Инесса Арманд

Инесса Арманд

Перед Лениным лежала телеграмма, смысл которой не сразу дошел до сознания. Он снова и снова читал и не хотел верить страшному сообщению. "Вне всякой очереди. Москва, ЦЕКА РКП, Совнарком, Ленину. Заболевшую холерой товарища Инессу Арманд спасти не удалось точка кончилась 24 сентября точка тело перепроводим Москву Назаров".

За окном уже было сумрачно, конец сентября заметно укоротил дни. Ленин долго и неподвижно сидит за столом, отсутствующим взглядом смотрит на лист страшной бумаги с наклеенными телеграфными лентами потрясающе неожиданного текста. Еще днем он разговаривал с Г.К. Орджоникидзе, который докладывал о положении в Баку… Тот сказал, что у Инессы, как ему позавчера доложили, все в порядке… Ведь именно Сергo он поручил опекать пребывание Инессы с сыном на Кавказе.

Ленин не мог отрешиться от мысли, что именно он, он настоял на ее поездке для отдыха на Кавказ… Ведь она должна была отправиться во Францию… Он ее отговорил. Как все нелепо… Бессмысленно нелепо. Почему не помогли врачи? Почему холера?

Ленин был потрясен. Как говорила впоследствии А.Коллонтай, "смерть Инессы ускорила его болезнь, ставшую роковой…".

У Ленина не было близких друзей, хотя и было много товарищей по партии. По выражению А.И.Солженицына, Арманд Инесса Федоровна (Теодоровна) "была его подругой", и очень близкой. Во всяком случае, трудно выделить еще кого-то, о ком бы он так трогательно заботился, кроме своей матери.

Да, сам Ленин настоял на этой роковой поездке на Кавказ. Он это помнит. В своем последнем письме к Инессе, где-то в середине августа 1920 года, Ленин писал:

"Дорогой друг! Грустно было очень узнать, что Вы переустали и недовольны работой и окружающими (или коллегами по работе). Не могу ли помочь Вам, устроив в санатории? С великим удовольствием помогу всячески. Если едете во Францию, готов, конечно, тоже помочь: побаиваюсь и даже боюсь только, очень боюсь, что Вы там влетите… Арестуют и не выпустят долго… Надо бы поосторожнее. Не лучше ли в Норвегию (там по-английски многие знают), или в Голландию? Или в Германию в качестве француженки, русской (или канадской?) подданной? Лучше бы не во Францию, а то Вас там надолго засадят и даже едва ли обменяют на кого-либо. Лучше не во Францию.

Отдыхал я чудесно, загорел, ни строчки не видел, ни одного звонка. Охота раньше была хорошая, теперь все разорили. Везде слышал Вашу фамилию: "Вот при них был порядок" и т. д.

Если не нравится в санаторию, не поехать ли на юг? К Серго на Кавказ? Серго устроит отдых, солнце, хорошую работу, наверное устроит. Он там власть. Подумайте об этом.

Крепко, крепко жму руку.

Ваш Ленин".

В тот же день на бланке Председателя Совнаркома Ленин написал:

"17 августа 1920.

Прошу всячески помочь наилучшему устройству и лечению писательницы, тов. Инессы Федоровны Арманд, с больным сыном.

Прошу оказать этим, лично мне известным, партийным товарищам полное доверие и всяческое содействие".

Еще раз телеграфировал Орджоникидзе, чтобы тот побеспокоился о безопасности и размещении Арманд в Кисловодске. Поручил своим секретарям помочь с отправкой на Кавказ. Казалось, все будет хорошо, хотя в России еще не закончилась гражданская война, но большевики — руководители довольно часто отдыхали и во время войны ("отдыхал я чудесно"), поэтому Ленин настоял на роковой поездке. Как знать, если бы не его настойчивость из самых благих побуждений, не Ленин бы шел за гробом Арманд 11 октября 1920 года, а эта красивая, стройная женщина провожала бы в 1924 году в последний путь вождя большевиков, с которым она была очень близко знакома с 1909 года.

Целое десятилетие Инесса Арманд занимала огромное место в жизни человека, который был фанатиком идеи, способным отрешиться и отказаться от всего во имя целей, в которые он верил. Но она смогла затронуть какие-то глубокие, скрытые от всех струны интимных чувств революционера, почти пуританина. Он постоянно ощущал потребность общаться с ней, писать ей, говорить, видеть…

Насколько нам удалось познакомиться с материалами и свидетельствами об отношениях Ленина и Арманд, они были озарены высокими чувствами и большой человеческой близостью. Самое парадоксальное, что этому не помешала Надежда Константиновна Крупская, большой друг и товарищ революционера. Как свидетельствовала позже А.Коллонтай, беседуя с Марселем И.Боди, Крупская была "в курсе" этих отношений. Она знала, что Ленин был очень привязан к Инессе, и не раз выражала намерение уйти. Ленин удержал ее.

Думаю, что это был как раз тот редкий случай, когда все трое поступили, вероятно, нравственно и благородно, хотя с позиций мещанской морали в этих отношениях можно было бы найти немало ущербного. И это при том, что Ленин в главном, основном — в отношении к людям — был безнравственный человек. Хотя бы потому, что по его воле в костре гражданской войны, который он всегда так усиленно разжигал, сгорели миллионы людей.

Чувства высокой привязанности и любви зачастую не поддаются рациональному анализу и объяснению. Поэтому жизнь Ленина, до предела насыщенная в ее конце событиями мирового значения, в личном плане тем не менее долго была однообразной, односторонней и даже скучной. Вторжение этой женщины в строгий, расчетливый и политизированный внутренний мир Ленина было подобно яркому болиду на небосклоне эмигрантского повседневья.

Думаю, бессмысленно гадать, почему Ленина так потянуло к этой женщине. Может быть, просто потому, что она была необыкновенно красива; не исключено, что Ленина восхитила ее энергия, которая в сочетании с неуловимым человеческим изяществом сотворила тот образ, который не оставил потенциального вождя равнодушным. Думаю, что его подкупила и глубокая открытость и увлеченность Арманд всем, чем она занималась: детьми, революцией, рутиной партийных поручений. Это была весьма незаурядная личность, способная загореться, отозваться, взволновать окружающих. Ленин при всей старомодности его семейных взглядов, в духе лучше образцов XIX века, был не в силах погасить волей рассудка вспыхнувшее в нем сильное чувство. Но историку о чувствах писать столь же трудно, как если бы он делал попытку словами передать музыкальные идеи симфонии.

В своих поздних воспоминаниях Н.К.Крупская очень часто упоминает Арманд. Но обычно всегда мельком, мимоходом, вскользь, попутно, в связи с чем-либо. Вот несколько типичных штрихов: "…в доме Инессы жила вся своя публика. Мы жили на другом конце села и ходили обедать в общую столовую…","Владимир Ильич написал речь, Инесса ее перевела", "у нашей парижской публики была в то время сильная тяга в Россию: собирались туда Инесса, Сафаров и др.", на брюссельскую объединительную конференцию "поехать должна была Инесса. Она владела французским языком (французский язык был ее родным), не терялась, у ней был твердый характер…". "В Зеренберге заниматься было очень хорошо. Через некоторое время к нам приехала Инесса…" "Вся наша жизнь была заполнена партийными заботами и делами, больше походила на студенческую, чем на семейную жизнь, и мы рады были Инессе".

К чести Крупской, взяв однажды выбранный тон отношения к Арманд, как к партийному товарищу, она никогда не изменила ему. Для нее это была неизбежность, которую она приняла с внешним достоинством.

Иногда, правда, Крупская уходит от скороговорки и говорит об Инессе более подробно: "Мы часами бродили по лесным дорогам, усеянным осыпавшимися желтыми листьями. Большей частью ходили втроем — Владимир Ильич и мы с Инессой… Иногда мы часами сидели на солнечном откосе горы, покрытой кустарниками. Ильич набрасывал конспекты своих речей и статей, оттачивал формулировки, я изучала по Туссену итальянский язык. Инесса шила какую-то юбку и грелась с наслаждением на осеннем солнышке…".

Возможно, во время таких прогулок втроем Инесса могла рассказать о своем происхождении, родителях, о своей весьма драматичной, с большими жизненными приключениями судьбе. В выписке из книги записей актов рождения мэрии 18-го округа Парижа значится:

"9 мая 1874 года в 3 часа 15 минут после полудня сделана запись в книге актов о рождении Элизы, девочки, родившейся вчера в два часа дня по улице де ля Шанель, 63, — дочери Теодора Стефан, оперного певца, в возрасте двадцати четырех лет, который признал ребенка, и Натали Вильд, не имеющей профессии, в возрасте двадцати четырех лет, несостоящих в браке". Позже родители узаконили свой брак в приходской церкви святой Марии английского города Ньюингтона, сделав девочку "законной".

Елизавета-Инесса могла рассказать супругам Ульяновым, что ее отец был известным артистом в Париже, правда, театральная карьера его была недолгой — он рано умер. Мать, ставшая учительницей пения, осталась совсем без денег, но с тремя маленькими девочками.

Вероятно, переломным моментом стал приезд Инессы в Москву, куда она попала вместе с бабушкой и теткой — преподавательницей музыки и французского языка. Они смогли дать девочке хорошее образование и воспитание.

О жизни Инессы Арманд в архивах содержится немного информации, хотя ее биограф Павел Подлящук и выпустил о ней неплохую книгу.

Одаренная девушка, свободно владевшая французским, русским и английским языками, прекрасно игравшая на рояле, стала домашней учительницей. Она, пожалуй, походила на отца-красавца, привлекая к себе внимание многих мужчин. Поэтому не случайно, что она не "засиделась" и девятнадцатилетней вышла замуж за Александра Евгеньевича Арманда — сына купца первой гильдии. Бракосочетание состоялось в селе Пушкине Московского уезда, где находились текстильные предприятия семьи Арманд, в присутствии знатных "поручителей" — купцов первой гильдии, почетных граждан, надворного советника — в октябре 1893 года.

Дальше все, казалось, складывалось так, как и должно быть в благополучной, богатой семье. Красивый и добрый муж, дети, поездки на юг, за границу. В течение восьми лет появилось четверо прелестных ребятишек. (Пятый родился позже. Отцом стал брат мужа.) При всей занятости семьей Инесса много читает, и, что особенно удивительно, ее тянет к политической, социальной литературе: Лавров, Михайловский, Руссо.

Но, право, не знаю, рассказывала ли Инесса Ленину и Крупской о большой драме в ее личной жизни, круто изменившей ее судьбу. Уже имея четырех детей и живя в большом согласии с Александром, своим мужем, она неожиданно его покидает. Уходит потому, что в ней вспыхнуло чувство более горячее, более сильное и более властное к другому. Но этим другим был младший брат Александра — Владимир…

Сам по себе этот сюжет достоин большого литературного пера, я же лишь скажу, что при разрыве не было мещанских сцен, взаимных обвинений, заламывания рук. Страдали все. То была большая драма всей семьи. Уже здесь Инесса продемонстрировала свою приверженность принципу "свободы любви". За две недели до своей смерти, находясь на Кавказе, Инесса напишет в своем дневнике: "Для романтиков любовь занимает первое место в жизни человека, она выше всего". К тому времени она будет смотреть на любовь уже по-иному, но эти ее слова — о себе ранней и молодой.

Жизнь с Владимиром была недолгой — у последовавшего за Арманд в ссылку на север мужа резко обострился туберкулезный процесс. Не спасли его курорты Швейцарии, лучшие врачи. После того как к нему за границу бежала из ссылки Инесса, через две недели, в начале 1909 года, Владимир умер. Я пишу об этом скороговоркой, желая хотя бы кратко сказать, что это была за женщина, занимавшая столь большое место в жизни Ленина.

Имея за плечами уже более тридцати лет жизни, пятерых детей (о которых в основном заботился первый муж), Инесса Арманд сдает экзамены за курс университета в Брюсселе, получая диплом специалиста в области экономических наук.

С Лениным Арманд познакомилась в Париже, в год смерти второго мужа. Она уже слышала о Ленине, а для него Инесса явилась впервые. С тех пор, в течение десятилетия, эта женщина значила в его жизни очень многое. Даже сохранившийся объем их переписки впечатляет. Всегда в официальной историографии жестко проводилась мысль: это была хоть и личная, но в то же время "партийная дружба", без каких-либо элементов интимного характера. Однако думаю, что в нише истории Инесса Арманд заняла свое заметное место благодаря прежде всего своему знакомству с Лениным. Как красавица Керн осталась в вечности благодаря гению Пушкина, так и Арманд в политической истории России надолго запечатлена особой привязанностью Ленина.

Всегда негласно считалось, что Ленин, естественно, просто был "обязан" любить только Крупскую, что он не мог опуститься до пошлого "адюльтере" и т. д. Хотя очевидно, что именно любовь к Арманд, даже допуская любовь и к Крупской, делает Ленина обычным человеком, а не земным богом. Ханжеское отношение к нравственности всегда было свойственно большевистским морализаторам. Я уже приводил в книге факт, ставший известным большевистским руководителям в тридцатые годы, что во время поисков архивного наследства основоположников марксизма одна из ранних знакомых Ленина в Париже показала ряд его личных, достаточно интимных писем к ней, но которые она не согласилась опубликовать при жизни Крупской.

Я думаю, что ни Маркс и ни Энгельс не упали бы ниже в глазах трезвомыслящих читателей и, возможно, почитателей, если бы их биографии в Советском Союзе публиковались более полными. Например, долгие десятилетия в архивах партии лежало письмо Клары Цеткин, написанное в феврале 1929 года хранителю марксистских и ленинских тайн Рязанову. Стоит привести его.

В этом письме К.Цеткин сообщает, что "о существовании сына Карла Маркса и Елены Демут я узнала в качестве неоспоримого факта не от кого иного, как от самого Карла Каутского. Он рассказывал мне, что Эде (Бернштейн) сообщил ему, что из переписки с несомненностью выяснилось, что Маркс является отцом незаконного сына… В одном из писем Маркс горячо благодарил Энгельса за дружескую услугу, которую тот ему оказал, признав перед его женой себя отцом.

Каутский с сыном Маркса познакомился во время своего пребывания в Лондоне. По его мнению, это простой молодой рабочий, по-видимому не унаследовавший и тени гения своего отца. Он, по словам Каутского, необразован и неодарен…

Энгельс не интересовался своим мнимым сыном, он воспитывался у чужих людей. Ни Маркс, ни Энгельс не уделили ему никакого внимания.

Об этом же рассказывал и Парвус. Во время бурной сцены со своей женой он сослался в виде "оправдания", как мне сообщила возмущенная Таня Гельфанд, на то, что вот даже и у Маркса был незаконный сын. Ленхен Демут была служанкой в семье Маркса…

"Пересуды" по поводу того, кто был отцом первой дочери Луизы Фрейбергер — Виктор Адлер, Бебель или Энгельс, — я прошу сохранить в строгом секрете. Еще жива семья Фрейбергеров, так же как и сын Адлера, и дочь Бебеля, и я знаю, что они тогда сильно страдали от пересудов… Для исследователей Маркса и Энгельса существуют более серьезные вопросы…"

Конечно, письмо К.Цеткин, как и часть сохранившейся переписки Ленина с Арманд, никогда не предавалось огласке. А ведь это было просто большое и сильное чувство, пришедшее к человеку в зрелые годы. Интимных ленинских писем к Арманд не сохранилось, возможно, и вот по какой причине. Из июльского письма Ленина 1914 года к Арманд в "полном" собрании сочинений "выпали" следующие строки: "Пожалуйста, привези, когда приедешь (т. е. привези с собой), все наши письма (посылать их заказным сюда неудобно: заказное письмо может быть весьма легко вскрыто друзьями. И так далее…). Пожалуйста, привези все письма, приезжай сама, и мы поговорим об этом".

Осторожный Ленин после 1912–1913 годов — пика их близости — вероятно, хочет уничтожить свои письма к Арманд. Ведь не для "инвентаризации" он просит "привезти с собой все наши письма…".

Крупская была ему верным товарищем, безропотно выполнявшим всю жизнь роль не только жены, но и верного помощника. Надежда Константиновна страдала базедовой болезнью, у нее было слабое сердце. Может быть, это и было одной из причин ее бездетности.

Считают, что И.Эренбург однажды заявил: "Стоит посмотреть на Крупскую, чтобы убедиться, как мало интересовали Ленина женщины". Едва ли это соответствовало действительности. Любовь, привязанность, чувства симпатии столь индивидуальны, что то, что могло не нравиться Эренбургу, могло приносить спокойное тепло Ленину. Однако после знакомства с Арманд Ленин постоянно в контакте с этой женщиной. Она переезжает вслед за семьей Ульяновых, всегда живет поблизости, часто встречается с Лениным и Крупской, становится близким для них человеком. Инесса становится как бы неотъемлемым элементом семейных отношений. Ленин с Крупской в Париже — она там; Ульяновы в Польше — здесь же "русская француженка"; конечно, она поблизости от них и в Швейцарии. Как писал А.И.Солженицын, Надежда Константиновна "воспитывала в себе последовательность: не отклонять с пути Володю ни на волосок — так ни на волосок. Всегда облегчать его жизнь — и никогда не стеснять. Всегда присутствовать — ив каждую минуту как нет ее, если не нужно… О сопернице не разрешить себе дурного слова, когда и есть что сказать. Встречать ее радостно как подругу — чтобы не повредить ни настроению Володи, ни положению среди товарищей…". Великий писатель осмыслил ситуацию художественными средствами, но очень близко к тому, как все было.

Есть вещи, о которых в историческом исследовании, даже если это только портрет, писать страшно трудно. Это область межличностных и тем более интимных отношений. Все это тайны безбрежного духовного космоса. Но то, что между Лениным и Арманд существовало глубокое чувство, в этом нет сомнений. ИХ чувство. Были у них и свои личные тайны, пишет и сама Инесса в одном письме, которое, конечно, никогда не имело бы шансов попасть в печать, господствуй и сейчас отдел пропаганды ЦК КПСС.

Письмо написано в декабре 1913 года в Париже. В это время Ульяновы уже с октября живут в Кракове. Ленин пишет множество писем по различным адресам: Гюисмансу в Брюссель, Шкловскому в Берн, Накорякову в Нью-Йорк, Горькому на Капри, родным, в различные редакции и, конечно, пишет, как явствует из содержания письма Арманд, особенно часто ей. Получает же он еще больше и, по всей видимости, не все по адресу в Кракове: улица Любо мирского, дом № 51. Арманд пишет Ленину огромное письмо. Приведу отрывки.

"Суббота, утро

Дорогой, вот я и в Ville Lumiere*, и первое впечатление самое отвратительное. Все раздражает в нем — и серый цвет улиц, и разодетые женщины, и случайно слышанные разговоры, и даже французский язык… Грустно было потому, что была чем-то временным, чем-то переходным. А роза была еще совсем близко от Кракова, а Париж — это уже нечто окончательное. Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда раньше, какое большое место ты еще здесь, в Париже, занимал в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже, была тысячью нитей связана с мыслью о тебе. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила. Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью — и это никому бы не могло причинить боль. Зачем было меня этого лишать? Ты спрашиваешь, сержусь ли я за то, что ты "провел" расставание. Нет, я думаю, что ты это сделал не ради себя.

Много было хорошего в Париже и в отношениях с Н.К. В одной из наших последних бесед она мне сказала, что я ей стала дорога и близка лишь недавно… Только в Лонжюмо и затем следующую осень в связи с переводами и пр. Я немного попривыкла к тебе. Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил. Во-первых, твое лицо оживляется, и, во-вторых, удобно было смотреть, потому что ты в это время этого не замечал…"

Далее несколько страниц, написанных в "субботу, вечером" и посвященных жизни и смерти ее подруги Тамары, которая была, по словам Инессы, "чем-то вроде старшей дочери или младшей, очень любимой сестры… Она была очень одинока и любила мою ласку — помню, часто даже просила приласкать ее, и я ласкала ее так же, как ласкала своих детей…".

В последней части многостраничного письма, с пометой "Воскресенье, вечером", она пишет, что знакомые зовут ее "исчезнувшей Джокондой". Много пишет о ее предстоящем докладе, спрашивая: "Когда будешь писать мне о делах, то как-нибудь отмечай, о чем можно говорить КЗО (Комитет заграничных организаций РСДРП. — Д.Я) и чего говорить нельзя…

Ну, дорогой, на сегодня довольно — хочу послать письмо. Вчера не было письма от тебя! Я так боюсь, что мои письма не попадают к тебе — я тебе послала три письма (это четвертое) и телеграмму. Неужели ты их не получил? По этому поводу приходят в голову самые невероятные мысли. Я написала также Н.К., брату, Зине (З.И.Лилина — жена Зиновьева. — Д.В.).

Неужели никто ничего не получил?

Крепко тебя целую. Твоя Инесса".

Едва ли стоит комментировать это письмо. Оно в высшей степени красноречиво. В частности, письмо ставит вопрос об истинных причинах отъезда Ленина из Парижа. Не случаен намек Арманд на то, что она "обошлась бы без поцелуев", лишь бы "видеть тебя" и "это никому бы не могло причинить боль". Видимо, эфемерное, летучее, косвенное, часто "заочное", но постоянное и властное присутствие Инессы в семье Ульяновых встречало поначалу естественное сопротивление Надежды Константиновны.

О том, что отношения "втроем" складывались непросто, свидетельствуют, в частности, и многозначительные строки из писем Ленина к Инессе. Многие из них, как нам удалось установить, просто исчезли (во имя святости вождя), в иных сделаны купюры.

В письме Ленина к Арманд 13 января 1917 года, опубликованном в 49-м томе Полного собрания сочинений, сделана купюра. После слов "Дорогой друг… " изъята фраза: "Последние Ваши письма были так полны грусти и такие печальные думы вызвали во мне и так будили бешенные угрызения совести, что я никак не могу прийти в себя…" Дальше в том же духе. Ленину — пуританину по натуре в семейных отношениях, видимо, очень нелегко давалась эта связь, далеко вышедшая за границы простой дружбы. А Арманд, привыкшей отдаваться своему чувству без остатка и ограничений, была невыносима роль тайной "подруги" Ленина.

Подобных купюр в Полном собрании сочинений много. В том же январе 1917 года, но через неделю, 23-го числа, Ленин пишет (конечно, и здесь купюра в 1945-м томе): "Дорогой друг!.. По-видимому, Ваш неответ на несколько моих последних писем указывает — в связи с кое-чем еще — на некоторое измененное настроение или решение или положение дела у Вас. Последнее Ваше письмо содержало в конце два раза повторенное слово — я пошел, справился. Ничего. Не знаю уже, что думать, обиделись ли Вы на что-либо или были слишком отвлечены переездом или другое что… Боюсь расспрашивать, ибо, пожалуй, вопросы Вам неприятны, и потому условлюсь так, что молчание Ваше по этому пункту я понимаю именно в том смысле, что расспросы Вам неприятны, и баста. Я тогда извинюсь за них и, конечно, не повторю".

Вся эта абракадабра понятна только двум очень близким людям, какими были Владимир Ульянов и Инесса Арманд. Но им приходилось всегда считаться, что была и Надежда Крупская.

Краковское "сидение" Ленина, как известно, окончилось накануне первой мировой войны арестом 26 июля (8 августа) в Новом Тарге в связи с подозрением в "шпионаже". Но тут же включились в дело социал-демократы З.Марек, Ф.Кон, Я.Ганецкий, В.Адлер с просьбой к австрийским властям освободить Ленина (Ульянова) как "врага царизма". Советская историография факт менее чем двухнедельного содержания Ленина превращает в акт огромной революционной доблести, когда "Ленин находится в тюрьме в Новом Тарге; обдумывает задачи и тактику партии большевиков по отношению к начавшейся империалистической войне; беседует с заключенными крестьянами, дает юридические советы, как быстрее и правильнее добиться решения их судебных дел, пишет для них прошения, заявления и т. п.".

Австрийцы еще не знают, что Ленин, особенно в конце бессмысленной войны, будет фактически активным союзником центральных держав. Ленин ненавидел и царя, и кайзера. Но в разной степени. Как писал А.Шляпникову лидер большевиков в октябре 1914 года, "царизм во сто крат хуже кайзеризма". Но и то, что было известно тогда о Ленине австрийским властям, позволило направить в суд Нового Тарга телеграмму краковского прокурора: "Владимир Ульянов подлежит немедленному освобождению".

Через пару недель Ленин с Крупской уже в Швейцарии, останавливаются сначала в Цюрихе, затем переезжают в Берн. Конечно, там Ленин вскоре встречается с Арманд… Как сообщается в "Биографической хронике", он предлагает делать рефераты, "вести работу по сплочению левых социалисток разных стран", помогает ей готовить публикацию для работниц, даже "критикует план ее брошюры", уполномочивает молодую большевичку принять участие в Международной социалистической конференции молодежи и поручает многие другие партийные дела. Но мало сообщается, что она очень частый гость Ульяновых, много гуляет с ними, музицирует для Ленина, приезжает в Зеренберг, где отдыхают лидер большевиков и его супруга.

Здесь семья Ульяновых становится меньше. В марте умирает мать Крупской. Надежда Константиновна вспоминала, что старушку "тянуло в Россию, но там не было у нас никого, кто бы о ней заботился". Старуха часто спорила с Лениным, но в целом мир они сохраняли. Умерла тихо и незаметно, "сожгли ее в бернском крематории, — писала Крупская. — Сидели с Владимиром Ильичем на кладбище, часа через два принес нам сторож жестяную кружку с теплым еще пеплом и указал, где зарыть пепел в землю". Но на родину все же изгнанница, хотя и после смерти, попала. После решения Секретариата ЦК КПСС 21 февраля 1969 года прах Е.В.Крупской был перенесен из Берна в Ленинград.

Инесса стала бывать у Ульяновых еще чаще.

Когда Инесса уезжает в Париж, Геренштейн, Кларан, переписка всегда оживленна. Ленин подписывается то "Ваш Иван", то"Ваш Базиль", а иногда открыто — "Ваш Ленин". Ленин уже не может обходиться без общения с этой обаятельной женщиной.

Помимо глубоких личных чувств, в отношениях Ленина и Арманд было и особое доверительно-деловое партнерство. Вождь большевиков не колеблясь полагался на Инессу Федоровну.

В январе 1917 года Ленин почему-то решил, что есть вероятность того, что "Швейцария будет втянута в войну". В этом случае, писал он Арманд, "французы тотчас займут Женеву…". "Поэтому партийную кассу я думаю сдать Вам (чтобы Вы носили ее на себе в мешочке, сшитом для сего, ибо из банка не выдадут во время войны)…"

В 1916–1917 годах, до момента отъезда в Россию, Инесса самый частый адресат в ленинской переписке. Она для него уже необходимость, потребность, часть его жизни. Похоже, что с ней он непосредственно и письменно общается более, чем с кем-либо из социалистов-иммигрантов. Когда он узнает о победе Февральской революции в России, самое первое его письмо с сообщением об этом событии было именно в Кларан, Инессе Федоровне Арманд.

Конечно, в числе выехавших в Россию через Германию социалистов вместе с Лениным и Крупской была Инесса Арманд… Ведь у нее были дети в России. И когда "большевистский десант" делает последний "бросок" из Стокгольма в Петроград, Инесса, находясь в одном купе с Лениным и Крупской, уже мысленно была только с детьми, которых отодвинула от нее революционная работа.

Революция быстро опустошила Инессу. Она не привыкла работать вполсилы. И в Петрограде, и в Москве, занимая заметные посты в ЦК партии, Московском губернском Совете народного хозяйства, она работала не щадя себя. Ездила во Францию для вызволения русских солдат, заброшенных туда мировой войной, занималась журналистикой. Встречи с Лениным теперь редки; вождь в эпицентре страшных событий, потрясающих Россию. Но иногда удается поговорить по телефону. В записной книжке Ленина есть московский адрес Инессы, где вождь был лишь два-три раза: Арбат, угол Денежного и Глазовского, дом 3/14, кв. 12. Телефон 3-14-36 (временный).

Иногда Ленин звонит, порой шлет записки, подобные тем, что писал в феврале 1920 года.

"Дорогой друг!

Хотел позвонить к Вам, услыхав, что Вы больны, но телефон не работает. Дайте номер, я велю починить.

Что с Вами? Черкните два слова о здоровье и прочем.

Привет! Ленин".

Курьер из Совнаркома засунул под дверь записку:

"Дорогой друг!

Черкните, пожалуйста, что с Вами. Времена скверные: сыпняк, инфлюэнца, испанка, холера.

Я только что встал и не выхожу. У Нади 39°, и она просила Вас повидать.

Сколько градусов у Вас?

Не надо ли чего для лечения? Очень прошу написать откровенно. Выздоравливайте!

Ваш Ленин".

После записки Ленин позвонил в секретариат СНК, распорядился, чтобы к Арманд срочно послали врача.

"Дорогой друг!

Напишите, был ли доктор, и что сказал, надо выполнять точно.

Телефон опять испорчен. Я велел починить и прошу Ваших дочерей мне звонить о Вашем здоровье.

Надо точно выполнить все, что сказано доктором. (У Нади утром 37,3, теперь 38).

Ваш Ленин".

Ленин настойчив, интересуясь здоровьем Инессы, сообщая попутно о течении болезни Надежды Константиновны. Обе женщины в его судьбе стали как бы неразрывны.

В 48-м томе Полного собрания сочинений на странице 300 есть одно из писем Ленина к И.Арманд. В предпоследнем абзаце — многоточие. Значит, опять купюра, изъятие, чем авторы издания занимались многократно, "улучшая" Ленина и наводя на него хрестоматийный глянец. А там было сказано: "Никогда, никогда я не писал, что ценю только трех женщин! Никогда!! Я писал, что безграничная дружба, абсолютное доверие укрепились во мне и ограничиваются у меня только по отношению к 2–3 женщинам. Это совершенно взаимные, совершенно взаимные деловые отношения…"

Почти наверняка это Крупская и Арманд. Но были и другие, оставившие, видимо, лишь мимолетный след в душе вождя: подруга Крупской Якубова, к которой он сватался в Петербурге, пианистка Екатерина К., заворожившая его "Аппассионатой", французская "незнакомка", сохранившая его письма.

Да, отношения Ленина, Крупской и Арманд были и личными, и "деловыми".

Вернемся еще к запискам Ленина к Арманд.

"Выходить с t° 38° (и до 39°) — это прямое сумасшествие! Настоятельно прошу Вас не выходить и дочерям сказать от меня, что я прошу их следить и не выпускать Вас:

1) до полного восстановления нормальной температуры и

2) до разрешения доктора.

Ответьте мне на это непременно точно.

(У Надежды Константиновны было сегодня, 16 февраля, утром 39,7, теперь вечером 38,2. Доктора были: жаба. Будут лечить. Я совсем здоров.)

Ваш Ленин.

Сегодня, 17-го, у Надежды Константиновны уже 37,3".

Революция с ее сатанинством разрушения всего святого невольно отодвинула Арманд от Ленина, хотя их чувства друг к другу не угасли. Инессу опустошили непривычные для нее лишения, тяготы и беспросветность борьбы. Нет, она не разочаровалась в революционных идеалах, не жалела о прошлом. Просто где-то стали иссякать ее силы. Изредка поддерживал Ленин, звонил, писал записки, помогал детям, но она чувствовала: это все уже по инерции. Вождь большевиков больше не принадлежит ни себе, ни Крупской, ни тем более ей; он целиком во власти бесовства революции. Все же иногда Ленин напоминал о себе нежной, но весьма странной для вождя русских якобинцев заботой:

"Тов. Инесса!

Звонил к Вам, чтобы узнать номер калош для Вас.

Надеюсь достать. Пишите, как здоровье. Что с Вами? Был ли доктор?

Привет! Ленин".

Вождь российской революции "надеется" достать ей калоши. Для этого нужно сообщить их номер… Ни для Бош, Коллонтай или Фотиевой он не пытается достать калоши… В прошлый раз прислал английские газеты для чтения, несколько раз отправлял к ней разных докторов. Но к роковой осени 1920 года, повторюсь, Инесса Арманд была предельно опустошена. Бремя революции оказалось слишком непосильным для ее хрупких плеч. Между ней и Лениным встала революция с ее страшным лицом, обезображенным расстрелами, голодом, холерой.

"Дорогой друг!

…У нас все то же, что Вы сами здесь видели, и нет "конца краю" переутомлению. Начинаю сдавать, спать втрое больше других и пр. …"

Бесценны для понимания внутреннего духовного состояния Арманд ее последние отрывочные записи в дневнике, чудом сохранившиеся после ее смерти. Они невелики. Я приведу несколько фрагментов ее торопливых карандашных записей красивым почерком. Они говорят об отношениях И.Ф.Арманд и Ленина больше, чем тысячи страниц официальной многотомной биохроники вождя. "1.IX.1920.

Теперь есть время, я ежедневно буду писать, хотя голова тяжелая и мне все кажется, что я здесь превратилась в какой-то желудок, который без конца просит есть… К тому же какое-то дикое стремление к одиночеству. Меня утомляет, даже когда около меня другие говорят, не говоря уже о том, что самой мне положительно трудно говорить. Пройдет ли когда-нибудь это ощущение внутренней смерти?.. Я теперь почти никогда не смеюсь и улыбаюсь не потому, что внутреннее радостное чувство меня к этому побуждает, а потому, что надо иногда улыбаться. Меня также поражает мое теперешнее равнодушие к природе. Ведь раньше она меня так сильно потрясала. И как мало теперь я стала любить людей. Раньше я, бывало, к каждому человеку подходила с теплым чувством. Теперь я ко всем равнодушна. А главное — почти со всеми скучаю. Горячее чувство осталось только к детям и к В.И. Во всех других отношениях сердце как будто бы вымерло. Как будто бы, отдав все свои силы, свою страсть В.И. и делу работы, в нем истощились все источники любви, сочувствия к людям, которыми оно раньше было так богато. У меня больше нет, за исключением В.И. и детей моих, каких-либо личных отношений с людьми, а только деловые. И люди чувствуют эту мертвенность во мне, и они отплачивают той же монетой равнодушия или даже антипатии (а вот раньше меня любили)…Я живой труп, и это ужасно!"

Запись-исповедь, потрясающая по своей искренности и глубине самоанализа. Как бы чувствуя, что ей остается жить три недели, она со свойственной ей прямотой говорит себе, что "отдала все свои силы, всю свою страсть" Владимиру Ильичу и делу работы, но она — "живой труп". Революция всегда питается и живет только жертвами. Миллионными и единичными. Одной из них была Инесса Федоровна Арманд.

В маленьком дневнике, который вела Инесса в последний месяц своей жизни на Северном Кавказе, кроме этой, еще всего четыре записи.

3 сентября высказывает тревогу за своих детей. "Я в этом отношении слабовата, совсем не похожа на римскую матрону, которая легко жертвует своими детьми в интересах республики. Я не могу… Ведь войне еще долго продолжатся, когда-то восстанут наши заграничные товарищи…

Сейчас наша жизнь — сплошная жертва. Нет личной жизни потому, что все время и силы отдаются общему делу…"

9 сентября Арманд вновь возвращается к теме первой записи дневника: "Мне кажется, что я хожу среди людей, стараясь скрыть от них свою тайну — что я мертвец среди живых, что я живой труп… Сердце мое остается мертво, душа молчит, и мне не удается вполне укрыть от людей свою печальную тайну… Так как я не даю больше тепла, так как я это тепло уже больше не излучаю, то я не могу больше никому дать счастья…"

"Последняя запись помечена 11 сентября (до смерти осталось чуть меньше двух недель)… Инесса в своей конечной записи в этой земной юдоли возвращается к своей старой любимой и вечной теме — любви. Ее переписка с Лениным по этому вопросу вскоре украсит ханжеские марксистско-ленинские хрестоматии. В этой записи Арманд видно влияние Ленина. Они любили друг друга, но вождь большевиков смог внушить хрупкому и нежному созданию первенство "пролетарских интересов" над личными.

"…Значение любви, — пишет Арманд, — по сравнению с общественной жизнью становится совсем маленьким, не выдерживая никакого сравнения с общественным делом. Правда, в моей жизни любовь занимает и сейчас большое место, заставляет меня тяжело страдать, занимает значительно мои мысли. Но все же я ни минуты не перестаю сознавать, что, как бы мне ни было больно, любовь, личные привязанности — ничто по сравнению с нуждами борьбы…"

Возможно, были еще записи. Может быть, они были утрачены после ее кончины. Но видна рука и строгого цензора, перебиравшего ее бумаги. Некоторые страницы отсутствуют, вырваны.

Мертвую Инессу долго не могли отправить в Москву. Сохранилась целая кипа телеграмм из столицы во Владикавказ. Вмешался в дело ЦК, решительно требовал ускорить отправку тела в столицу и сам Ленин. Не было теплушки. К смертям привыкли. Даже хоронили чаще без гробов. А здесь Москва требовала вагон и гроб. Пока местным властям не пригрозили революционной расправой — вагона не находили. Инесса скончалась от холеры 24 сентября 1920 года, а ее тело доставили в Москву лишь 11 октября…

На похоронах 12 октября Ленин был не похож на себя. Очевидцы вспоминали, что вождь, идя за гробом, внушал опасение — не упал бы. Глаза, полные печали, не видели ничего вокруг. Выражение неизбывной тоски застыло на его лице. Участница похорон Анжелика Балабанова вспоминала, уже оставив Россию: "Я искоса посматривала на Ленина. Он казался впавшим в отчаяние, его кепка была надвинута на глаза. Всегда небольшого роста, он, казалось, сморщивался и становился еще меньше. Он выглядел жалким и павшим духом. Я никогда ранее не видела его таким. Это было больше, чем потеря хорошего большевика или хорошего друга. Было впечатление, что он потерял что-то очень дорогое и очень близкое ему и не делал попыток маскировать этого".

Свинцовый большой, нелепый гроб, который не открывали (прошло много дней со дня смерти), установили в малом зале Дома Союзов. Было немного людей. У подножия гроба — несколько венков. Один из них — из живых белых гиацинтов — с лентой: "Тов. Инессе от В.И.Ленина".

Хоронили у Кремлевской стены. Семья Ленина совсем осиротела. Нужно отдать должное: сам Ленин, пока был здоров, а затем и Крупская помогли подняться на ноги детям Инессы — трем сыновьям и двум дочерям. Ленин пишет записки, чтобы постарались сделать скромный памятник Арманд, помогли устроиться с учебой и работой ее детям. В декабре 1921 года, например, он шлет телеграмму Ротштейну: "Прошу позаботиться о Варе Арманд (младшая дочь Инессы. — Д.В.) и, если нужно, отправить ее сюда не одну и снабдив теплым платьем…"

Умерла Инесса Федоровна Арманд трагически рано. Когда в начале февраля 1919 года Арманд уезжала в составе миссии Российского Общества Красного Креста во Францию для работы среди личного состава российского экспедиционного корпуса, задержанного во Франции после окончания мировой войны, она написала дочери письмо.

"Дорогая моя Инуся.

Вот я и в Питере… Сегодня переночевали в Питере и едем дальше… В твое письмо вкладываю: первое письмо для Саши, второе письмо для Феди (сыновья И.Арманд. — Д.В.) и третье письмо для Ильича. О последнем пусть знаешь только ты. Письма первое и второе передай немедленно, а письмо 3-е пока оставь у себя. Когда мы вернемся, я его разорву. Если же что со мной случится (говорю это не потому, что считаю, что в моем путешествии есть какая-либо особая опасность, но в дороге, конечно, всякое может быть, одним словом, на всякий случай), тогда передай это письмо Вл. Ил. Лично ему. Передать можно таким образом: зайти в "Правду", там сидит Мария Ильинична, и передашь это письмо и скажешь, что это письмо от меня и лично для В.И. А пока письмо держи у себя… Письмо В.И. запечатано в конверте".

Тогда Инесса вернулась в мае 1919 года. Поэтому то, что было в том письме, останется вечной тайной истории. Хотя, как мне кажется, мы вправе теперь считать, что отношения вождя и "русской француженки", унесенные от нас рекой времени в вечность, больше не предстают загадкой. Впрочем, духовный космос людей всегда загадочен и обычно несет в себе некую тайну…

Инесса Арманд — солнечное пятно в судьбе вождя русской революции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.