ОТ СТАЖЕРА ДО ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

ОТ СТАЖЕРА ДО ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

Борис Дмитриевич Панкин прежде всего блистательный журналист, редактор и литературный критик. Он родился в 1931 году во Фрунзе и после школы приехал поступать в Московский университет. У него была серебряная медаль, и он поступил, несмотря на огромный конкурс. Он мечтал стать журналистом и впервые опубликовался в многотиражной газете «Московский университет».

— И когда впервые увидел свою фамилию на газетной полосе, у меня от счастья просто потемнело в глазах, — вспоминает Панкин.

Приметил его Алексей Иванович Аджубей.

После университета Аджубей привел Панкина в «Комсомольскую правду». Его взяли стажером — большая удача для начинающего журналиста. Но через три месяца уволили, потому что нужно было кого-то сократить. Не ветерана же выгонять. Но потом смилостивились и оставили. Это просто хрестоматийная история, которую в «Комсомолке» рассказывали новичкам: мальчик из провинции пришел стажером, едва избежал увольнения, а стал главным редактором.

Панкин быстро прошел по ступенькам газетной иерархической лестницы — корреспондент, специальный корреспондент, заведующий отделом. В нем ценили и умение писать, и очевидную административную жилку. Аджубей, уходя в «Известия», наказал своему преемнику:

— Замом себе возьмешь Бориса.

В тридцать четыре года он стал главным редактором «Комсомольской правды», одной из лучших газет страны. Первый и пока единственный редактор «Комсомолки», который дорос до главного редактора, начав стажером. Никто не может оспорить того очевидного факта, что в газете он был первым не по должности, а по умению. Коллеги это признавали. А в те годы в «Комсомолке» собралась целая плеяда талантливейших журналистов.

— В этом кругу авторитет у того, кто лучше держит перо, — говорил мне Константин Александрович Щербаков, известный критик, который в те годы работал в «Комсомолке». — И он хороший редактор. Это же таинство, когда из хаоса гранок вдруг возникает газетная полоса. Он чувствовал эту газетную полосу.

«Комсомольская правда» под его руководством, оставаясь органом такой идеологически косной организации, как ЦК ВЛКСМ, одновременно ходила в коллективных диссидентах, отваживалась проводить собственную линию и распространяла в читателях вольнодумство.

— Когда в те годы с гордостью говорили: «Мы все из комсомола!» — вспоминал Панкин, — я поправлял: «Извините, я из «Комсомольской правды». Хотя должен сказать, что люди, с которыми работал в комсомоле и к которым относился пренебрежительно, в дальнейшем оказывались куда порядочнее некоторых моих соратников и воспитанников.

— Какими же качествами надо было обладать, чтобы делать острую газету и при этом ладить с ЦК комсомола?

— Я с ними не ладил, я с ними заседал. Иногда благодаря моему присутствию мнения раскалывались. А вообще-то за время работы я получил строгий выговор от ЦК КПСС и строгий выговор от ЦК ВЛКСМ. Бывало, что мои собственные статьи снимались из номера. Ничего, мы не пугались, а иногда и выходили победителями.

А как же Панкин обходил бдительное комсомольское начальство?

— Он умел разговаривать с этими людьми на их языке, хотя это ему давалось непросто, — говорил мне Константин Щербаков. — Умел он с ними. Совсем уж чужим в цековских коридорах он не был…

Какая у Панкина была сверхзадача в жизни? Что им двигало?

— Честолюбие, — ответил Щербаков. — Он хотел быть значимой фигурой и в политической, и в культурной жизни страны. Но для него важна не только должность, но и те возможности, которые она открывает. В то время мы все заблуждались, думая, что можем повлиять на общество. Хотя, может, и не заблуждались, может, «Комсомолка» того времени повороты в умах пусть маленькие, но производила. И для Бориса Дмитриевича это было важно.

Либерал по взглядам, Панкин был человеком с высоко поднятой головой, выпяченным вперед подбородком, жестким взглядом и уверенным голосом.

— Некоторая двойственность в нем была, — заметил Щербаков, — но как минимум в те годы начало истинного газетного интеллигента в нем преобладало. Он человек самоуверенный, жестковатый, эгоцентричный, но на него можно было положиться.

— Что вами двигало? — спрашивал я самого Панкина. — Став главным редактором «Комсомолки», вполне можно было наслаждаться жизнью, а не ходить по острию ножа.

— Мной двигало желание что-то сделать, потому что мы все видели, что структура гнилая. У меня всю жизнь две страсти: творить и руководить. И я постоянно высовывался. Как говорит мой любимый герой, «ввяжись в драку, а там видно будет». И я в эту драку постоянно ввязывался. А коллектив такой в «Комсомолке» был, что пойти против диссидентски настроенного коллектива страшнее, чем проехаться по начальству. Когда прыгал с парашютом, надо было выйти на крыло — поджилки, ясное дело, трясутся. Но мне не так страшно было разбиться, как опозориться перед товарищами. Прыгнул. И все нормально. Это чувство со мной всю жизнь.

Панкин любил спорт, кончилось это тем, что однажды он упал с лошади и сломал позвоночник. Долго лежал в больнице, там сблизился с Константином Симоновым, о котором потом написал книгу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.