IV. Балканы

Хорутане или карантане (древнерус. хорутане, лат. Carentini, Carantani, Carantani). Восходит к дославянскому топониму[618].

Названия «племен»

Берзичи (греч ????????)[619]. Связано с праслав. «bergъ» – «берег», «холм»[620].

Гачане (лат. Guduscani). Название «гачане» выводится от Guduscani через, форму «гадьскани» и связывается с р. Гадкой[621].

Дреговичи (греч. ????????????). Название тождественно с восточнославянским «дреговичи», поэтому вероятно переселение балканских дреговичей из Припятского Полесья. Новая область обитания не соответствовала по природным условиям местности, от которой получили имя восточноевропейские дреговичи; показательно и то, что исходное «дрегва» известно лишь у восточных славян[622].

Дукляне или дукличане (греч. ????????????). Название получили от древнего города Диоклея[623].

Езеричи (греч. ‘????????). Восходит к слову «озеро»[624]: «живущие у озера».

Захлумяне или захлумы (греч. ?????????). Название означает «живущие за холмом»[625].

Карниольцы (лат. Carniolenses). Восходит к дославянскому названию местности[626].

Конавличи (греч. ?????????, ???a??????). Название восходит к античному водопроходу, по которому местность называлась Canale[627].

Мораване или моравы (греч. ???????). Название связано с р. Моравой, правым притоком Дуная[628], однако его совпадение с наименованием среднедунайских мораван делает вероятным предположение об отделении этого «племени» от моравского «племенного» союза. Р. Морава могла быть названа по р. Мораве в области прежнего обитания.

Наренчане или неретвляне (лат. Narentani, Narentini, греч. ??????????, ?????????). Название связано с р. Неретвой (Нарентой)[629].

Ринхины (греч. ‘??????o?, ‘P??????). Произведено от названия р. Ринхин[630].

Струменичи (греч. ????????????). Название восходит к р. Струме[631].

Тимочане (лат. Timociani). Название восходит к р. Тимок[632].

Из 14 этнонимов балканского региона[633] названий по местности обитания – 12 (85,7 %; берзичи, гачане, дукличане, езеричи, захлумяне, карантане, карниольцы, конавличи, неретвляне, ринхины, струменичи, тимочане). Названий по местности прежнего обитания – 2 (дреговичи, моравы).

Сведем теперь данные о соотношении типов этнонимов, полученные по всем регионам.

Таблица 1. Названия «племен» и «племенных союзов» вместе[634]

Таблица 2. Названия «союзов племен»

Таблица 3. Названия «племен»

Все три сводные таблицы, как и приводимые выше суммарные данные по регионам, рисуют в общем одинаковую картину. Во всех случаях явно преобладает тип «названия по местности обитания». Даже при учете названий спорного или неясного происхождения этнонимы этого типа составят соответственно 37,5, 50, 42,1 и 50 %). Следует, кроме того, иметь в виду, что среди этнонимов со спорной этимологией немало названий, которые, скорее всего, тоже происходят от местности обитания: это «север»[635], «уличи»[636], «тиверцы»[637], «смолинцы» и «смоляне»[638], «ополяне»[639], «ободриты» дунайские[640], «травуняне»[641]. С их учетом доля этнонимов этого типа превысит 50 %.

Отметим также, что 15 названий «союзов племен» соответствуют 13-ти общностям, поскольку один из союзов имеет три названия (вильцы-велеты-лютичи). Поэтому названия «по местности обитания» имеют фактически 10 из 13 «союзов племен», т. е. 76,9 %, а из всех общностей с надежно этимологизируемыми этнонимами – 44 из 54 (81,5 %).

Время появления названий этого типа неясно для территорий, на которых славяне предположительно могли обитать до VII в. (времени, когда славянские «племенные» названия начинают упоминаться в источниках). Однако два из рассмотренных регионов – Полабье и Балканы – бесспорно являются территориями, колонизованными славянами в VI–VII вв. К VI в. относится расселение славян в Чехии и Моравии[642], в раннем средневековье появились славяне и на севере Восточной Европы. Если суммировать данные по всем этим регионам (76,8 % всех рассматриваемых этнонимов), то окажется, что названия «по местности обитания» составляют здесь 31 из 43, т. е. 74,4 %, при этом из названий «племен»– 81,1 %. Очевидно, что названия этого типа на колонизуемых территориях являются новыми названиями, которые могли появиться только при их заселении, т. е. не ранее VI–VII вв.[643] В других регионах время появления названий «по местности обитания» (здесь из 12 из 13 рассматриваемых этнонимов, т. е. 92,3 %)[644] не столь очевидно, но практическое отсутствие различия в их соотношении с другими типами по сравнению с регионами колонизации наводит на предположение о принципиальном единстве «этнонимической картины» во всех регионах раннесредневекового славянского расселения.

Обращает на себя внимание, что к личному имени определенно восходит только одно название («лютомеричи»). Даже если принять точку зрения о происхождении от эпонимов таких названий, как «кривичи», «вятичи» и «радимичи», удельный вес этнонимов этого типа останется очень незначительным. Это не позволяет присоединиться к мнению о т. н. «патронимических» названиях как одному из двух основных типов славянских племенных названий (наряду с «топонимическими»). Неточно и часто встречающееся отождествление «патронимических» названий с названиями на «-ичи»[645]. Среди последних встречаются названия по местности обитания – дреговичи, конавличи, берзичи, струменичи, езеричи, нижичи, ситичи.

Нет ли оснований предполагать, что среди славянских этнонимов могут быть названия разных типов общностей: с одной стороны, древних племен («нетопонимические» этнонимы), с другой – чисто территориальных, новых образований (топонимические названия)? В этом случае количество названий «по местности обитания» должно было бы увеличиваться в более позднее время и быть минимальным в раннюю эпоху (вскоре после Расселения). Но если взять наименования славянских общностей, встречающиеся только в источниках старше X в., картина их распределения по типам оказывается такой же, как и при учете всех «догосударственных» этнонимов: из 21 надежно этимологизируемого названия (это бужане, лендзяне, висляне, гопляне, мораване, слензяне, вильцы, велеты, моричане, гаволяне, лужичане, лупиголова, карантане, карниольцы, гачане, тимочане, мораване балканские, дреговичи балканские, струменичи, ринхины, берзичи) 16 происходят от местности обитания (76,2 %), в том числе в регионах колонизации– 13 из 17 (76,5 %)[646].

Практически совпадает соотношение типов этнонимов даже в разновременных источниках, содержащих их перечень. Так, в «Чудесах св. Димитрия Солунского» (VII в.) названия «по местности обитания» составляют 75 % (3 из 4) от числа надежно этимологизируемых и 42,3 % (3 из 7) от числа всех[647]; в «Баварском географе» (вторая половина IX в.) соответственно 81,8 % (9 из 11) и 39,5 % (9 из 23, а с учетом названий «уличи», «смолинцы» и «ополяне» как «топонимических» – 52,2 %)[648]; в «De administrando imperio» Константина Багрянородного (середина X в.) 100 % (8 из 8) и 47,1 % (8 из 17, а с учетом названий «уличи» и «травуняне» – 58,8 %)[649]; в «Повести временных лет» (начало XII в.) 76,9 % (10 из 13) и 40 % (10 из 25, а с учетом наименований «уличи», «тиверцы» и «север» – 52 %)[650].

Отсутствие различий в соотношении типов славянских догосударственных этнонимов на протяжении периода VII–XII вв. не дает, таким образом, оснований думать, что только «топонимические» названия были новыми, появившимися в ходе Расселения, а для названий иных типов следует предполагать древнее, праславянское происхождение. Очевидно, и среди этих последних было немало этнонимов, возникших в эпоху Расселения, просто мы не имеем возможности определить это с точностью, как в случае с «топонимическими» названиями в регионах колонизации.

Устойчивость самоназвания – один из основных признаков этнической общности[651]. Признание того, что в ходе расселения в славянском обществе произошла смена большей части этнонимов[652], наводит на предположение, что под новыми названиями скрывались новообразования, возникшие вследствие перемещения племенных групп в ходе миграций и являвшиеся в большей степени территориально-политическими, а не этническими общностями. Что касается славянских союзов «племен», то их характеристику как политических общностей можно считать признанной[653]. Отсутствие различия между соотношением типов названий «племенных» союзов и отдельных «племен» свидетельствует в пользу того, что последние также, как правило, были уже не племенами в научном смысле этого понятия (т. е. общностями, основанными на кровнородственных связях), а территориальными образованиями.

Относительно периодизации появления типов славянских этнонимов существуют две точки зрения: 1) древнейшими (возникшими до Расселения) являются бессуффиксные названия[654]; 2) древнейшими являются названия с суффиксом «-ан», а названия с суффиксом «-ич» появились в процессе Расселения[655]. Последнее предположение сомнительно, поскольку многие из этнонимов с суффиксом «-ан» являются наименованиями «по местности обитания» на колонизованной территории, т. е. определенно новыми. Древними, явно «дорасселенческими», вероятнее всего, надо считать названия «не по местности обитания», которые встречаются в разных регионах славянского расселения (свидетельствуя тем самым о распаде старого племени)[656]. Таких названий три – сербы, хорваты, дулебы. Все они бессуффиксные. Очевидно, эти этнонимы и восходят к праславянскому периоду. Появление же названий с суффиксами следует отнести к периоду Расселения.

Таким образом, этнополитическая структура славян после Расселения коренным образом отличалась от праславянской. В ходе и в результате Расселения сложились новые, территориально-политические по своему характеру образования[657]. На территориях этих общностей формировались, как правило, определенные особенности материальной культуры, но их становление происходило на месте нового обитания, уже как следствие политической общности населения[658].

Для того, чтобы оттенить отличие территориально-политических догосударственных славянских общностей от племен в собственном смысле этого слова, представляется целесообразным использовать для обозначения первых термин, применявшийся к ним в византийских источниках[659]– «Славинии» (?????????, ?????????)[660]. Образования, включавшие в себя несколько таких общностей, имеющих свои самоназвания, можно именовать «союзами Славиний»[661]. Продолжение использования понятия «племя», по отношению к славянским общностям раннего средневековья неверного фактически, будет затемнять картину, архаизируя их общественно-политический строй.

По-видимому, славянские общности раннего средневековья складывались, как правило, сразу же в форме образований во главе с князьями: уже в VII в. упоминаются князья (греч. ?????, ?~ ??, лат. dux) как в небольших территориальных общностях македонских славян, недавно осевших на территории Византийской империи, так и в крупном объединении полабских сербов (сорбов)[662] (не говоря уже о том, что имеется немало сведений о князьях второй половины VI в.[663] в славянских группировках Дунайского Левобережья, самоназвания которых неизвестны и которые прекратили свое существование в ходе дальнейших передвижений славян). Княжеская власть, очевидно, существовала у славян и до Расселения[664]. Для периода VI–VIII вв. можно говорить о ее усилении, связанном с возрастанием роли военного предводительства в ходе миграций, сопровождаемых постоянной военной опасностью, но не о появлении. Поэтому возникновение Славиний может быть в основном отнесено к VII–VIII вв., времени сразу же после окончания миграций.

По вопросу о том, что представляли собой славянские группировки, мигрирующие и оседающие на новой территории, традиционно мнение о двух вариантах: 1) переселение целыми племенами; 2) переселение небольшими группами, объединившимися уже на месте нового обитания в новые общности. Такой взгляд основан на наблюдениях за славянскими этнонимами того или иного региона: образования с «патронимическими» названиями относились к первому варианту расселения, с «топонимическими» – ко второму[665]. Проведенный анализ славянских догосударственных этнонимов раннего средневековья позволяет внести некоторые коррективы в эту точку зрения.

Во-первых, праславянскими («дорасселенческими») по происхождению следует считать не этнонимы «патронимического» типа (на «-ич»), а бессуффиксные названия «не по местности обитания»; названия на «-ичи», скорее всего, продукт эпохи Расселения (и далеко не всегда они имеют «патронимическое» происхождение). Следовательно, о переселении целых племен можно с уверенностью говорить лишь в случаях с общностями, носящими бессуффиксные «нетопонимические» наименования. Но такие названия – сербы, хорваты, дулебы – повторяются в разных регионах раннесредневекового славянства: сербы на Эльбе и Балканах, хорваты – в Восточном Прикарпатье (вероятно, их первоначальная территория), Чехии, Польше, на р. Заале, Балканах, дулебы – на Волыни, в Чехии, Паннонии[666]. Нужно поэтому в этих случаях предполагать не переселение «старых» племен, а их распад[667] и формирование в разных регионах на основе их осколков Славиний (или союзов Славиний), сохранивших старое название. При этом вероятно «примешивание» к этим образованиям группировок иной племенной принадлежности. Об этом прямо свидетельствует рассказ Константина Багрянородного о переселении сербов и о сербских Славиниях. Если «тервуниоты», «каналиты» и «паганы» (неретвляне) «происходят» («??????????») от сербов, переселившихся на Балканский полуостров при императоре Ираклии, то «захлумы» только со времени поселения здесь являются сербами[668]. По-видимому, первые три общности формировались на основе той части праславянского племени сербов, которая пришла на Балканы (или по крайней мере группировок, принявших общее имя сербов в ходе переселения), а захлумы, придя вместе с сербами, вошли в образовавшийся под этим именем союз уже на месте нового поселения.

В иных же случаях переселение происходило, скорее всего, небольшими группировками или временными объединениями небольших разноплеменных группировок. В пользу этого может говорить, в частности, такой факт. Византийские писатели второй половины VI в., описывая славян Дунайского Левобережья, неоднократно называют по именам их предводителей (Добрята, Ардагаст, Мусокий, Пирагаст), но ни разу не употребляют племенных названий, всегда говоря вообще о «словенах». Первое упоминание этнонимов отдельных славянских общностей (между 615–620 гг., «Чудеса св. Димитрия») относится к славянам, уже осевшим на территории империи (в Македонии)[669]. Очевидно, мигрирующие славянские группировки образовывали временные объединения, не имевшие, как правило, устойчивых самоназваний. Лишь на месте нового поселения осевшие группировки вместе со своими соседями или союзниками по движению образовывали Славинии с определенной территорией и устойчивым самоназванием. С наибольшей уверенностью можно говорить о таком варианте расселения для общностей с названиями «по местности обитания».

Таким образом, можно полагать, что «старые», праславянские племена, как правило, целиком в эпоху Расселения не мигрировали и не оседали на местах нового обитания. Они распадались; передвижения осуществляли их осколки, которые смешивались (по пути или на месте нового обитания) с иноплеменными группировками, и в результате формировались новые общности – гетерогенные образования, лишь в редких случаях сохранявшие в своем названии воспоминание о «старом» племени.

На местах поселения сформировавшиеся Славинии могли образовывать более крупные объединения – союзы Славиний. Это удавалось не всегда: так, не смогли объединиться в союз Славинии в Македонии[670]. Иногда союзы бывали непрочны, не имели постоянного состава: таковы лютичи, у которых основой союза были четыре Славинии (ратари, хижане, черезпеняне, доленчане), а ряд других лишь временно входил в него; сходная картина наблюдается у полабских сербов[671].

Прослеживаются два варианта взаимоотношений Славиний внутри союза. В одних случаях существовала «главенствующая» в союзе общность; ее имя могло присваиваться всему союзу. Пример – Славиния ободритов, давшая название всему объединению[672]. Другой вариант– «равноправие» всех или нескольких Славиний, входивших в союз. Таковы лютичи, у которых в IX – первой половине X в. не прослеживается главенство какого-либо из четырех «постоянных членов» союза[673]. Союз «равноправных» Славиний существовал, по-видимому, в IX в. в Чехии[674].

Распад родоплеменных отношений в ходе Расселения выразился и в формировании территориальной организации земледельческого населения – соседской общины. С теми или иными модификациями она фиксируется в VII–IX вв. во всех славянских регионах.[675]