Алексей Шмаков ПОГРОМ ЕВРЕЕВ В КИЕВЕ

Алексей Шмаков

ПОГРОМ ЕВРЕЕВ В КИЕВЕ

А. Характер предварительного следствия и обвинительного акта

С 4 декабря прошлого 1907-го по 20 января настоящего года, за исключением перерыва на время праздников, Киевский Окружный Суд, при участии сословных представителей, рассматривал дело о так называемом еврейском погроме 18–21 октября 1905 года, в Киеве.

Состав Суда: Председательствующий, Товарищ Председателя Н. Н. Гамбурцев; Члены Суда: князь Д. В. Женахов и Н. С. Кисличный; и. д. Киевского Губернского Предводителя Дворянства И. Ф. Моссаковский; Заступающий место Киевского Городского Головы В. В. Солуха и Герхмановской волости Киевского уезда волостной старшина A. И. Гетман.

Обвиняемых было семьдесят, свидетелей допрошено более пятисот, в том числе более сорока, вызванных — по просьбе защиты — уже в течение судебного следствия. Раскрытая таким образом картина событий всё ещё далеко не полна, но воистину ужасна. С другой стороны, хотя обвинительный акт и касается «освободительного» движения, предшествовавшего погрому, но не дает истинного понятия ни об их причинной связи, ни о глубине позора действительности.

Дабы не сомневаться в этом, достаточно указать на следующее:

I. Ни один еврей не был предан Суду, хотя своекорыстная и дерзновенная подготовка ими вооружённого восстания в Киеве, равно как наглые и вопиющие издевательства евреев над святынями народными, не подлежат оспориванию, а иудейские главари — Шлихтер и Ратнер — изобличаются целыми рядами свидетелей, безусловно.

II. Направляясь исключительно на выяснение личного и имущественного вреда, понесенного местным еврейством, — предварительное следствие не обращало должного внимания на беспримерные унижения и страдания, причиненные сынами Иуды русскому населению и доводившие его до слез от горя и стыда. Обвинительный же акт, ставя в вину подсудимым нападение на евреев только из племенной вражды (Улож. о нак: ст. 2691), не приводит для сего оснований, а усматривает таковую, по-видимому, в том стихийном взрыве народного негодования, который явился результатом предумышленного, злодейского глумления евреев и других революционеров над Всемилостивейшим манифестом 17-го октября 1905 г. и портретами Императоров России.

III. Не вызвав на суд важнейших свидетелей-очевидцев по обстоятельствам, обусловившим разгром еврейской революции русским населением в Киеве, а затем поставив защиту в материальные и формальные затруднения по обнаружению и допросу таких свидетелей на самом судебном следствии, — обвинительный акт сослался, наоборот, на таких лиц, в качестве свидетелей обвинения нынешних подсудимых, которые для этой цели явно не пригодны. Таковы например: кандидат на судебные должности Козловский, отправленный прокурором Суда «для наблюдения за погромом» и доносивший лишь о неправильных, по его мнению, действиях полиции и войск; или как некий Карвовский, по его собственным словам, не только участвовавший в революционных скопищах, но и уговаривавший солдат не стрелять — даже если офицер прикажет, или, наконец, как студент Гене, по собственному признанию стоявший и действовавший во главе банды, вооруженной револьверами — «на защиту евреев…».

IV. Называя евреев по имени и фамилии (Хана Ривис, Лейба Тейтельбаум, Мордух Сахновский, Абрам-Дувид Симкин, Шпринц Сирота, Хаим-Ицка Колин, Сруль Цаповецкий, Ехиль-Бер Жизмср, Перец Сатановский, Бася Шенкер), именуя так же еврейских свидетелей, например, — «жидовского демократа» Василия Портянку, и отводя две печатные страницы описанию убийства одного Герша Местечкина, который, как надо полагать, сам, однако, участвовал в шайке студентов и евреев, убивавшей русских людей, а затем пытался скрыться, — обвинительный акт находит об убитых русских достаточным заметить: «убито несколько громил».

V. По голословному оговору какого-то приезжего еврея, судебный следователь Люцидарский не только привлёк, — в качестве обвиняемого, Воробьева, русского купца и совладельца известной фирмы «Воробьев и Петрушенко», на Крещатике, в Киеве, но заключил его в тюрьму немедленно и, как оказалось, вполне неосновательно, ибо следствие о Воробьеве было вскоре же прекращено, а еще раньше, по ходатайству взволнованного русского купечества, обвиняемый был освобождён из-под стражи.

VI. Далее, — вызванный прокурором (по обв. акт.), в качестве свидетеля против подсудимых Бруско и Хижнякова, как якобы подстрекателей на погром (закон грозит им каторжными работами), Александр Литвинов показал, что; будучи сам осужден за подлог, он тем не менее оставался письмоводителем у судебного следователя Мерного, а, в частности, находясь с этим следователем 18-го октября 1905 г., у киевской городской Думы, в толпе, засим, — по его приглашению и под его же диктовку, написал заявление прокурору окружного суда об означенном подстрекательстве; но сделал он это ложно, — из мести за действия Бруско и Хижнякова, как полицейских чинов, относительно него, Литвинова самого, и его брата, в чем теперь и раскаивается перед Судом; следователь же Мерный невзлюбил полицию, а потому не жаловал и Бруско с Хижняковым…

VII. Параллельно с этим, — из напечатанной киевскими «освободительными» газетами, в начале настоящего процесса, телеграммы Ратнера из Петербурга явствует, что судебный следователь Киевского Окружного Суда по особо важным делам, Яценко, допросив других, самого Ратнера не вызывал хотя бы и в качестве свидетеля, а свое следствие представил к прекращению, — в виду чего Ратнер протестовал даже против упоминания о нем теперь. Неприкосновенность Ратнера, с забавным пафосом, отстаивал на судебном следствии поверенный евреев, как гражданских истцов, прис. пов. Кальманович, но Суд разрешил защите допрашивать свидетелей и о деятельности Ратнера.

VIII. С другой стороны, мы видим, что на скамью подсудимых попали и совсем неповинные а, в частности, даже, например: калека на костылях, Поддубский, и 65-летний старик, Колесников, — невзирая на явную недостаточность улик. Оба они теперь оправданы Судом, наравне с другими многими, — тем не менее, в свою очередь, отсидевшими предварительно в тюрьме, при чем один из этих последних даже пробыл под стражею с февраля по декабрь 1907 г., единственно потому, что не мог представить за себя поручителя в 25 руб, и, лишь по обнаружении этого на Суде, был взят на поруки защитою…

IX. Наряду с изложенным, еврей Григорий Бродский, убивший в Липках, среди бела дня, двоих русских, когда ни погрома, ни толпы здесь не было, увы, не только не предан Суду, но, к вящему оскорблению памяти своих жертв и к тяжкой обиде Киевлян, бравировал, — именно во время настоящего процесса, — своим мундиром, как вольноопределяющийся Изюмского гусарского полка! Равным образом, не были привлечены к ответственности и братья Григория Бродского, — «панычи Миша и Юзя», открывшие тогда же, из-за дверей своего подъезда, револьверную стрельбу и ранившие как одного из солдат, стоявших в цепи, тяжело в пах, так и помощника пристава дворцового участка Челюскина — в голову! Остался безнаказанным и гимназист Вишнепольский, предательски обстреливавший, из-за прикрытого ставнем окна, полицию и солдат на Подоле. То же самое, наконец, следует заметить и о разных других убийцах-евреях.

X. Сорок семь печатных страниц отдает обвинительный акт, главным образом, еврейским же показаниям против подсудимых и для описания уничтоженного или исчезнувшего еврейского имущества, но оставляет без внимания выяснившиеся, однако, на Суде факты: сокрытия евреями своих вещей, симулирования некоторыми из них погрома и даже — его фотографий, равно как — повального между сынами Иуды банкротства, в ущерб кредиторам московского и иных районов. С другой стороны, признав уместным коснуться революционных деяний в Киеве до погрома, обвинительный акт, тем не менее, умалчивает даже о том, что, вследствие «резолюции» десятитысячного скопища в университете, 13-го октября, — начать вооруженное восстание, город Киев, по определению совещания под председательством генерал-губернатора Клейгельса, с утра 14-го октября был передан во власть командующего войсками Киевского военного округа, генерал-лейтенанта Карасса.

XI. Параллельно с этим, останавливаясь внимательно на еврейских убытках и перечисляя убитых евреев поименно (Лейба Левитас, Ниссон Померанец, Хаим Ровинский, Герш Местечкин, Ицка Штейн), — обвинительный акт ни словом не упоминает о невинно пострадавших русских людях, раненых или убитых евреями, равно как и о погибших при исполнении долга воинских чинах. Между тем, из официальных только сведений, представленных защитою Суду, видно, что в одну лишь Александровскую больницу было доставлено раненых и убитых; евреев — 26, а русских — 41; военных же ранено: офицеров — 8, нижних чинов — 52, убито нижних чинов — 7; по сведениям же сенатора Турау,[167] за период с 18-го по 21-е октября 1905 г., в Киеве, было убито 47 человек, — в том числе 25 % евреев; ранено 205, из коих евреев 35 %. Увы, ни в протоколах предварительного следствия, ни в обвинительном акте никаких сведений по этому предмету не содержится.

XII. Даже свидетели (напр., Борисенко), показывавшие на дознании о стрельбе гимназистов и студентов в народ, причем были убитые и раненые, — не допрашивались судебным следователем, и, наоборот, предварительное следствие, как видно из его протоколов, обращалось даже к свидетелям, ничего об этом не знающим, именно с вопросами о действиях полиции и войск. Показаниями же евреев и «освободителей» добывался, впрочем, негодный материал не только для обвинения полицейских и воинских чинов в попустительстве погрому, а порой и в соучастии, но и для посрамления тех патриотических манифестаций, которые, в молитвенном настроении о прекращении свирепых бесчинств еврейской революции, двигались с пением национального гимна или «Спаси, Господи, люди Твоя!», предшествуемые иконами, Царскими портретами и хоругвями…

Таково было положение судебного дела и таким бы оно осталось, если бы, по просьбе защиты, не были вызваны и допрошены Судом многие свидетели-очевидцы, раскрывшие истинный, глубоко для России оскорбительный, потрясающий ход событий…