявшей родину. Но все-таки королевское происхождение кое-что значило. А Мономах был далеко не первым князем в лествичной цепочке, решили, что для него жена подойдет. Гита приехала на Русь навсегда.

Что же касается конфликта между Святославом II и преподобным Феодосием, то он очень быстро сошел на нет. Как можно было не любить такого государя? Он и для Печерского монастыря делал ничуть не меньше, чем Изяслав. Монахи давно уже задумывали вместо ветхого деревянного храма поставить большой, каменный. В том же 1073 г., вскоре после переворота, Святослав наметанным глазом хозяина и военного указал лучшее место для храма, выделил деньги на строительство. И не только деньги, собственными руками взял лопату и копал канаву под фундамент. Преподобный Феодосий смягчался, начал поминать на службах Святослава, хотя и вторым, после Изяслава. Но с купцами и послами, приезжающими из-за границы, стали приходить потрясающие новости: Изяслав изменил Руси. Мало того, он изменил и Православию. В 1074 г., лежа на смертном одре, св. Феодосий благословил Святослава и его сына Глеба.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.