Глава VII С кем вы были, деятели культуры?

Глава VII

С кем вы были, деятели культуры?

На протяжении всех предшествующих глав мы так или иначе касались роли творческой интеллигенции в развале Советского Союза. Роли в большинстве случаев разрушительной, если говорить о либерально мыслящей части этой интеллигенции. С ней все ясно и понятно. Но парадокс в том, что лютые враги либералов – консерваторы, в перестройку их было принято называть «патриотической интеллигенцией», при всех их державных замашках тоже внесли свою лепту в разрушение СССР. Не все, конечно, и даже не большинство, но некоторые сумели приложиться как следует. Как? Очень просто. В том самом антисталинском угаре, о котором я упоминал в предыдущей главе, громогласно бичевали коммунизм и коммунистов, они, мол, виновники всех бед наравне с либералами. Правда, тащили при этом страну не в сторону Запада, как либералы, а в XVII век – там посконная, изначальная Русь без большевиков и западников. Особенно старались так называемые «писатели-деревенщики». Конечно, шансов у них не было никаких, ибо несло от них щами, застрявшими в бороде, но репутацию Советской власти, а значит, и Советского Союза они подпортили изрядно.

Именно из их уст выяснилось, что в большевистском правительстве времен Ленина преобладали евреи и каким кровавым истребителем казачества был Яков Свердлов. (В результате еще при жизни СССР снесли памятник и Свердлову, и многим другим деятелям Советского Союза и переименовали улицы, названные их именами, даже если эти названия были изначальными.) Порой у «деревенщиков» с «шестидесятниками» возникал унисон. Например, стенания о взорванном в 1931 году храме Христа Спасителя, который они в силу возраста даже не помнили и не видели. Ну и о Сталине, конечно. Между этими творческими молотом и наковальней история Советского Союза быстро превратилась в сплошной кровавый беспредел. Воистину, не ведали, что творили.

Автор сознательно открывает эту непростую главу беседой с выдающимся режиссером Станиславом Говорухиным, которого ни законченным либералом, ни записным коммунистом назвать, разумеется, было нельзя. Но и с ним судьба в политическом смысле сыграла дурную шутку. Кто не помнит фурор, который вызвал в 1990 году его документальный фильм «Так жить нельзя», после просмотра которого люди в массовом порядке жгли партийные билеты, целые костры полыхали у кинотеатров. Оставим в стороне этот всплеск гражданского прозрения, которое больше похоже на массовый психоз, и взглянем, лучше ли мы стали жить после 1990 года или еще хуже. К чему привел созданный талантливой рукой профессионала Говорухина пафос его фильма? Ответ очевиден: к разгрому действительности, а вместе с ней и страны. Вскоре, правда, выяснилось, что жить-то было можно и так, как жили в СССР, да поздно было. С этим, увидит читатель, и сам Станислав Сергеевич согласен. Кстати, не могу взять в толк, что такого необычного или нового увидели в этом фильме советские граждане, что жить им в родной стране враз стало невмоготу? Гениальная компиляция чернухи под проникновенные комментарии, и только. Интересно, что те, кто штурмовал кинотеатры в жажде очередных разоблачений советской действительности, сегодня брезгливо воротят нос от подобных телесюжетов. Наелись до отвала и отдыхают на глянце мексиканских телесериалов. Сам же Говорухин – и это, конечно, делает ему честь – не молчит и сегодня, объясняя, как нужно действовать в суровой постсоветской реальности. Кому она не мила, берите за образец героя «Ворошиловского стрелка». И баста.

И такого рода неумышленных, но разрушительных для Советского Союза творений в общем-то сочувствовавших СССР людей оказалось более чем достаточно. Эту главу, например, закрывает интервью с автором сценария «Ворошиловского стрелка», но ранее автора книг «Апофегей», «ЧП районного масштаба» Юрием Поляковым. Бывший разоблачитель нравов комсомольской номенклатуры сегодня с сожалением признает, что своими произведениями неосознанно «бросил свой камешек в ту лавину, которая снесла советскую цивилизацию». Ну что тут добавишь?

Читатель вправе прервать автора вопросом: «Ну не могли же быть все творческие интеллигенты разрушителями?» Правильно, не могли. Остальные, если можно так сказать, были пассивными сторонниками советской жизни, от перемен ничего особенно хорошего не ждали, главное, к ним не стремились, а значит, к разрушению Советского Союза отношения не имели. (Впрочем, как и к его активной защите.) В книге эту категорию творческой интеллигенции представляют народные артисты СССР Никита Михалков, Армен Джигарханян и Иосиф Кобзон. Их взгляд на разрушение Советского Союза интересен и важен для истории.

Сам собой напрашивается и следующий вопрос. Кто, на взгляд автора, из разношерстной когорты советской творческой интеллигенции все-таки пытался своим пером, своим творческим дарованием защитить и спасти Советский Союз? Таких людей было много, но, убежден, больше, качественнее и ярче всех боролся за Советский Союз главный редактор газеты «Завтра» Александр Андреевич Проханов. Думаю, что не погрешу против истины, если возьмусь утверждать, что апологетом СССР Александр Андреевич был (и остается) самым эффективным не только среди коллег-интеллигентов, но и среди всей элиты позднего Советского Союза. Автор счастлив представить его в своей книге.

Рискну напоследок сказать, что косвенно писатель Проханов в свое время наставил автора «Гибели СССР» на путь истинный, в результате чего, быть может, и появилась на свет эта книга. Нет, он не вовлек меня в стан радикальной оппозиции своими знаменитыми передовицами в «Завтра», не склонил к радикально левым идеям собственным примером. Автор, конечно, не политический либерал-западник, несмотря на то, что имеет за плечами вуз, основанный Горбачевым и Бушем, но и не ностальгирующий радетель всего советского. Просто однажды погожей октябрьской ночью 1993 года я прочитал журнальный вариант романа Александра Проханова «Последний солдат империи» и безоговорочно до конца жизни выработал в себе четкое и недвусмысленное отношение к развалу Советского Союза. Отношение исторически здравомыслящего человека. Гибель СССР – преступление одних, ошибка других, попустительство третьих, бессилие большинства и трагедия для всех. Отныне, вступая с кем-нибудь в политический диалог, я идентифицирую собеседника на политическую вшивость тестом на отношение к развалу нашей родины. Понятно, что для того чтобы иметь свое мнение, надо не только обладать информацией, но и размышлять над ней достаточно много и глубоко. Но все же, все же, все же…

Конечно, и мое общее глухое неприятие политических событий предшествующих распаду СССР лет порой перемежалось наивными всплесками веры в общую разумность происходящего. Впрочем, думаю, это была скорее уверенность 20-летнего советского юноши в том, что все в этом мире меняется в лучшую сторону, а не сознательное очарование абстрактными политическими перспективами нашей страны. Но общее понимание ситуации, повторяю, соответствовало интуитивному ощущению, что так быть не должно. Вернее, что страна должна меняться, но не так. Чувство не из приятных, если учесть общий оптимистический раж столичного населения по поводу перестройки, среди которого я тогда проживал. Позже, в первые демократические годы новой России, в защитники Советского Союза записались сотни тысяч выходящих на митинги людей, но я прекрасно понимал, что они тоскуют не по утраченной советской империи, а по дешевой колбасе, потому что ни в день запрета КПСС, ни в день подписания Беловежских соглашений никто из них митинги не организовывал. Это были жертвы шоковой терапии. Неудачники новой жизни. Ассоциировать себя с ними было неприятно, но и считать новых хозяев жизни за приличных людей я, конечно, не мог. Третьего варианта для полноценной политической самоидентификации себя в обществе не существовало.

Моральное неудобство такого рода мешало мне жить, как я уже сказал, до октября 1993 года. До прочтения «Последнего солдата империи». Расставшись с романом к утру, я понял, что одновременно можно быть и современным человеком, и видеть тяжелую изнанку причин распада государства и их последствий. Я понял, что можно не перенимать нравы странного времени и оставаться вполне адекватным ему человеком. Я понял, что всеобщий раздрай в умах не вечен и сохраниться морально не покалеченным человеком возможно, лишь отдавая себе полный, порой горький отчет в произошедшем и происходящем. Я стал делиться своими наблюдениями с окружающими посредством печатной машинки, и это в конце концов привело меня в профессиональную журналистику. В мою нынешнюю профессию, благодаря которой стала возможна эта книга.