ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Видение исчезло, но при мне осталась чистая совесть.

Вольтер

Боевые искусства в Восточной и Юго-Восточной Азии – в Китае, Японии, Корее, Вьетнаме – сформировали особый тип культуры со своими героями, философскими понятиями, нравственными категориями, литературой, ритуалами и культами. Подобного явления мы не встретим на Западе – ни в той цивилизации, истоки которой в античности, ни в той, что покоится на византийской духовности.

Стоит задуматься: что осталось, допустим, в современном дзюдо от японской традиции? Стилизованные кимоно, японская терминология – вот, в сущности, и всё. То, что многие считают «философским учением», «дзэнской практикой в боевых искусствах», на поверку оказывается явными передержками, нередко предназначенными специально для людей Запада.

Современный мир японских боевых искусств оказался полон ритуалов, которые давным-давно утратили своё внутреннее духовное содержание. Это «опустошение» нельзя однозначно назвать ни положительным, ни отрицательным, так как оно обусловлено логикой развития культуры.

Примечательно, что для японцев занятия древними бу-дзюцу (например, боем на мечах кэндо или стрельбой из лука кюдо) символизируют непосредственное приобщение к своей традиции. История показала, что многие направления и китайского ушу, и японского бу-дзюцу становились некими «типовыми формами» ритуала. Уже с ХVII в. самураи обращали большее внимание на то, чтобы движения мечом были «сообразованы с ритуалом», чем на прикладную, практическую ценность этих движений. Не случайно, что во многих современных школах каратэ и айкидо больше всего внимания уделяется соблюдению ритуалов и дисциплине, и лишь доверчивые западные поклонники ищут здесь «самое эффективное искусство боя».

Обратим внимание: многие приёмы в каратэ, айкидо, традиционном дзюдо превращены в символы – например, в символическое исполнение блока, залома руки или броска. И в конечном счёте для японского последователя бу-дзюцу всё это становится символом приобщения к культурной традиции предков-самураев, а не обучением реальному бою. Именно поэтому столь популярны в Японии древнейшие виды боевых искусств – кэндо, сумо, кюдо, хотя, казалось бы, реальной сферы применения у них нет. На самом же деле для сознания японца их эффективность вполне ощутима – только в сфере метафизической, символической, как мост в своё прошлое.

При этом о духовном и нравственном совершенствовании речь не идёт, поскольку достижение ощущения общности с традицией и духовное подвижничество – явления абсолютно разного порядка. А вот европейцы, для которых японская история никак не может быть родной, ищут в бу-дзюцу именно духовную глубину. Порой забавно выглядит то, как на Западе люди тщательно копируют строгие ритуалы иай-дзюцу («искусства одного удара мечом»), в сущности не понимая, что те означают. Ещё более забавным может выглядеть увлечение, допустим, ниндзюцу, традиционные формы которого включали, как уже упоминалось в этой книге, искусство штурма замков и отравления. Если первое скорее всего вряд ли понадобится современному человеку, то второе явно вступает в противоречие с законом и нравственностью. А поэтому под видом ниндзюцу преподают всё что угодно, мало задумываясь о том, соответствует ли это традиции. Впрочем, такую картину можно наблюдать и в ушу, и в каратэ, и в дзюдо, которые превратились просто в виды спорта.

Восточные боевые искусства в отличие от западного бокса или кикбоксинга не сводимы к голому техницизму и живут именно за счёт ауры, образованной мифами и историческими преданиями. В этом их суть и внутренний смысл. Правда, здесь же находится и ловушка, в которую попадают многие энтузиасты. Мифы и легенды дают иллюзию вступления на путь духовных открытий, хотя в реальности это далеко не всегда так – прежний иэмото (мастер) как живое воплощение традиции явно отличается от современного тренера.

В конечном счёте боевое искусство всегда таково, каковы его носители, какова культура их сознания и дисциплина тела. Если раньше внутренняя традиция, царившая в Китае и Японии, позволяла каким-то образом отсекать людей случайных и чуждых миру ушу или бу-дзюцу, то сегодня приходится рассчитывать лишь на личную нравственность и духовную гигиену.

Ушли в прошлое звон самурайских доспехов и хитроумные уловки ниндзя. Но боевые искусства не умирают – они трансформируются, обретают новые формы. Многое кануло в Лету, что-то стало достоянием спорта и коммерции. И всё же боевые искусства – не только прошлое восточной традиции, но и её будущее. Путь Воина – мудреца и носителя традиции продолжается.