Рождение «солдатского телеграфа»

Рождение «солдатского телеграфа»

30 июля 1942 года, ранним утром, воздух сотряс пушечный гром. Эхо канонады долетало до нас много времени, хотя наша дивизия находилась во втором эшелоне. Считайте, самое близкое — километров тридцать от передовой. В тот день никто из нас не знал, что означает тот гром. К вечеру до нас дошла добрая весть: фронт перешел в грандиозное наступление. Через несколько дней двинулся вслед за Калининским и его сосед — Западный фронт.

Оптимизм в те дни охватил всех — от комдива до последнего солдата. В словах командиров и комиссаров звучали фанфарные ноты. «На этот раз Ржев будет взят!» — гремела вовсю фронтовая печать. Но скоро добрались до нас печальные слухи: сражение обернулось жутким поражением и потоками крови. Среди солдат сразу же пошли разговоры: «Понятно, затребуют и нас, раз еще не затребовали».

Фронтовая печать, начальство — командиры и комиссары — замолчали, будто нигде ничего не происходило. Перешептывались: «Как же так, непонятно, сколько людских сил и техники двинули на противника? Положили видимо-невидимо людей, а взяли десятка три деревень, точнее, бывших деревень, и продвинулись на несколько километров вперед. Так ничего и не добились». Жгучей болью отозвались солдатские сердца на печальную весть.

Каким же образом, правда в кратком виде, стало известно об очередном сражении за Ржев? Помог это сделать, так называемый «солдатский телеграф». Неизвестно, когда он появился на фронте. Главное, возник он не по приказу начальства. В 42-м, в мае, когда я попал на Калининский фронт, он уже существовал. (Н.С.Хрущев в своих «Воспоминаниях» называет «солдатский телеграф» «солдатским радио»).

В Красной Армии «солдатский телеграф» поработал на совесть всю Отечественную войну. Кто подал поистине удивительную идею устного распространения текущих новостей, кто ее осуществил, — фронтовики тогда мало задумывались над этим — шла война.

Через 60 лет после окончания войны, размышляя над прошлым, никак не обойти нам столь необычное явление. Как же возник «солдатский телеграф», а вернее, почему он возник и как стал для солдат, помимо воли начальства, незаменимым источником сведений — об этом дальше.

Всю войну, особенно в первые два года, солдат мало представлял о том, что происходит дальше окопов. И о том, какой предстоит ему завтра день: скверный, добрый или никакой. Не дано было ему знать. Выходило так, как образно сказал английский поэт Оден: «Счастлив заяц поутру, ибо не дано ему знать, с какими мыслями проснулся охотник».

Часто случалось, что солдату было не до новостей. Тогда он говорил: «Хрен с ними!» Например, такое бывало во время наступления или отступления, трудного многокилометрового марша или окружения, во время госпитальных отлежек и тому подобное. Все же, как ни рассуждай, без новостей на фронте никак не обойтись. Без газет «питались» слухами, без газет — скучно и трудно. Радио не было. Читали сами или нам читали в основном газеты. Центральные, главным образом, «Правду» и «Красную Звезду» или фронтовую печать. Каждая армия, равно как и дивизия, имела собственную газету.

«В дни войны, — писал Илья Эренбург, — газета — воздух. Люди раскрывают газету, прежде чем раскрыть письмо от близкого друга. Газета теперь письмо, адресованное тебе лично. От того, что стоит в газете, зависит твоя судьба».[32]

Газеты доходили до окопов нерегулярно, запаздывали. Вот тут, собственно, и помогал «солдатский телеграф».

Наряду с газетой фронтовое начальство ориентировалось на комиссарское «живое слово». Несмотря на огромную численность политсостава, оно нередко не срабатывало. В нем присутствовала еще большая, чем в печати, доля неправды, не хватало душевности и теплоты, а без них «живое слово» блекло, не доходило до солдатских сердец. Слова «солдатского телеграфа» оказывались ближе солдатской среде, хотя бы потому, что в них не присутствовала ложь.

Нередко комиссары во время проведения бесед с солдатами врали им «по-черному». В данном случае они часто действовали по указаниям сверху. «Следует так поступать для поднятия духа бойцов. Солдат, потеряв веру в успех, замыкается в себе, чувствует себя обманутым, что не укрепляет волю в борьбе с врагом».

Что же внушали людям? «Да, на нашем фронте слабые успехи, много потерь, зато на других фронтах Красная Армия успешно наступает и громит немцев». Обман сбивал на время у солдат апатию, вселял надежду, воодушевлял. Случалось, солдаты протестовали против неправды. Например, когда их уверяли в силе и могуществе советской авиации, в преимуществах наших летчиков и самолетов. «Как же так? — судили солдаты. — Какое преимущество, где оно, ежели что ни день, то небо темное от немцев, как печь изнутри». До конца 1943 года, по моим наблюдениям, в небе господствовала немецкая авиация.

Аналогичным трюкачеством, по рассказам пленных, занималась и немецкая пропаганда. Один из таких разительных примеров — первая бомбежка Москвы.

Вот сводка, переданная Совинформбюро: «Вчера, 22 июля 1941 года, в 22 часа 10 минут 200 немецких самолетов попытались совершить массовый налет на Москву, но он провалился. Противовоздушная оборона вокруг столицы не пропустила основную массу самолетов противника. Прорвались одиночки. В городе возникли пожары нескольких зданий, которые вскоре были потушены».

О том же самом событии вот как сообщило немецкое радио: «Пожары в Москве бушевали всю ночь, а наутро москвичи увидели руины Кремля, по которым бродили в поисках чего-нибудь какие-то люди». В очередной радиопередаче немецкие радиослушатели услышали: «Полностью разрушена центральная электростанция. Прекратилось движение городского транспорта, население бежит из разрушенного, пылающего города». Чего не было, того не было. Свидетельствую!..

Как-то в кругу единомышленников Йозеф Геббельс обронил фразу про ложь. Мол, чем она нелепей и чудовищней, тем легче в нее верят. Потом он наплел еще много чего. Часто совершенно противоположное по смыслу. Однако в СССР (а теперь и в России) именно это его высказывание почему-то приобрело просто феноменальную известность. Может быть, потому, что врала и врет советская пропаганда нелепо и чудовищно.

Во фронтовой полосе немецкие летчики сбрасывали тысячи листовок примерно с теми же сказками. Солдаты и офицеры, особенно москвичи, естественно, беспокоились. Приходилось комиссарам опровергать лживую немецкую пропаганду.

Сколько аналогичных фактов можно привести с обеих сторон — много. «Солдатский телеграф» в таких случаях не сидел сложа руки.

Впрочем, в войнах, как я теперь знаю, испокон веков врали. Позволю себе чуть отвлечься. Кому удалось посмотреть фильм «Александр Невский», возможно, запомнил, как лихо расправлялись русские воины на Чудском озере почти 700 лет тому назад (1242 год) с ливонскими рыцарями. Сотнями они их клали на лед.

После войны, слушая лекцию одного историка, я узнал вот что. В древней Новгородской летописи написано, что убито в том судьбоносном для России сражении 400 рыцарей, а 50 пленено. На самом деле погибло всего 20 рыцарей и 6 пленено. Заметим, об этом, очевидно, летописцу было неведомо: всего численность Ливонского ордена не превышала 200 рыцарей…

Вернемся к дням войны…

Воюющие стороны, добиваясь повышения боевого духа солдат, в своей пропагандистской практике применяли различные психологические приемы: от самых возвышенных до самых низких и грязных. Манипулируя сознанием и чувствами людей, пускали в ход такие испытанные методы пропаганды, как любовь к Родине, патриотизм, исполнение долга. Не гнушались и максимальным искажением правдивой информации, скрывали или занижали собственные потери и завышали потери противника. Комиссары, как и печать, старались сообщать бойцам в основном победные факты. С радостью приводили факты о поражениях противника. Помню, с каким удовлетворением рассказывали нам о том, что 30 мая 1942 года тысяча английских самолетов разбомбила город Кельн. «Теперь немцы сами испытают страдания, которые несут другим народам», — сказал комиссар. Один из красноармейцев, верно, спросил:

— Как же дети?

— Чего их жалеть? — бесстрастно ответил комиссар. — Фашисты наших детей и женщин не жалеют.

Советская пропаганда вовсю проповедовала жертвенность. Красноармейцев призывали ценой жизни уничтожать врага. Отсюда подвиги-мифы 28 героев-панфиловцев во главе с политруком Василием Клочковым, пяти моряков-севастопольцев во главе с политруком Николаем Фильченковым и рядового Александра Матросова.

Все три примера ничего общего с действительностью не имели. Панфиловцев у разъезда Дубосеково было не 28, а 140. Вот в живых их осталось после боя примерно 28, а погибло и попало в плен около 110 человек. Танков они подбили штук 5–7, а не 20, как писали в газетах, и нисколько не задержали движение врага. Истина выяснилась в 1948 году, когда одного из 28 героев судили за последующую службу в немецкой полиции. Сначала командира и комиссара хотели отдать под суд за то, что допустили прорыв на участке роты Клочкова, но потом, когда поднялась шумиха в прессе вокруг боя у Дубосеково, судить их раздумали.

Не могло быть и подвига пятерки моряков политрука Фильченкова, будто бы 7 ноября 1941 года со связками гранат бросившихся под немецкие танки и уничтоживших в ходе боя не то десять, не то пятнадцать бронированных чудовищ. Эта легенда опровергается одним фактом. В наступавшей на Севастополь немецко-румынской 11-й армии в ноябре 41-го не было ни одного танка.

Взглянем на начало войны. Например, сообщение советского Информбюро об итогах первых сражений гласило: «Отрезанные нашими войсками от своих баз и пехоты, находясь под непрерывным огнем нашей авиации, мото-мехчасти противника оказались в исключительно тяжелом положении. За 7 дней боев они потеряли 2500 танков и около 1500 самолетов, более 30 000 пленными. Наступательный дух германской армии подорван».

Иными словами, у немецких сил вторжения всего за неделю якобы выбили две трети бронетехники и почти половину авиации. На самом деле неприятель к концу июня 1941-го, как известно, уже занял Минск, вышел к Западной Двине и столь же стремительными темпами продолжал продвигаться в глубь территории СССР. Кого и зачем пыталось обмануть советское руководство примитивным враньем? Ведь очевидное все равно пришлось вскоре признать. Однако эффект «выпущенного воробья», которого уже «не поймаешь», разумеется, остался.

Вот несколько эпизодов из советской прессы первых военных лет. В «Правде» были напечатаны два очерка писателя Бориса Полевого. В первом, под названием «Над мертвым Ржевом», он красочно описал «героическую» защиту города. «Когда октябрьской ночью, — пишет автор, — банды гитлеровских дикарей ворвались в Ржев, город долго, отчаянно сопротивлялся… Партизаны отстаивали каждую улицу…» Все, написанное автором, — чушь. Немцы вошли во Ржев свободно, никто им не оказывал сопротивления. Произошло это днем, а не ночью, 14 октября 1941 года. Никаких партизан там и близко не видано было. Имя немецкого коменданта города Шренке придумано, такого человека не существовало. Во втором очерке автор смакует превращение города под градом советских бомб и снарядов в кладбище — это злодеяние совершено по приказу Сталина.

Когда после войны Борис Полевой приехал во Ржев и встретился с жителями города, он перед ними покаялся: «Мол, братцы, время было такое». История эта имела продолжение. Армейская газета «Вперед, на врага!» в номере от 11 сентября 1942 года (статья «Баянист из Ржева») повторила один к одному «легенды» Бориса Полевого. Объяснение одно и то же — желание разжечь пламя ненависти к врагу в солдатских сердцах.

Нельзя не упомянуть историю об известном танковом сражении под Прохоровкой, где танкисты П.А.Ротмистрова будто бы одержали славную победу над превосходящими силами противника! О степени этого «превосходства» читатель может судить, если сравнит численность гвардейской 5-й танковой армии — 850 танков и САУ — и противостоявшего ей 2-го танкового корпуса СС генерала Хауссера — 273 танка и штурмовых орудия, включая восемь трофейных «тридцатьчетверок». А о том, на чьей стороне была победа, думаю, можно сделать безошибочное заключение, сравнив потери сторон под Прохоровкой. Немецкий корпус безвозвратно потерял 5 танков, и еще 54 танка и штурмовых орудия было повреждено. Армия же Ротмистрова безвозвратно потеряла 334 танка и САУ, а еще около 400 было повреждено. Сразу после сражения у Сталина возникла мысль сурово поступить с Ротмистровым за бездарно погубленную армию, но потом Верховный решил, что в пропагандистских целях лучше считать поражение под Прохоровкой победой, и не стал отдавать командира под суд. Всех подробностей это мифической победы советских танковых войск мы тогда не знали. А «солдатский телеграф» знал, да молчал.

С первых дней войны вовсю раздували ненависть к врагу и советские художники. В 1986 году в Москве состоялась уникальная выставка под названием «Графика войны». Ее устроители откопали в частных собраниях коллекционеров интереснейшие печатные документы эпохи военного времени: агитационные плакаты, лубки, серии карикатурных изданий. Вот два лубка. На одном из них бывший чапаевец Иван Смолярчук, в прошлом сибирский охотник, заманивает немецкие танки в вырытые им волчьи ямы. На другом лубке старшина Петр Никодимов с топором в руках подполз к немецкому танку, не давшему пулеметным огнем советской пехоте продвигаться вперед, взобрался на него и ударом топора погнул ствол пулемета. Кажется, сюжет лубка напоминает героический поступок Александра Матросова: вот так рождалась «победа». Хочешь — верь, а не хочешь — не верь. Фронтовикам, слава богу, эти сказки в руки не попадали. А в тылу многие люди им верили. Или, точнее сказать, желали верить.

Обратимся снова к фактам. В мае 1942 года под Харьковом попали в окружение и перестали существовать сразу несколько советских армий (6-я, 9-я и «группа генерала Бобкина»). Берлинская сводка сообщила о пленении 240 тыс. человек. Совинформбюро традиционно опровергало. Впрочем, самое любопытное даже не это. А то, что официальная российская наука о прошлом и ныне с маниакальным упрямством продолжает оспаривать данные бывшего противника.

Продолжает, хотя их в своих мемуарах подтвердил сам Н.С.Хрущев, являвшийся одним из главных виновников того поражения. Он вместе с маршалом С.К.Тимошенко как раз и загнал войска в ловушку. Понятно, что напрасно обвинять себя в подобных грехах никто не станет. Но отдадим должное Никите Сергеевичу, нашедшему в себе мужество написать правду. Заглянем в его воспоминания: «Поэтому я ехал, летел и шел к Сталину, как говорится, отдаваясь на волю Судьбы. Что станет со мною — не знал. Встретились. Сталин поздоровался… говорит мне:

— Немцы объявили, что они столько-то тысяч наших солдат взяли в плен. Врут?

Отвечаю:

— Нет, товарищ Сталин, не врут. Эта цифра, если она объявлена немцами, довольно точная. У нас там было примерно такое количество войск, даже чуть больше. Надо полагать, что частично они были перебиты, а другая их часть, названная немцами, действительно попала в плен».

Для умелого использования даже относительно простого оружия обязательно необходим профессиональный и вдумчивый подход. А столь тонкий и обоюдоострый инструмент, как информация, требует интеллектуального обслуживания вдвойне. Но отечественная система выдвижения руководящих кадров в 1941–1945 годах оказалась традиционно неэффективной. И не только на пропагандистском фронте. Поэтому и победу пришлось добывать в обычном российском стиле — без меры перерасходуя огромные материальные средства и неся совершенно неоправданные гигантские потери в людях.

Особенно господствовала ложь в информации о постоянной смене направлений боев в 41-м и в 42-м годах, о сданных Красной Армией городах. Тут «солдатский телеграф» нередко помогал прояснить ситуацию. Не всегда, но часто и метко!

Все основные советские информационные органы: ТАСС, радио, газеты, Совинформбюро — старались в радужных красках изобразить самые незначительные победы и скрывали от армии и народа даже самые малые поражения. Статистика потерь о людях и технике превратилась в сплошное жонглирование цифрами. На войне, как правило, всякая сторона занижает свои потери и завышает потери противника, но вранье советских средств массовой информации приняло поистине фантастический характер. Такой фальсификации история войн еще не знала.

Несколько примеров. В передовой статье газеты «Красная Звезда» за 1 июля 1941 года есть такие строки: «Правда состоит в том, что гитлеровская «молниеносная война» терпит крах… Правда состоит в том, что уже за первые 1–8 дней фашистская армия понесла крупный урон…»

3 июля 1941 года состоялось известное выступление по радио И.В.Сталина. Вождь известил народ и весь мир о том, «…что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и уже нашли себе могилу на полях сражений…»

В тот же день Франц Гальдер, начальник Генерального штаба германской армии, записал в «Дневнике боевых действий»: «За первые десять дней войны на Востоке общие потери германской армии составили 41 087 человек (1,64 % от личного состава войск). В том числе, погибло 542 офицера и 8362 унтер-офицеров и рядовых…»

Как со статистикой обращаться, сотворять из нее мифы, подавал пример Верховный. К примеру, цифры, приведенные им в своем выступлении 6 ноября 1941 года, взяты с потолка, далеки от реальности. Диктатор говорит о том, что Германия уже иссякает, «в ней царит голод и обнищание. Она истекает кровью… Еще несколько месяцев, еще полгода, может быть, годик — гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений». А Германия, как мы знаем, не лопнула до окончательной капитуляции.

Как часто диктатор выдавал желаемое за действительное, старался «сладким враньем» поддержать народный дух. Самое преступное вранье диктатора — это сокрытие потерь Красной Армии и гражданского населения в Великой Отечественной войне. Назвав семь миллионов погибших, Сталин заморозил правду о потерях СССР на семь с лишним лет, до своей смерти. Этот неприкасаемый миф лишил права историков страны на исследования столь важной проблемы, став загадкой для зарубежной историографии. Причем объяснение, как всегда, одно: «Зачем волновать народ?»

Со временем советская печать так завралась, что порой сама не могла различить, где правда, где полуправда, а где ложь. Цензура — и партийная, и военная — свирепствовала и постоянно держала за горло редакторов, писателей, журналистов, военных историков. Попробуйте хотя бы единой политически неловкой фразой ступить на информационное поле — и вам конец! Об этих редакционных муках подробно написал Давид Иосифович Ортенберг — главный редактор «Красной Звезды». В своих книгах «Красная Звезда» в 1941-м» и «Красная Звезда» в 1942-м» он с грустью рассказывает, как тяжело давался ему и его сотрудникам выпуск каждого номера газеты.

И в наши дни, в эпоху Интернета, найти полные и точные сведения о неудачах Красной Армии в Великой Отечественной войне — дело непростое, например, о сражениях подо Ржевом, Смоленском, Вязьмой, Харьковом, Киевом, в Прибалтике, в Крыму, о битве за Ленинград. В военные годы кое-что прояснил нам об этих и многих других драматических событиях «солдатский телеграф».

Кто возьмется, допустим, за следующий эксперимент? Кто попробует подсчитать по военным сводкам Совинформбюро, опубликованным за все 1418 дней Великой Отечественной войны, потери личного состава германской армии на Восточном фронте? Ручаюсь, что место на страницах «Книги рекордов Гиннесса» ему обеспечено! Не случайно, вероятно, поэтому газеты военного времени ныне в России засекречены.

По данным советского Генштаба и Совинформбюро, с начала войны до 1 марта 1942 года потери вермахта составили 6,5 млн человек. Это примерно столько же, сколько Германия потеряла на всех фронтах Второй мировой войны. Фактически с начала войны и до 1 марта 1942 года немцы потеряли на Восточном фронте в шесть раз меньше — 1005,6 тыс. человек.[33] Особо следует отметить информацию за один 1942 год — год самых крупных потерь Красной Армии в Великой Отечественной войне. Согласно исследованию «Гриф секретности снят», они составили 3 258 216 человек.[34] Дмитрий Волкогонов оценивает их в полтора раза выше. Некоторые современные историки и его цифры считают заниженными. По немецкой статистике, германская армия за 1942 год потеряла 519 000 человек, то есть Примерно меньше в 6,5 раза…

Потери в прошедшей войне точно не известны до сих пор, и по сей день приводятся различные данные. Они постоянно уточняются, проверяются. До сих пор не выяснено огромное количество пропавших людей, «пропавших без вести». Например, ежегодно поисковики только в двух областях России — Смоленской и Тверской — находят около пяти тысяч новых останков советских солдат и производят их захоронение. По последним данным, на российской земле захоронено около пяти миллионов солдат и офицеров в безымянных могилах.

Когда, например, на фронте комиссар в беседе с красноармейцами приводил цифры немецких потерь, опираясь на выступления и приказы Верховного Главнокомандующего, или ссылался на отечественную печать, могли ли они ему верить? Солдату была известна своя статистика. Реальная. С ней он встречался всякий фронтовой день.

Идя от Москвы все дальше на запад, солдат видел, как на полях сражений обычно лежат десять трупов наших и один — немца. По мере того как советские войска двигались вперед, это соотношение постепенно менялось. Так почти до конца войны! Ибо известно, что советские генералы воевали не умением, а числом. Кстати, поисковики, обнаружив захоронения времен войны, подтверждают подобное соотношение.

По моим наблюдениям и подсчетам, советские ежедневные военные сводки обычно завышали немецкие потери в два-три раза, а то и больше. Здесь нередко «солдатский телеграф» старался их корректировать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.