ЗАГАДКА 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЗАГАДКА 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА

Те интриги, что плели Черчилль и Гитлер – умнейшие политики эпохи, в конечном итоге приходилось распутывать Сталину, человеку тоже не слабого ума.

У нас мудраками-историками до сих пор муссируется мысль, что Гитлер Сталина обманул. С этим можно согласиться, только если считать, что Сталин договорился с Гитлером отравиться первым, а Гитлер его обманул и отравился первым сам. В этом случае действительно – обман налицо.

А может, обманом надо считать наши огромные потери в начале войны? Но ведь Гитлер все-таки не потери нам хотел нанести – он ведь хотел поработить нас! Что-то не видно здесь по-крупному особой тевтонской хитрости.

С другой стороны, когда это Россия имела малые потери в первых битвах с серьезным противником? Под Бородино? Под Нарвой? На поле Куликовом или на Калке?

А может, Гитлер был противником несерьезным? Так это надо спросить у Франции, Польши, Чехословакии, Дании, Голландии, Бельгии, Югославии, Греции, Норвегии и Ливии, которые Гитлер к 22 июня 1941 года захватил, потеряв 97 тысяч своих солдат. Или у 340 тысяч солдат английской армии, которые, бросив все оружие у Дюнкерка, бежали на острова на чем придется.

А может, наша армия была сильна? Первые два года войны показали, насколько она была сильна вообще, а миллионы пленных в первый год -насколько она была сильна духом и преданностью Родине. У сдавшихся солдат, возможно, не было хороших командиров и не всегда была современная техника, но винтовка Мосина у них была! И пока они не бросали эту винтовку, за Родину еще можно было сражаться!

Главным доводом тех, кто считает, что Сталин был обманут, является факт его упорного нежелания поднять войска по тревоге накануне 22 июня, несмотря на то, что обилие разведданных, настойчивые просьбы генералов, казалось бы, прямо требовали этого от Сталина. (При этом, чтобы обосновать факт обмана, историки-мудраки вынуждены приписать Сталину детскую доверчивость, хотя во всех остальных случаях Сталин в их описании выступает как человек с маниакальным комплексом подозрительности.)

Но если бы Сталин хоть на грамм верил Гитлеру, разве тратила бы страна такие огромные усилия на вооружение? Разве были бы в мае 1941 призваны и направлены под видом учебных сборов на пополнение дивизий западных округов 800 тысяч резервистов? Разве начали бы в это время переводить к западным границам несколько армий из внутренних округов и Дальнего Востока? Разве сделал бы Берия огромные запасы стратегического сырья за Уралом, сырья, на котором продолжала работать промышленность страны после потери западных областей СССР? Разве была бы численность советских войск у западных границ доведена до 2,8 миллиона человек, а вся армия до 5,1 миллиона? Силы немцев, которые они бросили на СССР, составляли накануне нападения 3,3 миллиона. О какой вере может идти речь, когда налицо отчаянная подготовка к тяжелейшей войне?

Казалось бы, ну какое значение имеет повод, если война неизбежна? Расплатиться за эту формальность десятками тысяч своих солдат, по которым немцы нанесут внезапный удар, причем предварительно хорошо разведав, куда бить! Ведь это преступление!

Да, к другому выводу трудно прийти, если рассматривать историю с мудраческой точки зрения, то есть оценив это действие Сталина без оценки той задачи, которую он хотел решить. Да, Жуков – авторитет, и именно Жуков обвиняет Сталина, что он не дал поднять войска по тревоге. Но ведь нельзя забывать, что перед Жуковым и Сталиным задачи стояли разные! Перед Жуковым тогда стояла задача уменьшить потери в приграничных сражениях. А перед Сталиным – выиграть войну! И задача Жукова в той задаче, которую решал Сталин, была лишь маленьким действием, имевшим огромное значение для Сталина, причем совершенно не то, которое придавал ему Жуков.

Чтобы понять причину, которой, вероятнее всего, руководствовался Сталин, надо мысленно представить себя на его месте и принять ответственность за результат будущей войны. Давайте именно так и сделаем.

Итак, мы на месте Сталина. Вспомним предшествовавшие события и постараемся оценить сложившуюся на 22 июня 1941 года обстановку.

Мы все еще отсталая в индустриальном отношении страна. Мы понимаем, что для войны нужно много оружия и моторов, много хорошо обученных людей, а у нас нет средств ни хорошо вооружить достаточное количество людей, ни обучить их. (По свидетельству ветерана, кадрового танкиста, до войны на учениях он делал всего один выстрел из пушки в год!) Мы сильно боимся войны.

Поэтому, как только ее очаг определился в Германии, мы усиленно пытаемся избежать войны дипломатическими средствами. Беда наша в том, что из-за нашей слабости нас всерьез не принимают не только крупные страны, но и те, которые по своему потенциалу могли бы вести себя поскромнее. Территориальные претензии имеет к нам Польша, да и не только к нам. Румыния не возвращает захваченную во время гражданской войны Бессарабию и любые дипломатические меры, выгодные нам, сопровождает шантажом признать этот захват. Даже в малочисленной Финляндии есть круги, серьезно претендующие на Карелию.

Об этом надо сказать отдельно и, пожалуй, лучше Э. Лимонова этого не сделаешь. Дадим ему слово: «Когда распалась в 1917 г. Российская империя, Ленин, еще неопытный лидер и потому идеалист и интернационалист, предложил взять независимость всем желающим ее нациям. (Будем циничны, впрочем. Ему ничего другого в тот момент и не оставалось. Советская власть едва родилась и была слабой.) С разрешения Ленина или без него Финляндия, Польша, Украина, Латвия, Эстония, Литва провозгласили себя независимыми республиками. Увы, так же, как полстолетия спустя это произошло в Азии и Африке, – свеженезависимые страны с поражающей быстротой превратились в тирании.

Маршал Пилсудский, хороший солдат и солдафон, член польской социалистической партии, убежденный националист (вам что-нибудь напоминает это словосочетание?), подобно Сталину, обильно усатый, стал в 1918 г. главой польского государства. Западная граница Польши была определена Версальским договором 1919 г. и приблизительно соответствовала границе 1772 г., то есть времен первого раздела Польши, в то время как восточная граница... Восточную границу (лорд Курсов, он же Керзон в советской историографии, английский министр иностранных дел, предложил провести ее через Сувалки, Брест-Литовск и по реке Буг) Пилсудский отодвинул, удачливо напав на слабую, раздираемую гражданской войной Россию. Как мы знаем, он занял и Минск и Киев, по пути опрокинув не свою – украинскую независимость. Рижский договор зафиксировал в 1921 г. границу где на 150, где на все 200 километров к востоку от Буга, оттяпав у СССР территорию. (Заметьте, что именно эту границу опрокинула в 1939 г. Красная Армия. Так что, войдя в Польшу, она одновременно вошла к себе домой, на территорию, захваченную у нее Пилсудским за 18 лет до этого.) Пилсудский не ограничился ни подарками Версальского договора, ни захватами на Востоке. Организовав беспорядки в Верхней Силезии, он захватил ее (с Катовице) вместе с большим количеством немецкого населения. У Австрии он отобрал всю Галицию. Эти подвиги было нетрудно совершить, ибо Германская и Австро-Венгерская империи распались, подобно Русской, в результате войны. Германия была побеждена своей собственной революцией, Австро-Венгрия расчленена «победителями». Уйдя от власти в 1922 г., Пилсудский вернулся к ней в 1926 г. в результате военного переворота, провозгласив себя диктатором.

В этом же самом 1926 г. Вольдемарас, сосед Пилсудского, сильный человек Литвы, провозгласил себя – догадайтесь, кем?

Верно, диктатором Литвы. В 1934 г. Карлис Ульманис захватил власть в Латвии. Цепная реакция? Местная мода на диктатуру? Очевидно, да, с вариациями. Командир финляндской национальной гвардии барон Карл Густав Маннергейм был «избран» регентом Финляндии в 1918 г. Что касается крошечной Эстонии, еще с XIII в. она была подчинена феодалам тевтонского происхождения – баронам. Мало что можно сказать о балтийских диктатурах, маленьких и скучных, потому проследуем сквозь историю за зверем среднего размера, за Польшей. Что делала Польша с 1926 по 1939 г.? Как мы уже знаем, в 1934 г. Польша Пилсудского заключила договор о ненападении с Германией Адольфа Гитлера (обратите внимание на дату. За пять лет до пакта Молотов – Риббентроп!). Усатый Пилсудский умер в 1935 г. Его «настоящая диктатура (выражение принадлежит словарю «Петит Роберт») сменилась коллективной диктатурой полковников». В 1938 г. мы видим Польшу в компании Венгрии и Румынии, участвующей в пожирании (после Германии) трупа Чехословакии. (Так шакалы прибегают на труп антилопы, увидев, что лев наелся до отвала.) Перед тем как быть пожранной Германией, Польша, таким образом, сожрала кусок тела Чехословакии. Только столкнувшись с территориальными требованиями Германии вернуть ей захваченную Силезию, Польша оставила в 1939 г. компанию шакалов и сблизилась с Англией и Францией.

Тут следует остановиться и сказать читателю, что модель сильного режима, фашистского или полуфашистского, была в большой моде в Европе между двумя войнами. И в Восточной Европе в частности. До 1939 г., более того – уже до 1933 г. (даты прихода Гитлера к власти в Германии) многие страны этой части Европы уже находились под властью режимов откровенно фашистских, полуфашистских или же авторитарных, постепенно эволюционирующих к фашизму. Европа была населена диктаторами. Широкому читателю известно, что был Муссолини в Италии, Салазар в Португалии, Франко в Испании, расистский режим маршала Петена во Франции, Гитлер в Германии, но также были, не забывайте, Пилсудский – маленький Сталин в Польше, Вольдемарас в Литве, Карлис Ульманис в Латвии, Корнелиус Кордеану (и позже маршал Антонеску) в Румынии, маршал Маннергейм в Финляндии, адмирал Хорти (тоже регент) в Венгрии, Анте Павелич в Хорватии, монсеньор Тисо в Словакии... В Болгарии фашистским лидером стал сам царь Борис III.

В декабре 1934 г. шестнадцать (!) европейских стран были представлены на интернациональном конгрессе фашистских партий, созванном Муссолини в Монтро. Дуче, глава первого фашистского государства (1922 г.), мечтал о фашистском интернационале и тотчас после своего прихода к власти стал перевооружать секретно Германию, Болгарию и страны, появившиеся на свет в результате распада Австро-Венгерской империи (неразумно и впопыхах выкроенные в живом мясе Европы Ллойд Джорджем и Клемансо) . Дуче снабжал оружием Венгрию (адмирала Хорти) и Австрию (основным получателем была крайне правая организация «Хеймверен», но не только она). Не ограничиваясь экспортом оружия и фашизма, дуче инструктировал и на месте. С 1926 г. венгерские солдаты проходили военную подготовку непосредственно в Италии.

В Румынии в 1931 г. Корнелиус Кордеану создал фашистскую Железную Гвардию.

Остановимся на мгновение. Если хорошо известно, что часть Румынии была аннексирована в 1940 г., знаете ли вы, что Венгрия захватила тогда же, участвуя в пире больших зверей, часть Трансильвании, а Болгария захватила у Румынии Добруджу? Сегодняшние свежедемократические страны эти избегают говорить о своих преступлениях того смутного времени. Но с удовольствием разглагольствуют о преступлениях нацизма или сталинизма.

Понаблюдаем еще немного за этим вольером со скорпионами, каким была Европа в 1918-1945 гг. В 1939 г. создано было словацкое фашистское государство, участвовавшее на стороне Гитлера в войне против Польши и через два года – против СССР. В 1940 г. Венгрия официально присоединилась к Тройственному пакту (германо-итало-японскому). Болгария, возглавляемая династией немецкого происхождения, воевала на стороне Германии уже в первой мировой войне. В 1919-1923 гг. видим в Болгарии диктатуру Стамболийского. В 1935 г. сам царь Борис III устанавливает свою диктатуру, как будто ему мало того, что он царь. В 1941 г. Болгария подписывает официальный пакт с Германией. Фашистское государство Хорватия создано в том же году. В 1940 г. маршал Антонеску становится диктатором («кондукатором») Румынии. В 1941 г. Румыния - союзник Германии...

Даже позитивные персонажи той эпохи не избежали влияния фашизма. В 1934 г. австрийский канцлер Дольфус (убитый прогерманскими нацистами несколько месяцев спустя) провозгласил установление однопартийного режима «фашистской модели» (!) и, прибегнув к насилию, уничтожил социалистическую оппозицию в Вене. Югославский король Александр (убитый в 1934 г. усташами Анте Павелича) сегодня выглядит как жертва фашизма, но, однако, он отменил в 1929 г. конституцию своей страны и правил единолично.

А Чехословакия, любимое дитя Клемансо и Ллойд Джорджа, созданное ими, чтобы сделать приятное интеллигентному, европейски образованному писателю Томашу Масарику, слепленное из восьми наций, искусственное государство? Она отдала себя Германии в 1938 и 1939 гг. (точно так же, как позднее, в 1948 и 1968 гг.) без единого выстрела. Несмотря на то, что обладала в 1938 г. хорошо вооруженной современной армией, а вермахт еще не был победоносным вермахтом. Осуждать Чехословакию за это невозможно. За слепленное из кусков государство солдату не очень хочется отдавать жизнь. Три с половиной миллиона судетских немцев открыли Гитлеру ворота сами. Они приветствовали Гитлера точно так же, как 97 процентов жителей Австрии.

Когда в июне 1941 г. 5,5-миллионная армия Гитлера вторглась на территорию СССР, в ее составе насчитывалось 900 тысяч солдат союзных стран. Впоследствии их количество увеличилось: итальянцы дуче, испанская дивизия, французские и голландские части. Да, но «невинная» Восточная Европа была представлена куда шире, чем Западная: румынские, венгерские, финские, словацкие дивизии. Чешские и австрийские немцы воевали в составе вермахта. И если польских дивизий не было в составе «Великой армии» Гитлера — это лишь случайность истории, последствие неумеренного аппетита усатого националиста и «социалиста» Пилсудского. Поляки ведь с удовольствием участвовали в походе Наполеона на Россию. Как и Гитлер, Наполеон пришел в Россию с солдатами всей Европы.

Я перечислил лишь некоторые факты европейской истории, каковые или тихо исчезают из словарей и книг, или игнорируются. Франция, страна, где я живу, стыдливо «пропускает» четыре года расистского петеновского режима, когда она была фактической союзницей Гитлера, задавив их непомерно раздутыми восемью месяцами подвигов де Голля. Зато здесь с удовольствием говорят о сталинизме...

Цель этого ревизионизма – спрятать очень неприятную для Европы и ее репутации правду. А именно, что гитлеризм был лишь крайне тяжелой формой болезни, что ВСЯ ЕВРОПА — метрополия нашей цивилизации — больна фашизмом в 1918-1945 гг. И что только благодаря вмешательству отдаленных провинций цивилизации – Соединенных Штатов Америки и Советского Союза плюс упорному сопротивлению близкой островной провинции — Великобритании фашистская эпидемия в метрополии была подавлена.

Советский народ нашел в себе силы коллективно признать преступления своей истории. Ему полезно знать о том, что другие нации (за исключением вынужденно раскаявшейся побежденной Германии), увы, этих сил не нашли. И это опасное расхождение ментальностей, могущее в будущем стать причиной новых конфликтов.

И последнее замечание, читатель. Я ничего не имею против поляков. Они храбрые солдаты, нация талантливая и сильная. Дай им Бог коллективного здоровья. Но пусть они перестанут истолковывать историю в свою пользу. Признают свой второсортный фашизм 1918-1939 гг. И не гордятся своей несуществующей невинностью вместе с другими восточноевропейскими якобы жертвами. Да, они жертвы истории, но они же и ее агрессоры». Закончим цитировать Э. Лимонова и вернемся к теме. Для защиты от агрессии мы пытались создать конвенцию всех граничащих с нами государств. Но Польша не согласна, она требует исключить из этого союза Японию. Амбиции Польши непомерны, она не сильно их и скрывает. Если немцы нападут на Польшу, то мы обязаны будем помочь, но если Япония на нас, то Польша будет ждать, пока мы ослабеем, и тогда уже займется своими территориальными требованиями к нам. Польша демонстративно и охотно заключает с немцами пакт о ненападении на 10 лет, а с нами всего на три года, да и то после долгой работы дипломатов.

Тогда мы попытались создать Восточный пакт – военный союз СССР, Польши, Чехословакии, Румынии и Прибалтийских государств. Условия те же – если на кого-либо нападут, то все остальные оказывают пострадавшему помощь. Но Польша не хочет видеть в пакте Чехословакию и Литву – у нее и к ним есть территориальные претензии, которые она, кстати говоря, с помощью Гитлера успела удовлетворить до своего разгрома в 39-м году. Более того, Франция не хочет видеть в пакте Прибалтийские страны. Все остальные, включая и немцев, для нее хороши – а эти нет! Она невинно предлагает нам заключить с прибалтами отдельный военный союз. Идея простенькая, но со вкусом. Если теперь немцы нападут на Прибалтику, то мы окажемся в состоянии войны с Германией, а Франция – нет! И все остальные наши «союзники» тоже не обязаны будут нам помогать.

Так что нам, товарищи, делать на месте Сталина в этом случае? Ведь у нас нет ни одного союзника (кроме нуждающейся в помощи Монголии) и явная угроза войны! И мы делаем хоть что-то: мы заключаем военный союз СССР – Франция – Чехословакия, хотя до самого его развала Франция так и не допустила наших военных и не послала своих для планирования конкретных действий по его осуществлению. А в 1938 году Франция с помощью Англии его предала. Румыния и Польша не пропустили нас на территорию Чехословакии для оказания ей военной помощи (хотя мы к тому времени и не обязаны были ее оказывать в связи с выходом из договора Франции). Мы все равно помогли бы чехам, мы уже послали к ним 300 самолетов, мы все равно прорвались бы к ним, но ...Бенеш сдался! Чехословакию захватили Германия и Польша.

1939 год. Немцы уже полностью готовы к войне. (Треть танковых дивизий Германии, воевавших во Франции, были укомплектованы чешскими танками.)

Германия готова воевать, а у нас ни одного союзника! За спиной у нас Япония! На юге Турция не знает, к кому присоединиться — к Германии или Англии! К тому же Англия уже ведет переговоры о военном союзе с Германией!

Все-таки мы продолжали дипломатические усилия, пытались убедить англо-французов, что фашизм – это страшно и для них. В результате добиваемся от них формального согласия на переговоры о военном союзе. Англичане и французы присылают представителей без права решать, да и без решения вопроса. По их идее, мы помогаем друг другу, но как! Если немцы нападают на нас, то Франция и Англия обещают нам помощь (а мы помним ту «помощь», которую Франция и Англия уже оказали Чехословакии в 1938 году). А если немцы нападут на Францию, то мы обязаны объявить им войну, а вступить в бой с агрессором не сможем, так как Польша пропускать нас к пределам Германии не собирается. Англичане и французы только руками разводят: ничего не можем поделать с Польшей (своим союзником) – суверенная страна!

Какие же открываются перспективы? Если вспыхнет конфликт между Германией и Францией, то мы обязаны будем объявить Германии войну. Причем у нас нет гарантии, что французы, посидев недолго за линией Мажино (после того, как они объявили войну Германии в сентябре 1939 года «в помощь» гибнувшей Польше, они просидели вместе с англичанами за этой линией восемь месяцев без выстрелов), заключат с Германией перемирие. А мы останемся в состоянии войны с немцами, и между нами и Гитлером будет только враждебная нам Польша и заигрывающие с ним Эстония и Латвия (Литва в то время жалась к нам).

Что нам было делать? Сейчас многие говорят, что нужно было заключать предложенный Англией и Францией договор и в таком виде. А как же союзная Германии Япония? С ней что делать? Иметь двух союзников, не собирающихся тебя защищать, против двух врагов, собирающихся разодрать тебя на части? И еще Польшу с враждебными намерениями. И Турцию!

Прав ли был Сталин, сделав то, что уже сделали Франция и Англия, заключив пакт о ненападении с Германией? Это зависит от того, что мы этим пактом достигли.

Мы уже писали, что у Японии было из чего выбирать. Или напасть на нас, или на государства зоны Тихого океана и США. Мы – противник все-таки не очень легкий, и воевать с нами имело смысл только в том случае, когда мы были бы связаны войной с Германией. Но мы с Германией заключили пакт о ненападении, более того, начали с немцами демонстративно брататься, устраивать совместные парады, всячески и всем показывая свое расположение и дружбу. Наверное, и мы в этой обстановке на месте японцев усомнились бы в ближайших перспективах войны с СССР и начали бы готовиться к войне на Тихом океане. А Японии для войны с Америкой нужен тыл, и этим тылом для них явились мы. Что им делать в связи с пактом? И они заключают с нами (долго упрашивая нас) договор о нейтралитете. Цена ему, может, копейка, но...! Та сталь, из которой будут сделаны в Японии корабельные пушки и снаряды к ним, уже не пойдет на полевые орудия и боеприпасы. Броня, которой укроют линкоры, уже не пойдет на танки. Да и моряков переучить на танкистов – нужно время! Мы если и не выводили из войны вероятного противника, то, по крайней мере, ослабляли его! Одной бумажкой под названием «пакт»!

И вот к нам начинают поступать достоверные данные, что Гитлер откладывает захват Англии до победы над СССР. В связи с этим перед всеми в стране встают новые задачи – и перед Генштабом, и перед наркоматами, занимающимися вооружением. У всех свои задачи, и у нас, на месте Сталина, своя.

Мы не дипломаты и не политики, поэтому давайте мужицким счетом, без тонкостей попытаемся оценить и решить ее. Прежде всего попробуем оценить, сможем ли мы устоять перед Гитлером, если будем сражаться с немцами один на один? Ведь Гитлер умный политик и выдающийся стратег. Он имеет сильнейшую армию мира, сильнейшую именно с качественной точки зрения. Разгром польской армии стоил немецкой менее 17 тысяч солдат, полный разгром сидящих в укреплениях французской, бельгийской, датской, голландской и английской армий стоил им 46 тысяч солдат. При этом немцы имели 135 дивизий, 2800 танков, 2800 самолетов, а союзники 142 дивизии, 3130 танков и 2300 самолетов.

Но мы Россия, и сотни лет наша сила – в исключительной преданности граждан государству. Только это делает нас государством колоссальной силы. Но ведь и немцы имеют колоссальную силу! Как нам взвесить эти обстоятельства? Как оценить?

Давайте на месте Сталина оценим их так: если будем сражаться с немцами один на один, то исход войны не ясен и надежды на победу у нас есть!

Ну, а если одновременно в тыл нам ударит Япония? Япония, которая в 1904 году, сражаясь с Россией даже один на один, нанесла ей поражение?

Тогда мы погибнем! (И ход Великой Отечественной войны подтверждает это.) Более того, когда мы начнем умирать, вряд ли Турция откажется от возможности урвать от нас кусок. То есть если и Япония нападет на нас, то вероятнее всего нужно ждать не два, а с учетом Турции и три фронта сразу! .

Начнется война, и Генштаб будет стремиться решить свою задачу — победить врага на фронте. Но на месте Сталина наша задача – обеспечить ему один, и только один, фронт! Иначе задача, которая встанет перед Генштабом и страной, становится для них нерешаемой.

Теперь давайте прикинем, каковы же интересы заинтересованных сторон?

В чем интерес Германии? Повторим: в том, чтобы японцы напали на нас, у нее интерес безусловный. Ведь она не претендует на данном этапе на территории дальше Урала.

Но ей и этого мало. Она ведет войну с Англией. Угроз на суше от Англии нет, но ее флот не дает развернуться немецкому, а большая часть немецкой авиации вынуждена бомбить английские города и прикрывать от бомбежек свои. В этих обстоятельствах для Гитлера просто необходимым становится перемирие с Великобританией, кроме того, только это перемирие по-настоящему обеспечит вступление в войну Японии. Гитлер не может этого не понимать, и, пожалуй, только этим можно объяснить, что он, громя французов, остановил наступление своих войск на два дня у Дюнкерка, дав английской армии возможность ретироваться из Франции на острова. Только этим можно объяснить перелет Гесса в Англию в мае 1941 года. Здесь не надо быть Сталиным, чтобы понять, что перемирие для Гитлера жизненно важно, что он добивается и будет добиваться его любой ценой.

А в чем интерес Японии? Ей, начавшей готовиться к войне на Тихом океане, переориентироваться на континент вроде нет смысла, но... Это только в том случае, если Англия по-прежнему будет воевать с Германией. Если же они заключат перемирие, то флот метрополии освободится от защиты островов и сможет принять участие в защите колоний. В этом случае Япония будет иметь противником на тихоокеанском театре военных действий не только флот США, но дополнительно и флот Англии в усиленном составе.

Значит, ее действия будут в значительной степени зависеть от поведения Англии: выйдет она из войны – и Япония, в связи с усилением противника на Тихом океане, вероятнее всего, нападет на СССР; останется Англия в состоянии войны с Германией – и Япония нападет на США.

Получается, что для нас на первое место выходит позиция Англии. Если она воюет, то у нас надежда на победу и автоматический союзник – Англия, а в перспективе и тесно связанные с ней США. Если она заключает перемирие, то наше поражение становится неизбежным. Итак, для того, чтобы иметь один фронт, нашей задачей на месте Сталина становится удержание Англии в войне.

Давайте теперь оценим, что может быть выгодно Англии. Для этого несколько отвлечемся от основного вопроса.

Англия и Франция – это оплот личных свобод в их собственном мнении. Их органы массовой информации провозглашают эти свободы единственной ценностью человека и чрезвычайно ими гордятся, при этом они всячески скрывают тот факт, что сами по себе личные свободы стоят очень дешево, когда счет начинается вестись на человеческие жизни. (Кстати, идея наемной армии как раз и исходит из проститутского замысла лично свободных людей: как-то защитить свободу государства, но так, чтобы свою личную свободу ничем не ограничить и, упаси господь, не рисковать своей жизнью.)

Наглость Гитлера в Западной Европе подтверждает, что он эти обстоятельства отлично понимал и разумно ими пользовался. Повторим, что в войне 1940 года Франция потеряла сто тысяч убитых и пропавших без вести, после чего сдалась. Эта цена (чуть больше одного убитого на тысячу жителей) и является ценой личной свободы в тех странах, которые называют себя свободными. СССР потерял в войне более чем каждого десятого, и этот счет неокончателен, так как мы победили. Это цена свободы страны, в которой ценностью являлась не личная свобода, а свобода всего общества, всего государства.

Винить в поражении французскую армию нельзя, ее кадровый состав как раз своей жизни не жалел. Треть всех убитых в этой войне французов – это французские офицеры. Не хотело драться за свою свободу население Франции. Тем более, развращенное сеятелями эгоистических идей, оно не стало рисковать жизнью для защиты союзника – Чехословакии. (Заметим, что гоминьдановцы, дравшиеся в это время с японцами, теряли одного офицера на 25 убитых солдат.)

После войны Даладье – премьер-министр Франции – говорил, что в Мюнхене, предавая Чехословакию и обрекая Европу на войну, он думал не о будущих военных кампаниях, а о своей предвыборной. После мюнхенского предательства и его и Чемберлена, по свидетельству Андре Мору а, избиратели завалили благодарственными письмами. Люди, предавшие интересы своих же народов, оттянувшие войну всего на год (причем с тем, чтобы вести ее в явно худших условиях), не ушли с позором в отставку – в глазах своих избирателей они были национальными героями. (Правда, потом, после войны, Даладье судили. Но это потом.)

Все, что выше сказано об Англии и Франции, было известно в1941году и, следовательно, известно нам – людям, руководящим страной на месте Сталина.

Итак, мы имеем дело с Англией – страной лично мужественных людей, но страной, которой плевать на все иные интересы, кроме обывательских. Страной, правительство которой будет делать все, чтобы избиратели были довольны, а значит, и все, чтобы отодвинуть от них видимость смертельного риска.

Геринг нещадно бомбит английских избирателей. Это и хорошо для нас, и плохо. Хорошо то, что это вызывает ярость в невозмутимых британцах, плохо то, что они будут благодарны любому правительству, которое прекратит эти бомбардировки.

Перемирие для англичан было бы в их духе и крайне им выгодно. Они будут к нему всячески стремиться, а личная ненависть Черчилля к нацистам здесь не имеет значения. (Его будущий союз с нами и даже победа в войне не помогут ему на выборах в 1945 году, а мюнхенское предательство Чемберлена обеспечило ему поддержку 80 процентов членов парламента.)

Перемирие резко усиливает Англию: Германия израсходует военные ресурсы на Восточном фронте, а Англия их накопит; Германия потеряет людские ресурсы, а Англия их подготовит; Германия распылит свои силы в оккупационных войсках, а Англия их сконцентрирует. Кроме этого, уменьшается угроза ее колониям от Японии, и сама Япония вовлекается в безразличную для Англии войну.

Идеологических препятствий к перемирию нет. Черчилль перед войной говорил: «Нам предстоит бороться против зверя социализма, и мы будем в состоянии справиться с ним куда более эффективно, если будем действовать, как единая стая гончих, а не как стало овец».

Дипломатических трудностей для перемирия тоже нет — Гесс уже в Англии и оттуда переписывается с Гитлером.

Остаются трудности, которые можно назвать моральными. Ведь если Гитлер нападет на СССР, то мы станем автоматическими союзниками Англии (хотя договор между нами был заключен только в 1942 году). И если в этот момент Англия заключит перемирие с немцами, то она всему миpysа главное – своим колониям, – покажет, что больше не имеет мужества сопротивляться. Это будет с моральной точки зрения ничем не оправданный акт, это будет непоправимое падение престижа – ведь хотя Англия и не помогала выстоять Польше, но, связанная с ней договором, войну Германии все-таки объявила 3 сентября 1939 года – всего через три дня после нападения Гитлера на Польшу.

Итак, вероятнее всего, Англия не выйдет из войны, если Германия нападет на СССР. А если наоборот? А если мы на Германию? Ведь Англия нас не просила об этом, она нам ничего не должна! Вот здесь, без всякого ущерба для своего престижа она может сказать нам и Гитлеру: «Вы там, ребята-социалисты, разберитесь между собой, а я в ваши дрязги вмешиваться не буду и займусь-ка пока своими делами». Вот в этом случае у нее повод для перемирия, как говорится, железный!

Как видим, судьба нашей страны стала зависеть от, казалось бы, мелкого, мало что значащего вопроса: кто на кого нападет?

Мы нападать не собирались, но нас можно сделать агрессором искусственно. Накануне войны с Польшей немцы разгромили собственную радиостанцию, подбросили под нее трупы в польской военной форме и дали все это запечатлеть корреспондентам. Кто хотел поверить в агрессию Польши, тот поверил. А англичанам это выгодно, и они очень захотят поверить в нашу агрессию против Германии!

Следовательно, нам на месте Сталина надо сделать все возможное, чтобы не попасться на такую провокацию. По сравнению с тем, что поставлено на карту, никакие антипровокационные мероприятия не будут дорогими, никакие сбитые самолеты не компенсируют поражения в войне.

Давайте поставим себя на место Гитлера и подумаем, что нужно сделать, чтобы объявить СССР агрессором? Наиболее эффективный путь – это сделать так, чтобы не немцы, а советские люди подтвердили, что они напали на Германию. Это можно сделать следующим образом. Напасть на СССР, взять пленных, а затем пытками или подкупом заставить их сказать перед корреспондентами всех стран, что именно Красная Армия напала на Германию, но вермахт доблестно отбил нападение, а их взял в плен. Правда, здесь есть трудность. Во-первых, пообещав одно, пленные могут корреспондентам сказать другое. Во-вторых, корреспонденты могут потребовать встречи не с отдельными пленными, а со всеми, и трудно придумать причину отказа.

Есть и другой путь. Представим себе, что все пленные до одного, искренне дополняя друг друга, скажут, что СССР напал на Германию, так как задолго до даты начала боевых действий их подняли по тревоге, вооружили и повели к западной границе. А это автоматически и произойдет, когда мы поднимем войска по тревоге до начала войны! Вот здесь-то уже Геббельсу есть где развернуться! Ведь здесь же все просто: кто первый вывел войска из казарм, тот первый и начал!

Вернемся на место Сталина. Чем мы сможем в этом случае ответить Геббельсу? Чем докажем, что не мы первые напали? Пошлем корреспондентов к товарищу Зорге? Попытаемся взять немецких пленных? А что толку? Они-то будут утверждать, что их подняли по тревоге 22 июня, а не 20 или 19!

И смотрите. Эта дата поступает к нам из всех видов источников: из разведданных, от перебежчиков, от Черчилля и даже сам посол Германии в Москве не счел за труд пойти на «предательство» и назвать Молотову точную дату нападения его страны на СССР!

Вот и подошел момент, товарищи, когда нам на месте Сталина необходимо принять решение. Что же мы ответим Жукову? Поднимем или не поднимем войска по тревоге? Или, как Сталин, поднимем со многими оговорками и тогда, когда провокация не могла осуществиться?

Вряд ли и для нас, несущих ответственность чисто гипотетически, ответ на этот вопрос будет легким. И когда люди, занимающиеся историй, начинают утверждать, что Сталин совершил преступление, не подняв накануне 22 июня войска по тревоге, им надо напоминать, что, вероятнее всего, именно в результате этого «преступления» Сталина они имеют возможность делать подобные утверждения не на немецком языке, а на русском, и у себя дома, а не на восточных территориях рейха.