Северный путь
Северный путь
Печора
В XI в. новгородские сборщики дани проникают в бассейн реки Печоры. Этот процесс носил далеко не мирный характер.
Под 1096 г. Лаврентьевская летопись сообщает о походе новгородцев в Югру (этот топоним и этноним происходит от пермянского слова «иогра» — северный).
Посадник Гюрята Рогович «послах отрок свой в Печеру, люди, яже суть дань дающие Новугороду… и оттуда иде в Югру. Югра же людье есть язык нем, и седять с Самоядью на полунощных странах… Есть же путь до гор тех непроходим пропастьми, снегом и лесом».[316]
Где же побывал сей безымянный отрок, то есть член младшей дружины, очевидно с отрядом крепких молодцов? Его путь на восток прошел по Северной Двине, Вычегде, Печоре. Судя по описанию, югра живет восточнее племени печора, возможно, в верховьях Печоры и ее притока Илыча.
Под 1187 г. Новгородская летопись сообщает, что новгородские сборщики дани, собиравшие ее с печоры и югры, были истреблены печорскими воинами. Взаимоотношения, мягко говоря, не заладились.[317]
Племя печора сходит со сцены задолго до начала колонизации Печорского бассейна русскими, в XII–XIII вв. Возможно, оно было ассимилировано воинственными самодийскими пришельцами из Сибири, распространившимся на севере Восточно-Европейской равнины.
Бассейн Северной Двины, населенный «заволоцкой чудью», был покорен новгородцами в XII–XIV вв.; еще в 1342 г. боярин Лука Варфоломеев брал погосты Заволоцкой земли «на щит». Новгородская колонизация охватила лишь ближайшие к Заволочью районы нижней Вычегды и Пинеги.
К середине XV в. значительная часть укрепленных городков, построенных новгородцами в Заволочье, или отмирает, или обращается в деревни. Писцовые книги конца века фиксируют здесь около 180 деревень и пустошей, в названиях которых есть «городок», «городец», «городище», «городень», «городня». Было это связано и с обрусением чуди, и с хозяйственным упадком Новгорода.[318]
Заселение же русскими края к северо-востоку от Северной Двины начинается лишь со времени перехода его под власть великих князей Московских. Народная колонизация поддерживается участием государства — служилые строят остроги, охраняют дороги, замиряют племена, промышляющие набегами.
На рубеже XV–XVI вв. на Белом море, преимущественно карельском и южном берегах, было около 200 постоянных поселений. Но в период путины и зверобойки появлялось много временных становищ промысловиков на его восточном побережье, а также на реках Мезень, Мгла, Несь, Пеша, Индига, Сула.
Промыслы требовали артельной работы, а также закрепления прав на использование угодий. Временные «станы» превращались в постоянные на 1–2 двора. В случае если угодья были устойчивыми, а пути сообщения удобными, то мелкие деревеньки разрастались в селения на 50-100 дворов.[319]
Земледелие из-за природно-климатических факторов носило на севере очаговый характер, встречаясь, как правило, в долинах рек. Неплодородные почвы быстро выпахивались, и крестьяне шли вырубать и выжигать лес под новое поле, предпочитая крупный, стоявший не менее 50 лет. Сев шел по невспаханной почве, заваленной угольями, пеплом, хворостом. Семена только загребались граблями. Встречался и такой тип лесного земледелия, как «подстой», когда участок старого бора перед посевом лишь освобождали от кустарников.
Так же как и в Северном Заволжье, немалую роль играла здесь монастырская колонизация, скит инока соседствовал с избушкой промысловика.
Полный героизма поход московского войска в Зауралье 1499 г. утвердил власть русского государства и над Крайним Севером Восточно-Европейской равнины.
В месте соединения двух отрядов московского войска, в 40 верстах от устья Печоры (неподалеку от будущего Нарьян-Мара), ратники поставили Пустозерский острог. Он находился на полуострове Пустого озера, связанного с рекой судоходным рукавом, на месте, которое было когда-то святилищем племени печора. Русские последовали традиции туземцев и поставили городок не на речном берегу, а на озере. Острог был хорошо защищен с трех сторон водой, и с его башен замечательно обозревалась местность, большую часть года представлявшая однообразную заснеженную равнину.
Острог должен был служить для защиты русского населения от нападений пришельцев с востока, местом торжища с пустозерской и прочей самоядью. Пермский князь Федор Вымский, этнический зырянин, стал первым пустозерским воеводой в 1502 г.
После Пустозерска стали возникать и другие русские поселения на Крайнем Севере. В великокняжеской грамоте от 1545 г. упоминается Усть-Цилемская слобода, стоящая на правом печорском берегу, против устья Цильмы. Основана она была Иваном Ласткой, здешняя земля была дана ему на оброк с правом «на том месте людей называти», то есть созывать колонистов. Между 1567 и 1572 г., в 100 верстах выше, на левом притоке Печоры — Ижме появляется Ижемская слобода.
В состав огромного Пустозерского уезда входили Канинская, Тиманская и Большеземельская тундры.
Печорский край осваивался в первую очередь крестьянами Мезенского, Пинежского и других поморских уездов. В районе Усть-Цильмы существовало земледелие, выращивался хлеб. Промысловики отправлялись на промысел морского зверя через Пустозерск к Новой Земле, к проливу Югорский Шар и острову Вайгач.
На московской карте 1557 г. были указаны о. Колгуев и Вайгач, р. Печора с Пустым озером и Пустозерском, Уральские горы и Обь.[320]
Начиная с первой половины XVI в. промысловики с Северной Двины, Пинеги и Мезени ходили через Пустозерск в Обскую губу, а с конца того же века на р. Таз и Енисей. Пустозерск стал важной перевалочной базой на пути в Сибирь.
Помимо морского пути в Сибирь были освоены и речные. Один проходил по реке Уса, притоку Печоры, с волоком через горы на реку Собь, приток Оби. Другой — по реке Щугур, с волоком на Сыгву и Сосьву. Третий — по печорскому притоку Илычу, с волоком через горы на реки Вогулку и Северную Сосьву.[321]
Не в пример новгородцам московская власть стремилась вызвать ответный интерес северных племен к контактам с русскими. Со второй половины XVI в. действует Пустозерская крещенская ярмарка, на которую карачейскими и енисейскими самоедами доставлялись пушнина, рыба, мамонтовая кость, горный хрусталь, шкуры белых медведей, моржей, нерп, моржовый клык, сало морского зверя, птичий пух и т. д. Русские купцы привозили хлеб, ткани, изделия из железа, хозяйственный инвентарь. Второй меновый пункт был в Роговом городке на р. Хальмер-Ю, впадающей в Усу. Сюда собиралось много зауральской «каменной» самояди, также березовские и обдорские угры. Одновременно с торжищем происходила и сдача ясака. Сбором его занимались самоедские вожди и старейшины.
Царь Борис в 1601 г., давая наказ воеводам Василию Масальскому и Савлуку Пушкину по строительству на Тазе города Мангазея, писал о том, чтобы не давали пустозерцам и вымичам самочинно собирать здесь дань, поскольку «в государеву казну не давали, и обиды, и насильства от них им (самояди) были великие». Примечательна забота о не очень-то мирной самояди. А великокняжеский указ еще от 1545 г. возбранял пришлым людям селиться на землях самоедов без их разрешения.[322]
В тяжелое время после Смуты, опасаясь проникновения иностранцев на Печору и Обь, правительство запрещает Мангазейский морской ход (1619). Опасность не была надуманной, голландцы и англичане весьма интересовались российским севером, вначале искали там проход в Китай, а после Смуты строили на него колониальные планы.
Пустозерск, конечно, много потерял от запрета. Сыграли негативную роль и климатические факторы. Малый ледниковый период сильно затронул и без того холодную Россию, особо осложнив хозяйственную жизнь на ее севере, ударил по русским поселениям на Печоре. Обмелевший Городецкий Шар уже не давал судам выходить из Пустозерска в реку, мелело и устье самой Печоры.
Пустозерский острог играл военную функцию до середины XVIII в., пока происходили нападения самоедов на русских промысловиков, особенно на волоках через Камень (Урал), и подвергались разграблению казенные хлебные обозы, идущие в Сибирь.
В 1644 г. самоеды разорили сам Пустозерск, много людей было уведено в полон. С 1648 г. в остроге появился постоянный, хотя и крохотный, гарнизон в 50 стрельцов. В1661-1662 гг. самоядь грабила окрестности и посад Пустозерска, а в 1663 г. сожгла острог и перебила его население. Не успел Пустозерск восстановиться, как карачейская самоядь совершила на него набег. Годом позже, в 1669 г., сюда из Холмогор было переброшено ни много ни мало 500 стрельцов.
В набегах особо отличились зауральские карачейские самоеды (харючи), накопившие воинское мастерство в войнах с остяками. Их жертвами становились как русские крестьяне, особенно усть-цилемские и ижемские (на что указывает челобитная царю от 1670 г.), так и мирные одноплеменники.
В первую половину XVIII в. самоядь с немирными целями 12 раз появлялась в окрестностях Пустозерска. Здесь приходилось постоянно держать роту регулярных войск. В 1730 г. пустозерская рота вместе с ополченцами ловила карачеискую самоядь, которая пришла из-за Урала «для грабежа оленей и пожитков русских людей». Было «поймано в тундре карачейских самоядцев-лучников 57 человек».[323]
Несмотря на этот фон, правительство закрепляло за самоедами их угодья, охраняло их права. Как и в других регионах необъятной страны, оно поддерживало у туземцев традиционное родовое управление, часто оказывало им продовольственную помощь.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.