После войны. Возвращение в родные края

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

После войны. Возвращение в родные края

После окончания боев, 29 мая 1945 года, Ивану Ефимовичу Петрову было присвоено звание Героя Советского Союза. То ли радость победы смягчила Верховного, то ли он понимал, что уже просто нельзя не отметить генерала Петрова за все содеянное им в годы войны, но справедливость восторжествовала: генерал армии Петров наряду с другими начальниками штабов был удостоен этого высокого звания. Я связываю присвоение звания Героя с решением Сталина потому, что высший командный состав представлялся к этой награде по его личному указанию или по согласованию с ним.

В соответствии с соглашением, выработанным союзниками, для контроля за выполнением требований, которые вытекали из Акта о капитуляции вооруженных сил фашистской Германии, было сформировано несколько групп войск. Центральная группа войск на базе 1-го Украинского фронта была создана 10 июня 1945 года, она располагалась в Австрии и Венгрии со штаб-квартирой в Вене. Командующим группой был назначен маршал И. С. Конев, а его заместителем – генерал армии И. Е. Петров. Группа войск занималась не только контролем за выполнением Акта о капитуляции, но и помогала местным органам власти и населению ликвидировать последствия войны, налаживать работу предприятий и транспорта.

В сентябре Петрову позвонили из Москвы и спросили: даст ли он согласие быть командующим Туркестанским военным округом?

Ничего лучшего для себя Иван Ефимович не желал. Было большой радостью вернуться в родные края, где прошла его молодость, где жили его мать, сестра, многие друзья. Именно эти края он считал своим домом. Согласие он дал немедленно. Так же быстро пришел приказ, и в том же сентябре Иван Ефимович выехал сначала в Москву, а затем в Ташкент.

В это время Юра Петров и я учились в Москве в Академии имени Фрунзе. И Юра и я поступили на учебу после ранения и госпиталя. В стенах академии мы с ним встретились впервые после того, как расстались перед войной в Ташкенте.

Юра за годы войны окреп, возмужал, но был все такой же веселый, порывистый, я бы даже сказал, непоседливый. Кроме учебы он увлекался фотографией, ходил по Москве с лейкой. Носил ее на груди на ремешке в постоянной готовности. Снимал дома, скульптурные фрагменты, прохожих, заинтересовавших его.

Вскоре после начала учебы Юра женился. В конце этого же года у него родился сын, первенец, Володя, он живет и здравствует по сегодняшний день.

Затем родился второй сын. Его в честь деда назвали Иваном. Дед души не чаял во внучатах, они, пожалуй, больше жили у него в Ташкенте, чем в семье молодых родителей. Надо сказать, что семейная жизнь у Юры не сложилась, они с женой вскоре разошлись.

Желая видеть в своих внучатах продолжателей военной династии, дедушка направил их в суворовское училище, с радостью любовался внуками в суворовской форме. Но и тут подстерегала Петрова беда – не закончив училища, Ваня заболел, у него был обнаружен рак. Теперь на Новодевичьем кладбище лежат в одной могиле два Ивана Петровых – генерал армии Иван Ефимович Петров и суворовец Иван Юрьевич Петров.

Сентябрь – месяц для слушателей академии отпускной. Вот тогда, в сентябре 1945 года, и произошла моя первая встреча в Ташкенте с Иваном Ефимовичем. Он только что получил назначение на должность командующего округом, а я приехал в Ташкент в отпуск к своим родителям. Не буду повторять то, что написано в одной из первых глав об этой встрече, только дополню свой рассказ тем, что я там опустил.

Я не хотел в начале повести обращать внимание читателей на свою судьбу, на то, что позднее описал в главе «Несколько слов о себе». Мне думалось, что эти факты из моей биографии на первых страницах отвлекали бы от главной, центральной фигуры повествования – Ивана Ефимовича Петрова, потому и оставил некоторые детали напоследок.

А заключаются они вот в чем. Когда я пришел в дом командующего и часовой разрешил мне позвонить, показав кнопку звонка, а затем вышел на крыльцо Иван Ефимович, первое, что он воскликнул, увидев меня, были такие слова:

– О, Володя, арестант, живой!

А потом, когда он ввел меня в дом, обнял, расцеловал и, отступив на шаг, откровенно разглядывал меня и особенно ордена, которые были на гимнастерке, вот тут он сказал:

– Ну, молодец, не растерялся. Даже стал Героем Советского Союза!

Иван Ефимович не только знал о бедах, которые меня постигли, но и поддерживал моих родителей в те трудные дни.

Вот что пишет мне племянница Ивана Ефимовича, дочь его сестры Анны Ефимовны, Галя. По мужу она стала Завьяловой, живет сейчас в Москве.

«Сожалею, и очень сожалею, что все письма от дяди Вани не сохранились, а их было много – и к маме, и к тете Тане (вторая сестра Ивана Ефимовича, которая жила в Ташкенте. – В. К.), и к бабушке (мать Ивана Ефимовича. – В. К.), и ко мне. Как бы они помогли вам сейчас.

Я узнала о вашей беде еще в 1942 г., но все годы считала, неудобным спросить у вас: а за что?

Напишу вам своими словами содержание одного из писем дяди к тете Тане. Видимо, ваша мама – Лидия Логиновна – просила тетю Таню написать дяде о вас, о вашей беде. И вот в одном из писем дядя писал тете Тане, чтобы она обязательно сходила к вашей маме и передала, что во Владимира Карпова он верит, что правда обязательно восторжествует и что Володя еще себя проявит только с положительной стороны и мама будет гордиться, что воспитала такого сына. Просил также передать, что со своей стороны сделает все возможное для доказательства вашей невиновности, но что при существующих условиях (война) сделать сейчас ему очень трудно, но, несмотря на всю его занятость, он вас не забывает.

Это письмо пришло, по-моему, еще из Севастополя.

И вот пошли мы с тетей Таней к вашей маме с этим письмом, и, пожалуй, с этого момента я и познакомилась близко с вашей семьей и вашей мамой, замечательной доброй женщиной. Жаль, что и она и мои близкие уже ушли из жизни.

Ведь для меня и моих сестер дядя Ваня являлся буквально вторым отцом. Моего отца убили кулаки в 1929 г. при организации колхоза, а нас у мамы осталось четверо от 12 до 4 лет и бабушка. Уехать бабушка от нас не могла, т. к. оставить нас было не на кого. Моя мама работала сельской учительницей, и вот дядя и еще тетя Таня взяли заботу о нас всех. Они помогали не только материально, но и внимательно следили за нашими успехами в школе и поведением. Благодаря их заботам мы все получили высшее образование, стали коммунистами, честными тружениками и патриотами. До последних минут жизни дядя находил время интересоваться всеми нашими делами и всегда подсказывал правильное решение в трудных жизненных ситуациях.

Еще раз сожалею об утраченных письмах и других документах.

Спасибо вам, Владимир Васильевич, за память о дяде, за ваш большой труд, рассказывающий правду о его жизни.

С уважением Г. Завьялова

10.12.83».

Перечитывая эти строки, вспоминаю, как я после фронта навестил семью Гали Завьяловой. Они жили в небольшой комнате на Плющихе: мать Анна Ефимовна, муж Гали – Виктор, двое сыновей – Володя и Егорушка. Жизнь была трудная, было голодно, на столе стояла соленая капуста и вареная картошка, больше ничего не было. Но как в тот вечер мне было тепло в этой доброй, хорошей семье! Мы говорили про Ивана Ефимовича, Татьяну Ефимовну, Юру, моих родителей. Галя рассказывала, как моей матери было трудно без меня, как недобро к ней относились в первый год войны, когда большинство мужчин было на фронте, а ее сын – в лагере.

Мы засиделись. Меня оставили ночевать.

Легли вокруг стола на полу, все ногами под стол. Лежа в темноте, долго разговаривали. Дети уже заснули, а мы все говорили о наших близких, о жизни, о радостях, – которые пришли после победы.

Никогда не забуду радушие и теплоту, которые согревали меня в той тесной маленькой комнатке. Бывая сейчас в просторных квартирах знакомых и приятелей, где много хорошей мебели, а на столах – обильное угощение, я часто вспоминаю ту тесную гостеприимную комнату и думаю: почему же теперь порой так мало бывает такой же теплоты и сердечности? Видимо, очень сближали нас в годы войны общие беды, переживания, и мы были добрее и внимательнее друг к другу.

* * *

Прибыв в Туркестанский военный округ, Иван Ефимович объехал все республики, побывал в памятных с молодости местах. Он встретил здесь много старых знакомых, с которыми служил в годы гражданской войны. Одни, как и он, только что вернулись с фронта, другие, особенно местные жители, которые были его соратниками по борьбе с басмачами, стали уже аксакалами, обросли большими семьями. Ивана Ефимовича всюду встречали как желанного гостя, звали к себе домой, приглашали посетить колхозы. Ему было о чем поговорить с этими добрыми, трудолюбивыми людьми, было что вспомнить с ними.

Военные городки округа за время войны обветшали, утратили свою былую ухоженность – ведь в те годы все отдавалось для фронта. Иван Ефимович узнавал людей, дома, строения, он даже некоторые деревья помнил.

Надо было переводить жизнь армии на мирные рельсы – обобщать опыт Великой Отечественной войны и на основе этого опыта кропотливо учить новое поколение воинов. Вот этим повседневно и занимался Иван Ефимович и, как всегда, проявлял много гибкости, изобретательности. Несмотря на то что не хватало средств – все деньги шли на восстановление промышленности и сельского хозяйства, – генерал Петров, друживший с руководителями местных органов власти, находил все же возможность помочь воинским частям во всех гарнизонах.

Очень подружился в эти дни генерал Петров с первым секретарем ЦК КП Узбекистана Усманом Юсуповым. Усман Юсупов вырос здесь, на узбекской земле, из простого арбакеша, что по-русски значит возчик, т. е. тот, кто работает на грузовой телеге. Был Усман Юсупов настоящий самородок, типичный народный вождь, выходец из народа и любимец народа.

Мне доводилось неоднократно встречаться с Усманом Юсуповичем, поэтому я говорю об этом так убежденно, да и, кроме того, прожив долгие годы в Узбекистане, я был свидетелем его замечательных начинаний. Особенно много он сделал в трудные годы Великой Отечественной войны.

Сюда, в Узбекистан, был эвакуирован ряд промышленных предприятий. Фронт требовал огромного количества техники, вооружения, боеприпасов. Под руководством Усмана Юсупова в невиданно короткие сроки эвакуированные в Узбекистан предприятия начинали давать продукцию. Приведу только один пример. Чтобы построить завод, нужны годы, а фронт ждать не может. И вот, используя местный теплый климат, Усман Юсупов приказывает устанавливать станки, привезенные из России, немедленно, прямо с эшелонов, на размеченные строительные площадки. Закладывается бетонное основание, на него ставятся и закрепляются станки, и они начинают работать под открытым небом, а стены и крыша возводятся позднее. Через два-три месяца после эвакуации такие заводы уже давали продукцию на новом месте!

Я думаю, читателям нетрудно понять, как все это было сложно в условиях, когда не хватало всего – цемента, леса, железа. Чего ни коснись – нет этого в Средней Азии. Все поступает в очень ограниченных количествах с предприятий, которые сохранились в Сибири. В общем, это можно назвать настоящим трудовым не только подвигом, но и чудом.

Очень хочется рассказать о моей встрече с Усманом Юсуповым в годы войны.

После того как мне было присвоено звание Героя Советского Союза, однажды ко мне пришел постоянный представитель Узбекистана в Москве и передал приглашение побывать в родных местах, то есть в Ташкенте. Для меня это была высокая честь. Я с удовольствием принял приглашение и поехал в предоставленный мне командованием десятидневный отпуск.

На вокзале в Ташкенте меня встретили мать, отец, близкие друзья и много незнакомых людей. Все они были с букетами цветов. Был яркий летний день, цветов в это время в Ташкенте много; клумбы на привокзальной площади, цветы в руках встречающих – все это для меня после фронта было похоже на сказку, ведь шел еще 1944 год.

Был среди встречающих и один «официальный» товарищ, который руководил этой встречей. Он подошел и сказал, то меня ожидает машина и я со всеми гостями могу поехать к себе домой. Его слова меня озадачили, потому что я был старшим лейтенантом, получал по тем временам весьма небольшие деньги, 900 рублей, а буханка хлеба в те годы стоила на рынке 300. И вот когда этот товарищ сказал, что гости поедут ко мне, я, сев с родителями в машину, все думал: чем же и как мы будем угощать этих гостей? Потихоньку спросил об этом маму. Она, счастливая и радостная, сказала мне:

– Не беспокойся, сынок, все в порядке, там все приготовлено.

Я не понимал, из каких достатков она могла все приготовить, но когда мы подъехали к дому и вошли во двор, понял, что эту встречу подготовили не мои родители, а узбекское правительство.

Во дворе, в саду под деревьями стояли длинные накрытые столы. В конце двора был виден большой казан с пловом, а около него ходил в белом фартуке и колпаке повар. Рядом с казаном стоял огромный медный самовар, видимо, привезенный из какой-то чайханы.

Гости сели за столы, и мы пропировали до вечера.

Вечером все тот же товарищ, который руководил организацией встречи, сказал мне:

– Завтра утром Усман Юсупович ждет вас у себя в Центральном Комитете КП Узбекистана.

На следующее утро я побрился, почистился, надраил свои ордена и отправился в ЦК. Тогда Центральный Комитет КП Узбекистана находился в том здании на улице Гоголя, где теперь расположена Академия наук Узбекистана.

И вот навстречу мне идет в белом чесучовом кителе, в защитного цвета галифе и сапогах лобастый, с бритой головой, веселый, улыбающийся Усман Юсупович.

Он обнял меня, трижды по узбекскому обычаю прижал к своей груди. Поздравил с высоким званием Героя и пригласил сесть к столу.

Когда он попросил меня рассказать о том, за что я был удостоен этого звания, я ему сказал:

– Усман-ака, раз мы находимся в Узбекистане, разрешите и мне говорить на узбекском языке.

Усман Юсупович удивленно вскинул брови. Он даже не понял, что я имею в виду, наверное, предполагал, что, как многие русские, живущие здесь, я заговорю на каком-то упрощенном, полурусском-полуузбекском жаргоне. Но когда я заговорил на чистом узбекском языке, Юсупов был поражен и обрадован.

Я не хвастаюсь, говоря о том, что свободно владею узбекским языком. Он для меня был языком моего детства, юности. Я научился ему, когда жил в узбекской махалле, играл в ашички, в лянги, лазил по садам с узбекскими ребятами, В те дни я больше говорил по-узбекски, чем по-русски. Пожалуй, только дома с отцом и матерью по-русски, а все остальное время с ребятами по-узбекски.

Выслушав мой рассказ о фронтовых делах и о том, как учился здесь в школе, занимался боксом во Дворце пионеров, как стал курсантом Ташкентского военного училища, Усман Юсупович еще раз вышел из-за стола, еще раз обнял меня и сказал:

– Ну что ж, хоть ты и русский, но ты и сын узбекского народа, так и будем считать! – Затем Юсупов попросил: – Я понимаю, что тебе хочется побыть с отцом и с матерью, и ты с ними побудешь, но идет война, фронту нужно стратегическое сырье. Хлопок – это стратегическое сырье. Я прошу тебя побывать хотя бы в ближайших от Ташкента колхозах, выступить там перед колхозниками, рассказать им о том, как вы воюете на фронте, как вы бьете фашистов, и напомнить, что хлопок, который они здесь выращивают, тоже очень нужен для победы. Народ отдает все для фронта и, конечно, устал, и надо подбодрить людей, надо сказать им добрые слова благодарности за то, что они обеспечивают фронт. И я думаю, от твоих слов у колхозников прибавится сил и они будут еще лучше работать для того, чтобы помочь фронту. А вечером будешь возвращаться домой и жить у своих родителей.

На этом мы и порешили. Усман Юсупович пригласил меня в этот день к себе домой пообедать с ним. В назначенное время я был на квартире Усмана-ака. С нами за столом была его жена. Кстати, она украинка – Юлия Леонидовна Степаненко. О многом мы говорили с Усманом Юсуповичем. Он угощал меня вином и говорил, что сегодня мне можно и нужно выпить как фронтовику, а ему нельзя – надо возвращаться после обеда на работу.

Вот здесь за столом, уже к концу обеда, Усман Юсупов сказал мне на всю жизнь запомнившиеся слова:

– Учти, дорогой Володя. Эта награда, которую ты получил, эта звездочка, которая сияет на твоей груди, будет тебе помогать в жизни. Ты будешь расти, будешь продвигаться вперед и по работе и по должности. Но представь себе это восхождение как восхождение в гору. Вот ты идешь в гору, рядом с тобой идут другие люди, и, как это бывает в горах, иногда из-под ног выкатывается камень, можно оступиться, можно даже упасть. Но если это произойдет с каким-то другим человеком, он встанет, отряхнется и пойдет дальше. А вот если такая беда произойдет с тобой, Золотая Звезда превратится уже в тяжелый груз. Тебе, если ты не оправдаешь великое доверие, которым наделили тебя партия и правительство, подняться будет намного тяжелее.

Всю жизнь помню я эти мудрые слова Усмана Юсупова.

На следующее утро за мной прислали машину, и я поехал выступать перед колхозниками. К своему удивлению, проезжая по городу, я увидел свой огромный портрет около сквера Революции, затем еще один на Ходре. Под ними была подпись: «Сын узбекского народа Герой Советского Союза Владимир Карпов».

Вот таким, даже в мелочах государственно мыслящим человеком был Усман Юсупов. Встречу с молодым парнем, ставшим Героем Советского Союза, он использовал для укрепления интернациональных чувств, для поднятия трудового энтузиазма уставших за годы войны колхозников, для того, чтобы поучить уму-разуму и меня, молодого человека, удостоенного высокой награды.

В 1947 году мы с Юрием окончили академию, защитили дипломы и разъехались. Юра получил назначение на должность командира мотоциклетного батальона, а меня направили на дальнейшую учебу на Высшие академические курсы Генерального штаба.

В октябре того же 1947 года дом Петровых посетило горе – скончалась мать Ивана Ефимовича, Евдокия Онуфриевна. Ей было 85 лет и прожила она большую, нелегкую жизнь. Иван Ефимович помнил ее нешутливое пожелание о том, чтобы ее похоронили с музыкой, и исполнил просьбу матери. Евдокию Онуфриевну хоронили с военным оркестром, который шел за гробом и играл от дома до кладбища. Рядом с Иваном Ефимовичем в эту скорбную минуту, и тоже от дома до кладбища, шел его друг Усман Юсупов, шли сослуживцы, знавшие Евдокию Онуфриевну. Мать была старая, верующая в бога женщина, а сын, несмотря на высокий пост и звание, не считал возможным разубеждать ее в таком преклонном возрасте и тем более препятствовать совершению обряда, о котором она перед смертью его попросила. Евдокию Онуфриевну отпевали в Александро-Невском храме, на так называемом русском кладбище, на окраине Ташкента. Там ее и похоронили.

…После окончания Высших курсов я был оставлен работать в Генеральном штабе, а Юра продолжал служить в Туркестанском военном округе.

Каждый год я приезжал навестить своих родителей, заходил и к Ивану Ефимовичу. Часто на даче Военного совета, где жили Иван Ефимович и Зоя Павловна, бывал в эти дни и Юра, он по-прежнему не оставил свое увлечение фотографией. Мы с ним подолгу просиживали в затемненной фотолаборатории, и когда приходило время обедать или ужинать, Иван Ефимович стучал в дверь и звал нас:

– Эй, затворники, выходите, пора есть.

В доме Петровых была очень хорошая, спокойная обстановка. Иван Ефимович не мог нарадоваться на своих внуков. После войны семья отдыхала душой, ведь в те четыре года все они были на фронте.

Как это ни странно, но разговоры о войне заходили очень редко. Может быть, потому, что душа еще кровоточила от огромных бед и страданий, которые пришлось пережить народу.

Но, как я уже не раз говорил, судьба была к Ивану Ефимовичу очень сурова. После всего, что осталось позади, после того как наступили мир и покой и счастье, казалось бы, надолго пришло в эту семью, судьба, или рок, или не знаю что снова преподнесли Ивану Ефимовичу страшное горе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.