Дневник заседаний III Археологического съезда в Киеве, 1874 г.

Дневник заседаний III Археологического съезда в Киеве, 1874 г.

2 августа

Заседание Отд[еления] церковных древностей.

Прот[оиерей] Лебединцев читал археологическую историю Софийского собора. Сначала проследил по летописи историю построения собора. София существовала уже в X в. при Ольге, в 935 г. Она была деревянная и стояла не на том месте, где явилась потом нынешняя церковь. Референт долго разбирал летописные известия о времени постройки каменного храма Ярославом. Он отнес основание собора к 1037 [г.] и освящение ко времени митр[ополита] Феопемп[та], устранив митроп[олита] Ефрема. Говоря о церковном значении храма, о[тец] Лебединцев разобрал значение слов «митрополия» и «епископия» в древних памятниках и вывел заключение, что София называлась митрополией как митрополичья кафедральная церковь. Объясняя значение храма для мирян, референт высказал нерешительно мысль, что в нем, кроме поставления митрополитов и епископов, происходило и настолование великих князей киевских с особым церковным обрядом. Потом рассмотрен им вопрос, по какому образцу строили храм. Разбирая его архитектурные части, автор нашел в них сходство с собором св. Марка в Венеции и другими церквами, но решительно отвергал мысль, что София киевская построена по прямому образцу Софии цареградской. Гораздо интереснее были собранные в реферате известия о дальнейшей судьбе первоначального храма. Вместе с Киевом он потом падал и разрушался; с конца XVI в. им завладели униаты. Когда Петр Могила возвратил его православным, храм был в совершенном разорении: службы в нем не было, галереи обвалились, на кровле росли деревья, внутри его водились скоты и звери. Даже гора Софийская была в запустении: в 1630-х годах на ней стоял крест, поставленный кн[язем] Острожским, с надписью, приглашавшей окрестных жителей селиться на опустелом месте. Обновление Софии принадлежит киевским митрополитам XVII в., преимущественно Варлааму Ясинскому при содействии гетманов Самойловича и Мазепы. Очень любопытны были выведенные автором из мелких разысканий указания на то, что осталось от старинной Софии в ныне существующем храме.

После возражений, сделанных г-ном Поповым, среди которых автора поддерживали Срезневский и гр[аф] Уваров, указавший, что киевская София вовсе не такое подражание Софии цареградской, каким была последняя по отношению к церкви св. Виталия в Равенне, даже в основании своем, в прямолинейном корабле, непохожем на овал, вписанный в квадрат, как в Софии цареградской и в св. Виталии, — референт прочитал еще любопытный очерк судьбы фресков Софийского собора. Он признает их современным построению церкви произведением, замазанным известью уже в XVII веке митрополитами из знати. Все сообщение богато отовсюду собранными любопытными указаниями, но не обработано литературно и потому несколько утомило публику.

З августа

Заседание IV отделения. Реферат Костомарова о значении княжеской дружины.

К[остомаров] начал с определения тесного и широкого смысла слова «дружина» и в последнем смысле объяснил известие летописи о том, что Владимир советовался с дружиной о ратех и строе земском, причем в его совете участвовали и недружинные элементы, епископы и старцы градские. Все, что говорил референт о бродяжническом, разбойничьем характере дружин и князей, об их взаимных отношениях, давно хорошо было известно, и с теми примерами из летописи, на которых основываются подобные выводы. Любопытно, что говорил К[остомаров] об отношении боярства к дружине. По его мнению, это два различные класса. Дружина, княжие мужи — это люди, лично и исключительно привязанные к князю, а не к земле. Бояре, напротив, и не принадлежали к дружине, были местные влиятельные люди, земский, а не служилый класс. Влияние их основывалось на крупном землевладении: это были местные крупные земельные собственники. Отличие бояр от княжих мужей видно из того, например, что первые князья сажают по городам мужей своих, а не бояр, что Святослав в походе советуется только с дружиною, а не с боярами; напротив, желая разделить землю между сыновьями, обращается за советом к матери и боярам, а не к дружине и проч. Землевладельческое значение боярства доказывал К[остомаров] указанием на земельные богатства бояр новгородских, на известие летописи, что по смерти Андрея Боголюбского во время усобицы его братьев и племянников в Суздальской земле дружина Юрьевичей после победы бросилась грабить боярские села. Самым ярким выражением земского характера автор признает боярство древнего Новгорода. Дружина не только отличалась резко от боярства, как подвижной бродячий класс от оседлого земского, но часто действовала наперерез, враждебно к боярству; примеры такой вражды указывал К[остомаров] в истории Галича XII и XIII вв. Со второй половины XII в. начинается перемена в характере княжеской дружины, подготовившая ее исчезновение в последующее время. В нее начали вступать земские элементы. Былины представляют примеры подобного перерождения дружины. Впервые оно заметно становится в летописном рассказе о дружине Изяслава Мстиславича во время борьбы его с Юрием. Это изменение шло с двух сторон: во-первых, бояре вступали в состав дружины, становились княжими мужами; во-вторых, члены дружины приобретали земские связи, земельную собственность, некоторую оседлость. В Москве XIV в. уже нет дружины. Бояре московские — слуги местного князя, как и все, окружающие последнего. Бояре, теряя земское значение, помогли главным образом и возвышению Москвы: изменой бояр других княжеств в пользу Московского объединилась Северная Русь около Москвы.

Таковы основные мысли референта. Чтение это, неровное, старчески то вскрикивавшее, то шептавшее, повторило всем известное и не указало самых важных сторон в значении дружины старинных князей. Даже определение дружины неясно: референт сам признался, что не может сказать, принадлежали ли к дружине люди, составлявшие дворовую служню князей, повара, конюхи и т.п. Из каких элементов состояла дружина, какими названиями характеризовались ее составные части, — об этом не сказано ничего определенного. Все, что сказано было оригинального о боярстве, основано на сомнительных соображениях и случайно встретившихся указаниях летописи. Впрочем, и самая мысль о земских боярах в старинных русских княжествах далеко не новость. Референт не прибавил новых доказательств в пользу этого шаткого предположения. Аргументы, им представленные, недостаточны и спорны. Прежде всего не объяснено, каким образом сложился этот класс, чем отличался от старцев градских и какое положение занимал между княжеской дружиной и главами родовых союзов, не принадлежа ни к той, ни к другим. Потом автор ничего не сказал о боярах, служивших князьям, входивших в состав дружины. Надобно разобрать тщательно известия летописи XI и XII вв., которые показывают, что боярство издавна составляло часть дружины, высший слой ее и что летопись употребляет слово «дружина» иногда безразлично к составным частям ее, иногда в смысле только низших слоев; этим объясняется мнимое различие между дружиной и боярами. Княжим мужем назывался и боярин, и простой дружинник; где бояре думающие, где мужи храборствующие, где ряд полчный, говорит князь XII века, определяя состав княжеских военных сил, бывших в поле. Совсем некстати было указывать на боярство новгородское для определения боярства Южной княжеской Руси: в Новгороде строй общества получил местное земское развитие, свободное от княжеского и дружинного влияния. Вообще в рассуждениях о боярстве К[остомаров] еще раз обнаружил шаткость своих ученых представлений о ходе общественного развития Древней Руси. Сюда относится и сказанное им о возвышении Москвы, и положение, будто Древняя Русь не знала различия сословий. Это вводит его в противоречия с собой. Сам же он сказал потом, что слово дружина заменилось позднее выражением «бояре и дворяне».

Верхом совершенства было то, что последовало за чтением К[остомаро]ва. Едва дав председателю договорить обычное краткое приглашение к возражениям, поднялся молодой человек, и, едва взошед на кафедру, он разрешился неудержанным патологическим потоком слов, как принявший глауберовой соли. Он зачастил так нервично и вместе монотонно, что трудно было разглядеть мысль сквозь бьющуюся пену его глаголания. Он говорил о том, что сверх ожидания К[остомаров] не воспользовался для своего реферата одним богатым источником, на который он же, как это и во всем было в последнее время, первый обратил внимание, именно на остатки исторического эпоса в Южной Руси. Он говорил о том, что об этих остатках будет особый реферат, что они собраны и скоро будут изданы им и Антоновичем, что в них отразилось живо это превращение бояр в дружину, что… И много разных вводных вещей говорил оппонент, без устали и остановки, без запятых и точек, как телега, несомая закусившей удила лошадью по кочкам и канавам; не говорил только ничего оппозиционного предшествовавшему референту. Проговорив об этом много и порывисто, оппонент решился прочитать публике образцы этого эпического творчества, оставшиеся в Южной Руси от времен первых князей. Он начал читать, и, к удивлению, послышались легкие стихи лирической песни, певшей о том, как нанимались молодцы к пану на службу, как делили они добычу и т.п. Отрывки живо напоминали времена казачества XV и XVI вв., его походы в придунайские земли, и ни одной прямой и свежей черты, рисующей княжескую дружину IX—X вв. К довершению беды один из прочитанных отрывков был даже рифмован.

Референту возражал Головацкий.

4 августа

Осмотр Софийского собора, Михайловского Златоверхого м[онасты]ря, церкви Василия (стр[оительство] Святослава Всеволодовича в конце XII века) и Десятинной. Руководил о[тец] Лебединцев.

Вечером рефераты о[тца] Амфилохия о влиянии византийской иконописи на русскую, Прохорова и Петрова о греческих минологиях, или прологах.

5 августа

Утром общее заседание съезда. Реферат Забелина о пределах археологии как науки: ее предмет — единичное творчество человека, как предмет истории — творчество общественное. Против говорил Никитский; разобрав статью Забелина об археологии, он поставил предметом этой науки только изучение вещественных памятников старины, след[овательно] дал ей чисто служебное место подле истории. Потом гр[аф] Уваров рассматривал, какие памятники старины составляют предмет археологии. Говорил что-то еще Павлов.

Вечернее заседание по Отделению языка и словесности. Тихонравов читал историю статьи об отреченных книгах. Показав ее возникновение на Востоке, ее дальнейшее развитие, референт изложил ее перенесение Киприаном на Русь, ее дополнение в XV в. под влиянием еретического брожения жидовствующих, в XVI [в.] под влиянием мнений о кончине мира и начатков западных веяний (бояр[ин] Карпов в нач[але] XVII в. читает в латинской книге о рае), под влиянием распространившейся астрологии и пр. Любопытная сторона книги — то, что в ней отражались сменявшиеся умственные и литературные движения русского общества. Затем Григорович резюмировал свою статью о мариупольских греках. Вечер заключился рефератом Драгоманова, который прежним стилем и с прежней логикой читал больше часа библиографический очерк песен о кровосмешении. Выходило, что из литературного сказания они распространились у юго-западных славян, оттуда в Южной Руси, которая передала их Руси Северной. Возражали Уваров, Костомаров, Барсов, Петров, Миллер и Яковлев.

6 августа

Этнография и география. Читал Забелин о Страбоновом описании Таманского полуострова, Никитский о трех торных торговых дорогах из Новгорода к немцам: одной из них был поднявший Псков путь чрез этот город на Узу и Шелонь, принимающую эту последнюю. Корсаков читал статью Износкова о названиях сел в Казанской губернии: каймары были черемисы, — следы вытеснения инородцев, бежавших в Вятскую губернию, где основали село с тем же названием; в северо-зап[адной] части Лаишевского у[езда] ряд сел татарских с черемисскими окончаниями их имен на «салы» — знак отатарения черемис; село, имя которого означает бестолковый: имя татарское, жители черемисы. Указана статья Золотницкого о местных названиях в «Каз[анских] губернских] ведомостях]» 1871-[18]72 гг. Возражал Попов. Рефераты Головацкого и Гатцука не состоялись по отсутствию референтов.

Вечером Отделение античных древностей и византийских. Модестов читал об имени Ярина, встречающемся в помпейских надписях раз 10. Видно, что это был сначала раб, потом отпущенный на волю и ставший известным городу. Он веселый человек, посетитель люпанар. Референт дал этому мужу славянское происхождение. Ф. А. Терновский читал сравнительную характеристику византийских хронографов Амартола и Манассии, имевших влияние на наших летописцев и составителей хронографов. Амартол с аскетическим миросозерцанием влиял на них своими понятиями, Манассия — своей изысканной риторикой. Возражал Тихонравов, показавший по древнейшей редакции русского хронографа, так называемого] Еллинского летописца, что вторая часть его, следующая за палеей, несравненно больше заимствует из Иоанна Антиохийского, или Малалы, чем из Георгия Амартола. Референт перечитал еще слова греческие, перешедшие в русский язык путем хронографов: кровать, уксус, руга, сани, ливад; накры по Тихонр[авову] — ? ?????. Реферат Мищенко и возражения Иванова не представляют интереса.

7 [августа]

Утром осмотр Братского м[онасты]ря. В актовой зале академии большое и любопытное собрание портретов. В церкви монастыря направо в каплице икона, о которой рассказывают, что в XVI в. крымские татары при уходе из Киева, ими разгромленного, взяли ее в плот для переправы, но она выплыла и сохранила на себе следы татарских ударов мечом. Налево в серебряном ковчеге остатки мощей разных святых, в том числе между преп[одобным] Нестором и Вас. Амасийским мощи «Св. Илии Муромца». Над царскими дверями кипарисный (6-конечный) крест, которым патр[иарх] иерусалимский Феофан благословил в 1620 г. основывавшуюся академию. Крест делан на Афоне в 1600 г., и на рукоятке славянская надпись. У стены той же церкви могила путешественника Барского, с плитою в стене, где стихи Рубана. Из Братского монастыря поездка за город в Кирилловскую церковь, бывший монастырь, теперь обращенный в богоугодные заведения. Эта церковь построена в XII в. дочерью Мстислава В[ладимировича] Марией, бывшей замужем за Всеволодом Ольговичем. Из-под толстого слоя извести открыты фрески, которыми была украшена вся церковь. Наиболее ясно расчищены фрески в алтаре и правом приделе. В алтаре под куполом Тайная вечеря, напоминающая картину Софийского храма. Ниже изображение святителей в больших размерах. В правом приделе изображение Божьей Матери, благословляющей св. Кирилла; наверху уцелела надпись, признаваемая палеографами современной построению церкви. Представив себе всю церковь украшенной такими фресками и устранив позднейший безобразный иконостас, признаешь внутренность храма очень красивой по изящной византийской орнаментовке. Налево от входа могила отца св. Димитрия Ростовского.

Вечером вольное заседание съезда. Беда Дудик на немецком читал о гробницах в Моравии; указал три их разряда и некогда существовавший путь торговый из Ольвии в Моравию, которым доставлялись вещи, найденные в гробницах.

Некоторые из них немецкого происхождения, другие — неизвестно чьи. Новакович по-сербски читал о сербской цивилизации по памятникам XIII и XIV вв. Дополнял реферат Тихонравов. Проф[ессор] познанский Дзяловский по-польски читал об урне одной и заключил тенденциозно. Всем троим отвечал на языке каждого Григорович.

8 августа

Утром общее заседание. Предмет — область археологии, ее задачи и границы. За самостоятельность и широту науки говорили Уваров и Забелин, ограничивали область ее вещественными памятниками Никольский и Драгоманов, последний с обычным пустословием и продолжительностию. Участвовал в прениях Попов. Сказано много опрометчивого, и не выяснено дело.

Вечером Отд[еление] общественного и домашнего [быта]. Никитский отвечал Маркевичу злой заметкой. Мержинский разбирал, осмеивая, соч[инение] Ласицкого о литовских богах «De diis Samogitarum».

Антонович заметил, что имена божеств, заимствованные от животных, заслуживают вероятия: овечий, коровий, заячий и т.д. Маркевич о местничестве. Головацкий говорил о литовских идолах, о которых он и не знал, что они лет 50 тому подделаны, на что указал Уваров. Иващенко, профессор Нежинского лицея, читал о языческих остатках в шептаниях южнорусских. Яковлев резко указал на ошибки реферата касательно мифического значения шептаний, впрочем не разъяснив этих ошибок. Прения бурны и беспорядочны, как и вечером.

9 авг[уста]

Утром Отд[еление] языка и письма. Иловайский о славянстве болгар. Возражал шумно Григорович, указавший на одно переводное житие, где болгары названы уграми; Попов и Ягич, сказавший, что филология не находит ни малейшего следа славянства в именах первых болгарских царей. Григорович указал слова финского корня в болгарск[ом] языке, впрочем нерешительно: хорувати — говорить в собрании, капище — кумир и др., распространившиеся из болгарской церковной письменности. Срезневский о глаголической рукописи Киевской академии, содержащей церковную службу католическую. Петров указал на другой фрагмент такого же свойства. Леже — о другой турской глаголической рукописи XIV в. Барсов — о Слове о полку И[гореве].

Вечером Отд[еление] искусств и художеств. Мурзакевич — о Влахернской иконе Б[о]гоматери, гр[аф] Толстой и поляк из Варшавы — о миниатюрах псалтырей, один Сергиевского, другой киевского конца XIV в., Оссовский — о происхождении шифера в Киеве и еще кто-то о чем-то.

10 авг[уста]

Утром осмотр церкви Спаса на Берестове и Печерской лавры. Следы старинной кладки очевидны в средней части здания. На чердаке под карнизом открыта фреска: ангел с шаром в руке. Придел направо есть прежняя вежа с бывшим столбом и лестницей вокруг него. Обновлен храм Могилой. На стене изображение Меркурия Смоленского с луком, колчаном и в странной шляпе. Главная церковь в лавре внутри обновлена после пожара, кажется, 1718 г. Живопись новая. Стены и хоры уцелели старые. Над царскими воротами икона Успения, принесенная Феодосию с неба. Налево по стене изображения жертвователей храма: Сангушки, Вишневецких, Острожских, Сагайдачного; первые в княжеской одежде, один даже с скипетром. Тут же гробница кн[язя] К.И. Вишневецкого, заботившегося о православных церквах и школах, воеводы киевского, как значится в надписи; очень хорошее бронзовое изображение лежащего вооруженного воина. Направо в приделе старинная икона Рождества Б[огороди]цы, пред которой молился Игорь Ольгович перед смертью. Ближе к западным дверям гроб Феодосия. Налево у алтаря гробница митр[ополита] Михаила. В ризнице нет вещей старше Алексея Михайловича. В пещерах ближних 76 гробниц с мощами, в дальних 43. Место первого поселения братий в последних. На горе, где построен первый деревянный храм Феодосием, теперь стоит каменная церковь, построенная полк[овником] Мокиевским в конце XVII в. Это на самом берегу Днепра. В ограде гробница Остен-Сакена. Близ большой церкви у трапезы могила Искры и Кочубея. При входе в большую церковь направо могила Натальи Долгоруковой. Великолепен ковчег на главном престоле большой церкви, деланный в Италии и пожертвованный императ[ором] Николаем, с агатовыми колонками, также евангелия гетманов и царские.

Вечером заседание Отд[еления] восточного. Брун читал о названиях Киева Самват и Манкерман. Первое он производил из армянского: так звали, кажется, Льва Философа армяне. Второе — татарского происхождения и значит «Большая крепость». Первое — у Константина Багрянородного, второе — у путешественников более позднего времени. Гаркави излагал известия арабских писателей о Руси, деливших ее на три ветви: киевскую, славянскую (новгородскую) и третью, имя которой всего вероятнее относить к Смоленску. Это, впрочем, есть в сборнике, изданном Гаркави.

11 [августа]

Поездка в Гатное, на раскопку курганов. Разрывали три кургана. В одном, «Вовча могила», нашли горшок, урны, каменное долото, железное копье, скелеты в беспорядке вокруг скелета молодой девицы и под нею скелет мужчины без украшений. Фантазии археологов. В другом, на краю того же села, бронзовое зеркальце, вазу и скелеты, в третьем столб деревянный с следами сожжения. Физиономия села Гатного. Певец. Никольский монастырь и хутор его.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.