Рокоссовский

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Рокоссовский

Рокоссовский (1-й Белорусский фронт) начал вносить новую лепту в полное изгнание немцев с советской территории 18 июля 1944 года. Левый фланг его близкого к Коневу фронта — пять армий (включая волнующуюся польскую), поддерживаемые 6-м авиационным флотом, двинулись на Брест, стоящий на границе с Польшей сентября 1939 года. Дальше виделся бег к Висле и Варшаве. Нужно было только свести к минимуму боевую мощь стоящей на пути 4-й танковой армии немцев. По меньшей мере, нейтрализовать ее левый фланг. При упоминании о 4-й германской танковой Чуйков («принадлежавший» 3-му Украинскому фронту) со своей 8-й гвардейской армией бросился с днестровского плацдарма на север. Радиосообщения были запрещены, армия двигалась ночами. Теперь Чуйкову предстояло начать наступательный порыв 1-го Белорусского фронта. Жесткий мужской разговор Жукова и Чуйкова был смягчен галантным Рокоссовским, речь шла о готовности войск и способе прорвать германскую линию обороны. Присутствовал маршал авиации Новиков и руководители разведки.

В полшестого утра 18 июля тридцатиминутная артподготовка предварила бросок 8-й гвардейской, ее разведбатальонов. Через полчаса Жуков, Рокоссовский и командующий артиллерией фронта Казаков прибыли на наблюдательный пост Чуйкова. Позади по германским позициям били орудия 203-мм калибра. К вечеру передовые батальоны достигли реки Плиск, а в полдень 20 июля танки подошли к берегу Западного Буга. Десять часов заняла тяжелая переправа. Теперь их ориентировали на польский Люблин. 22 июля очищен стоящий в 60 километрах на пути к Люблину Хелм, а на следующий день они были уже в восточных пригородах Люблина. Наступление шло жестоко с трех сторон, и в плен был взят даже немецкий комендант Люблина. Движение в северо-западном направлении вело 2-ю танковую армию через Пулавы к восточному берегу Вислы. Сколько на этом пути погибло доблестных танкистов и сопровождающую танки пехоту — не сосчитать. Немцы, чувствуя, что отступают к своим границам, защищались умело и отчаянно. И ждали, когда русский медведь посинеет от потери крови.

Рокоссовский подходил к Бресту и с юга и с севера, но его силы уже были напряжены. «У меня почти ничего не осталось в запасе» — вот его слова Батову, желавшему окружить ослабленные части немцев именно у Бреста. И все же нужно было помочь Плиеву, чьи кони уже пили воду из Буга и были поблизости от Бреста. Судьба Плиева интересовала и Жукова, он приказал 65-й армии Батова спасти доблестного кавалериста. Батов объяснялся с Рокоссовским, когда в расположение штаба его армии ворвались немецкие танки и в повисшей трубке долго раздавался недоуменный голос маршала. Неожиданное контрнаступление немцев задержало помощь Плиеву и взятие Бреста. Остатки германских 2-й и 9-й армий (восемь дивизий) и танковые подкрепления из Варшавы держались за Брест яростно.

И все же наступающую армию не могло остановить ничто. Страшная инерция буквально заставляла забывать о потерях, войска шли на Запад с феноменальной решимостью и самоотверженностью. Умелые попытки немецкого сопротивления, использование немцами рельефа местности, пулеметные гнезда и минные поля — знакомые со времен Первой мировой войны фразы — могли остановить развившую невиданную кинетическую энергию армию лишь на несколько дней. Когда-то здесь в далеком декабре 1917 года генерал Гофман продиктовал германские — карфагенские — условия мира потрясенной России. Не прошло и тридцати лет, как русская армия ответила своему обидчику. Ни немецкая военная наука, ни зверская идеология, ни испытанные пулеметы с минными полями не могли остановить маховик народной войны вставшей на дыбы России. Брест — символ поражения в предшествующей войне с немцами — был взят 28 июля 1944 года.

Праведность войны получила неожиданное и страшное подтверждение. К западу от Люблина, рядом с небольшим польским городком Майданек раскрылась отвратительная тайна третьего рейха. Пораженные советские солдаты шли по городу мертвых, по огромной фабрике смерти, уже унесшей миллион жизней. Солдатам уже приходилось видеть лютые зверства, сожженные города и выкорчеванные под корень русские, украинские, белорусские села. Но лагерь уничтожения Майданек заставлял кипеть кровь, он показывал дно нечеловеческого озверения, кроме жажды мщения и атрофирования гуманизма в этой войне он ничего не вызывал. А впереди были Треблинка, Собибор, Бельзец и — апофеоз бесчеловечности — Освенцим.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.