Обухом по голове

Обухом по голове

Война постепенно уходила в прошлое. Люди, кто как мог, приспосабливались к наступившей наконец мирной жизни. Крестьяне, поохав и поплакав с матерями, отцами и дедами, принялись за «старую» проклятую колхозную жизнь. Что собой представляла в первые послевоенные годы деревня? Об этом правдиво рассказали через двадцать-тридцать лет после окончания войны так называемые писатели-деревенщики: В.Распутин, В.Белов, Ф.Абрамов…

По всей стране открыли многочисленные курсы по освоению самых необходимых профессий. Развернули техническое заочное образование, среднее и высшее, без отрыва от производства. Открыли средние школы для взрослых. Миллионы фронтовиков загнали в систему политического просвещения.

Страна была разрушена. Об этом рассказано много и достаточно. Цифры и факты широко известны. Три миллиона военнопленных, немцев и японцев, восстанавливали разрушенные города и села. На самых трудных участках работали бывшие русские военнопленные и тысячи астер-байтеров, собранных в рабочие батальоны.

Коротко о первых шагах после демобилизации из армии. Поступил учиться в Московский заочный полиграфический институт,[114] на редакторский факультет. Почему в заочный? Я предполагал учиться и работать. Однако отец мне сказал: «Пока я могу — буду тебе помогать, главное — учись и поскорее обрети профессию. Ты заслужил на это право». И я старался учиться.

Мои занятия порой можно было сравнить с марафоном. Я осваивал предмет за предметом и сдавал досрочно зачеты и экзамены, курс за курсом. Слушал лекции в университете, посещал выступления крупных ученых в Политехническом музее. Но главным местом моей жизни в те годы стала старейшая московская библиотека — «Историчка», в Староспасском переулке.

Ровно в 9 утра я входил в здание «Исторички» с первыми читателями и с последними ее покидал.

За три года я перечитал кучу лучших книг мировой и русской классики. Моими кумирами стали Стендаль, Бальзак, Томас Манн, и конечно, Пушкин и Гоголь. Стал собирать свою библиотеку, но это оказалось невероятно сложным. В книжных магазинах продавали в основном пропагандистскую литературу, восславлявшую партию и Сталина. Приобрести приличную книгу тогда можно было только на черном рынке, но это было мне не по карману. Случайно посчастливилось: я приобрел по дешевке первую свою книжку — сборник рассказов Чехова — у пьяного мужика.

Позже я узнал — в Лейпциге, в одном из центров германской полиграфии, был создан издательский центр, выпустивший много миллионов книг. Это особая тема.

В год успевал пройти примерно два курса. Тогда такое «вольнослушание» разрешали. Так я за три с половиной года закончил в 1950 году институт. Только на последнем курсе перед государственными экзаменами я устроился работать младшим редактором в «Промстройиздат» — существовало такое издательство.

За годы учебы в институте подружился с фронтовиками: Исааком Сокольским и Толей Конопелькиным. Проводили вместе много часов, вместе учились, вместе порой работали, дежурили по ночам на Кузнецком (так назывался переулок, где находился московский магазин подписных изданий), чтобы попасть первыми туда и оформить подписку. К примеру, на словарь Даля или на трехтомник Лермонтова. Чтобы заработать какие-то небольшие средства — в помощь дому или на покупку книг, билетов в кино, театр, — мы втроем ходили ночами разгружать вагоны с овощами, участвовали в массовках на киностудии «Мосфильм», убирали парки и бульвары от мусора, листьев. Стали чуть пописывать в газете «Московский комсомолец», занимались переводами с немецкого… На первых порах я часто ходил в Москве на барахолку и продавал все, что привез с собой из армии: шинель, теплую шапку, сапоги, ремень, фотоаппарат-лейку…

С 1946 года в жизни фронтовиков наступили внезапные перемены. Сперва сняли денежные надбавки к орденам и материальные льготы, положенные орденоносцам. К примеру, бесплатный проезд в оба конца на поезде или пароходом. Событие это взбудоражило умы людей и породило различные толки. Все понимали сложное экономическое положение государства после войны. Обратись к нам честно и открыто, уверен, что ни один фронтовик не был бы против. Причем сделать это следовало добровольно. Возможно, временно. Между государством и его гражданами всегда должны существовать честные правовые и моральные отношения. В данном случае поступок Сталина оказался безнравственным — так считали и многие мои товарищи. В знак протеста многие фронтовики перестали носить ордена и медали, том числе и я.

23 декабря 1947 года «вдруг» Сталин отменил официальное празднование Дня Победы, включая выходной день. «Надо восстанавливать страну, а не увлекаться фейерверками, торжествами, салютами и не тратить время на заседания, поездки на поля сражений» — так нам объясняли власти, как всегда, «мудрое» сталинское решение.

Почти 20 лет Советский Союз не отмечал на государственном уровне праздник Победы. Это не значит, что мы забыли свой светлый день — 9 Мая. Собирались после работы, где только возможно: в парках, на бульварах, за городом, на набережных и, разумеется, дома на кухнях. Газеты в этот день помещали отдельные фронтовые воспоминания, в основном генералов. И, конечно, в праздничном номере с портретом Верховного журналисты смаковали Победы, и ни слова о поражениях, которых вроде бы и не существовало.

Так возникали все новые и новые белые пятна в истории войны. По радио звучали песни военных лет, читали отрывки из произведений М.Шолохова, А.Твардовского, А.Толстого, И.Эренбурга, стихи К.Симонова. Большую толику времени радиотарелки посвящали Генералиссимусу, исполнялись бесконечно песни и стихи о «Нем».

Мы прожили так почти два десятилетия — без официального праздника. В 1965 году новые власти опомнились: Л.И.Брежнев возвратил народу-победителю его Праздник. В этом же году в честь 20-летия Победы была учреждена медаль «За Победу в Великой Отечественной войне» с изображением на ней Генералиссимуса. Многие из нас не надевали эту медаль.

Известно, что Л.И.Брежнев встретился в Центральном театре Советской Армии с ветеранами 18-й гвардейской армии, где во время войны он руководил армейским политотделом. Во время этой встречи он назвал фронтовиков «золотым капиталом страны». От Сталина и, что удивительно, от Хрущева таких слов мы так и не услышали. Непонятно, почему Н.С.Хрущев не восстановил официально праздник — «День Победы», особенно после XX съезда КПСС и полного захвата им партийной и государственной власти.

В первые послевоенные годы на глазах моего поколения произошло немыслимое событие, омрачившее сердца. В то время в Москве на перекрестках главных улиц, на входе и выходе из станций метро, в пригородных электричках можно было увидеть инвалидов войны: безруких, безногих, слепых, в драной одежде. Они передвигались на самодельных самокатах-дощечках, под которыми были приделаны ролики. Государство не позаботилось о своих инвалидах войны.

В один из обычных дней бывшие фронтовики, а ныне — человеческие «обрубки», внезапно исчезли. Куда они делись? Печать молчала. Молчала и власть. Кто приказал этих несчастных людей, многих с боевыми наградами, фактически бросить на произвол? Кто-то из высоких чинов в пьяном виде болтнул вслух, будто «слава богу!» очистили город от «пьяных ублюдков». Когда я услышал подобное «заявление», то подумал вот о чем: «Возможно, эти «пьяные ублюдки» потеряли ноги или руки, защищая Москву».

Рассказывали еще о том, что всех инвалидов по всей стране, в один и тот же день и час, собрали и за государственный счет отправили самолетами на остров Валаам, расположенный под Ленинградом на Ладожском озере, где пристроили в специальном госпитале.

Вероятно, какую-то небольшую часть инвалидов упрятали на Валааме. Но все-таки трудно в это поверить. Куда же их всех дели?

Вроде бы государство сделало благородное дело. Обеспечило несчастных медицинской помощью, окружило вниманием, помогло уменьшить их беспомощность, оказало материальную поддержку. Но сделано это было не добровольно, без всякой гласности.

Однажды я побывал на острове, посетил кладбище, где хоронили инвалидов. Но добраться до тайны вокруг их исчезновения так и не удалось. Спасибо писателю Юрию Нагибину. Он написал талантливый рассказ о драматической встрече через много лет безногого фронтовика на острове Валаам со своей довоенной возлюбленной. Современное российское общество выкинуло напрочь из своего прошлого трагическую судьбу инвалидов Великой Отечественной войны.

Мучили фронтовиков отрывочные сведения об ужасной судьбе бывших русских военнопленных, а также положение «возвращенцев». Сталин расправился жестоко со свидетелями собственного позора в 41-м. Многого, а точнее, почти ничего мы не знали. Тема эта долгие годы и при Сталине и после него была закрыта. Да и по сей день Россия не открыла полностью архивы, которые могли бы описать картину происшедших трагических событий.

А.И.Солженицын первым из русских писателей, надо отдать ему должное, рассказал о соглашении Сталина с союзниками о насильственном возврате русских военнопленных в Россию и о власовском движении.

Но «Архипелаг ГУЛАГ» в переводе на русский появился в России в начале 90-х годов. На Западе еще в 50-е годы прошлого века изданы были работы, рассказывающие о русских военнопленных и о власовском движении. За прошедшее время издана целая библиотека исследований, собранных архивных материалов, мемуаров.[115]

Крупным событием в жизни стало 30-летие праздника Победы. С этого периода слово «фронтовик» заменили на слово «ветеран». Государство стало одаривать ветеранов продуктовыми «заказами». Выдали нам «книжку ветеранов». Стали строить фабрики по производству протезов, открыли мастерские для изготовления ортопедической обуви, в аптеках наконец появились костыли разных размеров.

Созданы были армейские и дивизионные Советы ветеранов. Я около двух лет состоял членом Совета ветеранов 220-й дивизии. Чем мы занимались? Поздравляли с днем рождения, собирали ветеранов в Москве в День Победы, посещали школы, где рассказывали ребятам о прошедших военных событиях. Еездили на 30-летие освобождения столицы Белоруссии — Минска. В 1961 году посетили город Елец, где в 1941-м была сформирована 220-я дивизия. На встрече с ветеранами местный военный комиссар рассказал о том, что в живых от первого состава дивизии в 20 тысяч человек осталось сорок человек.

Мне показалось интересным рассказать о том, как была собрана наша бывшая дивизия. Почти восемнадцать лет потратил Василий Рагулин из Луганска (раньше Ворошиловград), мой боевой друг, на поиск выживших воинов 220-й дивизии. Он установил письменный контакт с ними. 9 мая 1975 года в Москву по его приглашению приехали 146 бывших офицеров и солдат. Пришли в парк, тогда Центрального военного музея. На эстраде, в центре, стоял офицер в военной форме с плакатом в руках: «Я — Вася Рагулин».

Что тут произошло — трудно передать. Васю подхватили подбросили вверх, обнимали, целовали, не обошлось без слез.

С того дня ежегодно мы собирались в Москве. Но, увы, на каждую новую встречу приезжало все меньше однополчан. Снятие государственных льгот с правительственных наград стало первой ласточкой в унижении фронтовиков. Мы поначалу не предполагали, что закончится «наградная эпоха» полной девальвацией наград. Особенно в 60–70-е годы. Практически боевые награды были свыше опоганены, превращены в предмет детских забав. За гроши продавали на черном рынке. Их стали выдавать за годы пребывания в армии. За 15 лет выслуги получали орден Красной Звезды, за 20 лет службы — орден боевого Красного Знамени, за 25 лет — орден Ленина.

А второй раз, чтобы как-то преуменьшить возмущение ветеранов, Генеральным секретарем ЦК КПСС Л.И.Брежневым, награжденным орденом Победы, всем нам выдали наиболее почетный орден фронтовиков — орден Отечественной войны. Приняв Постановление о вручении ордена Отечественной войны первой или второй степени, выдавали всем ветеранам, имевшим медали «За боевые заслуги», «За Победу над Германией» или «Победу над Японией» и справки о ранении.

Орден Отечественной войны первой и второй степени — это был самый почетный орден в годы войны. Этим орденом награждали только тех, кто был действительно на передовой, даже в штабе воюющей дивизии нельзя было получить эту награду. Поэтому не случайно многие ветераны-фронтовики отказывались получить «значок» в военкоматах.

Позорный факт, о котором надо рассказать, когда по приказу Сталина в 1947 году за убийство Соломона Михоэлса — наградили боевыми орденами офицеров КГБ. Получили ордена: генерал-лейтенант Цанава — орден Красного Знамени, полковники Шубников и Лебедев и старший лейтенант Круглов — орден Отечественной войны первой степени. Подобные преступные случаи награждения в сталинское время нередко совершались втайне от народа.

Многое не сбылось. Многое, многое, о чем думали, мечтали окопные офицеры и солдаты. Подытожу обрывки фронтовых разговоров. Прежде всего жизнь деревни, а это означало бы передачу в частное владение крестьянам земли, впрочем, скорее ее возвращение, отнятой у них большевиками после 1917 года. Это и ликвидация колхозов, снижение налогов на крестьянские дворы. «Ишь, чего захотели мужики!» — рассуждали чиновники. Один из мужиков как-то похвалялся: «По святому делу снял бы ботинки и голыми ногами медленно пошел бы по свежевспаханному полю. А она, землишка, как заново рожденная, повеселела и легко бы просыпалась под моими ногами».

Верующие, а их было так много среди фронтовиков, верили, что волюшку дадут кресту.

Фронтовые «интеллигенты» рассуждали о приходе либеральной эры, о прекращении репрессий, «от страха — к свободе». Им в ответ рычали: «Ишь, чего захотели интеллигентики!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.