§ 2. Завершение крестьянского движения
Со второй половины 1921 г. повстанчествоа начинает постепенно терять социальную базу. Происходит это под воздействием трех взаимосвязанных между собой факторов. Первый из них уже охарактеризован нами. Это предпринятые государством силовые действия, физический разгром наиболее непримиримых повстанцев, их основных отрядов. Сформировавшаяся во второй половине 1921 г. государственная система борьбы с вооруженным повстанчеством не оставляла ему никаких шансов на успех. Два других фактора имели объективный и необратимый характер. Прежде всего, это страшный голод, обрушившийся на поволжскую деревню в конце 1921 — начале 1922 гг., из-за которого крестьяне просто физически не могли принять активное участие в восстании. И, во-вторых, переход к новой экономической политике, что ликвидировало почву для крестьянского недовольства. Оба эти фактора оказали решающее влияние на изменение политических настроений крестьянства.
О том насколько ужасным стал для крестьян Поволжья голод, свидетельствуют сводки ГПУ:
7–10 января 1922 г. Татреспублика: «На 1 января голодающих насчитывается 1 929 556 человек. Процент смертности увеличивается. В пяти кантонах за неделю умерли от голода 6535 человек, заболели 34 405 человек».
20 января. Самарская губерния. Госинфсводка № 6: «Голод дошел до ужасных размеров: крестьянство съело все суррогаты, кошек, собак, в данное время употребляют в пищу трупы мертвецов, вырывая их из могил. В Пугачевском и Бузулукском уездах обнаружены неоднократные случаи людоедства. Людоедство, по словам членов волисполкома Любимовки, принимает массовые формы. Людоеды изолируются».
27 марта. Царицынская губерния. Госинфсводка № 24: «Зарегистрировано несколько случаев людоедства. В феврале в Царицынском уезде умерли голодной смертью 1189 человек»{706}.
В этих условиях повстанцы объективно оказывались в безвыходной ситуации и, чтобы прокормить себя, должны были вставать на путь самоснабжения за счет голодающего крестьянства. Так и случилось. Уже осенью 1921 г. в губерниях Поволжья во многих селениях крестьяне не только не поддерживают повстанцев, но и выступают против них. Например, в Области немцев Поволжья в сентябре 1921 г. по инициативе крестьян создавались специальные комиссии по борьбе с бандитизмом, в задачу которых входила охрана селений от различных «банд». Источник сообщал, что крестьянами излавливались «целые бандитские шайки вместе с главарями»{707}.
В полной мере эта тенденция закрепилась в 1922 г. Госинфсводки ГПУ убедительно доказывают, что этот год стал годом завершения в Поволжье массового повстанческого движения под политическими лозунгами. Но антикоммунистические призывы повстанцев уже не привлекали крестьян. Как уже указывалось, с одной стороны, зажатые в тисках страшного голода, они не имели возможностей для материальной поддержки повстанчества, а с другой — не желали его поддерживать, после того как большевики отказались от политики «военного коммунизма» и перешли к нэпу.
В 1922 г. в регионе продолжали действовать разрозненные повстанческие группы, многие из которых представляли собой мелкие банды с уголовным оттенком, занимавшиеся грабежом населения. Среди повстанческих групп наиболее крупным и опасным был отряд под командованием бывшего командира Красной армии, сподвижника Сапожкова В.А. Серова. Все его попытки поднять крестьян против власти закончились провалом. В конечном итоге он, так же как и другие отряды, скатился на банальный грабеж. Насильственные изъятия у крестьян фуража и продовольствия лишь озлобляли сельское население и лишали движение поддержки. Поэтому к концу лета 1922 г. Серов так же, как и большинство повстанцев, осознавая бесперспективность борьбы с властью, добровольно сдался.
Вот некоторые факты из информационных материалов ГПУ-ЧОН-Красной армии, иллюстрирующие вышесказанное.
23 февраля. Саратовская губерния. Балашовский уезд: «За последние полгода бандитизм затих в уезде, и затих не только от военных поражений, но и потому, что потерял симпатии крестьянства. Одно из зараженных бандитизмом село — М. Шербедино, находящееся под властью бандитов несколько месяцев, в конце концов так материально и психически измучено бандитами, что возненавидело их. Бандитизм потерял свой ореол вообще во всех слоях общества и рассматривается теперь как сплошной разбой».
4 апреля. Самарская губерния. Госинфсводка № 26: «В Самарской губ. действует банда Серова численностью до 700 всадников, 300 подвод обоза. Банда в пути следования грабит население, уводит рабочий скот у крестьян… Лозунг — “Долой коммунистов!” Отношение крестьян к банде отрицательное».
6 июня. Саратовская губерния. Госинфсводка № 46: «Отмечается разложение банд. В банде Букуметова, находившейся в районе ст. Малоузенка, произошел раскол. Главарь банды убит, банда распалась на несколько частей. Среди последних отмечается стремление перейти на сторону советской власти».
1 апреля — 1 июля. Из обзора Разведуправления штаба РККА. ПРИВО: «Банда Серова…, деморализованная и подавленная неудачами и беспрерывным преследованием ее красными частями, …совершенно разложилась. Рядовые бандиты начали разбегаться и совершенно вышли из подчинения своим главарям….В середине мая банды Серова и Иванова, действуя самостоятельно, одна от другой, из Новоузенского у ушли в южном направлении, производя по пути своего движения грабежи скота и семян у жителей…. Среди рядовых бойцов банды неоднократно отмечалось тяготение к сдаче, чему препятствует исключительно лишь боязнь возможных репрессий со стороны соввласти. 13 мая добровольно сдался начштаба банды Серова — Буржаковский».
1 июля. Саратовская губерния. Бандсводка № 89: «По сведениям от 20 июня, отношение крестьян к серовским бандам враждебное. Крестьяне принимают активное участие в борьбе с бандитами».
22 августа. Саратовская губерния. Госинфсводка № 145 (419): «Телеграмма РОСТА № 150. Сдался главарь банды, оперировавшей в Заволжье больше двух лет, Серов. Сдача Серова произошла главным образом вследствие враждебного отношения крестьян к бандитизму»{708}.
1922 г. стал годом выхода поволжской деревни из голодного кризиса и хозяйственной разрухи, первых успехов новой экономической политики. Как свидетельствуют информационные материалы ГПУ, преодоление кризиса сопровождалось огромными трудностями. Главной задачей крестьян была подготовка к весеннему севу Семенного зерна катастрофически недоставало; обеспечить деревню семенами — это стало основным требованием крестьян к властям. Из госинфсводок ГПУ хорошо видно, как менялось настроение крестьян по отношению к Коммунистической партии и советской власти (от враждебного к лояльному) по мере поступления в деревню семенной ссуды и успешного проведения основных полевых работ. Именно хозяйственные результаты года стали решающим фактором политической стабилизации в регионе и прекращения там крестьянского движения. Сводки ГПУ демонстрируют динамику настроения крестьянства в 1922 г.
7–10 января 1922 г. Самарская губерния. Сводка ПП ВЧК № 3: «Настроение населения возбужденное. Отношение масс к коммунистам недоброжелательное вследствие того, что населению совершенно не дают помощи».
30 марта. Саратовская губерния. Госинфсводка № 26: «Настроение крестьян в связи с поступлением семматериалов несколько улучшается».
26 апреля. Марксштадская область. Госинфсводка № 302: «Настроение крестьян улучшается в связи с выдачей им яровых семян и фуража. Приступлено к полевым работам. За отсутствием лошадей запрягают коров, даже сами крестьяне, их жены и дети запрягаются в плуги, бороны».
28 апреля. Чувашская область. Госинфсводка № 34: «Посевкампания протекает успешно. По 24 апреля получены 918 763 пуд. семян, распределены 605 763 пуд.».
23 мая. Татреспублика. Госинфсводка № 1421: «Настроение крестьян улучшается вследствие получения семматериала, хороших всходов и снабжения продовольствием. Отношение крестьян к советской власти и РКП улучшается».
14 июня. Царицынская губерния. Госинфсводка № 47: «Настроение крестьян и отношение к советской власти и РКП удовлетворительное. Все внимание крестьян сосредоточено на сборе урожая».
4–20 июля. Область Немкоммуны. Госинфсводки № 64, 65, 66: «Настроение крестьян улучшается вследствие помощи, оказываемой компомголом и удовлетворительных видов на урожай… Отмечается стремление среди крестьян к увеличению посевплощади».
8 августа. Чувашская область. Госинфсводка № 53: «Настроение крестьян хорошее. Крестьяне заняты уборкой хлеба и подготовительной работой к засеву озимых полей».
8–11 августа. Саратовская губерния. Госинфсводка № 67,68: «Настроение крестьян и отношение их к советской власти и РКП удовлетворительное».
15–31 августа. Самарская губерния. Госинфсводка № 64: «Отношение крестьян к советской власти удовлетворительное. Материальное положение крестьян в связи со снятием урожая улучшилось».
26 сентября. Саратовская губерния. Госинфсводка № 67: «Отношение крестьян к советской власти хорошее»{709}.
Таким образом, 1922 г. стал временем завершения в Поволжье крестьянского движения в силу принципиальных изменений политических настроений крестьян, обусловленных новой экономической политикой и поддержкой государства крестьянских хозяйств в период посевной кампании.
* * *
Завершая характеристику основных этапов крестьянского движения в Поволжье в 1918–1922 гг., можно заключить, что оно прошло эволюцию от простейших форм стихийного протеста, ограниченного территориальными рамками одного или нескольких селений, до высших его проявлений: массовых восстаний в регионе в 1919–1920 гг. и вооруженного повстанчества 1921 г. В основе движения лежало недовольство крестьян политикой советской власти, прежде всего продовольственной.
В связи с этим нельзя не остановиться на проблеме иерархии ответственности местной и центральной власти за размах крестьянского движения в Поволжье в 1918–1922 гг. Буквально все документы советских, партийных, военных и чрезвычайных органов, в которых говорится о причинах крестьянских восстаний, содержат указания на вину местной власти. В свою очередь, последние утверждают, что восстания произошли по вине конкретных представителей советских органов власти, превысивших свои полномочия при проведении хозяйственно-политических кампаний. По сути дела, налицо стремление найти «стрелочника». Это подтверждается множеством примеров. В частности, «чапанное восстание», согласно телеграмме завполитотделом Восточного фронта Г.И. Теодоровича и члена РВС фронта С.И. Гусева Ленину и Свердлову от 17 марта 1919 г., «было подготовлено безобразной деятельностью местных организаций, как советских, так и партийных», которые «смотрели сквозь пальцы» на происходившие на местах «безобразия»: «пытки, обливания людей водой, замораживания и т. д.»{710} В свою очередь, губернские власти как будто бы впервые узнавали об этом и всю ответственность за крестьянское движение перекладывали на нижестоящих советских функционеров, обвиняя их во всех смертных грехах. Причем причины противозаконной деятельности искали в скрытом кулачестве и связях с белогвардейцами. Например, председатель Самарского губисполкома Л. Сокольский в своем докладе СНК от 13 мая 1919 г. о причинах крестьянского восстания в губернии писал: «Злоупотребления должностных лиц и насилия, чинимые в деревне, служили другой решающей причиной мартовских восстаний. Кулаки, пробираясь на ответственные должности волостных и сельских Советов, своим поведением сознательно подрывали советскую власть. Ими чинились незаконные поборы и реквизиции»{711}.
Документы свидетельствуют, что конкретные исполнители — «стрелочники» — были вынуждены заниматься очень трудной и «грязной работой». И в большинстве случаев выполняли они ее не из-за своих садистских наклонностей [хотя были среди них и такие типы. — В. К.], а в рамках той политики, которая проводилась государством. На принудительные, насильственные действия по отношению к крестьянству имелись соответствующие полномочия. И то, что многие представители власти переходили грань дозволенного, в большинстве случаев объяснялось безысходностью ситуации. Ну как иначе, без применения насилия, можно было, например, выполнять продразверстку 1919–1920 гг., когда у крестьян просто не было необходимых запасов хлеба! Или как нужно было по-другому бороться с дезертирством, если дезертир в деревне — каждый второй да еще оказывает вооруженное сопротивление! В этой связи весьма показательны показания арестованного за превышение полномочий командира реквизиционно-карательного отряда Н.А. Черемухина, действовавшего в правобережных уездах Саратовской губернии летом 1919 г. Приведем небольшой отрывок из этих показаний, данных следствию 9 октября 1919 г.: «27 июня бой с “зелеными” и восставшими крестьянами под Белой Малиновкой Балашовского уезда, я разбил их и решительными действиями (сжег 283 двора этого села), сразу ликвидировал восстание…Это обстоятельство обратило на меня внимание Центра, и я был назначен начальником укрепленного района Аркадак-Ртищево — Сердобск и командующим отрядами по очистке Саратовской губернии от банд, преимущественно кулаков и дезертиров. Мандат не мог точно и определенно очертить и перечислить цикл репрессий, предоставляя мне право расстрела… За время с 18 июля по 22 сентября расстреляно мною в уездах 130 человек… О расстрелах вообще я доводил до сведения т. Троцкого и т. Калинина, а также т. Крыленко и некоторых товарищей г. Саратова. Келейно ничего мною не делалось, и я считаю огромным преступлением скрывать характер своей работы от ответственных партийных работников»{712}.
По нашему мнению, главную ответственность за методы исполнения государственной политики в деревне несла центральная власть, поскольку именно она определяла ее конкретное содержание и механизмы реализации. Что же касается исполнителей-«стрелочников», то другого «человеческого материала» у нее просто не было. В тех конкретных условиях, которые сложились в деревне, власти на местах не могли действовать иным способом, кроме как насилием и принуждением.
Крестьянское движение в Поволжье в 1918–1922 гг. подавлялось всей мощью Советского государства. Предпринятые при этом властью действия свидетельствуют о том, что по своему размаху и ожесточенности оно не уступало крестьянскому движению в других регионах страны. Тот факт, что только с помощью регулярных частей Красной армии удавалось гасить крестьянский протест, позволяет утверждать, что действительно существовал наряду с основным фронтом Гражданской войны крестьянский фронт, где противостояние сторон имело столь же ожесточенный характер и такие же трагические последствия. Принимая во внимание усилия, направленные большевиками на борьбу с повстанцами, можно констатировать, что у крестьян не было никаких шансов устоять перед натиском репрессивной мощи государства. В то же время предпринятые меры свидетельствуют о прочности советской власти, ее гибкости, способности в полную силу использовать против непокорных крестьян все имеющиеся в ее распоряжении средства. На наш взгляд, выработанная советским военно-политическим руководством тактика борьбы с крестьянским повстанчеством в Поволжье в годы Гражданской войны была оптимальной, применимой в любой аналогичной ситуации, в любой стране мира.
В то же время, признавая решающим фактором подавления крестьянского движения в Поволжье военную силу Советского государства, следует отметить, что так было в период с 1918 г. по первую половину 1921 г. включительно. В последующий период решающими факторами стали политический и экономический. В итоге крестьянское движение завершилось не в результате силового давления государства, а под воздействием его новой политики.