Глава 3 Интеллектуальное развитие в IV в.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3

Интеллектуальное развитие в IV в.

Противостояние философов и афинских властей не было следствием демократического устройства. С неменьшей неизбежностью оно бы случилось при самодержавии или олигархии. Дело в том, что полис, долгое время влиявший на мировоззрение, лишился доверия людей. Новые, жизненно важные интересы завладевали умами, причем очень быстро, в отличие от более древних времен. Предметом всепоглощающих исследований и изображения становилась отдельная личность и ее качества: ее интеллектуальные способности и религиозные представления, сочетающиеся, например, в царе-философе или конституционном монархе; ее внутренняя психология, моральный кодекс и способность к обучению. Потенциал человека исследовался в более широких рамках, чем современный ему полис. Человеческий разум проникал в мир идей, настолько оторванных от политических соображений, что только амбиции или совесть могли заставить философа стать правителем. Темами для исследования снова стали антропология, география и этнография. С распространением книг быстро развивалась и наука. Сумма человеческих знаний, увеличиваясь, обобщалась в великих философских школах, не сомневавшихся в силе человеческого разума. Интеллект человека словно прорвался сквозь стены полиса, озарив своим светом окружающий мир.

В области истории Фукидид не имел наследников. Сопоставимые исследования войны и полисной политики предпринимались только в таких узких областях, как труды Энея по тактике, Демосфена – по практической политике и Аристотеля – по теоретической политике. Исследователи современной истории шли новыми путями. Ксенофонт Афинский (ок. 430–354 гг.), который провел большую часть своей взрослой жизни в изгнании, в «Анабасисе» приводит блестящее описание военных приключений. В своих мемуарах он освещает самые разные темы, составлявшие предмет его интересов: это конница, охота, управление хозяйством, царская власть, афинские доходы, личность Сократа и суд над ним, конституция Спарты, жизнь Агесилая. Личные симпатии Ксенофонта к олигархии и Спарте так же явно проступают в «Элленике», охватывающей период с 411-го по 362 г., как и в его менее значительных трудах. Ксенофонт умел подмечать поразительные события и ярких личностей. Его сочинения дают нам непосредственное представление о сценах после битвы при Аргинусских островах или о суде над Фераменом, о находчивом Агесилае, энергичном Ясоне, беспринципном Эвфроне. Однако он довольно поверхностен. Мы не найдем у него анализа политического развития, который задал бы центральную тему, а расцвет Фив не объясняется иными причинами, нежели воздействием безымянной сверхъестественной силы (daimonion). Теопомп Хиосский (ок. 378 – ок. 305 гг.), чьи сочинения дошли только в отрывках, будучи богатым, юношей учился в школе Исократа в Афинах и трижды изгонялся с Хиоса как олигархический вождь. В основе его трудов, содержащих географические, этнографические, политические и моральные отступления, лежат кропотливые исследования. Но интересовала его преимущественно личность, а критерием при ее оценке была личная мораль, поэтому и олигархи, и демократы не избежали сурового суда этого scriptor maledicentrissimus[69]. В названии его главного сочинения – «Филиппика» – признается тот факт, что личности оттеснили полисы с переднего края исторических событий.

Эфор из малоазиатской Кимы (ок. 405–330 гг.) писал всемирную историю, выстраивая ее вокруг Греции. Его повествование о греческих событиях, начиная с возвращения Гераклидов и заканчивая воцарением Филиппа, было продолжено его сыном Демофилом до конца Священной войны, а рассказ о персидских событиях оканчивается на вмешательстве Персии в осаду Перинфа. До нас дошли лишь фрагменты этого труда, но он широко использовался многими поздними авторами, от которых остались многочисленные сочинения. На Эфора гораздо сильнее, чем на Теопомпа, повлиял его учитель Исократ. В его интерпретации событий IV в. панэллинизм и федеративное развитие играют более важную роль, чем личность. Вследствие заострения внимания на всеобщем мире (koine eirene), о чем известно благодаря пересказу Диодора Сицилийского, кульминацию событий он видит в объединении Греции при Филиппе. Скорее ученый, чем человек действия, Эфор взял на себя грандиозную задачу по обобщению трудов предшественников и создал общую структуру древней истории. При рассмотрении древнейших преданий ему свойственна академическая манера утомительного рационализирования, что ведет к обманчивой ясности в тех местах, которые Геродот, например, разумно оставлял необъясненными. При описании позднейших событий Эфор обнаруживает хорошее понимание военно-морской тактики, но в сухопутной войне он разбирался настолько слабо, что его описания битв и осад имеют ценность только как образцы риторического письма. То, что Эфор обладал большой эрудицией, видно по его экскурсам в историю возникновения городов и всемирную географию, но, в отличие от Геродота, он не путешествовал. Колоссальный объем его материала расположен по темам, а не по архонтским годам. Он приводит моральные суждения, уступающие в жесткости суждениям Теопомпа, и явно симпатизирует Эпаминонду. Фрагмент исторического сочинения, известного как труд историка Оксиринха – или под этим именем скрывался Теопомп, Эфор или беотийский автор Даимах, – является образцом углубленного и тщательного изучения политики, топографии и хронологии, которым отмечены работы великих историков IV в.

В своем подходе к истории Теопомп и Эфор многое позаимствовали у жившего в V в. Элланика Лесбосского, который исследовал мифологию, хронологию и местную историю, но особое внимание уделял этнографии. Самая знаменитая его работа «Аттис», или местная история Афин, появилась около 402 г. В ней он относит начало правления первого афинского царя к 1796 г. (в нашем представлении – начало среднебронзового века), а гибель Трои – вероятно, к 1240 г.; биографию Тесея он приводит со множеством подробностей, а свое повествование заканчивает последними годами Пелопоннесской войны. За Эллаником последовало множество местных историков. Ктесий Книдский, около 405–397 гг. бывший врачом у царя царей, написал историю Персии и Индии, содержащую абсурдные фантастические и романтические рассказы, типичные для позднего греческого романа, но в его время считавшиеся вполне достоверными. В материковой Греции самой знаменитой местной историей стал «Аттис» Андротиона. Находясь в изгнании, он около 342 г. опубликовал систематическое исследование истории Афин с возникновения города до 346 г., особое внимание уделив историческому периоду. На Западе выдающуюся историю Сицилии сочинил Филист Сиракузский (ок. 430–355 гг.). Он также писал в ссылке и посвятил почти половину своего труда тирании Дионисия, репутацию которого старательно защищает. Эти местные историки, чьи труды уцелели лишь в отрывках, обеспечили материалом многих последующих авторов.

В то время как история процветала, поэзия находилась в упадке. Лирическая жизнерадостность, истоки которой лежали в идеализме и религии Афин V в., исчезла в IV в. с изменением обстановки. Трагедия застыла на том уровне, на который ее подняли великие трагики. Драмы Еврипида все чаще ставились в многочисленных театрах греческого мира, чему способствовал рост интереса к психологии личности, романтическим темам и светским проблемам. Популярностью пользовались также пьесы Агафона, младшего современника Еврипида. Выступления хора стали у него живописными интерлюдиями в реалистическом действии, а некоторые сюжеты Агафон придумал без оглядки на мифологическую традицию. В IV в. было сочинено много трагедий, но неумолимое время приговорило их к забвению.

IV в. оставил нам две комедии, обе написанные Аристофаном. В «Женщинах в народном собрании» афинские женщины захватывают Пникс. Устав от мужчин-политиков, своекорыстных, сварливых и непоследовательных во внешней политике, они провозглашают новый порядок – общность имущества и супругов, а также и молодых людей при условии, что молодые рабыни и проститутки останутся не у дел. Праксагора, добившаяся больших успехов в демагогии, стремится стать могущественным полководцем, явно угрожая свободам нового коммунистического государства. В «Богатстве» (388), услышав предложение вернуть зрение слепому богу Богатству, старая и уродливая Бедность приходит в ярость. Именно она породила все блага демократии; благодаря ей люди остаются достойными, честными и храбрыми, в то время как Богатство превращает их в обманщиков и лизоблюдов. В этих комедиях еще присутствует политическая направленность, но она потеряла свою остроту. Темы «правления женщин» и «богатства по заслугам» выбраны скорее за их социальные, а не политические следствия. Персонажи комедий – ленивый горожанин, честный крестьянин, хитроумный наблюдатель, похотливый юнец, развратная старуха, циничный жрец, торгаш Гермес – иллюстрируют не политическую сцену Афин, а социальные нравы города IV в. Новый порядок – пародия не столько на демократию, сколько на философские идеи, которые в то время выдвигал, а позже опубликовал в своей «Республике» Платон. Ситуации в комедиях ближе к реальной жизни людей – жульнические исцеления в храме Асклепия, пародия на утонченную любовную песню в модном городе. В «Женщинах в народном собрании» Аристофан утверждает, что он открыл для комедии новый источник, из которого льется смех, а не сатира. Реплики автора отсутствуют; роль хора настолько незначительна, что в тексте «Богатства» порой появляется лишь ремарка: «Выступление хора» без всяких стихов. Предание гласит, что в старости Аристофан сочинил две пьесы без стихов для хора и без политической сатиры и что эти пьесы представляют собой добродушный фарс с изящным сюжетом, которым будет отмечена комедия, возрожденная Менандром. В знаменитых стихах Платон прощается с самым плодовитым поэтом своей эпохи: «Грации искали храм, который никогда не рухнет, и они нашли сердце Аристофана».

В беспокойной обстановке IV столетия процветала риторика. В частной жизни были широко распространены судебные процессы, а государственные деятели защищали свою политику перед народным собранием или сражались за свою жизнь, подобно гладиаторам, перед народными судами. Поскольку тяжущиеся должны были выступать лично, они нередко нанимали профессиональных ораторов для написания речей. Одним из таких писателей был Лисий, афинский метек, время деятельности которого приходится примерно на 403–380 гг. Отступив от довольно напыщенного стиля Антифона, он добивался убедительной прозрачности выражения, близкой к разговорной речи, а его стиль был достаточно гибким, чтобы соответствовать личности тяжущегося. Другой метек, Исей, чьи пространные речи относятся к периоду около 390–353 гг., сочетал достоинства стиля Лисия с большим разнообразием при отображении личности тяжущегося и более энергичным изложением подробной аргументации. По сравнению с ними Андокид, лично выступавший в судах около 410–390 гг., был дилетантом, чья врожденная гениальность особенно ярко проявлялась в драматической силе его повествований; он преподал пример прямоты и энергичности великим политическим ораторам, жившим в эпоху Филиппа и Александра. Ни в один другой период не появлялось такое созвездие одаренных ораторов. Демосфен, Эсхин, Гиперид, Гегесипп, Ликург, Демад и сочинитель речей Динарх послужили образцом для римских, а через них для европейских и американских ораторов. Величайшим среди них был Демосфен. Его искусство дикции, ритма и антитезы подвергалось такому же тщательному изучению, как искусство Фукидида. Он пробуждал у своей аудитории эмоции благодаря самым разнообразным эффектам, недоставало только юмора. Напряженность его чувств, живость аргументации, скорость повествования настолько поражают разум современного читателя, что тот вынужден нередко вопреки своим убеждениям согласиться с точкой зрения Демосфена.

Достойным соперником непревзойденной аттической риторики была письменная проза. В то время как для Ксенофонта характерны природное очарование и легкость, Исократ (436–388) заложил основы продуманной художественной прозы. После недолгой карьеры сочинителя речей он около 392 г. обратился к преподаванию риторики и развил в себе талант политического эссеиста. Он пользовался художественными приемами Горгия, но гораздо щедрее; его метафоры, поэтические слова, сбалансированные клаузулы и ритмические оконцовки насыщают текст, своей видимой простотой сильно напоминающий стиль Лисия. Исократ выработал периодический стиль, более уравновешенный, плавный и мощный, чем стиль Фукидида, но в своем сладкозвучии нередко впадающий в монотонность. Исократ сочетал достоинство речи с точностью, а ясность с приукрашиваниями. Его сочинения стали образцами высокого стиля, принимавшего форму эссе, панегирика или открытого письма, и повлияли на стиль Эфора, Теопомпа, Ликурга, а впоследствии и Цицерона. Равным образом повлияло на последующих авторов и продуманное расположение содержания, направленное на достижение наибольшей убедительности. Тема сочинений Исократа, например в «Панегирике», опубликованном в 380 г., развивалась в соответствии с тщательно скомпонованным планом. Эта сторона его учения позволила Эфору и Теопомпу при написании исторических сочинений придерживаться тематической, а не летописной формы, а ораторам обращать больше внимания на расстановку своих аргументов.

Менее возвышенный, но прелестный стиль использовался в «диалогах», которые представляли собой разговор, реальный или вымышленный, в литературной форме. Ксенофонт включал подобные диалоги в рассказ о Кире Великом и в свои воспоминания о Сократе, но им была свойственна больше разговорная легкость, чем драматическая сила. Настоящим мастером диалога был Платон. Из-под его пера выходили живые персонажи, чьи аргументы звучали убедительно, а читатель получал возможность заново ощутить радость интеллектуального познания. Немногие образцы прозы и поэзии столь же волнующи, как завершение «Федона», и столь же прекрасны, как описание любви устами Диотимы в «Пире». Стиль Платона поразительно гибок. Автор описывает сцену, изображает характер, выстраивает диспут и выражает духовную веру с одинаковым изяществом, так как его сочинения вне зависимости от настроя представляют собой «бесшумный поток и великолепие», с которыми несопоставим ни один диалог последующих авторов. Аристотель также славился своими диалогами (которые до нас не дошли). Во многих из своих крупных сочинений Платон и Аристотель чаще пользуются последовательным изложением, отличающимся четкостью определений и логики. Немногие эпохи сравнятся своими достижениями в прозе с достижениями Исократа, Платона, Лисия, Ксенофонта, Демосфена и Аристотеля.

С ослаблением претензий полиса и привлекательности ортодоксальной религии люди начали терять смысл существования. Не имея четких идеалов, при передаче детям образцов поведения они полагались больше на формальное образование, чем на семейное воспитание. Во время Пелопоннесской войны было известно несколько форм образования. Софисты предлагали для амбициозных людей специализированное образование, особенно в области законодательства и политики. В Афинах Сократ вел дискуссии о теоретической основе знания и поведения. Спарта продолжала давать традиционное государственное образование всем своим гражданам. В IV в. софисты распространили свое ремесло по всему греческому миру, зачастую пропагандируя ложную философию поверхностных знаний и эгоизма. У Сократа было много сторонников, и в разнообразии их взглядов проявилась многосторонность его гения. Спартанская система образования находила многих поклонников: ведь в отличие от большинства государств Спарта почти не знала межпартийной борьбы, революций и тирании. Интересное сочетание влияния Сократа и спартанского образования представляет собой полуисторическое-полуфантастическое «Обучение Кира» («Киропедия») Ксенофонта, в котором Персии VI в. приписывается идеализированная форма спартанского образования. Ксенофонт желал, чтобы юноши учились справедливости и чести, потому что их отсутствие ведет к бесстыдству, которое является причиной всех нравственных и политических зол; в то же время он намеревался воспитывать полезных граждан военизированного сообщества.

Первое высшее образовательное заведение, аналогичное современным университетам, было основано в Афинах Исократом. Он преследовал нравственные и практические цели, рассматривая грамматику, арифметику, искусство диспутов и литературу как базовые предметы предварительного образования, а учеников, которые приходили к нему на три или четыре года, настраивал не на изучение теоретических основ знания, а на постижение искусства передачи своих знаний в устной и письменной форме. Исократ не разрабатывал теорию этики, а принимал наивысшие стандарты традиционной морали. Он выступал как защитник требований не индивидуальных амбиций и не полисной политики, а Греции в целом, так как искренне верил, что наивысшие интересы отдельных людей и полисов состоят в достижении общегреческого единства. Исократ внимательно наблюдал за работой своих учеников и сам подавал им пример речами и сочинениями на темы панэллинизма. Поскольку Исократ взимал плату, недоброжелатели зачисляли его в софисты, но сочинения Исократа свидетельствуют, что в преподавании он исходил из своих убеждений, обладал высоким чувством личной и национальной чести и был озабочен политическими и социальными проблемами своей эпохи. Он надеялся, что его ученики станут политиками нового, просвещенного типа.

Величайший из последователей Сократа, Платон (ок. 429–347 гг.), основал около 387 г. академию. Там он преподавал теорию знания, являвшегося, по его мнению, истинной основой мудрости, поведения и политики, и тем самым строил интеллектуальную религию взамен ортодоксального благочестия. В то же время он пытался внедрить свою интеллектуальную религию в систему практического полисного образования. Начальное и среднее образование, по его мнению, должны вести ребенка через процесс подражания и привыкания к практической деятельности и пониманию разумных принципов. Поскольку образец для подражания должен быть совершенным, Платон изгнал из своей «Республики» недостойных поэтов и музыкальные жанры. Дар разума, пробуждаясь, должен постепенно взять верх над жадными и своевольными сторонами личности или «души». Достигнув «гармонии», душа готова к постижению принципов; но поначалу это постижение основано лишь на обучении и наблюдении. Финальным плодом образования является познание мира абстрактных идей. Созерцание этого мира – наивысшее назначение философа. Внедряя этот тип образования в своем идеальном государстве в «Республике», Платон имеет в виду, что граждане будут разделены на классы в соответствии со своими способностями; эти классы будут выполнять те обязанности, к которым они приспособлены, в качестве правителей, воинов и трудящихся. Граждане не будут иметь ни семей, ни частной собственности. Их дети будут воспитываться государственными няньками, обучаться правильной музыке, литературе и гимнастике, проходить двухгодичный курс военного образования, а затем получать высшее образование, если окажутся к нему пригодными. В высшей школе они должны проходить теорию чисел, планиметрию и стереометрию, астрономию и гармонию. Лишь немногие избранные студенты перейдут к изучению философии, которая приведет их к созерцанию абсолюта. Эти немногие станут правителями государства не вследствие своего превосходства, а вследствие чувства долга.

В «Республике» Платон основное внимание уделяет природе добродетели и справедливости, а план своего идеального государства приводит лишь в общих чертах. В «Законах», над которыми он трудился, вероятно, примерно с 360 г. до самой смерти, его интересует в первую очередь практическая политика, и поэтому он более подробно описывает свою систему образования, которая претерпела некоторые изменения. Дети должны оставаться в семье до шести лет, но ходить с трех лет в школу-ясли под присмотром воспитательниц. После шестилетнего возраста мальчики и девочки должны содержаться раздельно в соответствующих общежитиях, но проходить, насколько возможно, один и тот же курс образования в государственных школах, управляемых министром образования, персонал которых состоит из опытных учителей, набранных в других государствах. Если ученик совершит проступок, и он, и его учитель должны подвергаться телесному наказанию. Посещение школы должно быть обязательным на том основании, что «ребенок в большей мере собственность государства, чем родителей». Вслед за физическим воспитанием в форме обучения танцам и борьбе и музыкальным образованием должны последовать изучение литературы, арифметики, геометрии и астрономии; расписание должно составляться под надзором министра образования. Женщины должны играть в государстве равную с мужчинами роль, участвуя в играх и войнах и имея полное право на любые виды деятельности при условии, что социальная мораль будет диктовать им высокие стандарты сексуального поведения. Женщины-чиновники будут надзирать за яслями и консультировать семейные пары в первые десять лет брака; как мужчины, так и женщины должны участвовать в общественных обедах, организуемых государством. В государстве, которое описывается в «Законах», важную роль играет религия, поскольку истинное знание проистекает из двух источников – религиозного созерцания и интеллектуального образования. Верховный контролирующий совет государства, с приданными ему всевозможными советами, должен набираться из людей выдающихся добродетелей, благочестия, геометрических и астрономических знаний. Они же правят и государством, описанным в «Республике», хотя то имеет другое устройство.

Государство, для которого Платон разработал такую модель образования, представляет собой полис спартанского образца: его экономика не урбанизированная и не морская, а сельскохозяйственная; число его жителей ограничено постоянной цифрой в 5040 семей граждан; трудится исключительно неполноправное население; накопление капитала находится под таким контролем, что самая зажиточная семья богаче самой бедной не более чем в четыре раза. Класс граждан, каждое семейство которых владеет двумя неотчуждаемыми земельными участками, имеет достаточно досуга для образования и участия в политике. В своем государственном устройстве Платон старался сочетать достоинства монархии и демократии. Править должны сами по себе законы. С другой стороны, должностные лица станут представителями народа, а народ окажется столь справедлив и разумен, что будет с готовностью соблюдать все законы.

Аристотель из Стагира (ок. 385–322 гг.), в последние двадцать лет жизни Платона являвшийся членом академии, а в 335 г. открывший конкурирующее учебное заведение в лицее, точно так же верил в значение образования для полиса. Поскольку каждый человек уникален в сознательном управлении своими поступками, задача политика – вести полис к правильной жизни. Главным помощником политика становится воспитатель, который учит разум граждан отличать правильное от неправильного, а волю граждан – совершать правильные поступки. Аристотель тоже считал, что государственное образование должно быть обязательным и всеобщим для членов класса граждан, и в качестве предметов для образования называл те же, что выделял Платон в «Республике» и «Законах». Праведник ведет двойную жизнь: он хороший гражданин, руководствующийся практическими знаниями, и одновременно созерцатель сущности философии. Идеальное государство Аристотеля также соответствует спартанскому образцу в том, что касается экономики, классовой структуры и изоляции от современной ему коммерции и капитализма; его устройство тоже относится к смешанному типу. Политическая цель воспитателя – привести здравые суждения граждан в соответствие с суждениями хорошего законодателя, который добивается того, чтобы личность или «душа» всего государства отразилась во всех его частях.

В то время как Исократ предвидел переход от независимого полиса к более широкой общности и соответственно этому разрабатывал свой курс обучения, Платон и Аристотель считали полис, причем в практическом смысле полис спартанского типа (хотя они подвергали критике государственные институты и цели Спарты), высочайшей формой политического существования человека. С первого взгляда их консерватизм вызывает недоумение. Тем не менее они верно подметили, что греческий полис породил наивысшие достижения цивилизованного человека, и их вера в потенциальные возможности полиса оставалась непоколебима. Необходимым условием они считали ограничение размеров полиса, чтобы все члены общины знали друг друга и своих правителей. Еще более странной выглядит их попытка наделить полис новой религией, когда наивысшее положение будут занимать не люди действия, а созерцатели, и обязанные при этом быть правителями полиса. Нам интеллектуальная религия подобного уровня представляется всеобщей религией, поднимающейся выше расовых пристрастий и выше политики. Возможно, Платон с этим согласился бы. Но в глазах Аристотеля лишь грек по своей природе был способен развить в себе такое восприятие. По мнению обоих, высшее интеллектуальное понимание доступно лишь для аристократов разума. По этой причине политическое устройство их идеальных государств кажется нам антилиберальным, но для Платона с Аристотелем оно представлялось необходимым. Наша вера во всеобщее образование как потенциальный уравнитель является фундаментом политической демократии; вера греческих философов в интеллектуальную аристократию вела к признанию необходимости авторитарного режима во главе с интеллектуаламиолигархами. Платон и Аристотель надеялись, что другие граждане признают превосходство последних без колебаний, но они так и не преодолели фундаментальное противоречие, препятствующее созерцателям стать правителями, законодателями или членами комитетов, ибо созерцатели в первую очередь хранят верность интеллектуальной религии, которая перерастает пределы полиса.

В основе философии Платона лежало утверждение Сократа о том, что добродетель – это знание. В своих ранних диалогах Платон подвергает испытанию прежние теории знания и находит в них изъяны. Поскольку восприятие основано на узнавании, Платон (в первую очередь в «Федоне») определяет знание как «воспоминания» души о нематериальном мире идей, о которых душа знала до тех пор, пока не оказалась заключена в теле, и которые познает снова, когда покинет тело. Целью образования в таком случае является освобождение высочайшего качества души – ее интеллектуального восприятия – от помех в виде бремени низших качеств, потребностей и желаний, чтобы познать истинное счастье и конец земного бытия в созерцании абсолюта. Мир идей нематериален. Однако именно он первопричина материального мира, и его принципы очевидны для тех, кто понимает движение материи, особенно движение небесных тел. В мире идей на первом месте стоят «добро и красота». «Никто из смертных, – говорит Платон в конце «Законов», – не может стать твердым в благочестии, если не усвоит двух только что указанных положений. Первое – душа старше всего, что получило в удел рождение; она бессмертна и правит всеми телами; второе – в звездных телах, как мы не раз говорили, пребывает ум всего существующего».

Аристотель, чей отец был врачом, в своем подходе стоял ближе к биологии. Семя уже содержит в себе сущность предмета, который из него произрастает, будь то овца или дуб; семя – побуждающее начало, материя – среда, рост – действие, а реальность, скрывающаяся в семени, – конец (или окончательная форма) предмета. Аналогично и в случае с рукотворными предметами, будь то чаша или трагедия: человек является побуждающим началом, металл или слова – средой, рост или «создание» – действием, а законченный предмет – концом. Для сотворения требуются все эти четыре компонента, которые в этом смысле являются «причинами»; между ними существует соответствие, выраженное в том, что окончательная форма уже присутствует в семени или человеческом разуме и определяет рост или создание. Как сущностью глаза является то, что это орган зрения, так и сущностью отдельного человека является то, что он – разумное и нравственное существо. Эта сущность присутствует в нем с самого начала как его «душа» или «форма».

«Душа» или «форма» человека в одном отношении уникальна. Животные, а также дети стремятся к тому, что их органам чувств кажется благом. Человек хранит в памяти чувственные восприятия и делает на их основе заключения, но он обладает также интуитивным разумом. Именно интуитивный разум постигает всеобщие принципы, которые управляют моралью и познанием. Интуитивный разум, как считает Аристотель, божественен и нематериален; и хотя он присущ каждому человеку как часть его души, он может существовать вне тела или души и созерцать самого себя. Аналогично и во Вселенной, которая состоит из 54 концентрических сфер с Землей в центре и 55-й сферой в качестве крайнего предела, есть несколько разумных сил (божественных, как и интуитивный разум человека), которые задают вращение сфер, а «неподвижный движитель», Бог, представляющий собой «благо» или «предмет желания» Вселенной, управляет ее движениями посредством привлекательности и существует только в самосозерцании. Процесс жизни и движения во Вселенной и в живой природе не имеет ни начала, ни конца, и один лишь Бог неподвижен и недвижим.

Разумеется, невозможно дать хотя бы самое поверхностное представление о двух величайших философах древности в нескольких фразах. Невозможно вкратце описать и колоссальные достижения академии и лицея во всех областях знания. Например, «Законы» Платона основаны на подробнейшем исследовании теории и практики аттического законодательства, которое явилось основой для эллинистического законодательства и повлияло на римские законы. «Политика» Аристотеля в сочетании с заметками об устройстве 158 греческих государств (сохранилась до наших дней лишь Athenaion Politeia) и негреческих политических организаций стала фундаментом для позднейших политических теорий и наставлений. Систематическое исследование зоологии, предпринятое Аристотелем, ботаники – Теофрастом, теории музыки – Аристоксеном (оба были его учениками) заложило основы научных методов наблюдения, классификации и дедукции. Серьезно продвинулись в познании математики, геометрии и механики друг Платона Архит Тарентский, Теодор Киренский, Теэтет, Евдокс и Менехм. В эту чрезвычайно энергичную эпоху неискушенное любопытство греческого разума возбуждали эстетика, этика, психология, литературная критика, хронология, география и многие другие предметы.

Антисфен Афинский (ок. 455–360 гг.), поклонник Сократа, и Диоген Синопский (ок. 400 – ок. 325 гг.) подняли бунт против усложненной жизни и требований полиса. Они признавали взаимосвязь между знанием, добродетелью и счастьем, но идеальные условия счастья искали в возврате к первобытной жизни и самодостаточности. Они отвергали все социальные отличия и другие черты полисной жизни как основанные на условностях, презирали ортодоксальную религию за фабрикуемую ею ложь и изучали древнейшие предания и жизнь животных в надежде прийти к истинному пониманию естественных законов. По их мнению, личность является свободной и самодостаточной, когда она управляет своими страстями, уверена в своем разуме, не обращает внимания на социальные или религиозные запросы и удовлетворяется жизнью попрошайки. Диогену хватало бочки в качестве жилья. Поскольку в своем аскетизме он свел физические потребности к минимуму и удовлетворял их простейшим образом, не заботясь о социальных условностях, он заслужил прозвище «собака», а его учеников стали называть «последователи собаки» – киники. Они ревностно пропагандировали свое учение в устной и письменной форме. До нас дошли отрывки из стихотворений Крата Фиванского (ок. 365–285 гг.). Он пишет о пристанище, куда не долетают волны современной жизни, где человеку хватает чеснока, чабреца, горсти фиг и корки хлеба и никто не затевает войн ради богатства или славы, и о том, что его дом и город – не какая-либо башня, обнесенная стенами, а вся обширная земля.

Еще один поклонник Сократа, Аристипп Киренский, был проповедником индивидуализма, который презирает узы общества и религии и находит счастье в просвещенном гедонизме. О его философии мало что известно, кроме того, что в эллинистический период она повлияла на Эпикура.

Скульптура и живопись, техника которых стала еще более совершенной по сравнению с V в., искали новые источники вдохновения в натуралистическом и гуманистическом обращении к новым и традиционным темам. Статуя Мира с младенцем Богатством, изваянная из мрамора скульптором Кефисодотом Афинским в честь заключения мира 374-го или 371 г., изображает женщину, нежно взирающую на играющего ребенка у нее на руках. Такая же легкость позы и нежность чувств выражается в статуе Гермеса с младенцем Дионисом работы Праксителя Афинского (расцвет творчества приходится на 364 г.), мраморный оригинал которой был найден в Гереоне Олимпийском (фото IX). В этих изображениях антропоморфных божеств подчеркивается человеческая, а не божественная сторона. Художники умело передают изящество человеческого тела и эмоциональность людских взаимоотношений, не добиваясь божественной величественности и грандиозности. Текстура поверхности и плавность изгибов фигур Гермеса и Диониса являют собой новый реалистический подход, отличающийся законченным совершенством. Самой знаменитой работой Праксителя была нагая Афродита Книдская: богиня положила свои одеяния на стоящий сбоку кувшин с водой и отдыхает, застыв в изящной позе. Плиний считал эту скульптуру прекраснейшей в мире, а Лукиан восхищался «ее мягким взглядом и лучащейся в ее глазах жизнерадостностью». Хотя скульптор изображал богиню любви, выбранная поза и реалистичное окружение скорее напоминают живую натурщицу, куртизанку Фрину, среди любовников которой был и Пракситель. В его статуях ребенка Аполлона, убивающего ящерицу, ребенка Эрота и девочки Артемиды из Антикиры видна безмятежность юности, а позолоченная статуя Фрины из Дельф представляет собой одно из первых портретных изображений в греческой скульптуре.

Скопас Паросский, славой соперничавший с Праксителем, изображал более сильные эмоции в сценах движения – амазонки в битве, менады в экстазе, Любовь в порыве страсти и желания. Леохар изваял прекрасные портреты Исократа и Филиппа, Эвранор – Платона, а Бриаксид – Селевка. Четыре художника – Скопас, Леохар, Бриаксид и Тимофей – наиболее известны по скульптурам, оставшимся от Мавзолея, построенного в Галикарнассе после смерти Мавсола в 353 г. Скульптурные портреты Мавсола и Артемисии являются хорошими иллюстрациями к замечанию Аристотеля о том, что художник передает индивидуальные черты личности, но делает изображение более красивым, чем модель; реализм по-прежнему сдерживался идеализмом искусства и разума. То же самое характерно и для фризов, на которых с большой смелостью, композиционной силой и невиданной доныне интенсивностью эмоций изображены битвы амазонок и греков.

Этот стиль достигает вершин в творчестве Лисиппа Сикионского (работал ок. 328 г.), славившегося своими портретами и батальными сценами. Его статуи производят впечатление очень высоких благодаря небольшой голове и стройному, прямому телу. Лисипп создал новый канон пропорций взамен довольно приземистых поз прежней скульптуры и шире использовал третье измерение, пример чему – статуя юноши (Apoxymenus), держащего в вытянутых руках скребок. Сам Лисипп утверждал, что прежде художники изображали людей такими, какие они есть, а он изображает их такими, какими они кажутся глазу, и что за образец он берет не работы других художников, а саму Природу. Его бронзовые портреты Александра так верно передают наклон головы в позе отдыха и мягкое выражение глаз, что царь запретил изображать себя всем прочим художникам. Не менее знаменитыми были сцены охоты и боев, изображающие Александра и его гетайров в движении. Ни одна из этих скульптурных групп не дошла до нас, но аналогичные сцены на саркофаге Александра (фото X) созданы под их влиянием.

Живопись в этом столетии также достигает расцвета, который в первую очередь связан с именем Апеллеса Колофонского; манера его творчества напоминала манеру Праксителя и Лисиппа. Его самая знаменитая картина изображала Афродиту Анадиомену, выходящую из воды и отжимающую волосы во вполне естественной позе, стоя, как и Афродита Книдская, у кувшина с водой. Восхищение вызывали также его портреты Филиппа и Александра и автопортрет; натуралистический реализм Апеллеса восторженно описывается в миме Герода, где девушка восклицает перед картиной Апеллеса: «Если ущипнуть это нагое тело, на нем появится синяк; я так и чувствую его тепло и как оно вздымается в такт дыханию. И вол, и ведущий его человек, и идущая следом девушка, и мужчина с крючковатым носом, и юноша с растрепанными волосами выглядят как живые. Я едва не закричала, испугавшись, что вол бросится на меня».

Во время Пелопоннесской войны на горном кряже в аркадских Бассах был построен величественный храм Аполлона Спасителя. Он отличается дорическим стилем и не так приукрашен, как Парфенон, но имеет новые черты: в нем используются ионические колонны, у двух из них коринфские капители и одна отдельно стоящая коринфская колонна в целле. Еще шире используются колонны и коринфский стиль в большом дорическом храме Афины Алеи в Тегее (ок. 350 г.), который соперничает с Эрехтейоном в изысканности отделки и с Парфеноном в утонченности конструкции. Эволюция коринфского капителя была дорийским достижением; такой капитель стал характерной чертой грекоримской архитектуры. В IV в. были также созданы храм Зевса в Немее, шестой храм Аполлона в Дельфах и храмы Асклепия и Артемиды в Эпидавре. Большое мастерство было проявлено при строительстве в Дельфах и Эпидавре круглых толосов, или ротонд, в которых внутренняя целла окружена внутренним и внешним кругами колонн соответственно коринфских и дорических. Круглый Филиппеон в Олимпии, начатый Филиппом и законченный Александром, был окружен ионическими колоннами, а внутренняя стена целлы была украшена фальшивыми коринфскими колоннами. В Сицилии и Италии тревожные времена препятствовали строительству храмов. В Малую Азию навязанный силой мир принес процветание. Здесь были построены огромные храмы в ионическом стиле – храм Артемиды в Эфесе (стилобат размерами 105 на 51 м) и храм Аполлона в Дидиме под Милетом (109 на 51 м). Их роскошь не была отмечена никакой новизной стиля, за исключением скульптурных колонн-барабанов в Эфесе. Храмы были построены также в Приене и Сардах, а колоссальный Мавзолей в Галикарнассе считался одним из семи чудес света.

С храмами в великолепии соперничали светские здания: арсенал Филона в Афинах длиной около 120 м, Терсилион, или Зал собраний Аркадской лиги, в Мегалополисе размерами 66 на 53 м со сплошной крышей, подпираемой каменными колоннами, и Леонидеон, или жилые помещения в Олимпии, длиной 80 и шириной 74 м, с комнатами, окружающими внутренний дворик с дорическим перистилем, и внешней колоннадой из 138 ионических колонн. Несомненно, такими же были и величественные постройки Дионисия в Сиракузах, предшественники дворца Агафокла с «60 ложами». Самые прекрасные из всех уцелевших сооружений IV в. – каменный театр в Эпидавре (ок. 350 г.) с полукруглым зрительным залом 118-метрового диаметра и театр в Афинах (ок. 330 г.), вмещавший около 17 тысяч зрителей. Оба они отличаются замечательной акустикой и используются по своему назначению в наши дни. При финансовом режиме Ликурга в Афинах был также построен Панафинейский стадион длиной 259 м из поросского камня. Не менее типичны для IV в. массивные, но изящные крепостные стены, башни и ворота (иногда со сводом) в бесчисленных городах по всей Греции, Сицилии и южной Италии. Среди них особенно знаменита крепость в Мессене, которая выдержала не один штурм спартанцев.

Эти крепости свидетельствуют о страхах, присущих IV в. Разбойники, пираты, мародерствующие наемники и бесконечные войны заставляли многих людей селиться в укрепленных городах, сторожевых башнях или фортах. С упадком ортодоксальной религии страх толкал тех, кто не находил утешения в философии или гуманизме, в сторону более глубоких суеверий. Ответы оракулов в Дельфах и Додоне, прорицания и толкования знамений получили широкое распространение, например, среди солдат Тимолеонта. Одни люди, подобно Ксенофонту, смутно верили в безымянную божественную силу. «Если кого-либо удивит мой совет обращаться к Богу, – говорит он, – то не столь удивлен будет тот, кто часто подвергается опасности;…ибо боги открывают нам будущее через жертвоприношения, знамения, голоса и сны». Другие, как Тимолеонт, поклонялись Случаю и считали, что им «везет». Как никогда широко по всему греческому миру распространились мистические религии, особенно орфизм. Но наиболее характерной для этой эпохи роста индивидуализма была вера в божественную силу великих людей, которая заставляла принимать Лисандра или Филиппа за «богов». Время от времени происходили вспышки суеверных страхов, что случалось и во время Пелопоннесской войны. Одна из них привела к расколу Аркадской лиги, другая – Фокийского государства. Не исключено, что это была одна из причин, по которой осуждал Афины Аристотель, едва спасшийся от казни, бежав в Халкиду (323); и она же привела к уничтожению всякой памяти об Аристотеле и гонениям на философов по обвинению в «неблагочестии», происшедших в Афинах в 306 г. Даже в центре греческой культуры, где процветали интеллектуальное просвещение и искусства, они вызывали заметную враждебность со стороны политиков и общества, которое бывало охвачено суеверными страхами, угрожавшими подорвать саму основу цивилизации. Македонская монархия была основана на более примитивной, но крепкой религии. Цари из рода Аргеадов были поклонниками греческой культуры; Александр финансировал первую большую библиотеку, принадлежавшую Аристотелю, а его ученые во время кампаний на Востоке собирали сведения для Аристотеля и других исследователей. Македонские цари старались, подобно Периклу, сочетать политическую власть с интеллектуальным просвещением, но в более широких, чем полис, масштабах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.