Британия топит надежды французов

Британия топит надежды французов

Название Мерс-эль-Кебир вряд ли о чем-то говорит большинству из нас, но после 3 июля 1940 года одно лишь его упоминание в присутствии де Голля было равносильно тому, чтобы произнести имя Жанны д’Арк во время приготовления барбекю.

В тот день Черчилль решил, что французский флот слишком ненадежен, чтобы защитить себя от нацистов, а потому приказал захватить все французские корабли, стоящие в подконтрольных Британии портах по всему миру. В результате двести кораблей были взяты на абордаж и, соответственно, украдены у Франции.

Основные силы французского флота базировались в Алжире, на военно-морской базе Мерс-эль-Кебир неподалеку от города-порта Орана. Несколько британских кораблей подошли к базе с целью пригласить командующего, адмирала Марселя Жансура, присоединиться к бриттам (и конечно, к де Голлю), чтобы вместе сражаться с нацистами. Английский офицер, капитан Холанд, лично передал приглашение и по-французски обратился к адмиралу с просьбой отплыть в порты Британии, Америки или Карибского бассейна, чтобы французские корабли не маячили на боевых позициях. Или затопить свой флот. Это был тонко завуалированный ультиматум, со сроком ответа до шести часов вечера.

Но адмирал лишь возмутился тому, что с ультиматумом прислали простого капитана, и решил не реагировать на блеф британцев.

Жансур совершил огромную ошибку. Черчилль был полон решимости показать, что война есть война, и ровно в шесть вечера, не дождавшись реакции французов, британские орудия открыли огонь и вели его девять минут, выведя из строя два французских крейсера, взорвав один и уничтожив более 1250 французских матросов.

Де Голль, как и следовало ожидать, пришел в ужас. Его Appel («Обращение») широко цитировалось в (пока еще) свободной французской прессе, и патриоты стекались под его знамена. И вот в этот момент якобы союзники чуть ли не в открытую объявили войну Франции.

Хуже того, когда глубоко взволнованный Черчилль доложил о событиях в Мерс-эль-Кебире палате общин, парламентарии от всех партий выразили ему горячую поддержку. И Рузвельт поспешил прислать свое одобрение. Получалось так, что для британцев и американцев было в порядке вещей бомбить французов.

Почти неделя ушла у де Голля на то, чтобы примириться с мыслью о том, что победа над нацистами гораздо важнее французской гордости, после чего он выступил с речью, в которой признал, что, если бы французские корабли не были потоплены, Петен наверняка позволил бы Гитлеру прибрать их к рукам.

К этому времени Петен стал для генерала смертельным врагом — в буквальном смысле. Правительство, базировавшееся в Париже, передало Францию нацистам 10 июля по официальному соглашению о перемирии, которое делило страну на две части. Гитлеру отходила северная половина, включая все порты Ла-Манша и большую часть промышленных ресурсов, а Петен отъезжал со своим марионеточным правительством на спа-курорт в Виши, по другую сторону демаркационной линии. Одним из первых актов Петена стало заочное вынесение смертного приговора де Голлю. Генерал ответил на провокацию обещанием освободить Францию (хотя в то время его армия насчитывала всего 2200 человек) и выбором в качестве символа сопротивления Лотарингского креста — того самого, что украшал штандарт Жанны д’Арк в ее войне с англичанами. Черчилль, должно быть, пришел в восторг от такой символики и, чтобы продемонстрировать это, тут же приказал провести еще одну атаку на французскую колонию.

В сентябре 1940 года бритты решили прихватить Дакар в Сенегале. Он находился в подчинении правительству Виши и мог служить потенциальной базой для нацистских подлодок, что очень беспокоило американцев, поскольку субмаринам ничего не стоило, проделав короткий подводный круиз, подобраться к Штатам с черного хода — со стороны Карибского моря.

На этот раз де Голль решил участвовать в экспедиции и попытаться удержать британцев от бомбардировок французских кораблей и войск. Он не сомневался, что одно его присутствие убедит петеновский гарнизон перейти на его сторону. Он знал и то, что золотые резервы Banque de France («Банк Франции») переправлены в Дакар, и их хватило бы на то, чтобы он вооружил свою армию, избавившись от рабской зависимости от бриттов. К тому же успех в Дакаре мог бы прославить его в Америке.

Генерал отправился за костюмом сафари в лондонский магазин одежды и, весело болтая с помощником продавца, сообщил, куда держит путь. Его французское войско в Ливерпуле сделало то же самое. Вскоре секретная миссия перестала быть таковой, и уцелевший флот Виши снялся с якоря в Средиземном море и поспешил на защиту Сенегала.

Дальше все развивалось в полном соответствии с законами фарса, и представление началось, как только британский флот бросил якорь на рейде Дакара.

Два аэроплана «Свободной Франции» взлетели с авианосца «Арк Роял», направившись с посланием де Голля к губернатору, ставленнику вишистов. Но, вместо того чтобы внять призыву к оружию нового лидера, губернатор просто бросил курьеров в тюрьму.

Тем временем в гавань зашла лодка с тремя эмиссарами, которых тут же обстреляли, так что им едва удалось уйти живыми. Войска «Свободной Франции» высадились на побережье, ожидая, что их встретят как освободителей. Но и их выбил провишистский гарнизон.

Сдувшийся де Голль решил, что пора уходить, но на следующий день британские корабли получили приказ от самого Черчилля начать бомбардировку порта. Они подбили субмарину и эсминец, прежде чем получили сдачи и предпочли ретироваться. В качестве возмездия вишистские самолеты разбомбили британскую военно-морскую базу в Гибралтаре. Это была тотальная англо-французская война, в которой обе страны громили колонии друг друга, как, бывало, резвились Наполеон и Нельсон. Казалось, будто снова наступил 1805 год, обидно только, что нацисты крутились рядом, осложняя ситуацию.

Дакарская экспедиция стала катастрофой для Черчилля, но самым большим неудачником оказался де Голль. Рузвельт вообще решил, что де Голль никто, и открыл в Дакаре американское консульство для переговоров с правительством Виши о потенциальной угрозе со стороны немецких субмарин. По сути, Америка признавала легитимность режима Петена, что для де Голля было подобно ночному кошмару. Это не означало, что Рузвельт взял сторону Гитлера: напротив, американский президент был ярым противником нацистов и протягивал руку помощи Британии, декларируя, что будет поставлять им оружие и останется «арсеналом демократии». Но это ясно говорило о том, что Рузвельт думает о французах: они лишь мастера пререкаться по пустякам и отвлекать внимание от истинных целей войны.

Эти предрассудки находили подтверждение и в оккупированной Франции, где коммунисты, которых логично было бы видеть в роли антифашистов, объявили о поддержке Гитлера, поскольку тот подписал пакт о ненападении со Сталиным. Позднее, в ходе войны, коммунисты сыграли важную роль в движении Сопротивления, но в июле 1940 года газета «Юманите», которая издается до сих пор, опубликовала статью с поздравлениями в адрес парижских рабочих, «проявивших дружелюбие по отношению к немецким солдатам». С такими-то товарищами кому нужны враги?