В революцию – «под Парвусом»[64]

В революцию – «под Парвусом»[64]

Во второй декаде октября 1924 года в «Правде» появился некролог, подписанный Карлом Радеком. Он начинался следующими тщательно обдуманными словами: «В Берлине скончался от удара в возрасте 55 лет Гельфанд-Парвус. Молодое поколение знает это имя как имя предателя рабочего класса, как имя не только социал-патриота, но человека, объединяющего в своем лице вдохновителя германской социал-демократии и спекулянта. Но старое поколение революционеров, старое поколение русских социал-демократов и участников рабочего движения Германии помнит Парвуса другим, помнит его как одного из лучших революционных писателей эпохи II Интернационала. Парвус – это часть революционного прошлого рабочего класса, втоптанная в грязь».

О человеке, в память которого его тайный почитатель и явный противник Радек переосмыслил известный образ «розы на кресте современности», об Израиле-Александре Лазаревиче Гельфанде-Парвусе (1867—1924) – политике, который умел играть на самых острых и напряженных противоречиях своей эпохи, закулисном режиссере исторических событий, без которого, может быть, не случилась бы Октябрьская революция, и пойдет речь.

Годы учения

Наш герой принадлежал к еврейской общине России, из недр которой вышло немало известных людей, и родился за чертой оседлости в Минской губернии, в местечке Березина; когда – точно не известно, но в анкетах будущий Парвус писал впоследствии, что родился 27 августа 1867 года. Отец младенца, нареченного Израилем, Лазарь Гельфанд, был ремесленником – то ли слесарем, то ли кузнецом. Позже Израиль Гельфанд самолично взял себе другое имя – Александр. Сведения о его детстве и юности до крайности скудны. Известно, что после погрома семья Гельфандов перебралась в Одессу. Здесь Израиль учился в местной гимназии, где большое внимание уделялось преподаванию языков, в том числе древних, и классическим дисциплинам. Видимо, именно одесской гимназии он был обязан своим нетипичным для человека из местечка грамотным русским языком и знанием языков европейских.

Александр Парвус-Гельфанд, Лев Троцкий и Леон Дейч в ссылке. 1906 г.

Чуть ли не каждый гимназист в те далекие поры в России считал своим первейшим общественным долгом быть оппозиционным по отношению к царскому режиму. Не был исключением и Гельфанд. Есть сведения, что Израиль примкнул к террористическому крылу «Народной воли». Первый опыт в этом роде, однако, не удовлетворил Гельфанда, и уже в 1886 году он оказался за границей, в Швейцарии, постепенно переходя с имени «Израиль» и еврейского вероисповедания на имя «Александр» и атеизм.

Во время своего первого зарубежного вояжа он предавался в основном чтению запрещенной в России литературы, а также пытался вблизи познакомиться с русскими эмигрантскими революционными организациями. В частности, в том же 1886 году он посетил Цюрих с целью установить контакт с группой «Освобождение труда» (Плеханов, Засулич, Дейч, Аксельрод, Игнатов), потом ненадолго вернулся в Россию, а в 1887 году вновь уехал в Швейцарию. Поначалу он попытался примкнуть к революционным эмигрантским кругам, но взаимопонимания с ними не нашел и даже возмутил Плеханова своим отказом писать статью о Белинском. Это ему принадлежат слова, которые стоило бы выбить на всех твердынях космополитизма: «Вы не знаете, где можно было бы купить родину задешево?» Гельфанд избегает традиционных центров расселения русской эмиграции (Женева, Цюрих и др.) и оседает в Базеле, где поступает в университет осенью 1888 года. Университетские годы выявили в Гельфанде две черты: колоссальную работоспособность, гармонично сопряженную с самонадеянностью, и органичную антибуржуазность, не отделимую, однако, от желания быть богатым.

Первая позволила ему, хотя и не без издержек, пройти путь от новичка до доктора философии, специалиста по вопросам политической экономии. Диссертацию он защитил в 1891 году по теме «Техническая организация труда («кооперация» и «разделение труда»)». Выдержана она была в строго марксистском духе, что не особенно понравилось ученому совету Базельского университета. Но дело было сделано, руки – развязаны, Гельфанд стал образованным марксистом с революционными устремлениями. Затем все та же работоспособность в сочетании c большими талантами позволила ему уже в Германии менее чем за год из никому не известного русского эмигранта с докторской степенью стать журналистом с достаточно громким именем, желанным автором крупных социалистических периодических изданий, а затем – главным редактором самой успешной социалистической газеты в Германии – «Sдchsische Arbeiterzeitung» («Саксонской рабочей газеты»).

Неистощимая теоретическая продуктивность Гельфанда, в 1894 году взявшего псевдоним «Парвус», превратила его в одного из крупнейших марксистских теоретиков на рубеже XIX—XX веков. А когда в 1915 году Парвус начал издавать в Германии свой «Колокол», то первые номера журнала не содержали ничего, кроме материалов, написанных самим издателем. Единственное, что не удалось Парвусу, – это написать свой шедевр, свой «Капитал» или свои «Былое и думы»… уж слишком он был «умственно разбросанным» человеком.

Вторая же из названных черт выразилась в приверженности Парвуса русскому богемному стилю жизни, не совместимому ни с какой буржуазностью. По-своему логично он заявлял в 1918 году: «Изменив своей родине – России, я изменил и тому классу, из которого вышел, – буржуазии. Тогда же я отошел и от русской интеллигенции». Об интеллигенции чуть позже, но пока несколько слов о русской антибуржуазности, о которой много и интересно размышлял Николай Бердяев. Главное в ней – игнорирование всякой жизненной середины, всякой меры, что является оборотной стороной пресловутой широты русского человека. «Русские люди, когда они наиболее выражают черты своего народа, – писал Бердяев в «Миросозерцании Достоевского», – апокалиптики или нигилисты. Это значит, что они не могут пребывать в середине душевной жизни, в середине культуры, что дух их устремлен к конечному и предельному. Это – два полюса, положительный и отрицательный, выражающие одну и ту же устремленность к концу». Вот такую специфическую российскую ментальность Парвус усвоил в полной мере. У него она была сопряжена с двумя основополагающими следствиями. Первое: для Парвуса устремленность к концу и враждебность всякой половинчатости всю его жизнь была равносильна устремленности к революции – социалистической, мировой, несущей с собой конечное устроение человеческих судеб. Средства для достижения такой великой цели годились любые – и «хорошие», и «плохие». Как не церемонился Парвус со своими оппонентами в теоретических дискуссиях, так не цацкался и с партнерами в денежных вопросах. Он был выше – или ниже – добродетели.

Теперь об отношении Парвуса к русской интеллигенции. Русским интеллигентом Гельфанд не был, это точно: он был европейско-еврейским интеллектуалом новой формации, причем левым специфического чекана.

Парвус мог быть самым блестящим теоретиком своего поколения, равновеликим Владимиру Ленину и Розе Люксембург, но не мог быть самым посредственным русским интеллигентом, вечно ушибленным своими «нравственно» – «безнравственно». Он правильно себя оценивал, когда писал в 1919 году в ответ на нападки своих противников: «Являюсь ли я просто моральным дегенератом или мне вообще не присуща никакая мораль? Я этого не знаю, но такова моя жизнь. Таким я был, и таков я есть; судите меня, как хотите, но иного пути я не знаю».

И последнее. Александр Парвус был первым из выходцев из России, кто узкому миру русской революционной эмиграции предпочел большой мир европейского социалистического движения и сумел найти в нем свое место. За ним последовали другие. На определенный период левые граждане России разных национальностей стали экзотической статьей российского экспорта в Западную Европу: помимо Гельфанда, Россия дала ей таких выдающихся социалистических деятелей, как Роза Люксембург, Юлиан Мархлевский и Карл Радек – в Германии, Шарль Раппапорт – во Франции, Анжелика Балабанова – в Италии.

Русские дела Парвуса

В Германии Парвус с феноменальной быстротой сделал карьеру партийного журналиста и штатного теоретика немецкой социал-демократии. К концу 90-х годов XIX века он стал деятельным участником всех партийно-политических дискуссий в СДПГ. Как уже сказано, он стал главным редактором «Саксонской рабочей газеты» в Дрездене, где и были помещены его знаменитые статьи против оппортунизма Эдуарда Бернштейна. В особенности его голос был услышан молодым поколением европейских социалистов. Фактически от их имени Карл Радек давал такую оценку журналистике Парвуса в 1924 году: «Эта газета под его редакцией являлась первой и притом блестящей попыткой постановки революционной ежедневной марксистской газеты. В этой газете в первый раз после Маркса и Энгельса давалось действительно марксистское объяснение мировых событий».

Антиоппортунистические статьи Парвуса стали важнейшим фактором идейно-политического самоопределения Владимира Ульянова-Ленина и всех русских социалистов его поколения. Мартов, Потресов, Ленин горячо поддержали Парвуса в его борьбе с идеями Бернштейна. Ленин в письме своей матери из Сибири просил прислать ему копии статей Гельфанда из «Sachsische Arbeiterzeitung». Мартов перевел на русский язык серию его статей из «Neue Zeit», озаглавленную «Оппортунизм на практике», и назвал их, предваряя публикацию в печатном органе партии «Заря», «мастерски выполненным анализом» («Заря». 1901. № 1—2).

В 1896 году произошла встреча Парвуса с Потресовым, в 1899-м Парвус совершил нелегальную поездку в Россию, где опять-таки встречался с русскими социалистами, обсуждая план издания за границей русской социалистической газеты. В 1900 году в баварскую столицу прибыли сначала Ленин и Потресов, затем Мартов. Еще в России они приняли решение о выпуске партийной газеты. Парвус убедил их наладить издание именно в Мюнхене. В ноябре первый номер «Искры» на папиросной бумаге вышел в свет. Всего на квартире Гельфанда в Швабинге, где он оборудовал нелегальную типографию, было отпечатано восемь номеров газеты.

Для целого ряда видных русских социалистов Парвус стал тогда своего рода наставником по вопросам европейского социализма. В Мюнхене он был единственным из немецких социалистов, с кем Ленин и Крупская встречались регулярно. Тесные отношения связывали его и с Львом Троцким, который вместе со своей женой Натальей Седовой даже жил в его швабингской квартире. Идеи Парвуса на какое-то время захватили более молодого и политически менее искушенного Троцкого. Однако раскол в российской социал-демократии летом 1903 года на II съезде партии привел к тому, что былые единомышленники оказались по разные стороны партийных баррикад. После ряда бесплодных попыток примирить враждующие станы Парвус в конечном счете принял сторону меньшевиков. Между тем на Россию надвигалась революция, в которой Парвусу довелось принять деятельное участие.

В русской революции: 1905—1906 годы

Осенью 1905 года ситуация в России продолжала накаляться, пока не грянула всеобщая октябрьская стачка. 13 октября в Петербурге был создан Совет рабочих депутатов для руководства выступлением. Троцкий, который уже некоторое время находился в России на нелегальном положении, понял, что исторический час пробил, и в середине октября оказался в Петербурге, чтобы занять место у руля революционных событий. Понял это в Германии и Парвус: по фальшивому паспорту он въехал в Россию, и уже в конце октября в Петербурге его встречал Троцкий. Они были первыми из именитых эмигрантов, еще до всеобщей амнистии 30 октября ступившими на русскую землю.

В начале ноября Парвусу и Троцкому удалось прибрать к рукам незначительную «Русскую газету», и тут Парвус проявил все свои журналистские и редакторские таланты. За неделю-полторы целиком изменилось как лицо, так и положение газеты: она стала первым по-настоящему массовым социалистическим изданием. Новая редакция неуклонно проводила курс на общедоступность и живость содержания газеты, уделяя большое внимание яркости в подаче материалов, включая политические. Цену «Русской газете» положили символическую – копейка. В ноябре ее тираж вырос с 30 до 100 тысяч экземпляров, в начале декабря газета выходила уже полумиллионным тиражом. Не лишне добавить, что при прямом участии Парвуса создана и здравствующая поныне в двух ипостасях газета «Известия»: она основана вторым Советом, когда Парвус был его председателем.

Один из доселе мало освещенных аспектов первой русской революции состоял в следующем: когда лидеры российской социал-демократии вернулись в Россию из эмиграции, они обнаружили не только то, что Парвус и Троцкий оказывают магнетическое влияние на столичный рабочий класс и его главную организацию. Ленин и большевики с ужасом увидели, что эти теоретики предвосхитили самое существенное в большевистской программе и тактике, не связывая себя никакими обязательствами по отношению к претендовавшим на первородство большевикам.

Можно представить себе разочарование и досаду Ленина, когда в предисловии Парвуса к сборнику его статей «В рядах германской социал-демократии», вышедшему в свет во время революции, он нашел ясно и четко сформулированными свои самые заветные и затаенные мысли: «Пролетариат должен путем революционного восстания сломить государственную власть. Свергнув правительство, он не должен дать образоваться новому буржуазному правительству, но сам стать на его место, назначить рабочее правительство. Это – диктатура пролетариата. Получив в свои руки государственную власть, рабочие отымают у капиталистов фабрики, заводы, рудники, землю, все орудия производства и делают их общественной собственностью. Таким образом, в основе подрывается та экономическая сила, которая дает капиталистам господство над рабочими. Заодно с этим пролетариат изменяет весь политический строй, превращая армию из полицейской силы для порабощения народа в организацию народной самообороны, а государство из механизма классового господства в стройный порядок общественной взаимопомощи и совместной деятельности».

Так, Парвус с Троцким на корню отвергли выдвинутую либеральной газетой «Русь» идею сотрудничества Совета с либеральными партиями с целью создания временного правительства, считая, что буржуазия у них в руках, а новый свет воссияет с Запада, который последует революционному примеру России. Однако все их расчеты оказались построены на песке: Запад не поднялся, отвергнутая буржуазия вступила в коалицию с царским режимом, крестьянская армия сохраняла верность царю-батюшке. Революция была обречена, но еще не знала этого.

В начале декабря 1905 года исполком Совета был арестован, новый председатель Троцкий чувствовал, как почва уходит из-под ног. Поддержка Советом опять-таки немыслимого, провокационного требования Крестьянского союза об отказе от всех выплат в пользу государства, изъятии из банков всех депозитов и, по идее Парвуса, о выдаче зарплаты золотом привела к такому логическому финалу. Парвус, который по случайности избежал ареста, сумел тут же организовать новый Совет, который действовал уже в подполье. Совет предложил измученным непрерывными забастовками рабочим новую стачку – в знак протеста против ареста первого Совета. Стачка захлебнулась, и Парвус сразу призвал к беспощадной гражданской войне с царским режимом. Это уже была чистейшей воды провокация: рабочие не имели ни опыта боевых действий, ни оружия. Парвус предложил разоружить полицию с помощью брандспойтов, армию же пропагандой разлагать изнутри.

Но члены исполкома Совета постепенно уже начинали прозревать: они в принципе, на словах, одобрили его предложение о вооруженном восстании, а на деле прекратили забастовку с 1 января 1906 года. Парвус подал в отставку, причем удивительно своевременно: 16 января 1906 года члены исполкома нового Совета были арестованы. Парвус скрывался, писал политические брошюры, но 3 апреля арестовали и его. В тюрьме он пробыл недолго – до сентября; его привлекли лишь к административной ответственности, без суда приговорили к трем годам ссылки и по этапу отправили в Сибирь. По дороге, в Енисейске, Парвус напоил до полусмерти конвой и сбежал. Осенью 1906 года он уже был в Германии. Написанная по итогам его пребывания в России книга «В русской Бастилии во время революции» (1907) стала бестселлером и на какое-то время превратила Парвуса в культовую фигуру. О России Парвус забыл без малого на десять лет. Он был сильно занят – занимался своим личным первоначальным накоплением.

Как купить себе революцию на чужие деньги

Уже в 1912 году Парвус – богатый человек, тесно связанный с концерном Круппа и торговой империей Василия Захарова, совладелец ряда банков и финансовых компаний; в его руках сосредоточены поставки зерна в турецкую столицу. Помимо этого он занимался модернизацией турецких железных дорог. Парвус пользовался покровительством турецких официальных кругов, но в то же время покровительствовал социалистическому и националистическому движению в Турции, финансировал газету младотурков.

Когда началась Первая мировая война, Парвус конвертировал свое политическое влияние в подряд на выполнение государственных заказов на продовольствие и оружие. В стратегическом плане он сделал однозначный выбор в пользу Германии с ее союзниками, против российского самодержавия, которое он оценивал как главную угрозу европейскому социализму. На этой оценке основывался удивительный силлогизм Парвуса: победа Германии над Россией – в интересах европейского социализма, поэтому социалисты должны заключить союз с германским правительством для свержения царского режима, в том числе революционным путем. И когда к концу 1914 года выяснилось, что легкой и скорой победы на восточном фронте у Германии не будет, что война с Россией затягивается, Парвус решил выйти из-за кулис.

По ходу своих политических и торговых занятий он познакомился с неким доктором Максом Циммером, уполномоченным германского и австрийского посольств по делам антироссийских националистических движений, которые финансировались Германией и Австро-Венгрией. В начале января 1915 года Парвус попросил Циммера устроить ему встречу с германским послом в Турции фон Вангенхаймом. На приеме 7 января негоциант-социалист заявил германскому послу: «Интересы германского правительства полностью совпадают с интересами русских революционеров. Российские демократы могут добиться своих целей только при условии полного разрушения самодержавия и разделения России на отдельные государства. С другой стороны, Германии не удастся добиться полного успеха, если в России не произойдет революция. Кроме того, даже в случае победы Германии Россия будет представлять для нее немалую опасность, если Российская империя не распадется на отдельные независимые государства».

Чтобы превратиться в более дееспособную силу революции, русские социал-демократы должны объединиться, но на проведение объединительного съезда нужны значительные финансовые средства.

На следующий день, 8 января, фон Вангенхайм направил в МИД Германии телеграмму с подробной информацией о беседе с Парвусом, выразил свое благожелательное отношение к его идеям и передал его просьбу лично представить в МИД выработанный план выведения России из войны посредством революции.

Уже 10 января государственный секретарь МИД Ягов телеграфировал в Генеральный штаб: «Пожалуйста, примите д-ра Парвуса в Берлине».

В конце февраля Парвус был принят в МИД Германии Яговым, в беседе участвовали представитель министерства обороны Ризлер (доверенное лицо рейхсканцлера) и вернувшийся из Турции Циммер. Протокол беседы не велся, но по ее итогам Парвус подал 9 марта в МИД меморандум на 20 страницах, который являлся подробным планом свержения самодержавия в России и ее расчленения на несколько государств. Этот уникальный документ доступен сейчас и неспециалистам: он полностью опубликован в книге Элизабет Хереш «Тайные дела Парвуса. Купленная революция». План содержал три важнейших пункта и прибавление. Во-первых, Парвус предлагал оказать поддержку партиям, борющимся за социальную революцию в России, прежде всего большевикам, а также националистическим движениям. Во-вторых, он считал своевременным разложить Россию посредством пропаганды. В-третьих, ему представлялось важным организовать международную кампанию в прессе против России. В прибавлении, написанном позже, чем основной текст меморандума, Парвус прямо требовал «взять в работу» следующие пункты: «1. Финансовая поддержка социал-демократической фракции большинства, которая всеми средствами ведет борьбу с царизмом. Ее лидеров надо искать в Швейцарии <…> 5. Розыск определяющих фигур русской социал-демократии и русских социалистов-революционеров в Швейцарии, Италии, в Копенгагене и Стокгольме и поощрение их устремлений, поскольку они решились на энергичные и непосредственные действия против царизма. 6. Поддержка русских революционных литераторов, поскольку они выступают за продолжение борьбы против царизма также во время войны <…> 11. Техническая подготовка восстания в России: а) приобретение точных карт русских железных дорог и обозначение важнейших мостов, которые нужно разрушить, чтобы парализовать ж. – д. сообщение; то же самое относительно центральных зданий. Депо, мастерские, на которые надо обратить преимущественное внимание; б) создание запаса взрывчатых материалов, которые нужны для достижения цели в каждом отдельном случае. Необходимо принять в расчет компактность материала и трудные условия, в которых будет осуществляться акция» и т.д.

В середине марта 1915 года Гельфанд становится главным консультантом германского правительства по вопросам революционного движения в России. В конце марта он получил от МИД Германии первый миллион марок на эти цели. По его просьбе деньги, «за исключением потерь, связанных с обменом валюты», были переведены в Бухарест, Цюрих и Копенгаген. Кроме того, МИД аннулировало распоряжение 1893 года, запрещавшее Гельфанду жить в Пруссии. Полиция выдала ему паспорт, который освобождал его от всех ограничений. Революция в России – вот что было той ценой, которую надо было заплатить Парвусу за свою новую родину, за свое прусское гражданство.

В середине мая 1915 года Парвус прибыл в Цюрих, чтобы побеседовать с Лениным, на которого он делал основную ставку в своей политической игре. На прямой контакт с Парвусом Ленин не пошел, но канал связи с ним постоянно держал свободным. Поскольку путь к сотрудничеству с лидером большевиков и большевистским подпольем в России был для Парвуса заказан, он взялся за создание собственной организации, достаточно сильной и эффективной, в том числе в финансовом отношении, чтобы влиять на события в России. Штаб-квартиру организации он решил расположить в Копенгагене и Стокгольме, через которые осуществлялись нелегальные связи русской эмиграции с Россией, Германии – с Западом и Россией. Он вывез из Швейцарии пять российских эмигрантов-социалистов, обеспечив им беспрепятственный проезд через Германию, предвосхитив тем самым знаменитую историю с «пломбированными вагонами». Парвус чуть было не заполучил в сотрудники своего института Николая Бухарина, который отказался от этого предложения только под давлением Ленина. Зато Ленин дал Парвусу в подручные своего друга и помощника Якова Фюрстенберга-Ганецкого, кстати, бывшего члена ЦК объединенной РСДРП.

Компания, которую Парвус легализовал также в Копенгагене, кроме бизнеса занималась и политикой, имела свою сеть агентов, которые, курсируя между Скандинавией и Россией, поддерживали связь с различными подпольными организациями и забастовочными комитетами, координировали их действия. Скоро в сферу деятельности компании вошли Нидерланды, Великобритания и США, однако основные ее коммерческие интересы были сосредоточены на торговле с Россией. Товары были самыми разнообразными – от носков, медикаментов и презервативов до сырья и машинного оборудования. Парвус закупал в России необходимые для германской военной экономики медь, каучук, олово и зерно, а туда поставлял химикаты и машинное оборудование. Одни товары перевозились через границу легально, другие – контрабандой.

На русской границе их передавали представителям петроградской фирмы Фабиана Клингсленда. Агентом этой фирмы была Евгения Суменсон, которая держала связь с Фюрстенбергом-Ганецким. Уполномоченным экспортно-импортной компании Парвуса в Петербурге был адвокат-большевик Мечислав Козловский. Наладить курьерскую службу Парвусу помогал Моисей Урицкий, будущий председатель Петроградской ЧК. Основными банковскими структурами, которые использовались компанией Парвуса в торговых операциях, были Nya Banken (Новый банк) в Стокгольме и Русско-Азиатский коммерческий банк в Петрограде. В 1915 году партнерами Парвуса становятся видные большевики Леонид Красин и Вацлав Воровский: Красин входил в правление Русско-Азиатского коммерческого банка и возглавлял филиал фирмы Сименс-Шуккерт в Петрограде, а Воровский был руководителем отделения филиала и импортно-экспортного бюро, а также представлял интересы компании Парвуса до приезда в Петроград Фюрстенберга-Ганецкого.

Парвус между тем продолжал работать над задачей, под которую германское правительство выделило ему два миллиона марок. Граф Брокдорф-Ранцау принял близко к сердцу идеи Парвуса относительно России и стал постоянным ходатаем по его делам в германском МИД. Это был сильный союзник, который помог Парвусу во многом: например, запустить новый журнал «Glocke» («Колокол»).

С какими результатами работала созданная Парвусом машина? Через графа Брокдорфа-Ранцау Парвусу удавалось если не влиять на позицию германских властей в отношении России, то доносить свою точку зрения до германского руководства, причем самого высокого, включая рейхсканцлера. В меморандуме, поданном в германский МИД, Парвус предостерегал против контактов с царским режимом и попыток заключения с ним сепаратного мира: это похоронило бы, между прочим, планы Парвуса на развязывание в России революции, создание временного революционного правительства, которое и должно было, по выкладкам стратега, заключать сепаратный мир с Германией. Он предлагал подорвать денежное обращение в России посредством гигантской финансовой махинации, что должно было побудить население выступить против царского режима. Он обосновывал необходимость провести мощную пропагандистскую компанию в русской армии, чтобы подорвать ее боеспособность.

Меморандум произвел такое впечатление в Берлине, что Парвуса немедленно пригласили в МИД для консультаций. Финансовый прожект Парвуса поддержки не возымел, но миллион рублей на пропаганду в русской армии он получил. Параллельно с этим Парвус энергично готовил день «Х» в России: им должна была стать очередная годовщина «Кровавого воскресенья», 22 января 1916 года. На этот день намечалась всеобщая политическая стачка, призванная если не похоронить, то максимально расшатать царский режим. На каждого забастовщика Парвус заготовил то ли три шиллинга, то ли полторы марки вспомоществования в день. 29 декабря 1915 года он получил свой миллион рублей на революцию в России, а 11 января следующего года уже забастовали рабочие в Николаеве. 22 января их поддержали 45 тысяч забастовщиков в Петрограде. Забастовки вспыхивали то там, то тут, но не такие многочисленные, как рассчитывал Парвус. Революции не произошло. И германское руководство отлучило Парвуса от власти.

Ситуацию Парвуса изменила только Февральская революция в России. В обстоятельной беседе с графом Брокдорфом-Ранцау он высказал свое убеждение в том, что возможны только два варианта отношений Германии с Россией: или германское правительство решается на широкую оккупацию России, разрушение ее имперской государственной системы и расчленение России на несколько зависимых от Германии государств, или оно заключает быстрый мир с Временным правительством. Для самого Парвуса равно неприемлемыми оказались оба варианта: первый был связан с риском подъема патриотизма русского народа и, соответственно, боевого духа русской армии; второй – с замедлением выполнения революционной программы Парвуса. Для того чтобы стал возможным еще и третий вариант, Парвусу позарез был нужен Ленин. Причем Ленин не в Швейцарии, а в России. Парвус заручился поддержкой германского Генерального штаба и доверил Фюрстенбергу-Ганецкому сообщить Ленину, что для него и Зиновьева в Германии устроен железнодорожный коридор, не уточняя, что предложение исходит от Парвуса. В Цюрих выехал в качестве сопровождающего лица сотрудник Парвуса (и германской разведки) Георг Скларц. Ответ Ленина через Зиновьева телеграммой Фюрстенбергу был скорее отрицательным: «Письмо отослано. Дядя (т.е. Ленин. – Авт.) хочет знать больше. Официальный проезд для отдельных лиц неприемлем. Пишите экспресс-почтой Варшавскому, Клусвег 8».

Неаккуратные действия прибывшего в Швейцарию Скларца побудили Ленина резко прервать переговоры, однако выехать в Россию он не отказался.

Парвус узнал от Брокдорфа-Ранцау о дне отъезда русских эмигрантов из Цюриха 9 апреля 1917 года. Он сразу же сообщил в МИД Германии, что собирается встречать русских в Швеции. Главной целью Парвуса был контакт с Лениным, и его предстояло обеспечить Фюрстенбергу-Ганецкому, который ждал Ленина и его спутников в Мальме и провожал их до Стокгольма. Ленин отказался от встречи с Парвусом: после поездки в «пломбированном вагоне» через Германию с таинственной остановкой в Берлине он перестраховывался. Роль главного переговорщика с Парвусом со стороны большевиков взял на себя Радек: 13 апреля они беседовали в обстановке полной секретности целый день. Видимо, именно тогда Парвус напрямую предложил свою поддержку большевикам в борьбе за власть в России, а они – в лице Радека – ее приняли.

Русские эмигранты двинулись дальше в Финляндию, а Парвус – в германское посольство. Еще 3 апреля Минфин Германии по распоряжению МИД выделил Парвусу пять миллионов марок на политические цели в России; видимо, Циммерманн договаривался с Парвусом об использовании этих огромных средств. Из Берлина Парвус отбыл снова в Стокгольм, где находился в постоянном контакте с членами заграничного бюро ЦК большевистской партии Радеком, Воровским и Фюрстенбергом-Ганецким. Через них шла перекачка германских денег в Россию, в большевистскую кассу. Письма Ленина из Петрограда Фюрстенбергу в Стокгольм пестрят фразами: «Мы все еще не получили от вас денег».

Этот финансово-переговорный процесс прервался в июле 1917 года, когда в Петрограде после неудавшейся попытки большевиков организовать вооруженное восстание в российской печати поднялась волна разоблачений связей большевиков с Парвусом и через него – с германскими властями. Парвус скрылся в Швейцарии.

Между тем закулисная работа по снабжению революционной оппозиции Временному правительству в России продолжалась: «Помимо Гельфанда, бывшего главным связующим звеном между большевиками и берлинским правительством, летом 1917 года большевики имели и другие каналы связи с Берлином. Вполне возможно, что часть денег, выделенных на организацию подрывной деятельности в России, – Эдуард Бернштейн позднее оценил общую сумму примерно в 50 миллионов золотых марок, хотя нам кажется правдоподобной цифра 30 миллионов, – была передана непосредственно иностранной миссии большевиков немецким посланником в Стокгольме». Ту же цифру в 50 миллионов марок, полученных большевиками от Германии, называет и английский историк Рональд Кларк.

В ноябре 1917 года большевики осуществили государственный переворот и захватили власть в России. Они создали новое правительство, которое провозгласило мир своим абсолютным приоритетом. И Парвус немедленно встрепенулся. В Стокгольм его всячески зазывали Фюрстенберг-Ганецкий и Воровский, рассчитывая на связи Парвуса с европейскими социалистическими партиями: советская власть крайне нуждалась в международной поддержке. Ждали Парвуса и в германском МИД: тут он появился во второй декаде ноября. Германские власти были в высшей степени довольны событиями в России и дорожили Советским правительством, сталкивавшимся с огромными финансовыми затруднениями: уже 9 ноября германская казна выделила очередные 15 миллионов марок большевистскому режиму. Еще два миллиона были переданы большевистским представителям в Стокгольме сразу же после переворота в Петрограде.

Но сознанием Парвуса завладела новая idеўe fixe. Под ее влиянием Парвус совершил поступок, который для человека его типа был по меньшей мере странным. О нем пишет Радек как пристрастный очевидец: «Когда пришли известия об Октябрьской революции, Парвус приехал от имени Центрального Комитета германской социал-демократии в Стокгольм и обратился к заграничному представительству большевиков, предлагая от имени пославших его, в случае отказа германского правительства заключить мир, организовать всеобщую забастовку. В личном разговоре он просил, чтобы после заключения мира ему было разрешено Советским правительством приехать в Петроград; он готов предстать перед судом русских рабочих и принять приговор из их рук, он убежден, что они поймут, что он в своей политике не руководствовался никакими корыстными интересами, и позволят ему еще раз стать в ряды русского рабочего класса, чтобы работать для русской революции. Приехав в Петроград с известиями о положении в Германии, я передал Ильичу и просьбу Парвуса. Ильич ее отклонил, заявив: нельзя браться за дело революции грязными руками. Как видно из брошюры Парвуса, изданной после брест-литовских переговоров, он думал, что большевики пойдут на сделку с германским империализмом и что ему, окруженному ореолом человека, который помог заключить компромиссный мир, удастся еще сыграть крупную роль в русской революции. Это была уже мечта политического банкрота». Последнюю жестокую реплику подсказала Радеку сама суровая реальность Советской России.

На что рассчитывал Парвус? На благодарность Ленина и большевиков за оказанные им услуги? Напрасно, Парвус был неудобен Ленину и большевикам, которые в 1917 году входили в силу. И они пренебрегли Парвусом. Этого он не смог пережить. Если его пестрая и многослойная жизнь и имела какой-то смысл, то теперь он был безвозвратно утрачен. Мавр сделал свое дело, мавр мог уходить. И он ушел 12 декабря 1924 года, в тот же год, что и Ленин.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.