Последнее плавание парусника «Памир»
Последнее плавание парусника «Памир»
В сентябре 1957 года западногерманский барк «Памир» (водоизмещением 3100 тонн), подгоняемый свежим ветром, с грузом зерна направлялся к родным берегам – в Гамбург. Он возвращался из Буэнос-Айреса, и на его борту находились 86 человек – 35 человек команды и группа курсантов мореходного училища. На «Памире» они проходили свою первую морскую практику.
Утро 21 сентября выдалось хмурым. Около восьми часов ветер вдруг заметно усилился и резко изменил свое направление. Еще ничего не предвещало катастрофы, парусник был, как говорится, прочной «посудиной»: он не раз выходил с честью и из более серьезных передряг и испытаний. Ветер тем временем набирал силу, надул паруса и превратил их в гигантские полушария.
Капитан Иоганнес Дибич был опытным моряком, посвятившим морю 46 лет своей жизни. Получив донесение о надвигающемся урагане, он принял решение форсировать ход судна парусами, чтобы быстрее уйти с пути урагана. Однако этот маневр стал для «Памира» роковым. Центр урагана неожиданно настиг его, и ветер ударил с подветренной стороны. Паруса плотно легли на стеньги, ванты и фордуны.
Барк «Памир»
На корабль обрушились поднятые ветром яростные волны, сильно креня его на левый борт. Через несколько минут поручни этого борта скрылись под водой. Крен вскоре достиг 30–40°, и огромные волны свободно перекатывались по палубе парусника. Груз зерна в трюме переместился на левый борт, и парусник опрокинулся.
Положение становилось чрезвычайно угрожающим, и капитан решил подать сигнал бедствия – SOS. Особой паники на корабле пока не было, но атмосфера создавалась гнетущая. Многие матросы уже перестали надеяться, что «Памир» выпрямится. Тогда капитан приказал раздать всем спасательные жилеты.
Разделив между собой сигареты и продукты, команда стала пробираться к спасательным шлюпкам. Однако дело это оказалось не таким простым и пробиваться приходилось с большим трудом. Три шлюпки по левому борту оказались полностью под водой. А шлюпки правого борта так высоко болтались на поднявшейся палубе, что спустить их не было никакой возможности. Тогда матросы бросились к резиновым плотам, два из которых тоже оказались затопленными. Лишь на оставшихся трех плотах нескольким счастливцам удалось отойти от гибнущего «Памира».
В этот момент капитан отдал приказ: «Всем оставить корабль! Держаться вместе!» – и моряки начали прыгать в воду с наклонной палубы. Волны, как падающие горы, обрушились на гибнущих людей, державшихся за различные обломки. В стороне виднелся перевернутый корпус «Памира», и человек десять еще пытались уцепиться за него в надежде, что парусник все же не пойдет ко дну. Неподалеку от него болталась полузатопленная шлюпка, к которой и направились наперекор волнам несколько отчаянных матросов. В их числе был и Ганс Вирт, один из немногих оставшихся в живых, который впоследствии написал о кораблекрушении и борьбе моряков за жизнь.
Однако добраться до шлюпки тоже оказалось делом нелегким. Всякий раз, когда волны смыкались над головами матросов, многим казалось потом чудом, что они вновь выныривали и оставались плавать на поверхности моря. Но, жадно хватая ртом воздух, все продолжали двигаться к цели. К счастью, ударами волн лодку подогнало к Гансу, и он ухватился за планшир. Вслед за ним еще девяти морякам удалось добраться до шлюпки – их единственной надежды на спасение. В шлюпке не оказалось весел, зато под одним из сидений люди нашли небольшой мешок с консервами и маленький бочонок с пресной водой.
Плавая, многие из матросов сбросили с себя часть одежды. Там, в бушующем море, она мешала, но теперь они сидели в шлюпке полуголые и лязгали от холода зубами. Шлюпка бешено болталась вверх и вниз, и с гребня одной из больших волн они увидели свой «Памир». Оставшиеся все еще цеплялись за его корпус, но уже через несколько минут парусник навсегда исчез под водой.
Кругом не было никого, только бескрайнее пустынное море… Лишь один раз вдали показалась спасательная шлюпка, в которой виднелись человек двадцать, но они их не заметили. Вскоре исчезла и она, и моряки остались лицом к лицу с разъяренным морем. Оно продолжало неистово бушевать, и одна из волн ударила в шлюпку так сильно, что перевернула ее, и все снова очутились в воде. Отчаянно барахтаясь, они с трудом восстановили ее в прежнем положении, причем изрядно ободрали себе руки и ноги об острые края шлюпки. Скоро соленая морская вода стала разъедать раны.
Для поддержания порядка матросы выбрали из своей среды старшего – Карла Думмера. Он плавал уже шесть лет и среди всех остальных был «морским волком». Чтобы как-то поднять дух своих приунывших товарищей, он предоставил в общее распоряжение спрятанную в кармане бутылку джина – их единственное оставшееся сокровище. Последний глоток Думмер решил оставить себе, но налетевшая волна вышибла у него из рук бутылку, и та исчезла в бушующем море.
А потом наступила ночь – первая страшная ночь после кораблекрушения. Без пищи и воды (бочонок был потерян, когда шлюпка в очередной раз перевернулась), полураздетые, замерзшие, выбившиеся уже из сил, они, однако, пытались подавить в себе возраставшее отчаяние и сохранить веру в спасение. Тем более что ветер стих и море стало спокойнее.
Людей стало клонить ко сну, но вдруг вдали мелькнул огонек. Он был таким неясным, что сначала даже показался нереальным. И все равно все вскочили, зашумели и завопили, как безумные. Да они и впрямь были почти безумными. Двое даже хотели броситься в воду, чтобы вплавь достичь судна. Но Думмер удержал их, потому что спасение и так казалось близким.
Однако волны совершенно скрывали шлюпку, и лишь изредка головы людей показывались над их гребнями. Обнаружить шлюпку при таких условиях было совершенно невозможно. Лучи прожектора пошарили где-то высоко над ними, и… скоро огни скрылись во мраке ночи. Они опять остались одни!
Прошло еще несколько томительных часов. Все дремали или уже просто впали в сонное оцепенение. Голова одного из них, Шинагеля, как-то странно свесилась на грудь, да и вообще вся его поза выглядела неестественной. Но это был не сон: холод и отчаянная борьба с волнами сломили его, и все усилия вернуть Шинагеля к жизни оказались напрасными.
Теперь в шлюпке их осталось девять человек…
А тут еще пошел дождь. Все сидели, открыв рты и высунув языки, чтобы поймать хоть несколько живительных капель пресной воды. Пить морскую воду Думмер запретил, потому что она может вызвать у человека бредовое состояние. Но скоро небо очистилось и дождь перестал.
Перед рассветом еще один из них не выдержал мучений. Очень ослаб Хольст, голова его бессильно моталась из стороны в сторону, и он уже не мог встать без посторонней помощи. И вскоре их осталось восемь…
Рассвет не принес облегчения. Море по-прежнему было пустынным, холодное солнце иногда выглядывало из-за туч, но оно не могло согреть их. Одному из матросов – Андерсу – пришла в голову мысль согреться, плавая вокруг шлюпки. Но только он спрыгнул в воду и сделал несколько энергичных взмахов руками, как кто-то вдруг отчаянно закричал: «Андерс, назад! Там акула!» Быстро втащили Андерса в шлюпку и подняли шум, стараясь криками и стуком отпугнуть приближающееся чудовище. Однако на акулу это не произвело ни малейшего впечатления. Она кружила вокруг шлюпки, поглядывая на людей маленькими злыми глазками и тычась в борт своим носом. Но потом она неожиданно исчезла.
Часов в одиннадцать в дымке горизонта показались очертания танкера. Тогда люди стащили с себя остатки одежды и стали размахивать ими, всячески стараясь привлечь к себе внимание. Моряки махали до судорог в руках, но танкер не заметил их, повернул к югу и через некоторое время исчез. Усталость обессилевших людей была так велика, что ни у кого уже не было сил, чтобы выразить свое отчаяние. Все подавленно молчали.
В исключительные моменты жизни мозг человека начинает работать как-то необычно. Ганс Вирт вспоминал потом, что в те тяжелые часы, когда смерть подстерегала их каждую минуту, его больше всего заставляло бороться за жизнь желание сдержать свое слово – слово, которое он дал своей восьмилетней сестренке Мики. Она уже давно приставала к нему с просьбой взять ее в цирк. Об этом она даже писала брату в Буэнос-Айрес, и он ответил, что они обязательно пойдут вместе в цирк. Как только он вернется…
Теперь это обещание представлялось ему самым важным в жизни. «Я не могу обмануть Мики, я должен показать ей цирк», – твердил Ганс, и это как-то поддерживало его.
Наступила вторая ночь – такая же холодная, безнадежная и мучительная. Все настолько ослабели, что едва держались, даже сидя. Кожа, изъеденная солью, побелела и в местах ушибов и ран висела лохмотьями. Начал бредить маленький блондин Майне – по виду почти мальчик. С криком «Я иду к капитану!» он бросился в воду. Из темноты послышался его безумный смех, и затем все стихло.
Семеро… Потом шестеро…
К этому времени они уже почти все наполовину потеряли рассудок, а вскоре начались галлюцинации. Перед воспаленными глазами стали возникать заманчивые картины. «Смотрите! – неожиданно вскрикивал кто-нибудь. – Мы приближаемся к земле!» И сейчас же перед взором всех появлялась столь долгожданная земля. Ясно были видны берег и машущие платками люди… В полусне свалился за борт Клаус Дрибельт, и течение отнесло его вдаль. Вскоре он исчез в волнах.
На третьи сутки из тумана, как видение, возник корабль. Но никто даже не привстал, потому что ни один не поверил своим глазам: это, конечно же, очередная галлюцинация. Однако нет! На палубе стоит человек и машет рукой. И вот с корабля спускают шлюпку, и она направляется… Боже, она действительно направляется к ним!
Почти не веря своему счастью, они вновь почувствовали под ногами твердую палубу. Их напоили горячим бульоном, ввели пенициллин, смазали мазью и уложили в постели. Потом из Касабланки отправили самолетом во Франкфурт-на-Майне, а оттуда каждый из пятерых отправился домой, где очутился в объятиях родственников и друзей. Позже они узнали, что, кроме них, спасся еще один матрос. Его подобрал американский угольщик.
Ганс Вирт, как только окончательно оправился, первым делом выполнил свое обещание…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.