Глава 9 Фабрика смерти пана Пилсудского

Глава 9

Фабрика смерти пана Пилсудского

Могилами отмечена история Польши… Такой могилы ещё не было…

Из отчёта Технической комиссии ПКК по Катыни

Когда наша армия интернировалась, то у польского министра Сапеги спросили, что с ней будет. «С ней будет поступлено так, как того требуют честь и достоинство Польши», — отвечал он гордо. Неужели же для этой «чести» необходим был Тухоль?

Из воспоминаний поручика Каликина, офицера белогвардейской группировки генерала Бредова

В последнее время бытует следующая версия: Сталин-де приказал расстрелять польских офицеров в Катыни, чтобы отомстить за гибель десятков тысяч наших военнопленных, умерших в польском плену в 1920–1921 годах. По сути это, конечно, полный бред — ну какое отношение имеет учитель Юзеф Лоек к тем, кто издевался над беззащитными пленниками двадцать лет назад? И уж кто-кто, а Сталин никогда не был склонен к мелкой мстительности — как, впрочем, и к крупной. Другое дело — возмездие, но уничтожение одних пленников в отместку за других возмездием не назовёшь. Взять в плен и повесить Пилсудского — это да, дело, а сводить счёты, не в силах дотянуться до главных виновников, с капралами и лейтенантами… Фи, как мелко и как пошло!

Однако по причине ведущихся разговоров о «нечеловеческих страданиях» поляков в советских лагерях этим вопросом надо бы заняться.

Хотя бы для того, чтобы разобраться, в какой теме какой корове надо бы помолчать.

…Поскольку Польша, едва народившись, сцепилась со всеми соседями, с кем только могла, пленные в ней имелись самые разнообразные. Солдаты армий ЗУНР и УНР, русские белогвардейцы, литовцы, немцы… Но основную массу составляли красноармейцы.

Уже самый первый и самый простой вопрос — сколько их было? — оказывается на поверку чрезвычайно непростым. Поляки склонны их количество преуменьшать — странно, ведь большое число взятых в плен солдат неприятеля свидетельствует о доблести войска. Впрочем, у ляхов есть на то причины, и пустяковыми их не назовёшь. Наши исследователи, наоборот, склонны к преувеличению, и у них тоже есть причины: жутко надоели вопли о Катыни.

Подсчитать общее число пленных, опираясь на советские источники, невозможно. В Красной Армии и вообще-то учёт был поставлен кое-как, а в условиях неконтролируемого отступления тем более совершенно невозможно сказать, сколько солдат попало в плен, а сколько разбежалось, прибилось к другим частям или просто безвестно лежит по оврагам. Вот интересно, расстрел двухсот только что взятых в плен красноармейцев в отместку за то, что красные конники порубали польский эскадрон — был такой факт, зафиксирован в показаниях красноармейцев — это ещё война или уже военное преступление? И куда включить этих расстрелянных — в боевые потери или в число погибших в плену?

Известно, что в Советскую Россию вернулись, по советским данным, около 76 тысяч военнопленных. Из их рассказов можно оценить уровень смертности в разное время в отдельных лагерях. За всем остальным приходится обращаться к полякам — а они не спешат делиться информацией.

Какое-то количество тех, кто был родом с польских территорий, поляки отпустили — в основном галичан. Существовал приказ о том же относительно выходцев с Правобережной Украины, но он датирован апрелем 1920 года, когда судьба была к польскому войску ещё благосклонна. Сколько времени он выполнялся и выполнялся ли вообще — неведомо. Какое-то количество пленных сумели бежать. Поляки утверждают, что около 25 тысяч человек завербовались в антисоветские формирования Петлюры и Савинкова — в чём, правда, кроется элемент мухлежа: 25 тысяч — общая численность этих формирований, в которых, кроме бывших пленных, служило ещё множество самого разного народа. Некоторое количество пленных не пожелали возвращаться в РСФСР. А где остальные?

Ответ один: остальные — умерли. Именно поэтому поляки всячески занижают общее число советских пленных, иногда даже вопреки здравому смыслу. Потому что с ним напрямую связано количество умерших.

Ещё в соответствии с Рижским договором польская сторона должна была предоставить информацию обо всех советских военнопленных — однако она этого не сделала. В 1936 году НКИД СССР получил сведения о захоронениях примерно на 6,5 тысяч человек — что, кстати, косвенно доказывает: в Кремле не забыли об этих людях и продолжали интересоваться их судьбой, причём очень настойчиво. Едва ли паны по собственной инициативе начали ворошить столь неудобное прошлое…

Тогда эти увёртки были понятны и обусловлены, но поляки продолжают врать и путать даже теперь, когда прошло почти сто лет. В предисловии польской стороны к сборнику «Красноармейцы в польском плену» его авторы нашли место для того, чтобы изложить историю советско-польского конфликта, ход боёв, привести пространное и опровергающееся всем содержанием сборника мнение британского посла о положении военнопленных. Но там не нашлось десятка строчек для основных цифр: взято столько-то, передано советской стороне столько-то, отпущено… вступило в армию Савинкова… изъявило желание остаться в Польше… Более того, этот вопрос нарочито топят в словах, словах, словах…

Что, поляки за столько лет не удосужились его исследовать? Мол, подох москаль — и пёс с ним? Позвольте не поверить. От современной демократической Польши вполне можно ожидать такого отношения, но кто бы позволил такое социалистической Польше? И если во время дружбы между нашими странами этот вопрос не поднимался, то это не значит, что он и не исследовался.

Тем не менее цифр этих нет. Есть другие. И они достаточно странные. Например, вот это:

«В ноябре 1919 г… в Польше находилось немногим более 7 тыс. советских военнопленных».

Между тем в документах, датированных осенью 1919 г., приводится общее число заключённых в лагерях Брест-Литовска — 3861 человек и Стшалково — почти 5 тысяч. Уже больше.

Тут имеет место хитрая подтасовка. Поляки делили пленных на «украинцев» (выходцев с территории Правобережной Украины, а также армий УНР и ЗУНР) и «большевиков» (остальных красноармейцев). Но ведь при обмене пленными должны быть возвращены все обитатели лагерей родом с территорий, оставшихся за советскими республиками — кроме тех пленных, кто отказался возвращаться. А стало быть, большинство «украинцев» тоже входят в «наш» контингент.

Вот ещё пример мелкого мухлежа. В польском предисловии о лагере в Брест-Литовске говорится следующее:

«Сохранившиеся данные свидетельствуют о том, что в брестском лагере из-за эпидемии инфекционных заболеваний в 1919 г. умерло более 1 тыс. российских и украинских военнопленных».

Во-первых, эти самые сохранившиеся данные свидетельствуют, что более тысячи (а именно 1124 человека) умерли за один месяц 1919 года. А в другие месяцы что — не было смертности?

Но это бы ещё ничего. В конце концов, с эпидемиями бороться очень сложно, это и у наших плохо получалось. Но из них 284 человека, или около 25 %, умерли не от болезней, а от истощения. С каких это пор истощение входит в число инфекционных заболеваний?

Так как же быть с общей численностью? В предисловии польской стороны говорится:

«На основании сохранившихся архивных материалов можно установить, что поздней осенью 1920 г. в Польше максимально было около 80–85 тыс. российских военнопленных».

Итак, считаем. По польским же данным, в 1921–1922 годах советской стороне было передано около 67 тысяч пленных, ещё 1 тысяча изъявила желание остаться в Польше и 1 тысяча родом из других стран захотела вернуться домой. Но по нашим данным, вернулось не 67, а 76 тысяч, плюс ещё две… как раз и выходим на цифру примерно 6500 человек умерших, сообщённую в 1936 году. Подгонка под ответ? Или нам следует спросить:

«А сколько было украинских и белорусских пленных»?

Более разумные польские исследователи признают, что за три года в польском плену умерло

«…не более 16–17 тысяч человек».

Вас ещё не утомила арифметика? Нас — уже, так что перейдём к предисловию российской стороны. Российские исследователи считают, что советских пленных в Польше за всё время военных действий перебывало от 145 до 165 тысяч человек. В этом случае получается, даже если поверить полякам, что армии Савинкова и Балаховича формировались только из пленных, уже не 16–18, а 40–60 тысяч погибших.

А есть ведь и ещё один документ… По сводкам оперативного отдела Верховного командования Войска Польского с 13 февраля 1919 г. по 18 октября 1920 г. было взято в плен около 207 тысяч человек. Приписка?

Приписки не вчера придуманы, и страдают ими практически все армии, преуменьшая свои потери и преувеличивая потери противника. И всё же цифра такая есть, и в этом случае получается, что в плену умерло около 100 тысяч человек. А согласно ещё одному польскому документу того времени — письму начальника II отдела Генштаба Войска Польского Матушевского в кабинет военного министра, датированному 1 февраля 1922 г. — только в одном лагере в Тухоли умерло около 22 тысяч пленных красноармейцев. Повторяем — это польские данные того времени!

Впрочем, дело не в том, сколько человек умерло, а в том, как они умирали… Существует такая вещь, как объективные обстоятельства. Ясно, что в блокадном Ленинграде или после сталинградской битвы смертность немецких военнопленных была не такая, как на Урале или в Сибири. Ясно, что тиф есть тиф, и он своё возьмёт. Вопрос в другом: что и в какой мере стало причиной смерти этих людей — объективные обстоятельства, халатность администрации или намеренная политика умерщвления?