Глава 2 ИСТИНА О РОТТЕРДАМЕ

Глава 2

ИСТИНА О РОТТЕРДАМЕ

14 мая 1940 года в 15.00 германская авиация осуществила массированный налет на голландский портовый город Роттердам. Сорок семь «Не-111» сбросили мощные бомбы на тщательно выбранный треугольник к северу от обороняемых мостов через Маас. Возникшие пожары опустошили огромную часть центра города, и погибло 900 человек. В итоге Германия вызвала гнев во всем мире.

Хотя исторические исследования свидетельствуют об обратном, во многих публикациях даже сегодня Роттердам называют первой жертвой террора Второй мировой войны.

Что же произошло на самом деле? Как случилась трагедия Роттердама? Объективное суждение может быть выработано лишь после детального изучения причин налета.

«Воздушная тревога! Над городом и гаванью завыли сирены. В туманном утреннем воздухе послышался гул многих моторов, – так докладывал молодой голландский офицер, располагавшийся со своими солдатами на границе аэропорта Роттердама. – Вокруг аэродрома Ваалхавен королевские гренадеры прячутся по траншеям и укрытиям. С 3.00 они сидят у пулеметов и минометов и потому устали и дрожат от холода».

Спустя мгновение разразилась буря. Воздух расколол пронзительный свист бесчисленных бомб. Они с глухим шумом падали в окопы и на позиции зенитных орудий, врезались в огромные ангары, в которых, несмотря на объявленную тревогу, добрый командир позволил спать своим солдатам!

Результаты были катастрофическими. Пламя немедленно охватило ангары, которые вскоре рухнули, похоронив под собой много солдат. На жизненно важном аэродроме Ваалхавен основа обороны была сломлена. Столь точное бомбометание было проведено двадцатью восемью «Не-111» из II/KG 4 и явилось прелюдией к германским воздушным десантам на «Голландскую крепость» далеко позади линии фронта. Самолеты KG 4 взлетели со своих баз в Дельменхорсте, Фассберге и Гютерслохе вскоре после 5.00 и должны были пересечь голландскую границу в 5.35. Но перед атакой командир группы полковник Мартин Фебиг вместе со своей Geschwader сделал широкий круг над Северным морем. Он хотел подлететь к объектам (Амстердам – Схипхол, Юпенбург возле Гааги и Роттердам – Ваалхавен, которые все были у побережья) со стороны моря, то есть с направления из Англии.

Но сюрприза не получилось. Голландцы со 2 мая ждали германского налета, и как только бомбардировщики пересекли береговую линию, их встретил шквальный зенитный огонь, затем на них набросились голландские истребители, и командирский самолет был сбит. Полковник Фебиг выпрыгнул с парашютом и попал в плен. Но остальные бомбардировщики продолжали свой путь к аэродромам для бомбардировки.

В Ваалхавене грохот разрывов бомб и перестрелки почти не стихал, когда послышался нарастающий гул авиационных моторов. На этот раз он исходил с востока, и это были не бомбардировщики, а трехмоторные транспортники. Следующие несколько секунд описаны молодым голландским офицером из королевских гренадеров: «Как будто по волшебству над аэродромом внезапно появились белые точки, похожие на хлопковые пушинки. Вначале их было двадцать, потом пятьдесят, потом более ста! И они все продолжали выпрыгивать из самолетов и начинали, покачиваясь, спускаться к земле… Хриплая команда, и тут все пулеметы открыли огонь по парашютистам и самолетам. Когда так много целей, не знаешь даже, куда целиться…»

Это был III батальон 1-го парашютного полка под командой капитана Карла-Лотара Шульца. Батальон был под прямым началом командира 7-го авиакорпуса генерал-лейтенанта Штудента и имел следующий приказ:

«После бомбовой подготовки III/FJR захватит аэродром Ваалхавен быстрым способом (то есть сбросив парашютистов прямо на цель) и обезопасит его для последующих высадок десантных войск».

С точностью до минуты группа транспортников капитана Цейтлера (III/KG zbV1 для «специальных заданий») достигла южных пригородов Роттердама, ориентируясь по облакам дыма, поднимавшимся от горящих ангаров. Парашютисты покидали самолеты и пятнадцать – двадцать секунд беспомощно висели в небе. Голландцы активно отстреливались, но замешательство нарастало.

Наибольшие потери парашютисты понесли из-за собственной ошибки. Один из «Ju-52» выбросил солдат прямо на пылающие топки ангаров. Шелковые купола парашютов вспыхивали задолго до того, как десантники касались земли. Однако большинство приземлились на краю аэродрома по обе его стороны и ринулись в атаку. Это вынудило голландцев, как и планировалось, открыть огонь. Для того чтобы увеличить их замешательство, последовал третий удар: пошла на посадку эскадрилья транспортников.

Их встретил слабый зенитный огонь, и из пробитых баков стал вытекать бензин. У одного «Ju-52» загорелись два мотора, но он все-таки сел. Еще до полной остановки распахнулись двери, и из них посыпались люди в серой форме: два взвода 9-й роты 16-го пехотного полка – передовая группа воздушно-десантных войск.

Теперь голландцы оказались зажатыми в клещи. В течение четверти часа все еще численно превосходящие защитники были приведены в повиновение и разоружены. А тем временем подлетали все новые и новые «Ju-52», едва не задевая при посадке горящие обломки предыдущих самолетов. Через несколько минут высадился весь 3-й батальон.

«Все произошло именно так, как мы и рассчитывали, – писал командир батальона подполковник Дитрих фон Хольтиц. – Грохот боя был оглушающим: к реву самолетных моторов и взрывам боеприпасов в ангарах добавлялся треск минометов и стрекот пулеметов, бивших по самолетам. Главное – скорость!»

Голландский офицер из королевских гренадеров говорит об удивительной быстроте налета: «Аэродром оказался под огнем наших минометов и артиллерии, дислоцированной к северу от Роттердама. Под этим прикрытием мы надеялись вывести остатки полка и перегруппироваться по дороге. Но в этот момент немцы начали пускать зеленые ракеты – наш собственный сигнал для тяжелых минометов, означающий „прекратить огонь!“. Для нас это было концом. Наше последнее сопротивление было сломлено. Уцелевшие гренадеры подняли руки вверх и были взяты в плен. А самолеты все садились и садились. Ваалхавен был захвачен врагом».

Но захват одного этого аэродрома стал всего лишь началом. Конечной целью воздушно-десантной операции являлись важнейшие мосты через Маас в центре города. Их следовало взять внезапно и обезопасить с обеих сторон.

Ваалхавен находится в юго-западной части города. Чтобы достичь мостов, понадобится пройти с боем через лабиринт улиц. Не взорвут ли мосты еще до того, как войска до них доберутся? На этот случай были приняты меры. Предыдущим вечером 11-я рота из IR 16 под командой старшего лейтенанта Шрадера была передислоцирована в Бад-Цвишенбан возле Ольденбурга. Посреди ночи пилоты сели в ожидавшие их гидросамолеты вместе с подразделением саперов из 2/Pi 22. Затем взлетели с Моря Цвишенанер, которое вовсе не море, а почти округлое внутренне озеро, и взяли курс на запад.

Двенадцать отживающих свой век бипланов «Не-59» с огромными поплавками и прямоугольными фюзеляжами были загружены до предела. Все еще пригодные для морской разведки и спасения, для активных боевых действий они были слишком тихоходны. Тем не менее 10 мая в 7.00 двенадцать старых «Хейнкелей-59», держа курс на Новый Маас, уже гудели над центром Роттердама – шесть подошли с востока и шесть с запада. Мчась над самой поверхностью воды, они с обеих сторон подошли вплотную к огромному мосту Виллемса. Там, оставляя за собой пенный след, они приводнились и покатились к северному берегу.

Саперы развернули надувные плоты, и солдаты, попрыгав в них, быстро догребли до берега. Вскарабкавшись по стене, они пересекли Оостеркаде и заняли мосты Леувен и Ян-Куитен между старыми секторами гавани. Затем, установив пулеметы, они побежали через длинный мост Виллемса, взяли под охрану его и соседний железнодорожный виадук. За несколько минут пехотинцы и саперы создали небольшие плацдармы на обоих берегах Мааса.

Сразу же голландцы начали контратаковать. В Роттердаме был сильный гарнизон. Немцы, укрываясь за опорами и стенками моста и укрепившись в угловых домах, отбили первые атаки. Но их было всего лишь 120 человек, и было неизвестно, как долго они сумеют продержаться под натиском превосходящих вражеских сил.

Вдруг в Конингсхавене загромыхал какой-то поезд из трамваев, вовсю звонивших в свои колокола. В трамваях сидели германские парашютисты. Это была 11-я рота из FJR 1, которой командовал старший лейтенант Хорст Керфин. В отличие от своих товарищей эта ударная группа из 50 человек была сброшена на стадион сразу к югу от изгиба реки. Захватив трамвайный поезд и реквизировав автомашины, они помчались через район Феенорд к мостам.

Саперы и пехотинцы вздохнули с облегчением: пришло первое подкрепление. Керфин на трамваях даже сумел переехать через Маас и добраться до северного плацдарма. Спустя час этого уже сделать было нельзя. К тому времени голландцы сконцентрировали на мосту Виллемса такой мощный огонь со своих позиций на берегах и высоких зданиях, что всякий проезд стал невозможен.

Тем временем солдаты из III/IR с аэродрома Ваалхавен пробивались с боями сквозь улицы, неся тяжелые потери. Хотя им удалось взять небольшие мосты, связывающие Конингсхавен с островом Маас, движение по мосту Виллемса через главный рукав реки было восстановлено лишь через пять дней и четыре ночи. На северном берегу число германских защитников уменьшилось до 60, сражавшихся не на жизнь, а на смерть под непрекращавшимися атаками противника.

Вот такую военную ситуацию надо принять во внимание перед тем, как выносить суждение о воздушном налете на Роттердам, который вскоре последовал. Но до того, как продолжить, давайте проанализируем, как вообще столь рискованная воздушно-десантная операция против «Голландской крепости» могла иметь место.

Еще 27 октября 1939 года командир 7-й авиадивизии генерал-майор Курт Штудент был приглашен на секретное совещание в рейхсканцелярию в Берлине. Кроме Гитлера и Штудента, третьим был главнокомандующий вооруженными силами генерал Вильгельм Кейтель.

Гитлер заявил, что он сознательно не использовал парашютные войска в Польше, так как не хотел без надобности раскрывать секрет нового оружия. Однако теперь, когда предстоит наступление на запад, он «после долгих размышлений о том, как и где воздушно-десантные войска могут произвести наибольший сюрприз», сформулировал следующий план:

7-я авиадивизия (четыре батальона) и 22-я пехотная дивизия (воздушно-десантная) захватят район Гента в Восточной Фландрии с воздуха, займут его укрепления (бельгийский «Национальный редут») и станут удерживать до подхода регулярных армейских частей.

Меньшей величины группа высадится на планерах и завладеет стратегически важной крепостью Эбен-Эмаель и мостами через канал Альберта.

Несмотря на скептическое отношение армии к таким отчаянным планам, обе операции были разработаны до деталей. Из всех объектов Эбен-Эмаель считался наиболее трудным, хотя по этой самой причине его можно было взять в соответствии с планом: Штудент сумел создать такую завесу секретности над подготовкой, что сам проект никогда не фигурировал письменно ни в одном из планов наступления на западе.

И вот эти самые секретные планы – кодовое название «GKdos Chefsache» – из-за происшествия с самолетом и двумя офицерами люфтваффе попали в руки бельгийцев.

10 января 1940 года майор Райнбергер, офицер связи Fliegerfuhrer 220 из 2-го воздушного флота в Мюнстере, должен был участвовать в совещании в Кельне, где предстояло обсудить, как будут сменяться десантные войска после высадок. Начальник базы Мюнстер – Лодденхейде майор Эрих Хенманс предложил доставить его туда на связном самолете. Хотя Райнбергеру не очень хотелось лететь в туманную погоду, он в конце концов согласился. Он захватил с собой желтый портфель, в котором находились секретные документы, касающиеся предстоящего совещания. Среди них был четвертый вариант планов взаимосвязи 2-го воздушного флота в Западной кампании.

После взлета из Лодденхейде Хенманс взял курс на юго-запад. И вдруг с каждой минутой видимость стала ухудшаться. Даже не заметив, Хенманс пересек Рейн и с нарастающим беспокойством стал выискивать ориентиры на местности. Сильный восточный ветер гнал «Ме-108» «Тайфун» вперед. Наконец, пилот увидел под собой черную полосу реки. Но это не мог быть Рейн – река слишком узкая. Затем забарахлил мотор. Пришлось снижаться и совершать вынужденную посадку.

Едва не задев пару деревьев, «Ме-108» поскакал по полю и резко остановился перед оградой. Райнбергер выбрался из-под обломков самолета и спросил:

– Где мы?

Фермер, к которому они обратились с этим вопросом, немецкого не знал, но в конце концов ответил по-французски, что они находятся около Малинес в Бельгии. Райнбергер побледнел.

– Мне надо немедленно сжечь мои бумаги! – задохнулся он от волнения. – У вас есть спички?

Но у Хенманса спичек не оказалось – оба майора были некурящими. Бельгийский фермер дал свою зажигалку. Райнбергер присел у ограды, чтобы спрятаться от ветра, вытащил документы и попытался их поджечь, но в этот момент на велосипедах подъехали жандармы и затоптали пламя.

Полчаса спустя во время первого допроса в доме фермера Райнбергер еще раз попытался уничтожить документы. Схватив со стола бумаги, он швырнул их в находившуюся поблизости печь. Но бельгийский капитан успел выхватить бумаги из огня.

Таким образом, германский план операции, обгоревший по краям, но отлично читаемый, попал в руки западных держав – событие сенсационное.

Однако в лагере союзников мнения в отношении того, является ли документ настоящим или все это – искусно сработанная провокация германской контрразведки, разделились. В результате из этой неожиданной удачи не было сделано никаких военных выводов.

На германской же стороне покатились головы. Гитлер был взбешен, а Геринг раздражен. Командующий 2-м воздушным флотом генерал Фельми был смещен с поста вместе с начальником штаба полковником Каммхубером и командиром IV авиакорпуса подполковником Гентом.

Необходимо было основательно пересмотреть план операции. И предпочтение было отдано плану «Серп» генерала Манштейна, в котором акцент делался на танковый прорыв в Арденнах. Теперь и Голландия была включена в программу действий. Пришлось отказаться от воздушных десантов в «Национальном редуте» возле Гента и на линию укреплений по Маасу между Намюром и Динантом (дальнейший план Гитлера). Ведь бельгийцы уже могли прочесть все об этом!

Лишь проект удара по Эбен-Эмаелю, который благодаря двойной завесе секретности никогда не фигурировал в планах операций, мог оставаться в силе. 15 января 1940 года, через пять дней после потери документов, генерал Штудент получил от Геринга новый приказ.

Согласно плану «Серп», германская армия в ходе основного удара в Северной Франции должна обезопаситься от какой-либо угрозы своему северному флангу. Генералу артиллерии фон Кюхлеру было соответственно дано задание как можно быстрее оккупировать Голландию силами своей 18-й армии.

К сожалению, эта страна, благодаря своим многочисленным рекам, являлась раем для обороняющейся стороны. Любую атаку с востока можно было остановить затоплением земель вдоль канала с севера на юг. Единственная дорога с юга в «Голландскую крепость» шла по мостам через широкие потоки Мааса и дельты Рейна в Мердийке, Дордрехте и Роттердаме. Если бы их захватить до подрыва и держать в глуби вражеской территории три, четыре и даже пять дней до подхода 9-й танковой дивизии, тогда Голландию можно будет разбить.

Усиленной 7-й авиадивизии генерала Штудента было дано это поручение. 10 мая 1940 года оно выполнялось следующим образом:

Мердийк. После точных бомбовых ударов пикирующих бомбардировщиков по расположениям мостов и зенитных батарей II батальон FJR 1 капитана Прагера был сброшен одновременно у северной и южной оконечностей мостов. После короткого ожесточенного боя в руках у немцев оказались невредимые 1300-метровый автомобильный виадук и 1400-метровый железнодорожный виадук через Дьеп.

Дордрехт. Из-за плотного характера застройки района для штурма мостов через Старый Маас можно было десантировать лишь одну роту из 3/FJR 1. Ее командир, старший лейтенант фон Брандис, был убит, и голландцы, контратаковав, вернули железнодорожный мост. В течение трех дней боевые группы из FJR 1 под командой полковника Брауера и I батальона из IR 16 (высадившегося в Ваалхавене) вели яростные бои за город.

Роттердам. Как мы уже видели, аэродром Ваалхавен уже был взят. III батальон из состава IR 16 подполковника фон Хольтица и шестьдесят солдат на плацдарме на северном берегу продолжали удерживать мосты через Маас под непрерывными атаками голландцев.

Пока воздушно-десантная операция против «Голландской крепости» оправдывала дерзость идеи. Да, скудные германские силы везде вели горячие оборонительные сражения, но мосты были спасены. Все, что сейчас требовалось, это продвижение на север 9-й танковой дивизии.

Более того, в распоряжении Штудента была отдельная группа, которой предстояло пробиваться далее на север в оперативном подчинении командира 22-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта графа Спонека. Ее намечалось высадить на трех аэродромах возле Гааги – Валькенбург, Юпенбург и Оскенбург – с целью проникнуть в голландскую столицу и захватить королевский дворец, правительственные здания и военное министерство.

Благодаря тому, что немецкие десантники ранее использовались в Дании и Норвегии, голландцы были знакомы с их тактикой и значительно укрепили оборону своих аэродромов. Они усеяли взлетные поля различными препятствиями. Из-за плоского рельефа страны их даже найти было трудно. Большая часть парашютистов первой волны поэтому была десантирована в неверных местах, в результате чего эскадрильи транспортников, следовавшие сразу за ними, были вынуждены садиться, приняв на себя всю огневую мощь оборонявшейся стороны.

Расположенный к западу от Лейдена, Валькенбург намечалось взять двумя взводами парашютистов из 6/FJR 2, за которыми шел III батальон из IR 47 полковника Бузе. Выскакивая на ходу из самолетов, солдаты батальона попали под огонь. Положение было безнадежное. Самолеты тонули в мягкой почве аэродрома по самые оси и не могли более взлететь. От обстрела голландцами самолет задымился. Поэтому когда прибыла следующая Gruppe транспортников со II батальоном, места для посадки уже не осталось и самолеты были вынуждены повернуть назад.

В Юпенбурге, к северу от Дельфта огонь противовоздушной обороны был настолько силен, что из первых тринадцати «Ju-52» с солдатами 6-й роты IR 65 на борту не менее одиннадцати стали снижаться, объятые пламенем. Поскольку дым и огонь ухудшали видимость, они стали врезаться в спрятанные препятствия и железные стержни, отчего их разрывало на куски. Уцелевшим солдатам удалось лишь короткое время продержаться под вражеским огнем.

Среди групп, которым предстояло садиться в Юпенбурге позднее, была 3-я эскадрилья «особого назначения» из KG zbV9, которая вылетела из Липпшпринге в 6.06. Рядом с пилотом второй машины сержантом Алоисом Майером сидел сам генерал-майор граф Спонек. Сразу стало ясно, что никакая посадка невозможна, поэтому они полетели на Оскенбург. Но там разворачивалась такая же картина: аэродром был усеян обломками самолетов. Самолет самого командира дивизии трясло от попаданий зенитных снарядов. Повсюду в небе летали самолеты в поисках места для посадки. Многие из них приземлились на автостраду Роттердам – Гаага. Другие предпочли для этого прибрежные дюны и глубоко сели в мягкий песок.

В конце концов, Майер посадил свой «Ju-52» на поле и остановил самолет возле небольшой рощи. Там генерал собрал небольшой боевой отряд. За вечер ему удалось при плохой слышимости связаться со штабом 2-го воздушного флота. Кессельринг приказал ему остановить атаку на Гаагу, а вместо этого двигаться в северный сектор Роттердама.

Спустя два дня, ночью с 12 на 13 мая, была собрана пестрая группа бойцов. Их не набиралось и тысячи, а им предстояло биться с мощными частями трех голландских дивизий. Спонек нацелил удар на пригород Овершие. Его отряд был слишком мал для того, чтобы атаковать сам город.

Такая ситуация сложилась, когда рано утром 13 мая передовой отряд 9-й танковой дивизии генерал-лейтенанта Хубички промчался по мосту Мердийка под приветственные крики окруживших его парашютистов. Дордрехт наконец-то был взят, а вечером первые танки достигли южного конца мостов через Маас в Роттердаме.

Несмотря ни на что, III/IR 16 все еще держала в своих руках мост. Сейчас мост Виллемса был под сильным артиллерийским обстрелом. Голландцы даже пытались добраться до него на канонерках, но не смогли. Потери немцев были велики, и подполковнику фон Хольтицу было приказано вывести с плацдарма его шестьдесят человек, среди которых были пехотинцы, саперы и парашютисты старшего лейтенанта Керфина с северного фланга. Но ему не удалось добраться до них, потому что сейчас даже мышь не могла проскочить через мост и остаться живой, будь то днем или ночью.

13 мая в 16.00 двое гражданских на южном конце моста Виллемса стали размахивать белыми флагами. Когда стрельба прекратилась, они с опаской пошли вперед. Один из них был викарием Ноордер-Эйланда – острова посреди Мааса, оккупированного немцами, а второй – торговцем. Фон Хольтиц приказал им отправиться к голландскому коменданту города и подчеркнуть, что только капитуляция может спасти Роттердам от опустошения. Вечером эмиссары вернулись, дрожа от страха. Их соотечественники заявили им, что их собственный густонаселенный остров этой ночью будет артиллерийским огнем стерт с лица земли. И полковник Шарру сказал, что если германский командир имеет что-либо предложить, то пусть присылает офицеров. С гражданскими лицами он переговоры не ведет.

И тут вмешалась судьба. Без сомнения, Роттердамский гарнизон мог эффективно преградить путь любому германскому продвижению на север. Со строго военной точки зрения у него не было причин сдаваться.

Вполне понятно, почему германское Верховное командование торопилось с быстрым завершением этой операции. Оно хотело как можно быстрее «очистить» Голландию, чтобы освободить войска для главного удара через Бельгию в Северную Францию. К тому же 18-я армия, атакуя Голландию 13 мая, опасалась, что высадка британского десанта неизбежна. Потому генерал фон Кюхлер в 18.45 отдал приказ «сломить сопротивление в Роттердаме любой ценой».

Танковая атака по мосту Виллемса была назначена на 15.30 14 мая, и ей должны предшествовать артиллерийская подготовка и точечная бомбежка ограниченного района в северной части города с целью парализовать силы вражеской обороны.

К этому времени высшее командование войсками в Роттердаме перешло от генерал-лейтенанта Штудента к генералу, командовавшему XXXIX танковым корпусом Рудольфу Шмидту. Последний получил инструкции от командующего 18-й армией фон Кюхлера «использовать все средства для предотвращения ненужного кровопролития среди голландского населения». Соответственно вечером 13 мая Шмидт составил новый ультиматум с требованием капитуляции голландцев, и он был переведен с немецкого. Если сопротивление не прекратится немедленно, писал он коменданту города, ему придется использовать все средства для того, чтобы сломить его (сопротивление).

«Это, – добавил он, – приведет к полному разрушению города. Я умоляю Вас как человека с чувством ответственности принять необходимые меры во избежание этого».

Наступил рассвет судьбоносного 14 мая 1940 года. С этого момента были дороги каждый час, каждая минута. В 10.40 через мост Виллемса прошли германские парламентеры капитан Херст и старший лейтенант доктор Плутцар в качестве переводчика. Вначале их доставили на командный пост, где им пришлось ждать. Затем, с повязками на глазах, их водили по городу зигзагами, и наконец они очутились в каком-то сводчатом подвальном помещении.

«Мы сидели, долго ожидая, охваченные тревогой, – вспоминал доктор Плутцар, – потому что хорошо знали, что уходит драгоценное время».

Наконец, в 12.40 их принял полковник Шарру. Они сразу же объявили ему, что только немедленная капитуляция может спасти город от мощной воздушной бомбардировки.

Но Шарру считал, что не может принять решение единолично. Ему нужно связаться с его вышестоящим командиром в Гааге. Он заявил немцам, что в 14.00 пришлет парламентера.

Как только генерал Шмидт услышал об этом предложении – последнем шансе, – он отправил радиограмму во 2-й воздушный флот: «Атака откладывается по причине продолжения переговоров».

В 13.50, как и договаривались, голландский парламентер пересек мост. Это был капитан Беккер, адъютант коменданта. На острове Маас его встретил подполковник Хольтиц. В штаб корпуса генерал-майора Шмидта, находившийся в каких-то 100 метрах к югу, отправили связного. Там, кроме хозяина, ожидали услышать ответ коменданта города на утреннее требование немедленной капитуляции генерал-лейтенант Штудент из воздушно-десантного корпуса и генерал-лейтенант Хубички из 9-й танковой дивизии. Ощутили ли голландцы всю серьезность ситуации?

Ожидая вместе с Беккером на мосту, пока известят штаб корпуса, Хольтиц воспользовался возможностью еще раз подчеркнуть смертельную опасность, которая угрожала Роттердаму. Но голландский офицер посмотрел на него со скепсисом во взгляде. Не было слышно ни одного выстрела. После нескольких дней боев вдруг огонь прекратился. Что касается германских танков, якобы готовых ринуться через мосты в центр города, не было видно никаких признаков, подтверждающих реальность этого плана. Может быть, их вообще не существует? Возможно, немцы так стремятся «спасти Роттердам» только для того, чтобы скрыть собственную слабость.

С унынием Хольтиц, а вскоре вместе с ним и германские генералы были вынуждены признать факт, что голландский комендант, полковник Шарру, не понял необходимости немедленно сдаться. Он все еще владел большей частью города, а его войска численно превосходили интервента даже с учетом территории к югу от Мааса, в то же время германская 22-я (воздушно-десантная) дивизия с несколькими сотнями человек под командой графа Спонека, все еще удерживающая северные пригороды, уже никоим образом не была способна атаковать. Так зачем же ему капитулировать? Во всяком случае, голландский Верховный командующий генерал Винкельман приказал ему ответить на германский ультиматум уклончиво.

И капитан Беккер доставил генералу Шмидту письмо, в котором комендант Роттердама сообщал, что обнаружил ошибку в форме документа, предъявленного немцами утром. Он писал: «Подобное предложение может быть принято всерьез и рассмотрено только в том случае, если в нем будет указано ваше звание, имя и поставлена подпись. П. Шарру, полковник, командующий войсками в Роттердаме».

Когда генерал Шмидт просматривал это письмо, было 14.15. Голландский парламентарий не имел полномочий вести переговоры о сдаче. Ему разрешалось только получить германские условия.

Но в то же время, в 14.15, группа связи воздушно-десантного корпуса в Ваалхавене смогла установить радиосвязь со 2-й воздушно-десантной дивизией и передать туда жизненно важное сообщение: «Отложить атаку, так как идут переговоры». В эту самую минуту KG 54 полковника Лакнера была над германо-голландской границей на пути в Роттердам. Четвертью часа ранее ее сто «Не-111» поднялось в воздух из Дельменхорста, Хойя/Везера и Квакенбруха, чтобы быть точно над объектом в назначенный час «ноль», то есть в 15.00.

Предыдущим вечером офицер связи Geschwader вылетел в Роттердам, чтобы встретиться с генералом Штудентом, и взял с собой детальный план операции, а прежде всего карту, на которую были нанесены очаги сопротивления противника. Они образовывали нечто вроде треугольника в северной части мостов через Маас. KG 54 было разрешено производить бомбометание только в пределах этого треугольника.

И вот, подлетая к заданному месту, полковник Лакнер в ведущем самолете разложил на коленях эту карту. Ее копии были выданы его Gruppe и командирам эскадрилий. Атака была ограничена строго военными объектами. Короткий, но мощный удар с воздуха должен парализовать крупные голландские соединения к северу от двух мостов. Экипаж каждого бомбардировщика, кроме того, был проинформирован, что на северном берегу также шестьдесят немцев удерживают плацдарм и их жизнь необходимо спасти.

Одного не знали экипажи: что в этот самый момент переговоры о сдаче достигли критической точки и что, ожидая их исхода, командующий германской армией отменил атаку. Лакнер знал только, что такая возможность существовала.

«Перед самым взлетом, – докладывал он, – мы получили по телефону из штаба информацию, что генерал Штудент по радио обратился к голландцам с предложением сдать Роттердам. При подлете мы должны были следить за появлением красных сигнальных ракет с острова Маас. Если они появятся, мы должны бомбить не Роттердам, а альтернативную цель: две английские дивизии в Антверпене».

Возникает вопрос: могли ли они различить ракеты среди дыма и пыли, порожденных пятью днями боев?

А генерал Шмидт тем временем собственноручно писал пункт за пунктом условия сдачи, которые поверженный противник должен был принять с почетом. Текст завершался словами: «Я вынужден вести переговоры в быстром темпе, потому настаиваю, чтобы ваше решение оказалось у меня на руках в течение трех часов, а именно до 18.00. Южный Роттердам, 14.05.1940 г., 14.55. Шмидт».

Капитан Беккер получил письмо и сразу же возвратился в город. Фон Хольтиц проводил его до моста Виллемса, и Беккер торопливо перешел через мост. Было ровно 15.00 – то есть время, первоначально намеченное для воздушного налета на город. «Напряжение было ужасным, – писал Хольтиц. – Сдастся ли Роттердам вовремя?»

В этот момент с юга донесся гул многих авиамоторов. Это летели бомбардировщики! Солдаты на острове зарядили ракетницы красными патронами.

«Мы на месте, – продолжает Хольтиц, – могли лишь надеяться, что необходимый приказ был отдан, что связь функционировала нормально и что Верховное командование в курсе всего происходящего».

Но теперь Верховное командование уже не контролировало ход событий. В течение получаса с тех пор, как наконец-то была получена радиограмма от Шмидта, командование 2-го воздушного флота старалось установить связь с KG 54 по радио и отозвать ее. Командование, прямо отвечающее за это воздушное соединение – воздушный корпус особого назначения, – также послало срочный приказ об отмене операции. Как только начальник штаба полковник Бассенге в Бремене получил важную радиограмму, он бросился в комнату к радистам и срочно послал кодированную радиограмму – приказ направиться к альтернативной цели.

К сожалению, единственная радиостанция оперативной комнаты Geschwader была настроена на ту же частоту, что и самолеты в воздухе, и до того, как приказ был получен и вручен, прошло много времени. В Мюнстере оперативник 2-го воздушного флота подполковник Рикхоф сел в «Ме-109» и полетел в Роттердам в надежде лично предотвратить налет.

Но даже столь храбрый поступок запоздал. Geschwader уже построилась над целью. Радисты уже отключили буксируемые антенны, тем самым резко ухудшив качество приема. Все внимание было сейчас сконцентрировано на атаке.

Оставался один шанс: красные ракеты.

Буквально перед тем, как достичь объекта, Geschwader, согласно плану, разделилась на две колонны. Левая под началом командира Gruppe I подполковника Отто Хоне развернулась, чтобы подойти к треугольнику с юго-запада, в то время как Лакнер продолжал лететь по прямой.

«Хотя в небе не было облаков, – докладывал он, – было неожиданно туманно. Видимость была настолько плохой, что я снизил мою колонну до 800 метров, чтобы быть уверенным, что поражу требуемую цель, а не лейтенанта (Керфина) и его шестьдесят человек, или сами мосты».

В 15.05 он пересек Маас и достиг окраины города. Высота была идеальной для средних зениток, и они тут же себя проявили. Когда впереди объект, уже нет возможности для уклоняющих маневров. Все взгляды прикованы к течению реки. Посреди Роттердама Новый Маас делает изгиб на север, а как раз к западу от этой вершины стоят мосты-близнецы. Даже при плотном тумане и дыме их прямые очертания все еще различимы, как и контуры острова Маас.

И все-таки, несмотря на сосредоточенное внимание, ни летчики, ни штурманы не заметили ни одной красной ракеты. Все, что они видели, это маленькие красные шары от разрывов голландских зениток, которые взбирались наверх, чтобы поразить их машины. Судьба Роттердама решилась через несколько секунд – тех секунд, в течение которых солдаты Хольтица десятками пускали в небо красные ракеты.

– Боже мой! Сейчас произойдет катастрофа! – воскликнул Шмидт.

Вместе со Штудентом они стояли в том месте, где Стильтес-Страат образует круг, следя за бомбардировщиками, медленно пролетавшими у них над головой, явно выискивая свой объект. Оба генерала схватили ракетницы и стали стрелять вертикально в небо. И все равно летчики над ними ничего не заметили. Все сигналы с земли поглощались туманом, дымом, плывущим над горящими домами, и черными маслянистыми облаками, поднимающимися над пассажирским пароходом «Straatendam», который подожгла артиллерия.

Было слишком поздно. Правая колонна KG 54 стала снижаться на цель, и вниз с воем полетели 100-и 500-фунтовые бомбы. Они падали точно в зоне треугольника, в самом сердце старого города. И тут пришла очередь левой колонны, во главе которой летел подполковник Хоне со штабным звеном.

«Никогда больше, – рассказывал он после войны, – я не вылетал на операцию при таких драматических обстоятельствах. И мой штурман, прильнувший передо мной к бомбовому прицелу, и радист, сидевший позади, знали сигнал, который я дам в случае, если бомбежка будет отменена в последний момент».

С его юго-западного направления подхода цель легко определялась. По внутренней связи штурман сообщал о своих замерах. Хоне сосредоточился только на острове, выискивая возможную «гирлянду красных ракет». Но и он ничего не разглядел. Наконец штурман закричал:

– Надо бросать бомбы сейчас, или они упадут вдалеке от цели!

Хоне отдал приказ, и у него тут же перехватило дыхание. Еле-еле и только в течение одной-двух секунд он разглядел «не гирлянду, а всего лишь две взлетающие, ничтожно малые ракеты». Обернувшись, он крикнул радисту, чтобы тот кодом передал приказ повернуть самолеты назад.

В его собственной машине уже сработал автоматический пуск, и бомбы полетели вниз. То же случилось и на борту остальных двух самолетов его звена, находившихся рядом с ним. Но для 1-й эскадрильи расстояния было достаточно, и радисты успели предупредить штурманов об отмене бомбометания над городом. Они колебались, переглядывались друг с другом, затем вновь смотрели вниз на город.

Внизу виднелись вспышки взрывов. Тучи обломков взлетали над домами, и в небо поднимались столбы дыма. Командное звено сбросило свои бомбы! Почему же им этого делать нельзя? Но приказ был четок. Самолеты разворачивались. Хоне повел свою группу на юго-запад, и остававшиеся бомбы упали на британцев.

Так произошло, что из ста «Хейнкелей-111» из KG 54 только пятьдесят семь сбросили свой бомбовой груз на Роттердам, а остальным сорока трем помешали это сделать буквально в последнюю секунду. При последующих расследованиях выяснилось, что, кроме подполковника Хоне, никто не заметил ни единой красной ракеты, которые посылались в небо с острова Маас непрерывной цепочкой.

В общей сложности на город было сброшено 158 500-фунтовых и 1150 100-фунтовых бомб – всего 97 тонн. В соответствии с боевой задачей все они были с высокими взрывчатыми свойствами.

И все же фактически центр Роттердама был уничтожен пожарами. Как это могло произойти? Высокомощная взрывчатка, особенно малого размера, которая тут применялась, способна уничтожать дома, искорежить дороги, срывать крыши и валить стены. Само собой, попавшие под бомбежку дома были значительно повреждены. Такая бомбежка может инициировать пожары. Поскольку Роттердам был международным центром торговли нефтяными продуктами, пожары наверняка быстро распространились. Дувший в сторону города ветер доносил огонь до старых деревянных домов. Но могли ли пожарные бригады потушить пожары?

На следующий день после налета подразделение германского пожарного полка прибыло в Роттердам с современными пожарными машинами. Мало что осталось для спасения; бушевавшее пламя само себя поглотило. Командир полка полковник Ханс Румпф занялся изучением причин катастрофы. Его рапорт пролил свет на одну совершенно новую деталь: «Этот всемирный торговый центр с населением около миллиона человек все еще придерживался, перед лицом самого современного развития, давно устаревшего принципа устройства гражданской противопожарной службы. Основу оснащения противопожарной бригады составляли двухколесные, действовавшие вручную приспособления, недалекие от тех, что были изобретены художником Яном ван дер Хейденом в 1672 году. С другой стороны, имелось очень мало моторных машин, которые, хотя и без экипажа, можно было бы доставить к месту пожара, а также несколько насосов, собранных на буксирных лодках. Вот и все».

Румпф пришел к заключению, что при любом воздушном налете такая устаревшая организация борьбы с огнем не могла бы вообще справиться с пожарами. На это голландцы бы ответили, что их пожарная служба была достаточна для борьбы с обычными пожарами и что они никогда не предусматривали возможность интенсивных воздушных налетов на центр города. С какой стати? Не противоречит ли закону войны, что под бомбежкой оказалось мирное население?

Однако не существовало никаких законов, управлявших воздушной войной во Второй мировой войне, – упущение, которое с горечью признали государственные деятели, кого это коснулось. Ближе всего к данному вопросу относилась статья 25 Гаагской конвенции 1907 года о ведении войны на поверхности, которая гласила: «Запрещается атаковать либо обстреливать города, деревни, жилища и здания, которые никак не могут себя защитить».

Германия призвала к капитуляции под угрозой разрушительной атаки с воздуха. Статья 26 предписывает оповещение атакуемых до открытия огня, но поскольку Роттердам защищался всеми силами, эта статья к нему не относится.

Наконец, высказывались подозрения, что Гитлер или Геринг сознательно отдали приказ о проведении налета, чтобы повергнуть всех врагов в ужас от мощи германской военной машины. Такое мнение опровергается трезвыми документальными свидетельствами. Ясно видно, что налет преследовал единственную тактическую цель: захватить ключевой пункт, необходимый для оккупации страны, и спасти германских солдат, часть которых была в угрожающем положении на севере и юге города.

Настоящей трагедией было то, что налет произошел тогда, когда шли переговоры о сдаче Роттердама. Тот факт, что, несмотря на отчаянные попытки, в самую последнюю секунду удалось отозвать менее половины бомбардировщиков, для германской стороны стал причиной глубокого и искреннего сожаления.

В 17.00, спустя каких-то два часа после налета, комендант города полковник Шарру лично перешел мост Виллемса и согласился капитулировать. Это был сломленный человек. Генерал Шмидт изо всех сил старался убедить голландца, что искренне сожалеет, что налет состоялся после всего того, что произошло. Через час сдача была закончена.

Оставшиеся в живых германские десантники, удерживавшие свои позиции на северном берегу пять дней и четыре ночи, покинули дома, подвалы и канавы. Подполковник Хольтиц докладывал: «Молодой парашютист держал в руке флаг, которым он и его товарищи сообщали пилотам бомбардировщиков о своем присутствии в крайнем доме. Он выглядел не лучше мертвеца. Тот же самый вид имели и другие защитники плацдарма. Многие пропали без вести, а уцелевшие были грязны и измучены. У некоторых не было никакого оружия, кроме ручных гранат в карманах. Вместе мы взяли этот горящий город…»

Тут по улицам загромыхали танки, направлявшиеся на север, чтобы сменить остатки 22-й воздушно-десантной дивизии. Тут и там все еще открывала огонь пехота. Голландцам было приказано явиться в определенные пункты для сдачи оружия. Наткнувшись вдруг на одну такую «вооруженную вражескую группу», бродившая по городу часть СС открыла огонь. При первом треске пулеметных очередей генерал Штудент бросился к окну штаба гарнизона, чтобы прекратить стрельбу, и тут же упал, истекая кровью из пулевой раны в голове. Спустя три часа после прекращения огня, которое отметило с таким трудом добытый успех воздушно-десантного корпуса, его командир был тяжело ранен шальной пулей!

В 20.30 почти одновременно с падением Роттердама голландский Верховный главнокомандующий генерал Винкельман предложил по радио капитуляцию всех его вооруженных сил. Таким образом, кампания закончилась за пять дней – куда быстрее, чем рассчитывало германское Верховное командование. В этот успех решающий вклад внесли воздушно-десантные войска.

Однако победа была куплена дорогой ценой. Помимо потерь в живой силе, самым горьким было то, что огромная часть транспортных самолетов была безвозвратно утеряна. Из 430 «Ju-52», задействованных в операции, две трети либо вообще не вернулись из Голландии, либо не подлежали ремонту. KG zbV 2 особого назначения при попытках совершить посадки в районе Гааги потеряла 90 процентов своих самолетов. Голландские аэродромы были усеяны обломками разбитых и сгоревших самолетов.

Но было кое-что еще более худшее. Большей частью самолеты были взяты из тренировочных школ люфтваффе, а управлявшие ими летчики были инструкторами, которым полагалось готовить новое поколение пилотов. По словам полковника Генштаба Бассенге: «Их потеря стала серьезнейшим ущербом, который привел к заметному снижению набора в бомбардировочную авиацию. Последствия этого сказались позднее».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.