Ложки для голодающих (Экспроприация церковного имущества)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ложки для голодающих

(Экспроприация церковного имущества)

Голод был прекрасным поводом для того, чтобы начать насильственное изъятие церковных ценностей.

Новая власть всегда ревниво относится к богатствам свергнутой. Она верит, что, обнаружив спрятанные сокровища, сразу решит все свои экономические проблемы. В 1990-е годы рассчитывали на золото партии, в 1920-е — на романовские драгоценности. Но экономические результаты всевозможных экспроприаций, как правило, оказываются ничтожными. После того как в 1922–1923 годах в Советской России изъяли ценности из всех храмов страны, вместо ожидаемых сотен миллионов получили сумму ненамного большую, чем потратили на кампанию по изъятию.

Бриллианты для диктатуры пролетариата

Еще в 1917 году газеты сообщали об американском обществе, которое ассигновало $20 млн для скупки в России произведений искусства и изделий из драгоценных металлов. Тех, кто еще только собирался громить усадьбы и грабить награбленное, с нетерпением ждали перекупщики.

Однако мелкие перекупщики были не в состоянии легально вывезти за рубеж все экспроприированные ценности. Если внутри страны новая власть могла делать все, что угодно, то организовать продажу конфискованных ценностей в Западной Европе было сложнее. Приходилось считаться и с предусмотренной европейским законодательством ответственностью за сбыт похищенного, и с возможными исками бывших владельцев, да и вообще контрабанда драгоценностей была делом весьма хлопотным. Проще было передавать драгоценности посещавшим Советскую Россию коминтерновским деятелям. Экономике страны это не давало ничего, зато приближало мировую революцию.

С неорганизованной торговлей конфискованными ценностями пытался бороться нарком внешней торговли Леонид Красин. В адресованной политбюро «Записке» он писал: «Сейчас это дело стоит ниже всякой критики. Обыкновенно этот товар попадает в руки Коминтерна, что абсолютная бессмыслица, так как людям, являющимся в данную страну по большей части нелегально и для работы с такого рода торговлей ничего общего не имеющим, поручается продажа товара, на котором при современных условиях торговли могут проваливаться даже легальные профессиональные торговцы. В лучшем случае продажа ведется по-дилетантски через случайных знакомых и по ценам значительно ниже тех, которые могли бы быть выручены при более деловой постановке сбыта. Для продажи более крупных партий, подбираемых сейчас Гохраном, эти архаические методы уже совершенно недопустимы и опасны». Красин разработал целую программу вывоза драгоценностей через дипломатическую почту и продажу через контролируемых ВЧК частных скупщиков.

Однако идея упорядочить торговлю конфискованными драгоценностями не встречала поддержки со стороны партийного руководства. Драгоценности следовало продавать безотлагательно, поскольку мировая революция, которая ожидалась со дня на день, грозила обрушить рынок драгоценностей. «Для нас важнее, — писал в этой связи Троцкий, — получить в течение 1922–1923 годов за известную массу ценностей 50 миллионов, чем надеяться в 1923–1924 годах получить 75 миллионов. Наступление пролетарской революции в Европе, хотя бы в одной из больших стран, совершенно застопорит рынок ценностей: буржуазия начнет вывозить и продавать, рабочие станут конфисковывать и пр., и пр. Вывод: нужно спешить до последней степени».

Однако настроенный более реалистично Леонид Красин не прекращал попыток научиться культурно торговать ворованными сокровищами. Среди возможных партнеров он называл компанию «Де Бирс»! Столь солидному покупателю Красин предлагал не якутские алмазы, которые советские геологи еще не успели найти, а конфискованные драгоценности. Предполагалось, что экспроприация обеспечит добычу алмазов в промышленных масштабах. «Надо раз и навсегда покончить с этим порядком или беспорядком, — писал Красин в Наркомфин, — из-за которого сбыт наших бриллиантов производится до сих пор с потерей десятка процентов их стоимости. Всякие случайные мелкие продажи по знакомству и т. д. должны быть прекращены. Надо заключить договор с какой-нибудь крупнейшей фирмой (были предложения Де Бирса, а также Ватбурга) об образовании синдиката для совместной продажи бриллиантов. Синдикат этот должен получить монопольное право, ибо только таким путем можно будет создать успокоение на рынке бриллиантов и начать постепенно повышать цену. Синдикат должен давать нам под депозит наших ценностей ссуды на условиях банковского процента…»

Объем проданного за бесценок, а то и просто украденного не поддается учету. Запасы драгоценностей стремительно сокращались. Единственной крупной организацией, к конфискации имущества которой долго не решались приступать, оставалась церковь. Власти опасались массового сопротивления и, национализировав капиталы синода, не рисковали изымать из действующих храмов изделия из серебра и золота. Для подобных действий было необходимо очень веское основание. Таким основанием стала борьба с голодом.

Голод

В готовящихся для руководства страны секретных информационных сводках сообщения о голоде постоянно присутствуют с начала 1922 года. Так, в сводке по Самарской губернии от 3 января 1922 года сообщается: «Наблюдается голодание.

Таскают с кладбища трупы для еды». А чуть позже: «Голод усиливается… На рынке замечена продажа жареного человеческого мяса, издан приказ о прекращении торговли жареным мясом». Видимо, запрет торговли мясом проблемы не решил, и государство начинает целенаправленную борьбу с голодом. Первоочередной мерой стала закупка за границей на 6 тыс. золотых рублей материалов для наглядной агитации.

Еще летом 1921 года, до того как государство приступило к закупке агитационных плакатов, патриархом Тихоном был создан комитет помощи голодающим. Эта организация обратилась к мировой общественности с призывом о помощи и начала сбор средств для закупки продовольствия за рубежом. Однако само существование комитета было незаконным, поскольку советское законодательство запрещало религиозным организациям в какой бы то ни было форме заниматься благотворительностью. Лишь в самом конце 1921 года церковный комитет все-таки был легализован. К февралю 1922 года церкви удалось собрать около 9 млн рублей, а также ювелирные украшения и продукты.

Уважительная причина

То, что верующие собирали средства и организовывали помощь голодающим, не устраивало руководителей страны. По официальной идеологии, церковь была реакционной организацией и ничего хорошего сделать не могла. Спасти людей от голодной смерти должна была не церковь, а советская власть. К тому же голод был прекрасным поводом для того, чтобы начать насильственное изъятие церковных ценностей.

Чужое достояние всегда кажется огромным. Ленин и Троцкий считали, что удастся получить в худшем случае сотни миллионов, а в лучшем — миллиард золотых рублей. 23 февраля 1922 года ВЦИК принял постановление, в котором местным органам власти предлагалось приступить к изъятию из храмов всех предметов из золота, серебра и драгоценных камней. Изъятое должно было передаваться в центральный фонд помощи голодающим.

В марте 1922 года Ленин в секретном письме членам ЦК четко сформулировал задачи изъятия ценностей, причем помощь голодающим в их числе даже не упоминалась. Ленин говорил лишь о золотом запасе, который помог бы укреплению внешнеполитического положения страны, а также о том, что под прикрытием борьбы с голодом можно будет ослабить церковную организацию, физически уничтожив наиболее активную часть духовенства. Начать борьбу с церковью, обвиняя ее в отказе помочь голодающим, было гениальным ходом.

Началась мощная пропагандистская кампания. Журналисты доказывали, что церковное золото решит все экономические проблемы страны. Так, газета «Известия» убеждала читателей, что если обменять церковные богатства на хлеб, то голодающие в течение трех ближайших лет будут обеспечены продовольствием. На эти деньги также предлагалось купить 10 тыс. тракторов или же запас засухоустойчивых семян, которых хватило бы на десять лет.

Религиозные организации оказались в двусмысленном положении. Государственные СМИ не сообщали о проводимых верующими сборах пожертвований для закупки хлеба, зато охотно рассказывали о нежелании отдать драгоценный оклад почитаемой иконы или священные сосуды. Более действенного способа скомпрометировать религиозные организации трудно придумать.

Пропагандистская кампания, естественно, финансировалась за счет изъятого. На наглядную агитацию ушла четвертая часть всех полученных в ходе кампании средств. Именно на эти деньги был издан, например, плакат Дмитрия Моора «Помоги!».

Однако пропагандистский эффект был не особенно высоким. Участники собраний, которые по приказу свыше проводились на многих предприятиях, часто высказывались против изъятия. Секретные сводки ЧК сообщают о циркулирующем среди населения слухе, будто большевики отбирают церковные ценности, чтобы было с чем бежать за границу. Вообще, о том, что ценности пойдут не на закупку продовольствия, говорили повсеместно.

Первая кровь

Приступая к изъятию, правительство ставило не столько экономические, сколько политические задачи. Оно было заинтересованно в том, чтобы верующие оказывали сопротивление, поскольку в этом случае появлялся повод прибегнуть к репрессиям. Между тем церковные власти прикладывали максимум усилий для того, чтобы не допустить столкновений. Так, митрополит Петроградский Вениамин, обращаясь к своей пастве по поводу изъятия, писал: «Сохраните доброе христианское настроение в переживаемом нами тяжелом испытании. Не давайте никакого повода к тому, чтобы капля какая-нибудь чьей бы то ни было человеческой крови была пролита около храма, где приносится бескровная жертва».

Без кровопролитий и столкновений прошло изъятие в Архангельской области (3 пуда серебра и 66 драгоценных камней с окладов икон). Кроме того, духовенство и верующие Архангельской области добровольно внесли в губернский комитет помощи голодающим почти 400 млн совзнаками. В Вологде для губпомгола собрали около 800 млн рублей. Братия Оранского монастыря (Нижегородская губерния) доставила в комиссию серебряный престол весом 5 пудов.

В принципе общины верующих были готовы участвовать в сборе средств для помощи голодающим, но не в осквернении храмов. Во многих местах верующие организовывали добровольные сборы, чтобы выкупить имущество своего храма и спасти его от изъятия и уничтожения. Сохранилась адресованная Ленину телеграмма, в которой крестьяне просят оставить в покое их храм, предлагая направить голодающим 150 пудов хлеба, 75 пудов мяса и 15 пудов масла. На всякий случай крестьяне оплатили и ответ вождя в размере 15 слов. Однако ответа не последовало. Власти не были заинтересованы в организованном участии верующих в сборе средств. Сначала при выкупе церковного имущества от прихожан требовали сумму, которая в два-три раза превышала его стоимость, а потом и вовсе запретили подобные замены.

Форма проведения изъятий становилась все более оскорбительной для верующих: в храмы входили в шапках, церковную утварь запихивали в ящики ногами и т. д. Все это приводило к стычкам и вооруженным столкновениям. В газетах тех лет говорилось о 1414 столкновениях властей с верующими. Проверить эту цифру невозможно.

Учимся культурно торговать

При изъятии к церковной утвари подходили как к лому драгоценных металлов, хотя среди изымаемых предметов было немало художественных и исторических ценностей. Конечно, изделия стоили дороже лома, но для их реализации были нужны специалисты, а их-то как раз и не хватало. В актах изъятия читаем: «Изъято камней неопределенного достоинства и величины следующее количество: больших зеленых в желтой оправе, квадратных — 2 штуки; большой выпуклый полукруглый белый камень в желтой оправе — 1 штука». Конечно, инструкции запрещали уничтожение художественных и исторических ценностей, однако они не выполнялись даже в столицах. Так был разобран и уничтожен легендарный серебряный иконостас Казанского собора, изготовленный из трофейного серебра, добытого казаками атамана Платова во время наполеоновских войн. На отчаянные телеграммы Петроградского отдела музеев Москва не отвечала.

Наиболее активной сторонницей продажи церковной утвари в виде изделий была председатель Главмузея Наталья Троцкая. В адресованном помголу документе была изложена целая программа будущей коммерческой деятельности: «Главмузей считает необходимым обратить ваше внимание на то, что на основании имеющихся у Главмузея сведений и сообщений его экспертов, работающих в Гохране, часть предметов, изъятых в помгол, идет в настоящее время в сплав. Между тем означенные предметы могли бы быть использованы как предметы искусства и старины в большей степени, чем в настоящее время, при реализации их на иностранном рынке и преимущественно на Ближнем Востоке, например в Сербии, Болгарии, Армении и в Константинополе. Здесь церковная утварь русского производства всегда находила хороший сбыт, и в настоящее время, после восьмилетнего перерыва в сношениях, особенно ощущается нужда в этих предметах. Англия и Франция также интересуются некоторой отраслью русского ювелирного производства, сканными работами, предметами из финифти и перегородчатой эмали и т. д. Главмузей не раз уже обращал внимание на нерациональное использование прекрасных образцов русского производства… которые могли бы пойти как материал для продажи за границу и которые дали бы больше, чем если бы они были обращены в сплав».

Однако реализованы эти предложения не были. Грамотная торговля изделиями требовала времени, а деньги хотелось получить здесь и сейчас. К тому же на реализацию ценностей за рубежом негативно влияла антицерковная кампания. Так, после ареста патриарха Тихона Фритьоф Нансен, выступавший в качестве посредника при переправке за границу значительного числа драгоценностей и произведений искусства, обратился к Троцкому с жестким посланием. Если так реагировали друзья, то что же говорить о врагах!

Неожиданное предложение пришло из Рима. Ватикан предложил Советской России выкупить всю конфискованную церковную утварь, не вывозя ее за пределы страны. Несмотря на соблазн немедленного получения денег, большевики отказались от этого предложения.

Сухой остаток

Организаторы изъятий рассчитывали получить десятки, если не сотни миллионов золотых рублей, а не удалось собрать и пяти. По официальным данным, в итоге изъятия было получено 4 650 810 золотых рублей и 67 копеек. Из этих денег 1 млн действительно был потрачен на покупку продовольствия, а остальные — на проведение изъятия и на антицерковную кампанию 20-х годов. Только на технические нужды (оплата труда грузчиков, ящики, транспорт) ушло 1 559 592 рублей.

Те же официальные отчеты сообщают, что к концу кампании было добыто 33 пуда 32 фунта золота, 23 997 пудов 23 фунта серебра, 35 670 штук бриллиантов и т. д. Накануне революции на территории Российской империи было 50 тыс. приходских церквей и 1120 монастырей. Несложный подсчет показывает, что с одного храма было получено около 10 г золота (то есть два-три обручальных кольца) и 7,7 кг серебра (то есть комплект столового серебра). Экономический эффект широко разрекламированной кампании свелся к краже серебряных ложек.

Политический капитал

Реальным результатом изъятия стало не спасение от смерти голодающих губерний, не финансовое обеспечение индустриализации, не выпуск серебряных денег, а разгром очередного политического конкурента.

Церковь была единственной не контролируемой государством массовой организацией, и для подчинения ее власти были готовы на многое. Задачу сформулировал Ленин. «Именно теперь и только теперь, — писал вождь мирового пролетариата, — когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления… Чем большее число реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». Если экономические результаты изъятия были более чем скромными, то по части расстрелов были достигнуты весьма впечатляющие успехи.

При подготовке статьи использованы материалы

Н. Н. Покровского, С. Г. Петрова, О. Ю. Васильевой и П. Н. Кнышевского

Данный текст является ознакомительным фрагментом.