ПРЕДИСЛОВИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

То, что традиционно — и ошибочно — принято называть альбигойским[1] крестовым походом, на деле представляло собой религиозный и политический конфликт, в ходе которого все Тулузское графство и весь Лангедок с 1208 по 1255 год были обагрены кровью. Конфликт этот в конце концов привел к тому, что независимое государство, каким были в то время владения графа Тулузского, вассала короля Франции, 24 августа 1271 года перешло в руки монарха Филиппа Смелого. Все подробности этой захватнической войны, которая велась под религиозным предлогом, дошли до нас в пересказе двух летописцев, свидетелей тех событий: Пьера де Воде-Серне (или де Во-Серне) и Гильома де Пюилорана.

Первый из них был монахом из принадлежавшего к Шартрской епархии монастыря, настоятелем которого был его дядя Ги. В 1202 году Пьер вместе с ним присоединился в Венеции к войскам IV крестового похода. Он участвовал во взятии Зары (ныне город Задар в Венгрии), но вернулся во Францию после того, как крестоносцы отказались идти в Святую землю, решив прежде завладеть Константинополем, выбить оттуда греческого императора и основать там в 1204 году латинскую империю. Затем, в 1206 году, Пьер де Во-Серне вместе с дядей отправился в Лангедок, чтобы проповедовать, призывая на борьбу с катарской ересью, и провел там несколько лет с армией Симона де Монфора, которому поручено было эту ересь пресечь. Этот монах написал «Альбигойскую историю»[2], в высшей степени ценную для нас, поскольку она является рассказом о событиях, очевидцем которых был автор; и все же к тексту следует относиться с осторожностью из-за чрезмерного пристрастия Пьера де Во-де-Серне к крестоносцам. Эти хроники впервые были напечатаны в Труа в 1615 году, в этой книге мы цитируем их по переводу, сделанному Паскалем Гебеном и Анри Мезонневом[3] и обозначаем аббревиатурой АИ. Вероятнее всего, Пьер де Во-де-Серне начал писать свою «Альбигойскую историю» в 1213 году и завершил ее после смерти Симона де Монфора в 1218 году, поскольку он упоминает об этом событии в своей поэме (ПКП, 205, стих 128).

Кроме того, два окситанских клирика, один из Наварры, другой из Тулузы, составили хронику крестового похода на провансальском языке в виде героической поэмы, состоящей из без малого десяти тысяч рифмованных (александрийских) стихов, распределенных по 214 лессам, и известной под названием «Песни о крестовом походе против альбигойцев» (здесь мы будем обозначать ее аббревиатурой ПКП, за которой будет следовать номер лессы[4]). Нам известно имя первого из этих двух авторов, поскольку он представился в начале «Песни о крестовом походе»: это некий Гильем из Туделы, поселившийся в Монтобане и вставший на сторону крестоносцев, то есть, учитывая его окситанское происхождение, оказавшийся «предателем» альбигойского дела и пользовавшийся покровительством Симона де Монфора, наводящего страх военачальника, который действовал по приказу папы и короля Франции. Гильем написал первые сто тридцать лесс поэмы, составляющие 2749 стихов. Он повел свой рассказ с 15 января 1208 года, с убийства на берегах Роны тулузским дворянином папского легата Пьера (или Пейре) де Кастельно — это преступление стало поводом к началу военных действий крестового похода, — и завершил его отчетом о собрании в Памье, в Арьеже, устроенном Симоном де Монфором 1 декабря 1212 года. Совершенно ясно, что Гильем из Туделы, пользующийся покровительством графа Бодуэна (брат графа Раймонда VI Тулузского, предавший дело альбигойцев и перешедший на сторону крестоносцев), был непримиримым врагом еретиков, но, как и полагается истинному любителю двойной игры, он тем не менее почитал графа Раймонда VI Тулузского, называя его «доблестным графом Раймондом». Этой двойственной принадлежностью к двум враждующим лагерям объясняется то, что в первой части «Песни о крестовом походе» не чувствуется особого пыла и страсти.

Совсем другим человеком был его анонимный преемник, продолживший сочинение поэмы. Этот второй автор, ортодоксальный католик, нигде ни словом не упоминает о катарской ереси, почтительно относится к папе и его окружению и рассматривает альбигойский крестовый поход как гражданскую войну между баронами севера и окситанскими баронами: первые с благословения короля Филиппа II Августа стремились захватить владения вторых. Безымянного соавтора «Песни о крестовом походе против альбигойцев», похоже, занимает не столько судьба еретиков, сколько восстановление феодального права, политической спайки, скреплявшей христианскую Западную Европу, довольно сильно расшатанную крестовым походом.

Об этом можно прочесть в лессах со 143 по 147, в которых пересказываются споры на IV Латеранском соборе[5] по поводу запутанных юридических последствий крестового похода: что станет с присвоенными крестоносцами-победителями наследственными владениями окситанских графов, павших в бою или отлученных папой от Церкви? Должны ли ни в чем не повинные наследники утратить их по вине отцов? Самым трудным и волнующим был случай Раймонда VII, сына отлученного от Церкви графа Тулузского Раймонда VI: должен ли он распроститься с причитающимся ему наследством? Он еще не принес клятву феодальной верности королю Франции; должен ли он тем не менее поступать так, как если бы был связан с королем таким же клятвенным обещанием, как его отец? А какому сеньору должны служить вассалы отлученных от Церкви или убитых графов? Прислушаемся к безымянному поэту, который александрийским стихом рассказывает нам об этом прославленном соборе:

Вот собрался двор папы,

нашего благочестивого господина. Шумом голосов

прелатов, кардиналов, епископов, аббатов, приоров,

примасов, принцев крови и могущественных рыцарей,

прибывших из многих стран, наполнился большой зал,

где все собрались на совет.

Здесь граф Тулузский[6], здесь и его сын,

красивый и славный юноша, тайно прибывший

из Англии в сопровождении немногих верных,

[...]

Папа встретил его с распростертыми объятиями и благословил.

И впрямь, никогда еще столь пригожий юноша

к нему не являлся. Он статен,

благоразумен, и кровь его чиста: Англия, Тулуза

и Франция великолепно слились в его жилах.

Он преклонил колени перед его святейшеством

(рядом с ним стоял славный сеньор де Фуа)

и попросил вернуть по праву ему принадлежащие

земли его отцов.

Папа долго смотрел на юношу.

[...]

Увы, он был бессилен. Наши графы это предчувствовали.

Конечно, папа искусно объявил

в торжественных посланиях и речах

перед служителями Церкви и собравшимися баронами:

тулузские графы — не еретики.

Они — добрые католики. Они не заслужили

бедствий, постигших земли их предков.

Но можно ли отменить договоренность?

Конечно, нет: духовенство не согласится.

Отныне этот край принадлежит Церкви.

Она поручила Монфору править им.

И это так. Никто не смеет возражать.

(ПКП, 143)

Эти вопросы неотступно преследуют нашего Анонима, но не меньше они, должно быть, тревожили прелатов и сеньоров того времени, и позже мы еще к этому вернемся. То обстоятельство, что проблема стабильности феодальной системы была поставлена так отчетливо, само по себе ясно показывает, что крестовый поход против альбигойцев был главным образом политическим предприятием, а не религиозным конфликтом, как утверждал ничего не понявший во всем этом Вольтер.

В самом деле, не следует упускать из виду, что Франция при Филиппе II Августе была далека от единого королевства, сопоставимого с нашим сегодняшним «Шестиугольником»[7]. Разумеется, короли из династии Капетингов — первый из которых, Гуго Капет, завладел короной Каролингов при помощи ловкого обмана, благодаря удачному политическому перевороту, подстроенному совместно с епископом Адальбероном, — присвоили славу Карла Великого и Роланда, так что жонглеры[8], труверы[9] и менестрели вволю будут менять историю страны франков, доходя даже до того, чтобы перенести в Париж дворец древних императоров (которые на самом деле жили в Экс-ла-Шапель) и превратить область, расположенную между нашей столицей и Орлеаном, в колыбель Каролингов[10]! Глупая и тщеславная ложь, повторявшаяся даже в реваншистских официальных школьных программах Третьей Республики.

Так вот, Филипп II был коронован в Париже 1 ноября 1179 года, при жизни отца, Людовика VII, в соответствии с капетингским обрядом, и было ему тогда четырнадцать лет (он родился в 1165 году в Гонессе); годом позже Людовик VII умер, и Филипп II, который позже получит прозвище Август, сменит его на престоле. Его царствование будет долгим — до 1223 года. Маленький, с виду медлительный и неуклюжий, одноглазый, по-умному скрытный, отличный полководец, этот король, которому немало помогали его верный гофмаршал Робер Клеман и граф Радульф (Родольф) де Клермон, выстроит, прибавляя по кусочку, первое объединенное французское монархическое государство.

Как всякий хороший и уважающий себя сеньор, Филипп прежде всего позаботился о том, чтобы увеличить собственную территорию, королевский домен, ядром которого был Иль-де-Франс; его владения простирались от Компьеня до Буржа и от Нормандии до Санса, со столицей в Париже. Королю принадлежали самые плодородные земли Франции, пересеченные большими и малыми дорогами, с многочисленными городами и деревнями, и земли эти приносили немалый доход. Из этих роскошных владений король извлекал большую выгоду, ему принадлежала монополия на пекарни, кузницы, давильни и мельницы, он взимал разнообразные налоги, что делало его самым богатым сеньором королевства и давало возможность посылать в провинции своих представителей, бальи на севере и сенешалей на юге, которые надзирали за прево[11] и ведали судами, и содержать небольшое войско в три тысячи человек. Земли этого королевского домена были окружены владениями знатных сеньоров, из которых самыми могущественными были трое: герцог Нормандский (он был еще и королем Англии, известным под именем Генриха II Плантагенета), граф Шампани Генрих Щедрый и граф Фландрский.

Оказавшись у власти в пятнадцать лет, Филипп II стал проводить свою политику экспансии. Для начала он женился на Изабелле, дочери графа Эно, она принесла ему в приданое города Аррас и Сент-Омер — этот брак вызвал недовольство семьи графа Шампанского и породил конфликт. Король разрешил его с оружием в руках. Затем он, пользуясь уловками феодального права, путем переговоров или через судебные инстанции заполучил прекрасные и богатые земли Артуа, Валуа, Амьенуа и Вермандуа. После чего, прислушиваясь к продуманным советам, Филипп Август предпринял удачную попытку завоевания Нормандии (1202— 1204), а также земель по берегам Луары. Уже тогда можно было предположить, что после того, как король отнимет владения Иоанна Безземельного (1202), после завоевания Пуату (1204), затем Турени и Анжу (1205), он распространит свою захватническую политику на юг Франции и после того, как он благодаря действиям Ги де Дампьера присоединит к королевским владениям Овернь, Филипп Август повернет оружие против Лангедока, то есть против графа Тулузского: распространение на тулузских землях альбигойской ереси послужит ему предлогом.

В самом деле, для Капетинга велико было искушение завладеть сенешальствами Лангедока, ядром которого было богатое и могущественное графство, изначально объединявшее лишь прилегавшие к Тулузе области. Первым известным нам сеньором этих земель был некий Фределон (849—852), его преемником стал его младший брат, Раймонд I (852-864), основатель рода графов Тулузских. В 924 году пятый граф Тулузский, Раймонд III Понс, прославился тем, что прогнал за Альпы венгров, захвативших Прованс и Лангедок. В 932 году он подучил от короля Франции Рауля Бургундского (923—936) герцогство Аквитанское и графство Овернское и, присоединив к своим владениям диоцезы Безье, Нарбонн, Агд, Магелонн и Ним, навязав свое господство лангедокским сеньорам, распространил границы своих земель от Луары до Пиренеев и Средиземного моря.

Преемники Раймонда III будут поддерживать процветание графства и прославятся своими подвигами в Святой земле — вплоть до Альфонса I Иордана, который, кроме всего прочего, станет маркизом Прованса.

С 1148 года графы Тулузские больше не выступали в крестовые походы, посвятив себя управлению своими землями. Раймонд V (1148—1194) противостоял нашествию на Лангедок графов Барселонских, в то время королей Арагона, и стал сюзереном виконтов Каркассонского и Нарбоннского. Раймонд VI (1194—1222) преобразовал управление графством, имея в виду создание в Лангедоке независимого государства. Распространение на его землях катарской ереси и страшный крестовый поход, за этим последовавший, помешали ему осуществить свои намерения. Раймонд VI умрет в 1222 году отлученным от Церкви, а ересь даст французским королям[12] великолепный предлог для вторжения — посредством крестоносцев — в тулузские земли и присоединения их к королевским владениям. Сенешальства Бокер и Каркассон станут собственностью короля в 1229 году (Парижский договор), тогда как прочие земли Лангедока останутся в руках графа Раймонда VII Тулузского до его смерти, затем перейдут к его зятю, Альфонсу де Пуатье, брату Людовика Святого, и в конце концов, после его кончины, достанутся королю.

Стадо быть, в действительности альбигойский крестовый поход был феодальной завоевательной войной, развязанной королем Франции Филиппом II Августом с целью присоединить богатое Тулузское графство и соседние территории к королевским владениям. Многочисленные и неравнозначные причины этого крестового похода можно объединить в три группы:

1. Глубинная и основная причина не имела никакого отношения к религии; крестовый поход против катаров был неизбежным следствием политики территориальной экспансии, которую вел Филипп Август и результатом которой стал Парижский договор, подготовленный Бланкой Кастильской и подписанный 12 апреля 1229 года на паперти собора Парижской Богоматери будущим Людовиком Святым, Людовиком IX — ему было тогда четырнадцать лет — и графом Раймондом VII Тулузским.

2. Второй глубинной причиной, объясняющей, в частности, жестокий характер этой войны под религиозным предлогом, была алчность северных баронов. Они увидели в этом крестовом походе средство получить в качестве феодов земли графа Тулузского и его вассалов, и произошло это в тот момент, когда материальная и территориальная выгода от крестовых походов в Святую землю начала уменьшаться.

3. Побочной причиной — можно даже сказать, предлогом для него — стало распространение на юго-востоке начиная с 1150 года катарской ереси, что привело к разрыву между королем и лангедокскими баронами.