ХИТРОВО ДЕЛО (1918)

О Хитровом рынке и его обитателях можно писать отдельную книгу. В самом центре столицы за многие десятилетия образовалась своеоб разная общественная клоака, куда стекались отвергнутые типы, нищие, бездомные, бродяги, воры, налетчики, проститутки и еще Бог знает какой сброд. Такого не было ни в одном столичном городе Европы. Среди отвергнутых появлялись свои главари, предводители, организовывались разного рода шайки. Ситуация складывалась нетерпимая. Сотрудники МЧК и ВЧК долго ломали голову над решением вопроса: что делать, чтобы обезопасить город от налетчиков, прятавшихся на Хитровом рынке? Задача была непростая.

«Мрачное зрелище представляла собой Хитровка в прошлом столетии, писал в своей книге „Москва и москвичи“ известный бытописатель и исследователь Москвы Владимир Гиляровский, дядя Гиляй. — В лабиринте коридоров и переходов, на кривых полуразрушенных лестницах, ведущих в ночлежки всех этажей, не было никакого освещения. Свой дорогу найдет, а чужому незачем сюда соваться! И действительно, никакая власть не смела сунуться в эти мрачные бездны».

Писатель очень точно подметил основные черты того мира, что скрывался на Хитровом рынке, мира заброшенного, никому не нужного, жившего по своим законам и находившегося в самом центре города, недалеко от Кремля и от Лубянки, между Яузским бульваром и улицей Солянка.

Теперь немного истории. Свое название рынок получил от фамилии отставного генерал-майора Н.З.Хитрово, который еще в начале XIXвека приобрел здесь участок земли для торгового рынка. С конца XIX века и до начала 20-х годов Хитров рынок был не только своеобразной «биржей труда», куда стекались сезонные рабочие, но и настоящим ночлежным домом, скорее, притоном под открытым небом, где скрывалось и множество уголовных элементов. По переписи 1911 года население ночлежек составляло свыше пяти тысяч человек. Можно себе представить, сколько среди них было воров-карманников, мошенников и всякого рода преступников.

Особой кастой на Хитровом рынке были нищие, именно в их среде прятались те, кого разыскивала милиция. Двадцатого февраля 1922 года начальник милиции Москвы и Московской области Вардзиели, отчаявшись, даже издал указ, в котором говорилось следующее: «Мною замечено и с мест губернии доходят слухи, что на улицах, торговых площадях и других многолюдных местах Москвы и губернии появляются нищие и инвалиды, позволяющие себе не только побираться, но и преследовать прохожих назойливыми требованиями подаяния. Этим остаткам попрошайничества в Советской Республике не может быть места, так как Советская власть всех граждан, не способных к труду, берет на государственное иждивение, а против бродяг и тунеядцев, зараженных праздностью, вооружается всеми мерами борьбы… приказываю принять надлежащие меры к недопущению нищенства, привлечения виновных к ответственности…»

Надо сказать, что проблемы построения социализма в Советской России обитателей Хитрова рынка нисколько не волновали, они жили по своим законам, далеким от государственных. На рынке и в его округе сохранялись тайные притоны, ночлежки, игорные дома, скрытые кабаки, дешевые заведения с «красными фонарями» — раздолье для преступников, как больших, так и маленьких. И никакая облава не могла выявить заправил. Да и вообще никто из сотрудников уголовного розыска толком не знал, кто управляет Хитровым рынком. В одиночку туда соваться не рекомендовалось, а в облавы, о которых вовремя предупреждали всякого рода доносчики, попадалась только мелочь.

Но власть не хотела мириться с таким положением и принялась основательно чистить рынки, — пристанища разного рода преступников. Новое руководство МУРа считало, что, очистив рынки Москвы от отребья, можно надеятся на значительное снижение роста преступности. Однако прежде чем приступить к очистке рынка, следовало удалить его главную опухоль, — крупных бандитов, жиганов, которые верховодили на нем. Для этого требовалось опуститься в ту среду, найти главарей и обезвредить их.

Вот один из примеров. Известная хитровская шайка, организованная Иваном Савостьяновым по кличке Краснощеков, (у него были покрасневшие щеки), в воровском мире считалась не только самой удачливой, но и опасной. Сам главарь имел подругу Савостьянову, даму в летах, которая заведовала тайным питейным заведением, настоящим воровским притоном, где лихие парни отдыхали, сбывали краденое, куда приходили и разносортные девицы. Местные бродяги это питейное заведение, о котором шла дурная слава, обходили стороной, искали те, что подешевле. Краснощеков, правивший бал на Хитровом рынке, был парень ушлый, по доносу его дамы и по его приказанию какого-либо зазевавшегося путника могли запросто и убить. А неопознанный труп так и оставался неопознанным — мертвые хитровцы мало кого интересовали. Шайка Краснощекова работала по «богатым», по их понятиям, государственным учреждениям. Краснощековцы грабили кассы, нападали на склады, магазины. Брали все, что попадалось под руку, несли мадам Савостьяновой на продажу.

Милиционеры сбились с ног, устраивая облавы, искали Краснощекова, его голытьбу, но те растворялись среди таких же оборванцев. И милиционеры уходили ни с чем, не считая, конечно, разную мелочь, которая им попадалась. Краснощекова знали в лицо, знали, где он обитает. Но как застать в деле? Предводителя всегда успевали вовремя предупредить. Со временем его шайка насчитывала уже сорок человек. Помощником главаря, его правой рукой являлся Михаил Разумовский и его сожительница Анна Славоженикова.

Когда общий счет ограблений Краснощекова достиг сорока, ровно сколько было и членов шайки, было решено любыми средствами разгромить банду. Тем более что при попытке ареста один из бандитов, по кличке Мишка Чума, убил агента МУРа Мешкиса. При задержании Разумовского его сожительница, та самая Анна, решила на свой страх и риск отбить его у муровцев. Но во время перестрелки были убиты несколько преступников, а Анну удалось схватить. Вскоре и сам Краснощеков во время одной из облав попался и был отправлен на Лубянку. Впрочем, его жена по-прежнему оставалась на свободе и продолжала рачительно вести свое «хозяйство».

В общем, Хитров рынок доставлял московским милиционерам массу забот. Закрыть его было невозможно: по самым грубым подсчетам, на его «территории» располагалось свыше пяти тысяч бездомных, безработных, нищих. Целая армия. Что с ними делать? Но и терпеть это зло в центре города власти не могли.

Поэтому руководство МУРа решило взяться за главарей. К этому времени руководителем МУРа стал Александр Максимович Трепалов.

Урожденный петербуржец, бывший моряк, затем сотрудник Петербургской ЧК, он приобрел солидный житейский и «уголовный» опыт. Уже на первом совещании с сотрудниками Александр Максимович поделился своими мыслями о том, что ему, человеку в Москве новому, которого в лицо никто не знает, неплохо было бы заняться проблемами Хитрова рынка.

Он исходил из опыта Петрограда. Там на рынке, на Сенной, правила бандитская верхушка, которая доставляла массу неприятностей городским властям. Было решено под видом бездомных и нищих внедрить агентов Угро. Собранная ими информация позволила убрать нескольких главарей, что сразу парализовало преступную деятельность рынка. И вот Трепалов в узком кругу доверенных лиц заявил о том, что собирается провести подобную операцию в Москве. В качестве приманки выдвинули идею ограбления железнодорожных касс, которые плохо охраняются.

Трепалов признался, что об этой идее он узнал от одного из помощников главаря банды по кличке Водопроводчик, который еще недавно терроризировал петроградские рынки. Водо проводчик убит, но остались его люди. Не исключено, что кто-нибудь из них передаст эту идею в первопрестольную. Но передача идеи сама по себе не столь страшна. А вот если кто из бандитов переберется в Москву, чтобы реализовать ее, то это уже хуже. Но тем не менее Трепалов считал, что это единственный способ проникнуть на Хитров рынок, вжиться и уничтожить главарей, в частности Мишку Рябого. Этот бандит в последнее время сколотил вокруг себя нескольких отпетых парней и начал набеги. Причем, как и Краснощеков, выбирал в основном государственные учреждения.

Трепалов рассказал, что в Петрограде на допросе один из членов банды признался, что Водопроводчик задумал совершить налет на железнодорожные кассы общими силами. Для этой цели планировал встречу с другими главарями. Более того, он собирался приехать сам и встретиться на Хитровом рынке с Мишкой Рябым, наладить связи с Сабаном, с Гришкой Адвокатом. Трепалов был готов пойти к бандитам на Хитровом рынке, представиться петроградским налетчиком, например Сашкой Косым, близким дружком Водопроводчика, и предложить осуществить план, разработанный погибшим Водопроводчиком. В общем, целая детективная история.

Многие сотрудники МУРа слушали и не очень-то верили в успех операции. А если узнают Трепалова? Личность он все-таки известная.

Но у Трепалова были свои аргументы. Он предлагал установить жесткий контроль за передвижениями блатных, чтобы ни один из них не смог незамеченным перебраться из Петрограда в Москву. Для этого на вокзалах городов на время проведения операции установили заслоны, усилили патрулирование, дабы всех подозрительных, имеющих отношение к уголовному миру, держать под арестом до того времени, пока не завершится операция.

На Хитровом рынке Трепалов собирался появиться в сопровождении настоящего питерского бандита, по кличке Монашек, члена воровской шайки Водопроводчика. Этот молодой парень признал свою вину и согласился сотрудничать с муровцами.

Опыта общения у самого Трепалова хватало. Владел он и воровским жаргоном. Так что при соответствующей экипировке мог сойти за своего. Но тем не менее он еще раз решил проверить себя — на очередном закрытом совещании предложил своим подчиненным проэкзаменовать его. Прежде всего они выяснили, насколько хорошо знаком Трепалов с воровским жаргоном, с местными повадками, умеет ли играть в воровские карты, станет ли распивать с бандитами предложенную водку или самогон, выдержит ли свою роль до конца. Все это были непростые вопросы. Трепалов выдержал экзамен и на всякий случай сам продемонстрировал ловкость рук, показав несколько карточных фокусов, поговорил на «фене», чем и покорил своих подчиненных.

Знающие люди посоветовали Трепалову для начала нанести визит мадам Савостьяновой, бывшей жене Краснощекова, владелице воровского притона, недалеко от Хитрова рынка. Туда впускали только своих, только тех, кто имел деньги. Дама эта хитрая, опытная, чужака распознает сразу. Но любит деньги, при упоминания о которых у нее мутится рассудок и теряется острота чувств и зрения.

Первым пошел Монашек. Он встретился с Мишкой Рябым, рассказал о Водопроводчике, затем о своем друге, Мишке Косом, сумевшем уйти от питерских легавых, который близко знал Водопроводчика и у которого до москвичей есть важное денежное дело.

Денежное дело заинтересовало Рябого. Водопроводчика лично он не знал, но о его питерских похождениях был хорошо наслышан. На встречу Рябой согласился, обещал поговорить и с Сабаном, и с Адвокатом, и с Мишкой Чумой. Это была маленькая, но победа.

Однако Мишка Рябой, этот хитровский прожженный вор и убийца, который прежде всего опасался за свою шкуру, сразу после ухода Монашка потребовал от мадам Савостьяновой полного отчета, откуда взялся Монашек, не было ли чего в его поведении подозрительного. Но мадам, которой Монашек, по указанию Трепалова, дал немного денег в качестве аванса, уже почувствовав, что впереди ее ждет дополнительная прибыль, наговорила массу приятных слов в адрес Монашка. И тем самым сняла последние подозрения у Рябого.

Заведение мадам Савостьяновой располагалось в обычном двухэтажном доме, в полуподвальных помещениях, куда вело несколько лестниц, и все со двора. Имелись также и черные ходы. Комнаты были уставлены небогато, но почти в каждой стояли буфеты с самой необходимой посудой, кушетки с подушками и столы, на которых для пущей важности красовались самовары с трубой, выходившей в полуподвальное окно. В общем, на первый взгляд ничего подозрительного. Обычное заведение на сдачу. Комнаты как комнаты. И если бы внезапно нагрянули сыщики, то они ничего бы не обнаружили. А вот все самое ценное, материальное, всю поклажу, которую приносили ей на продажу, мадам Савостьянова хранила совсем в других местах. Но об этом не знал ни Мишка Рябой, ее постоянный посетитель, ни Сабан, который очень редко сюда заглядывал, ни Гришка Адвокат.

И еще была у мадам Савостьяновой специальная переговорная комната, меблированная так же, как и другие, куда специально приводили незнакомцев, всех тех гостей, которым не очень-то доверяли. Пока продолжались разные тары-бары, из другой, соседней темной комнаты, в стене которой имелось незаметное отверстие, велось наблюдение и подслушивание. Отсюда гостя определяли — чужой он или свой. Отсюда определялась и его судьба — оставить в живых, прикончить или подключить к делу. Так делали и Сабан, и Гришка Адвокат. И Мишка Рябой, прежде чем представиться гостю, по примеру своих именитых собратьев, сказал мадам, чтобы та привела гостя из Питера сперва в переговорную, дала бы чаю, поговорила бы с ним немного, а он из темной комнаты понаблюдал бы.

Даже наметанный глаз Рябого не смог в прилично одетом господине уловить чужака. Плечистый, одет замодненно. Жилеточка, в которой, определил Рябой, топорщатся карманные часы, да и в пиджачке, похоже, портсигарчик имеется, отвисает чуть на один бочок. Богатая залетная птичка, как-то она запоет на московской земле. Конечно, он чужак, но ведет себя по-свойски и говорит по-питерски. Ничего не выспрашивает. И все же не подстава ли он? Слишком чистый. Надо проверить. Этот Монашек клялся-божился, что он от Водопроводчика, сам его видел. А плечистый парень сидел напротив Савостьяновой, чуть улыбался и вел ничего не значащий разговор. И все-таки надо попытаться его расколоть. Для это имелись два проверенных средства выпивка и карты. Самогонка у мадам Савостьяновой была та еще, горло как бритвой режет, да и крепости в ней выше сорока. Одним словом — первач. На нем многие спотыкались. А в пьяном разговоре и выбалтывали лишнее. И картишки- это не фунт изюма, — тут человек выдает себя с головой: если не умеет держать карты, не умеет подглядывать и видеть маневры соперника значит, притвора, такого следует опасаться.

Рябой не стал более скрываться и вошел в переговорную. Невысокого роста господин даже не повернул в его сторону головы. Сидел пень пнем. Рябому это не понравилось. Он шумно плюхнулся на стул, решил показать себя хозяином и громко приказал мадам Савостьяновой его представить. Рябой не очень стеснялся в выражениях и в сторону гостя нарочно не смотрел. Пусть знает, что им недовольны.

— Из Питера к нам, — лениво начал Рябой и прямо посмотрел в лицо незнакомцу. — Мишка Косой, да?

— Да.

— А я Мишка Рябой. Два сапога — пара! — Довольный своей шуткой, он, откинувшись на спинку стула, громко захохотал. — Два Мишки собрались, Рябой да Косой. Только третьего не хватало, Мишки Рыжего. — Внезапно он прервал смех, нагло усмехнулся и снова прямо посмотрел в глаза незнакомцу. — А ты Мишку Рыжего знал?

— Он из Питера? — спросил приезжий.

— Нет, он из Москвы, — недовольно ответил Рябой, поняв, что промахнулся.

— Нет, не знал, — покачал головой гость.

— Ну и неважно, он давно уже отбывает свой срок.

— Спаси нас всех Господи, — перекрестился Трепалов.

— А Мишку Чуму знаешь?

— Слышал о его набегах. Малый крепкий, и ребята у него подобрались ловкие, изворотливые. Это они ограбили кассу артельщиков на Басманной?

— Они.

— У нас в Питере об этом говорили.

— Да, Чума парень изворотливый, но воньливый, недаром ему кликуху Чума дали. Когда артельщиков ограбил, то всю выручку себе забрал. Ребята были очень недовольны. Ладно. Значит, к нам дело есть?

— Да, есть.

— От Водопроводчика осталось?

— Да, сообразительный был мужик, такое дело задумал….

— Тогда давай выпьем нашей местной, мы ее бритвочкой называем, горлышко режет что надо, помянем его упокоившуюся душу. Водопроводчик был достойный человек.

Рябой из штофчика наполнил чарки.

— Расскажи, что там произошло, почему он попался. У нас тут разное говорят. Сам виноват или как? Как легавые вышли на след? Не было подставы? А потом начнем толковать о твоем деле.

Трепалов поднял рюмку, чуть потянул носом воздух. Вроде не отравлена и пахнет спиртом. Да и какой смысл отравлять его, если они еще ничего не знают о деле. И он, глядя на Рябого и чуть улыбнувшись, опрокинул рюмку.

О Водопроводчике он знал больше чем достаточно и вполне удовлетворил любопытство Рябого. Рассказал, как вместе ходили на ограбление госучреждений, как планировали налет на железнодорожные кассы. И все уже было готово, как случилась эта досада. Возникшие было подозрения Рябого после этого рассказа несколько улеглись.

Разговор затянулся. Чарок пять, как насчитал Трепалов, они уже успели выпить, вспоминали разные дела, и мадам только успевала подавать закуску. Трепалов не стеснялся, аппетитно ел, и все, что приносила мадам, исчезало с его тарелки. Особенно налегал он на маслянистые блины с икоркой, и шпроты не забывал, и маслом жирно мазал хлеб. Не в пример Рябому, умело пользовался ножом и вилкой. «Умеет себя держать», — думала мадам и подавала понравившемуся ей питерцу куски пожирней. Она краем уха слышала, о чем вели разговор чуть захмелевшие жиганы, и надеялась, что они не забудут о ее гостеприимстве и ей перепадет часть из намечавшейся суммы. Хотя бы погуляют у нее, обмоют добычу. В любом случае на Хитровом рынке не было более удобного пристанища, чем ее притон. К тому же она нутром чувствовала, что питерский — человек хваткий, денежный и дело наметил прибыльное. Ведь пока гости вели разговоры, она тоже времени зря не теряла, заходила в темную комнату и подслушивала, до смерти хотелось ей знать, о чем там шла у них речь.

Дело затевалось большое. Шутка ли, ограбить железнодорожные кассы. Мадам Савостьянова живо представила набитый мешочниками зал, маленькое окошечко, у которого толпились галдевшие люди. Сколько их? Уж никак не меньше сотни. И все они протягивают кассиру деньги. Сотни? Нет, тысячи рублей. Где кассир их хранит? Питерский говорил, что обычно в небольшом сейфе, который легко вскрыть. Но много ли возьмешь с одной кассы? К тому же начнут делиться, что ей достанется? И все кассы охраняют. Правда, не такая это уж и сильная охрана. Иные легавые сами готовы ограбить хоть пассажира, хоть кассу, денег у них ни шиша. Конечно, прав питерский, к этому делу надо подключать и Сабана, и Гришку Адвоката, и еще ряд надежных парней. Вместе они смогут осуществить задуманное.

Мадам Савостьянова сидела в темной комнате, наблюдала, слушала, размышляла, потела и даже по примеру гостя тоже перекрестилась на образок в углу: дай Бог, чтобы дело не сорвалось. Уж она потом расскажет питерцу, кого лучше всего привлечь. Гришка Адвокат жадюга страшный, он и со своими добычу поделить не может, дрожит за каждый рубль. А Сабан, так этот вообще за копейку мать зарежет. Эх, жаль, нет Краснощекова. Вот он бы сумел по-настоящему организовать дело, и ей перепала бы хорошая доля. Пожалуй, Мишка Чума наиболее подходящая фигура. Он и с ней поделиться сможет.

Когда прощались, Рябой неожиданно спросил:

— А ты где ночуешь? Может, тебя проводить или охрана нужна? Или молодку дать под бочок?

И хотя этот вариант тоже проигрывался, Трепалов несколько растерялся. Он откинулся назад и громко расхохотался. Все-таки нельзя недооценивать Рябого, хоть и выпил прилично, а ушки у него на макушке.

— Молодец, угадал, — он похлопал Рябого по плечу. — Есть у меня одна дама. — Он перевел взгляд на Савостьянову и плотоядно улыбнулся. — Давняя подруга. Вот у ней под бочком я и переночую. Но не сегодня. А сегодня я отправлюсь к Ефрему. Парни мне сказали, что в его доме есть надежная квартира, с черным ходом. В прошлом году мне ее подобрали. В ней уже ночевали наши питерские ребятки. И там им вполне понравилось. Были у них и молодки. Монашек тот тоже будет со мной.

— Так ты в Москву уже приезжал? — удивился Рябой.

— Конечно, — осклабился Трепалов. — Ходил на дело.

— А с кем?

— А вот это знать тебе ни к чему, понял? — Взгляд Трепалова стал жестким.

— А что взяли, вещи или деньги? — не унимался Рябой.

— Деньги.

— И много?

— Достаточно. Хватило, чтобы и Водопроводчику долги отдать, и в общак скинуть, и москвичей не обидели.

Последняя фраза понравилась Рябому. Он уже понял, что перед ним не простой человек, — лидер, который умеет не только организовывать, но и командовать. Таких волевых в воровской компании любят. Значит, за этим питерским пойдут. Значит, стоит поговорить с Сабаном и с Гришкой Адвокатом. Хотя, с другой стороны, подключать этих акул к намечавшемуся делу Рябому не очень хотелось: будут делиться — ему отдадут самую малую часть. Кто Мишка Рябой? Для них он только подельник. Но и не поговорить с ними нельзя. Питерский и сам мог выйти на них. И тогда Рябого вообще побоку.

— Ладно, иди отдыхай, — миролюбиво произнес Рябой. — До завтра.

— А ты сам-то где ночуешь? — спросил неожиданно питерский. — А то пригласил бы к себе, картишки бы раскинули, посмотрел бы я, как ты икру мечешь.

Рябой вскинулся.

— Ну ты не бери на себя слишком много. Тоже мне выискался!.. Ночевать я буду у мадам Савостьяновой. А насчет икорки не беспокойся. Метать умею не хуже тебя. И не только икру. Если хочешь, то сейчас раскинем? Как?

— Нет, до завтра, — замотал головой питерский. — Я с дороги, устал, надо отдохнуть.

— Ну тогда понятно, — криво усмехнулся Рябой. — Так я и думал. Устал. Значит, до завтра. Приходи вечером, часов в семь, все наши будут. Савостьянова стол накроет. И не так, как сегодня, а попышнее. Икры бочонок будет, обещаю. Вот тогда и карты кинем на стол. На сходе обсудим все детали.

Трепалов вытащил из кармана жилета брегет и щелкнул металлической крышкой. Рябой так и дернулся.

— Ого! — завистливо произнес он.

— Нравятся? — спросил Трепалов.

— Конечно.

— Могу продать. Мне деньги нужны.

— Сколько? — сразу подала голос мадам Савостьянова.

— Но, но, ты здесь ни при чем, — оттеснил ее Рябой. — Я у тебя их возьму. — Он полез во внутренний карман и достал скомканные рубли.

— Ха, — вскинулся Трепалов. — А советские бумажки мне не нужны, паря, — махнул он рукой. Мне давай царские червонцы. Золотые. Они надежнее. И за границей ход имеют.

— Но у меня нет, — недовольно протянул Рябой.

— Вот когда достанешь, тогда и поговорим о продаже и о цене. Трепалов усмехнулся, довольный произведенным эффектом.

— А у меня есть червонцы, — снова встряла мадам Савостьянова. Сколько надо?

— Ладно, ты, баба, — неожиданно ощерился Рябой, — только и разговору у тебя, что о деньгах. Иди на свою половину. Мы тут без тебя разберемся.

Трепалов убрал часы и направился к двери. Рябой не отставал. Брегет его заинтересовал. Наживка сработала. Трепалов специально разыграл эту сценку с часами с одной целью — выйти на улицу вместе с Рябым, оглядеться и дать понять своим, что за ним могут следить.

— Идем на свежий воздух, там подымим. — Рябой открыл дверь во двор и огляделся. — Вроде все спокойно, выходи.

Уже во дворе Трепалов достал еще одну наживку — теперь тяжелый портсигар и постучал папиросой в его край.

— Бери, пробуй, питерские.

Рябой осторожно взял папиросу, а сам глаз не отводил от портсигара.

— Штучка, — завороженно потянул он. — Ну у тебя, я смотрю, все штучки подобрались, одна к одной, все золотые, как из царской коллекции. Угадал?

— Правильно угадал, — улыбнулся Трепалов, оглядывая краем глаза двор и выход на улицу. — Это из коллекции князя Оболенского, слышал про такого?

— Не-а, — протянул Рябой. Он взял папиросу, понюхал ее. Но глаз с портсигара не спускал. Потом неожиданно сунул папиросу за ухо. — А еще одной не угостишь?

Трепалов снова раскрыл портсигар.

— Откуда эта золотая штучка у тебя? — снова спросил тот. — Уж больно дорогая.

— Да, дорогая, — протянул Трепалов. — И не продается. Это у меня память о Водопроводчике. Подарок. — Трепалов блефовал, но он уже не опасался быть раскрытым. Все, что касалось питерских ограблений, он знал досконально. И брегет и портсигар ему дали под расписку на складе. Да ему и самому, честно сказать, было приятно попользоваться золотыми изделиями, которые отродясь в руках не держал. Главное, он понял, что поступил правильно. Они свою роль тоже сыграли, и в глазах Рябого он стал авторитетом.

— Из музея, из Эрмитажа, слыхал о таком?

— Слыхал. Да он же как охраняется? Там кругом легавые?

— Точно. Легавых там полно. Ну так ведь это уже искусство — обмануть охрану, взять то, что надо, и уйти спокойно, не сделав ни одного выстрела. Понял?

— Расскажи, как было? — Глаза у Рябого загорелись.

— Потом, на сегодня достаточно. Я устал, отдохнуть надо. — Трепалов в подворотне уже заметил своих и понял, что пора уходить. Дело сделано — сход намечен, на него Рябой приведет всех главарей. Он произвел впечатление. Будет встреча, будет и разговор.

Трепалов, не оборачиваясь, вышел на улицу. Он расскажет им еще раз о подвигах Водопроводчика, о себе не забудет упомянуть. Прихвастнуть в воровском мире не зазорно. И каждый уважающий себя ворюга с удовольствием распространялся о своих подвигах. Почему же подвыпивший питерец не мог насочинять чего-нибудь, чтобы выставить себя в выгодном свете?

Трепалов был доволен встречей и разговором. И теперь надо было решать, как поступить завтра — брать всех разом на сходке смысла не имело, хотя и был большой соблазн. У него не возникало полной уверенности в том, что Рябой приведет всех — и Сабана, и Гришку, и Чуму. И возможно, еще кое-кого. А что, если Трепалов организует большой сбор милиционеров, попросит помощи у чекистов, все займут свои места, а главари не придут? Кто попадется в сети? Мелочь. И тогда уж не видать им Сабана, Адвоката. Лучше потерпеть, присмотреться. К тому же бандиты обязательно выставят охрану. Наверняка заметят посторонних людей. И при малейшем сбое — перестрелка. Нет, стоит потянуть время. Пусть главари загорятся идеей, пусть разработают план- и уж тогда можно будет подготовить еще один план.

По улице сновали мальчишки-оборванцы. И кидали откровенные взгляды в его сторону. Но к нему не подбегали и деньги не клянчили. Значит, уличный дозор. И он теперь опасался, что эта свора шкетов, вертевшаяся на улице, могла отправиться за ним. Пацаны — народ отважный, подвижный, «рассыпчатый» и потому неуловимый, они вполне могли проследить его путь и затем доложить Рябому. Значит, надо брать пролетку, ехать на трамвае, пройтись пешком, короче, нужно оторваться от них во что бы то ни стало. Но где ему ночевать? Не у Ефремова же в воровском притоне. Позвонить никуда нельзя, появляться на Лубянке рискованно. Оставался запасной вариант — наведаться в ту самую пивную забегаловку, посидеть, поразмышлять и подождать Монашка. С ним будет сподручнее. И если шпана расскажет о его встрече с Монашком, Рябой успокоится.

Все произошло так, как и планировалось, только не учли оборванцев. Хвост за ним-таки потянулся. Хорошо, шпану он сумеет перехитрить, не впервой, оторвется. А вот нет ли за ним более серьезного хвоста? Там, в ресторации, он сумеет дать знать своим, чтобы они еще раз проверили, нет ли за ним слежки.

В общем, первый этап операции был вполне успешно проведен. Теперь оставалось провести второй и затем третий, завершающий.

Собственно, о втором этапе нет смысла рассказывать подробно. Он протекал примерно так же, как и первый. Но вот что удивительно- на воровской сход к мадам Савостьяновой пришли-таки все главари: и Сабан, и Гришка Адвокат, и Мишка Чума. Весь цвет воровского мира Москвы. Конечно, это была удача. Такого наплыва «дорогих» гостей разом у Савостьяновой давно не было. Она суетилась, старалась каждому угодить, пригласила еще нескольких девушек. Трепалов впервые столкнулся, что называется, нос к носу с самыми именитыми налетчиками столицы. Было на что посмотреть. Но и они пришли посмотреть на гостя из Питера. А главное, все они хотели поживиться на ограблении касс.

Трепалова охватил буквально-таки зуд: дать знать охране, выхватить револьвер и кончить весь этот театр разом. Но силы не равны, в комнате собралось слишком много людей, а он один и ему едва ли удастся живым вырваться из этого воровского окружения.

Он не стал рисковать. Хватит и того, что наружное наблюдение видело всех, могло проследить их отход и узнать адреса.

Вначале за столом царила напряженная атмосфера. Бандиты переговаривались между собой, на питерца изредка косились. Но по мере того как накрывался стол, по-простому, без всяких излишеств: горячая картошечка с постным маслом и укропом, селедочка под уксусным маринадом, соленые огурчики, — гости оживлялись. А когда мадам торжественно на подносе принесла два небольших бочоночка с черной и красной икрой и объявила, что их для питерского гостя заказал Рябой, разговор оживился. Трепалов не стеснялся, сыпал остротами, чем и сумел растопить лед недоверия. А когда выпили по одной, второй и третьей, он вкратце посвятил всех в суть ограбления.

И все с ним согласились, как будто заранее договорились. Он даже удивился такой готовности. Но тут Рябой, неожиданно для Трепалова, прервал его и предложил раскинуть карты, питерский против московского — кто кого. «Прервали на самом интересном месте, — подумал Трепалов, — что бы это значило?»

Идею подхватили, и Трепалов понял, что бандиты обговорили весь ход переговоров и решили показать заезжему его место. Карты у них наверняка крапленые. Против такой оравы обученных мастеров метания ему не выиграть. Но выхода не было. И он из кармана брюк вытащил колоду. Новенькую, еще не распечатанную, и кинул ее на стол.

— Попробуем. Но прошу вас, милостивые государи, уважить желание приезжего гостя, посланца питерских ребят… — Трепалов обвел всех тяжелым взором. — Они не простят мне проигрыш. — Он грустно улыбнулся. — Я согласен начать игру с этой колодой. Она чистая, можете проверить. Играем в очко, один на один. Правильно я рассуждаю?

— Правильно, правильно, — раздались голоса.

Какой-то парень с золотой фиксой, кажется по кличке Мартын, кинул на стол еще одну нераспечатанную колоду.

— Вот, наша, московская. Тоже чистая. Начнем с нее. Таково правило. А потом уже пойдет в дело твоя.

— Согласен. Тогда следующий кон с моей, по очереди, — предложил Трепалов. — Это будет по справедливости. Правильно я рассуждаю?

И снова бандиты согласно закивали.

— Так во что играем? В штосс, баккара… — начал Мартын.

— Можно и в баккара, и в штосс, — поддержал его Трепалов, — и еще в железку, буру, в очко.

— Ого, ты в карты играть, я смотрю, мастак, — деланно покачал головой Мартын. Он играл на публику. — Давай в очко. Это простая народная игра, хочешь? — Мартын усмехнулся.

Трепалов потер подбородок и вздохнул.

— В очко так в очко. Только в твое.

Раздался ядовитый смешок.

— А твое очко при этом не сожмется?

И снова, теперь уже все разом, загоготали. Народу спектакль нравился.

— Не волнуйся, у меня там запор.

И опять взрыв смеха.

— Ну питерский, ну дает, — раздались возгласы одобрения.

Трепалов понял, что взял инициативу в свои руки. Мартын не стал отвечать и быстро распечатал колоду. Торопился. Это было заметно по его дрожавшим пальцам, по заходившим на скулах желвакам. Мартын понял, что перед ним парень не промах. Такому палец в рот не клади- откусит всю руку. Да и вообще по части ума, как сказал ему накануне Рябой, очень даже сметливый. Пожалуй, слишком грамотный.

В комнате возникла тишина. Треплов заметил, что Сабан, Гришка, Чума и еще трое вышли из комнаты. Игра их не интересовала. Пошли совещаться, сообразил он. Скорее всего, направились в ту самую темную комнату, которую он заметил еще в первый раз, — подглядывать, подслушивать и обсуждать.

С рук Мартына Трепалов не сводил глаз. Замелькали на зеленом столе красные с золотом «рубашки». Скинулись по рублику на банк. Для смеха. Трепалов вытащил золотой червонец, стукнул им по столу. Мартын оглядел публику. И вытащил снова только рубль.

— А я поставлю один советский ферт против твоего царского двуглавого! Посмотрим, кто кого!

И снова раздались одобрительные возгласы.

Трепалов снял пиджак, всем своим видом показывая, что его охватил азарт. Некоторые последовали его примеру. Атмосфера стала нормальной, своей. И он вполне освоился. Выпили по чарке. Закусили икоркой. Все чин по чину. Трепалов не стеснялся своего умения играть в карты. Он никогда не блефовал, хотя умел делать это тоже неплохо, понимая, что его преимущество в том, что не теряет трезвого рассудка и знает все карточные фокусы. Такого обмануть сложно.

Но все началось с прелюдии. Трепалов придал себе серьезный вид, внимательно следя за партнерами. Догадывался, что его будут дурить. Но и у него на этот счет были свои примочки.

Мартын моментально перетасовал новенькую колоду. Карты только и мелькали в его руках. Уж он старался: сделал ручеек — пустил пружинистую колоду из одной ладони в другую, затем раскрыл ее в двух руках двумя веерами. Бандиты одобрительно потирали руки, улыбались, щелкали пальцами, предвкушали интересный поединок. И под конец Мартын выбросил на стол рубашкой вверх одну карту, затем вторую и застыл, внимательно уставившись немигающими глазами в лицо приезжего.

— Хватит или еще?

Трепалов взял их, посмотрел, задумался, наморщил лоб.

— Давай, еще одну, — процедил он, изображая напряжение. Осторожно потянул карту к себе, ловко повернул, зажал все карты, потом неожиданно резко дунул на них, раскрыл и выложил перед собой. — Очко! Тройка, семерка, туз! — рявкнул он.

— Ха, вот те на, прыткий какой, — недовольно протянул Мартын. Он зашуршал картами, деланно выпучил глаза и кинул их на стол. — Опа, а наша не отстает! — На зеленом сукне красовались туз трефовый и десятка червей. И у нас очко!

Со всех сторон послышались возгласы восхищения. Довольный Мартын потирал ладони. Трепалов заметил его фокус. У Мартына были еще карты из той самой колоды, приготовленные заранее. Фокус не новый. Трепалов выжидал время. Эффект тогда достигает своего результата, когда он неожиданный. И он решил ошарашить всех.

— Этот номер не пройдет! — Трепалов чуть приподнялся со стула. — А ну-ка, все карты на стол! — Он изобразил на лице жесткую гримасу. — Меня за лоха принимаешь! Давай считать, сколько карт в колоде и сколько их с теми, что и у тебя в руках были. А?

Мартын ощерился.

— Ну ты, не забывайся, Косой, ты в гостях, и игра будет вестись по нашим правилам.

— А мы договорились не блефовать!

Обстановка накалялась. Бандиты молча наблюдали. Скандал им на руку. Они, как свора волчат, выжидали, когда эти двое за столом сцепятся врукопашную. А вот тогда они сорвались бы с цепи. Им дай только объект. И начнут щипать питерца. Трепалов это понимал. Такой исход встречи его не устраивал. Драться ему было нельзя ни в коем случае. Но и спускать нельзя. Иначе его уважать не станут. Он также понимал, что перед ним разыгрывался обычный воровской театр. И он решил сыграть по его законам.

Он неожиданно потянулся через стол, железной рукой схватил Мартына за грудки, потянул к себе и зашипел ему прямо в лицо:

— Ты что, макака, думаешь, что если я один, то позволю обманывать себя? Ошибаешься! Мы еще не начали, а меня уже дуришь. Ну будет у нас тогда дело? Позову питерцев, все Москву переворошу!

Мартын сделал попытку вырваться, но не смог. Он оглянулся по сторонам.

— Что, суки, стоите? Наших же бьют!

Еще пару мгновений — и началась бы драка. Но тут ситуация неожиданно разрядилась. В комнату, как по команде, вошли Сабан, Адвокат и Чума.

— Кончай, базар, парни, времени у нас нет. — Сабан, как самый авторитетный, остановился посредине комнаты. — Косой, идем с нами. Там мадам накрыла для нас четверых. А вы все оставайтесь здесь, продолжайте игру. В очко. — Он усмехнулся. — Только не блефуйте так открыто, как Мартын. — Он подошел к нему и с силой пнул его кулаком. — Эх ты, сявка, опозорил нас. Играть не умеешь, а садишься за стол. Ворона!

И тут со всех сторон раздались возгласы одобрения. Трепалов рукавом вытер выступивший на лбу пот.

В соседней комнате, куда гостей проводила улыбавшаяся Савостьянова, не скрывавшая своей симпатии к питерцу, стол был накрыт на славу. Сюда же перенесли и те самые два бочонка с красной и черной икрой. Среди гостей, Трепалов это сразу заметил, Рябого не было. Значит, главари решили обойтись без него. Свою роль сводника он сыграл.

Трепалов решил держать ситуацию под контролем. Он вытащил еще один золотой червонец, со стуком положил его на стол и небрежно произнес:

— Угощаю. Водки, рыбки.

Савостьянова в один миг принесла пару штофов, появился графинчик с коньячком, окорок, разные соления и любимые им, как заметила хозяйка, шпроты в масле.

И снова кинули на стол карты. Теперь в дело пошли трепаловские, те самые, которые он привез из Питера. Играли в штосс. Затем, как благородные, расписали пулечку. В общем, сумел он сорвать банк и выиграл весь куш. Денег накопилось около тысячи рублей. Сумма хоть и небольшая, но достаточная, чтобы накормить и напоить всю ораву. Трепалов не стал скупиться и на всю выигранную сумму тут же заказал еще водки, дорогой рыбки, икорки, которую приказал отнести соседям, тому же Мартыну. Пусть не расстраивается. У них впереди одно общее дело.

И его авторитет в глазах местной публики сразу повысился. Но Трепалов понимал, что перегибать опасно. Чересчур раскошеливаться не в правилах воров-жиганов. Поэтому он тут же намекнул, что эти деньги как бы аванс, а потом все рассчитаются с ним, как только ограбят первую кассу. И он усмехнулся. И по серьезными лицам понял, что угадал, что так и надо было действовать. Своя выгода — прежде всего.

Сидели долго, слушали рассказ о Водопроводчике, о плане ограбления железнодорожных касс. Начинать решили с Подмосковья Там потише. Если все сойдет, тогда можно подумать и о столичных кассах. Но наводящих вопросов почему-то не задавали. Потом попросили его показать часы и портсигар. Трепалов удивился, но показал. Все восхищенно цокали языками.

После осмотра ему вернули его вещицы. И он мысленно перекрестился. Когда стрелки переместились за двенадцать, пригласили и Мишку Рябого, стали договариваться о новой встрече.

— Но где, опять у мадам? — спросил Трепалов. — Не слишком ли часто? Может быть, в другом месте?

— Да, — поддержал его Чума, — у мадам трижды встречаться опасно, сказал он. — Тут нас могут легко засечь.

— Тогда в Сухом овраге, — вмешался Рябой, — это недалеко от Хитрова рынка. Место пустое, легавые туда не заглядывают.

Теперь настала очередь Сабана.

— Нет, Сухой овраг не пойдет, — сказал, как отрезал. — Вы тут, парни, решайте, а я пойду, устал, отдохнуть надо. Когда и где соберемся, мне передадут. — И он, ни слова не говоря, вместе с двумя парнями быстро вышел из комнаты, а следом и Гришка Адвокат. Остались только два Мишки — Рябой да Чума.

Преждевременный уход влиятельных бандитов не очень понравился Трепалову. Полного доверия завоевать ему, видимо, так и не удалось. Значит, была все-таки недоработка.

— Прав Сабан, — сказал в раздумье, — Сухой овраг не подходит. Уголовка все эти места держит под наблюдением. Об этом говорили наши парни еще в про шлом году. Давайте лучше либо к Ефремову, либо на еще одну «блатхату», которую предлагает Монашек.

— А где это? — заинтересовался Рябой.

— Сейчас адрес сказать не могу, это у Красных ворот, я еще толком не знаю. Путаю названия улиц. Завтра спрошу Монашка. Он божился, что место скрытное, там можно будет спокойно посидеть, поговорить и водки выпить.

— Ладно, пусть Монашек этот адресок принесет мадам Савостьяновой. Она туда сходит, посмотрит местечко, обнюхает, оценит. У нее глаз наметанный. Хату проверим и будем держать про запас. Если все в порядке, назначаем дело, собираемся и айда в путь. Сабан обещал моторы. Значит, говоришь, лучше начинать с Подмосковья?

— Да, — кивнул Трепалов.

— Ну что ж, наши парни согласны. А с тобой еще питерские будут?

— Один только Монашек. Больше не надо. А то делить нечего будет.

— Вот правильно. Значит, ждем вестей от Монашка.

Теперь связным у Трепалова оставался один Монашек. Он уже несколько раз бегал к Рябому, тот все интересовался адресом «блатхаты», приносил весточки. Наконец, бандиты решились. Они были готовы встретиться еще раз, все обсудить на «блатхате», которую осмотрела Савостьянова, найдя, что там все нормально.

Трепалов был доволен: кажется, клюнули. Он через Монашка обещал на месте дать подробный план, сказал, что побывал уже в Подмосковье и наметил одну кассу. Заранее называть не хочет, чтобы дело не сорвалось. Скажет при встрече. На том и остановились.

Мишка Рябой передал через Монашка, что все в порядке, все главари согласились пойти на новую «блатхату». Но чтоб все было шито-крыто. И пусть там питерский раскошелится, стол накроет, денег не жалеет. Если денег маловато, то пусть заложит у Савостьяновой свой брегет и портсигар, после налета ребята его выкупят. А сейчас у парней в карманах пусто и светло.

Трепалов выслушивал все эти послания, приносимые Монашком, и только покачивал головой: парни попались хитромудрые — и кассу хотя ограбить, и приобрести заодно его золотые вещицы. Вот уже впрямь настоящее воровское отродье, все им мало, все на чужое зарятся.

И снова встреча с Рябым. Трепалов отправился на нее в больших сомнениях. Он уже не очень верил в успех предпринимаемой операции. Слишком все затянулось, слишком много проверок. Идет какая-то непонятная возня. Не забыли про его часы. Обычно все кидаются на прибыльную идею, разом решают, обсуждают общий план, назначают срок, идут на дело, грабят, делятся и скрываются. А тут одна встреча, вторая, выпивки, проверки. Что-то здесь не так.

В тот день Трепалов едва узнал Рябого. Лицо у него было желтое, одутловатое, и от него несло спиртным. «С утра уже еле стоит на ногах, подумал Трепалов. — Тоже мне налетчик экстра-класса».

— Ну как, опохмелиться не желаешь? — шутливо спросил он.

— А пошел ты, — грубо отмахнулся Рябой.

— Чем недоволен?

— Потом скажу. Идем на твою хату. Закажи мне там водки и огурцов. Всю ночь не спал.

— С девкой, что ли, возился?

— Какая девка, ты что не понимаешь? — Рябой всем корпусом повернулся к нему. Карманы его пальто были не пустые.

— Нет, — сделал удивленный вид Трепалов.

— Не придет Сабан, Адвокат и Чума.

— Это почему же? — У него под ложечкой заныло.

— Бери дилижанс, по дороге расскажу.

Его опасения оправдались. И Сабан, и Адвокат, и Чума не рискнули идти, решили послать своих людей. Они уже пуганые, на встречу не придут, удрученно рассказывал Рябой. Они там переругались. Не могли поделить добычу после одного налета.

Врет, догадался Трепалов. Значит, полного доверия к нему главари не испытывали. Это плохой показатель. Тянуть больше нельзя. Сегодня последний день.

— А ты что? Молчал? В рот воды набрал? Ты же ведь согласился. А теперь с кем идти? Эх ты, ворона!

— Ты меня на понт не бери, — дернулся Рябой. — Я тут один за всех отдувайся. Гони лошадей. Я водки хочу.

На квартире, которую переоборудовали в воровской притон, все было готово к приему гостей. Переодетые сотрудники сновали между столами, а на этажах, в соседних квартирах, возле входных, чуть приоткрытых дверей стояли вооруженные муровцы. Всего на операциию Трепалов задействовал около двадцати человек. Дом был окружен. На всякий случай и на близлежащих улицах скрытно находились милиционеры.

Трепалов предупредил сотрудников, что бандитов следует брать тихо, без выстрелов, иначе все дело пойдет насмарку. Приходить они будут поодиночке.

Проблема с Рябым началась уже на парадной лестнице. Он мог бы радоваться, что не будет главарей, значит, он сам главарь и ему достанется солидная доля. Но по его лицу этого не было заметно. Он неожиданно остановился.

— Постой, — произнес он. — Мне что-то тяжело дышать.

— Что с тобой? — мрачно спросил Трепалов.

— Опохмелиться бы, паря.

— Придем на хату, тебе нальют. Всю глотку зальешь!

— Ладно, ты, — Рябой перевел дух. — Меня не очень-то трогай. Я сам не хотел… — Язык у него заплетался.

«Неужели нализался до степени отключки? — пронеслось в голове Трепалова. — Вот, скотина!»

— Ты про что?

— Подождем здесь. Сейчас еще пара ребят подойдет. Тогда вместе пойдем. У меня одышка, видишь? — Рябой не притворялся, он тяжело дышал, как загнанная собака. И тянул время.

— Сдрейфил? — зло процедил Трепалов. Он уже видел чуть приоткрытую дверь, знал, что за ней стоят готовые броситься ему на помощь милиционеры.

— Я не сдрейфил, — замотал головой Рябой. — А вот Сабан, жадюга, и Адвокат, харя, сдрейфили. Бросили меня. Не хотят они иметь дело с тобой. Вот так! Понял!

— Это почему же? — вскинулся Трепалов.

— Не верят тебе. Слишком ты грамотный. — Рябой неожиданно усмехнулся, как будто и не был пьян.

— Дураки, им дело предлагают, а они в кусты. Московские суки, только хвостом виляют! — Трепалов зло выругался.

— Вот-вот, я им это тоже сказал. — Рябой всем корпусом повернулся к Трепалову и чуть отстранился от него. — Так они мне выволочку устроили. Сказали, поди проверь сам. Если не завалишься, то приноси нам выручку. Настоящие суки. — Он полез в карман пальто. Раздался чуть слышный металлический щелчок.

Трепалов был начеку. Он перехватил руку Рябого, а другой зажал тому рот. Рябой выпучил глаза. Из открытой двери уже спешили оперативники. Три человека навалились на Рябого.

— Кляп ему в рот, свяжите и в комнату. Дверь закрывайте. Сейчас и другие подойдут. Будьте наготове, — шепотом отдал команду Трепалов и отправился на этаж ниже к подъезду, встречать очередного. Кто придет следующий, он не знал. Но теперь это и не имело значения. Для приема «гостей» все было готово.

Второй бандит не заставил себя ждать. Пришел фиксатый Мартын. С ухмылочкой протянул Трепалову руку.

— Ну что, твое очко не играет? — хмыкнул он.

— Ладно, ладно, — дружелюбно усмехнулся Трепалов. — Я не в обиде. Там Рябой на тебя бочку катит, сказал, что ты такое дерьмо…

— Что?! — взъярился Мартын. — Где он?

— Наверху, на втором этаже. Нажрался как свинья…

Мартын пулей, не дожидаясь Трепалова, взлетел на второй этаж. Выше подняться ему не дали, — схватили, вставили в рот кляп, обезоружили и втащили в ту же комнату, в которой уже лежал связанный Рябой.

На этом, по сути, роль Трепалова закончилась. Он поднялся на третий этаж в свою «блатхату», сел за столик, вытер платком лоб. Подбежавший юркий «половой» в шутку произнес:

— Чего изволите, водки, икорки-с, селедки?

— А иди ты, — устало отмахнулся Трепалов, — я просто посижу, отдохну. Скажи парням, чтобы докладывали мне немедленно, как у них внизу.

Примерно за час, а бандиты шли как по рассписанию, через каждые две-три минуты, было схвачено и уложено в комнату пятнадцать налетчиков. Это был урожай. Их решили разом отправить на Лубянку на допрос. Ждали до последнего, до девяти часов вечера. Но больше никто не появился.

Как и предсказывал Рябой, ни Сабан, ни Адвокат, ни Мишка Чума не пришли. Прислали своих заместителей. Да и то не первых. С этой стороны вышла осечка. А с другой? А с другой — Москва освободилась разом от пятнадцати матерых головорезов. Пятнадцать бандитов — это был действительно урожай. Такого ни муровцы, ни чекисты давно не получали.

Конечно, жаль, что не попались Сабан, Адвокат и Чума. Что-то их насторожило. Сказался, очевидно, опыт налетчиков, не верили ему до конца. Заметили в его поведении что-то неладное или воровским нутром почувствовали фальшь? Позднее на допросах Рябой признавался, что он и сам не очень верил приезжему. Слишком был тот чистый, серьезный, грамотный. Это еще Мартын заметил. Он всех и настроил против питерского, рвал на себе рубаху, божился, что подстава. И был прав. Не хватало в питерском настоящего воровского понта, грубости, жесткости. И Рябой не очень верил ему. И в то же время не хотел упускать свой куш. Чума тоже высказал сомнение: зачем Косому было ехать из далекого Питера в Москву, семь верст киселя хлебать? Почему не захотел ограбить кассы у себя дома, где ему все знакомо? Выждал бы месяц-другой, сколотил бы из оставшихся от Водопроводчика ребят шайку и начинал бы щупать кассы. Так нет, приперся в Москву. Собрал на сход всех главарей, стал резаться в карты, показал мастерство, похвастался золотыми вещицами, раскидался золотыми червонцами. Кого хочет провести?

Рябой тогда взбесился. Они поспорили на золотой червонец. Но мнение Чумы перевесило. Сабан и Адвокат с ним согласились. И на последнюю встречу отправили второстепенных парней и самого Рябого. Если подстава — сам виноват, не сумел раскусить легавого.

Сам Трепалов не унывал. Сделали большое дело — удалось ликвидировать почти всю основу Хитрова рынка, оплота бандитов в Москве того времени.

Конец же Хитрова рынка наступил в 1923 году: было принято решение покончить с этим пристанищем бандитов, воров, бродяг и проституток. Милиция оцепила все близлежащие районы и стали прочесывать дворы, осматривать подвалы, чердаки. Были обнаружены несколько притонов, десятки воров отправились за решетку. Часть «населения» рынка выдворили за пределы столицы, больных и немощных отвезли в больницы. Так закончилась история Хитрова рынка и его обитателей.