С Абакумовым не получилось

С Абакумовым не получилось

Когда Хрущев слышал умствования дураков о том, что для подчинения кого-либо, требуется иметь компромат на него, то презрительно ухмылялся этой глупости. Иметь компромат на кого-либо – это иметь компромат на себя. Ведь суть компромата – это какое-то преступление, и если ты об этом преступлении не донес, то ты соучастник преступления. Вон командующий Киевским военным округом Якир хранил в сейфе компромат на командующего Харьковским военным округом Дубового – расстреляли обоих, хотя и не только за этот компромат.

Надо не компромат иметь, а надо знать, где этот компромат можно найти, после чего дать понять, что при желании ты этим поиском займешься. Вот тогда тот, кого ты берешь за горло, будет стараться, чтобы у тебя такого желания не появилось. И Никита действовал только так – давал понять, и не больше! Особенно много у него осталось «благодарных ему» после войны, когда он многим генералам помог избавиться от разжалования и даже от расстрела, но знал, в архиве какого трибунала или особого отдела нужно искать старое дело, чтобы при необходимости прижать к ногтю или уничтожить строптивого «полководца».

Поэтому, когда в декабре 1949 года его перевели в Москву и избрали Первым секретарем Московского обкома и горкома и секретарем ЦК на место Кузнецова, то он решил не откладывая прижать и подчинить себе министра МГБ Абакумова намеком на то, что знает, где найти компромат об участии Абакумова в «ленинградском деле» и в убийстве Жданова. И дать ему понять, что если Абакумов не подтвердит свою преданность лично Хрущеву, то этот компромат будет найден.

Однако «коса нашла на камень» – Абакумов оказался столь же хитрым, коварным и бесстрашным, как и сам Хрущев.

Никита вошел в кабинет Абакумова на Лубянке несколько дней спустя после своего прибытия в Москву, его сопровождал сам Абакумов и несколько генералов МГБ.

– Ну, глянем-поглянем вашу резиденцию, товарищ Абакумов, – голос Хрущева излучал отеческую доброжелательность. – Где мне сесть?

– Где хотите, товарищ Хрущев, – голос Абакумова был еще более медовым. – Для нас большая честь в том, что вновь избранный вождь московских коммунистов начал знакомство с московской организацией с проведения встречи с партийным активом здесь у нас – в МГБ. Но, товарищ Хрущев, мы назначили на пять…

– А я специально приехал пораньше, чтобы поговорить лично с вами, товарищ Абакумов, – Хрущев посмотрел на присутствующих выпроваживающим взглядом.

– Товарищи могут заняться своими делами, – скомандовал Абакумов и все вышли, а он по приглашению Хрущева подсел к столу напротив Никиты.

– Я, товарищ Абакумов, не только первый секретарь МГК, я еще и секретарь ЦК ВКП(б), имеющий задачу контролировать работу органов государственной безопасности. Так с кого же мне начинать, как не с вас? А у вас, к сожалению, дела обстоят очень, как бы это сказать, непонятно, и я хочу, после этого совещания, прислать к вам комиссию и хорошенько во всем разобраться.

Абакумов неожиданно дерзко посмотрел в глаза Хрущеву.

– А что тревожит партию, товарищ Хрущев?

Несколько озадаченный наглостью Абакумова, Хрущев продолжил.

– Товарищ Абакумов, партия и правительство доверили вам защищать низовой партийный аппарат от вражеских происков, а для этого следить за секретарями обкомов, интересоваться их разговорами, выяснять, чем они живут, как работают.

Как случилось, что у МГБ под носом враги организовали антипартийную группу под руководством Кузнецова и Вознесенского и уже влили в нее тысячу, если не больше, человек, а ЦК и правительство об этом узнали не от МГБ, а от рядовых коммунистов?

Абакумов ответил, продолжая спокойно и дерзко смотреть на Хрущева:

– Виноваты, товарищ Хрущев, очень виноваты, но не было ни малейшего сигнала, – демонстративно сделал вид, что задумался. – Хотя нет, что-то вспоминаю, кажется, летом 1947 года поступил от службы прослушивания сигнал о совещании Кузнецова и Вознесенского еще с кем-то на лесной речушке во время рыбалки. Я, каюсь, как-то не придал этому значения, но комиссия ЦК этот сигнал, безусловно, найдет, и если там было что-то серьезное, то я, как коммунист, готов понести любое наказание.

Хрущев от негодования даже побледнел и в его голове вскипела ярость: «Ах ты гад! Так ты об этом разговоре знал?! Шантажируешь, сволочь?! Но что же делать? Что делать?! Ладно, ты победил. Но я тебе этого не забуду!». Улыбаясь, Никита постарался сохранить лицо и вынести этот удар от Абакумова как можно спокойнее.

– Ваша искренность внушает доверие, товарищ Абакумов, пожалуй, мы повременим с комиссией, но вы подготовьте на мое имя объяснительную записку по этому вопросу и готовьтесь к выговору.